Но уж никаких хоть сто гариков не запретят Светочке самой в открытую следить за милым мальчиком. Их там, оказывается, тусуется целая команда, человек восемь-десять. Немножко одинаковые, но оч-чень, оч-чень славные. Интересно, что за компашка? На просто бандюков вроде не похожи. Но и на компьютерную фирму на отдыхе – тоже не тянут. Что-то среднее. Да это и не важно. Особенно Светочке понравился загорелый крепыш – все они одинаковые, как братья, теперь и не определить, он ли пытался строить ей глазки или кто-то другой... Милый зайчик, очень милый. Фигура аккуратная: спинка в меру накачанная, треугольная, но задница, слава Богу, не чемоданом (значит, не культурист ошпаренный), цепочка тонкая (тонкая!) чуть поблескивает, “татушка” на плече – отсюда не разглядеть, что там, трусняк фирменный почти по колено, улыбка белозубая, хорошая... И опять-таки: не будь сегодняшнего утра, Све-точкин взгляд выражал бы сейчас совершенно иное. Не спокойное, чуть ироничное любование, а злобную зависть пополам с истеричными мыслями об одинокой старости. И, могло случиться даже так (давай, Цавай импровизируй, теперь-то можно поизгаляться!), Что, разозлившись на весь мир, Светочка бы назло Всем-всем-всем дернула в местном баре сто – сто пятьдесят водки со льдом, послала бы подальше под-невольного Гарика, сама подплыла бы к этому мальчику, живенько окрутила бы зайку и так же живенько трахнулась бы с ним, например... м-м-м... в тренажерном зале – на каком-нибудь самом неудобном “Кеттлере”. Этакий прорыв в стиле Шарон Стоун. Наша дежурная стерва. Бр-р-р, гадость какая... Все, ладно, хватит глупостями башку забивать, пора домой.
– Искупнись пока, – милостиво разрешила Светочка Гарику, направляясь в раздевалку. Нет, правда, зачем же над человеком так издеваться? Почти час проторчать около воды и даже не окунуться? Тем более что на одевание-сушку-кремы-макияж у нас уйдет уйма времени.
Когда Светочка вошла в душ, оттуда ей навстречу выпорхнула средних лет, но сильно молодящаяся дама в откровенном купальнике. Светочка мельком брезгливо успела подивиться ошибке природы, которая наградила даму необъятными бедрами и нулевым бюстом. И, похоже, нулевым же вкусом, потому что купальник этот (она такой в “Littlewoods” видела, баксов 150, если память не изменяет) открывал совсем не то, что следовало показывать, и, наоборот, закрывал то немногое, чем в этой сложной фигуре можно было похвастаться. Кстатиэ кстати!
Кажется, именно эта активная дамочка в прошлый раз довела меня почти до истерики. Чем? Своими взглядами на жизнь. Да нет же, упаси Бог, она не мне лично их выкладывала, а своей подружке. Но достаточно громко, так что слышала вся женская раздевалка. Предупреждаю: особо брезгливым мужикам сейчас лучше заткнуть ушки. Остальным в двух словах расскажу.
Заметила я этих старушек-веселушек сразу, как они вошли в бассейн. (Старушек – это потому, что, как они ни старались, даже с расстояния двадцать метров их суммарный возраст отчетливо переваливал за сотню). Для начала они пришибли меня тем, что вперлись в бассейн со всем своим барахлом, тщательно упакованным в пухлые сумки. Потом они с трудом добрызгались до самого мелкого края бассейна и стали там, похожие на две сонные кувшинки в своих желтых купальных шапках. Минут двадцать трендели там, не двигаясь с места, постреливая по сторонам накрашенными глазками. И пустились в обратный путь. Поплавали, называется. Но самое интересное произошло потом. Я вообще не имею такой похабной привычки – следить, кто как моется и какого цвета у кого трусы. Они сами привлекли всеобщее внимание к своим интимным отправлениям. Вторая дама, похожая на конфуз пластической хирургии, громко осведомилась у цодружки, зачем та (внимание, слабонервных просим удалиться!) забирает с собой использованный тампакс. А первая дама громким шепотом объяснила, что вокруг сейчас развелось море колдунов, которые, если заполучат какой-нибудь твой кусочек, могут навести жуткую порчу, вплоть до смертельного исхода. Поэтому все уборщицы, медсестры и санитарки сейчас таскают им всякую дрянь из мусорных ведер и продают за хорошие деньги. Потому и живут припеваючи. А бедные бизнесмены и их жены чахнут и мрут пачками, сами не зная от чего.
Учтите при этом, что я несколько адаптировала живой и красочный рассказ интеллигентной с виду дамы. Потому что, если послушать его в оригинале, записанным на пленку, сразу и не поймешь, кто выступает – Клара Новикова или Евгений Петросян. Смешно? Очень. Но эти две дурищи обсуждали весь этот бред на полном серьезе. Хотелось подойти к ним и посоветовать что-нибудь очень дельное. Например, носить с собой специальный полиэтиленовый мешочек. Для кашлей и чихов.
– Светочка стала под душ.
Ах, как я уважаю всю парфюмерную и косметическую промышленность! Такой себе недавно шампунь миленький купила... А вот сейчас из душа выйду, тело легонечко полотенцем промокну (не вытру, а именно промокну, понимать надо!), потом крем для лица, для ног, для тела, для шеи (а что вы хотели? за шеей надо очень и очень следить!), для рук, для век – домой приеду, музон потише поставлю и не меньше часа буду лежать и ни о чем не думать, а только тело свое лелеять. Блаженство...
Сильно хлопнула дверь в раздевалку. Сквозняк, как всегда. Мыльная вода еще стекала по лицу, но что-то заставило Светочку открыть глаза.
Прямо перед ней стоял мужчина.
Потом она не раз удивится, сколько успела передумать за прошедшие после этого секунды.
Первой мыслью, пока еще не разглядела его, было: в душ зачем-то вломился Гарик, чтобы меня охранять и здесь (может, ему Виталий позвонил и вставил по первое число за потерю бдительности). И вот теперь я устрою самый настоящий скандал и одному, и второму, хотя зачем Гарику-то – он человек подневольный...
Вторая, но и самая шальная мысль была: это он, тот самый парень из бассейна, который мне так понравился. Мои бесстыжие мысли каким-то образом дошли до него, и он явился сюда, чтобы воплотить их в жизнь. Сразу стало жарко, и весело, и немножко стыдно, как во сне, когда снится, что идешь по улице голая...
Третья мысль (...нападение...) не успела сформироваться до конца, но, как показали дальнейшие события, она-то и оказалась верной.
Парень (да нет, конечно же, не он, тот и симпатичней был, и ростом пониже, и, главное, – не с таким диким лицом) в два шага оказался около Светочки, выдернул ее из-под душа, а затем сноровисто, как опытная мать, заставляющая ребенка высморкаться, прижал к лицу тряпку. Светочка дернулась, стараясь вырваться, инстинктивно глубоко вдохнула чего-то холодного и душного одновременно. В голове сразу стало гулко и пусто, почему-то показалось, что вошедший воздух не пошел в легкие, а так и проскочил наружу через затылок.
Последняя, четвертая мысль в уже угасающем сознании была: Господи, он меня изнасилует прямо здесь, на этом мерзком плиточном полу... какая гадость... я этого не переживу... Виталий его найдет и разрежет на кусочки... живьем... на мелкие... кусочки... И тут же начало сниться, сниться, сниться...
Вовремя и грамотно составленная суматоха – лучшее прикрытие для преступников. Если бы Виталий Николаевич Антонов вдруг задался целью выяснить, как это средь бела дня из бассейна, битком набитого народом, из-под носа (носов?) у двух опытнейших охранников похищают женщину, он бы услышал массу интересного из уст многочисленных свидетелей. Ему бы рассказали, как закричала Тамара Георгиевна, и как бежала Любовь Сергеевна, и как удивился Антон Ефимович, и как испугался Леша, и т. д., и т. п. про всех, кто что-то видел или слышал, или догадался по всеобщей суете, что что-то случилось. Если бы Виталий Николаевич Антонов все-таки стал докапываться до всего этого, то – большой любитель изящных честертоновских детективов, – может быть, и оценил бы очевидную и простую красоту похищения. Да вот не станет Инталий Николаевич заниматься подобной ерундой. И не расскажет ему говорливая гардеробщица о странной “скорой”, приехавшей РАНЬШЕ, чем стало плохо какой-то женщине в душе. Не оправдается никогда несчастный Гарик. Не сумеет доказать, что сработало – сработало! – его звериное, настоящее, натасканное на любую опасность чутье! И рванулся он таки в женскую раздевалку, чтобы... Нет, не расскажет. Просто не сможет. А через четыре часа после всего случившегося его тело бесследно исчезнет из морга больницы им. Ленина, что на Большом проспекте Васильевского острова. А поди потом проверь, у кого из санитаров и насколько потяжелел карман?
Кстати, и милиция этим шумным инцидентом заниматься не будет. А зачем? Женщина пропала? Где заявление о пропаже? Парня какого-то убили? Где Труп? Свидетели? Да на фига они нам? Кому надо – тот пусть этим и занимается.
А тот, кому надо, уже держал в руке телефонную трубку и слушал, не перебивая...
– ...ничего страшного. Сейчас поговоришь с ней. Эй, давай девку сюда! – Светочку сильно встряхнули, так что она обо что-то ударилась головой, и подвели к телефону. Ничего не соображая, она автоматически сказала “алло” в подставленную трубку. Вышло очень тихо, в трубке молчали, пришлось откашляться и повторить “алло” погромче.
– Света, – произнес ей в ухо чей-то ужасно знакомый звенящий голос, – ты в порядке? – Что за дрянное кино? Будят среди ночи, задают идиотские вопросы в стиле американских боевиков... – Света, ты слышишь меня?
– Слышу, – ответила она, только чтобы отвязаться, – я спать хочу.
– Света!
Какого черта Виталий так рано ее разбудил? Ведь это же его голос, так? И почему он так странно и строго ее называет?
Весь мир внезапно ухнул вниз, но тут же вернулся. Ощущение, как после прыжка с вышки: удар воды по ушам, мгновенная потеря координации и – вот уже ты снова на поверхности. Упаси вас Бог от такого выныривания. Светочка очнулась и обнаружила себя стоящей в совершенно чужой огромной, почти пустой комнате с телефонной трубкой в руках. Левое плечо сильно (слишком сильно, даже больно!) сжимали чьи-то чужие грубые руки. В ухо рвался жуткий звенящий голос Виталия.
– Света! Ты можешь говорить? Тебе делали уколы? Света!
– Я слышу тебя, – сказала Светочка вдруг охрипшим голосом.
– Как ты? – Быстрые горячие слезы подступили к ее глазам от невыносимой и непривычной нежности, послышавшейся в его голосе.
– Я...
– Ну, хватит сопли распускать! – рявкнули над ухом, и телефонной трубки уже не было в Светочкиных руках.
Мерзкая рожа, стоящая рядом, расплылась в похабнейшей улыбке, дослушивая предназначавшиеся Светочке слова.
– Ну, все, кореш, выговорился? – хрюкнул в трубку. – Молодец. Ты нас убедил. И девчонка твоя молодец. Нам будет легко договориться. Точняк? – Послушал еще немного, не переставая улыбаться, но заговорил уже гораздо злее: – Ну, ты меня напугал. У меня уже полные штаны от страха... Чего? А вот это не ко мне, дорогой. Мое дело – твою девчонку держать, а говорить ты с другими будешь...
“Спасибо, – подумала Светочка, – спасибо. Девчонка – это я. Неожиданный комплимент. Господи, о чем это я?”
Она сидела с ногами в кресле, не двигаясь, но стараясь как можно больше рассмотреть и запомнить вокруг.
Это пригодится, это все потом пригодится, когда меня будут спрашивать, я все расскажу, что увидела. Первыми она запомнила человека, который ее охранял, и его собаку. Смотреть на них можно было украдкой и очень коротко. Светочка уже убедилась: если задержишь взгляд хоть на нем, хоть на собаке дольше, чем на полминуты, – настораживаются оба. Один раз “кавказец” даже поднял голову и издал что-то вроде предупредительного рыка. Кавказец – это собака. Парень скорее напоминает прибалта. Лицо круглое, кожа очень белая, мелкие веснушки. Волосы светлые, короткие. Очень короткие. Глаза свинячьи. Тупые и злобные. Шея короткая и толстая, плавно переходящая в толстый мерзкий живот. На нем: спортивные штаны темно-синие, с тремя косыми цветными вставками по бокам, белой, зеленой и красной.
Светочка покосилась на бандита.
Нет, соврала: красной, белой и зеленой. Итальянский флаг, запомнила? Парень в этот момент встает со стула, и мне приходится делать вид, что очень интересуюсь их батареей. Так. Батарея. Грязная и облезлая. Лет сто назад, наверное, была покрашена в бежевый цвет. Под батареей лежит девять рублей. Монета в 5 рублей (“решка”) и четыре – по рублю (три “решки” и один “орел”). Мне не интересно, откуда они здесь взялись. Я просто запоминаю. Во времени не ориентируюсь, потому что мои часы непонятно где, хотя я полностью одета. Кто меня одевал? Как долго я была без сознания? Что сейчас – утро или вечер? Голова тяжеленная, но сна ни в одном глазу. Холодно и... не то чтобы страшно, а просто немножко подташнивает. Если расцепить руки, они тут же начинают противно дрожать. Ноги не держат вообще, но ходить здесь не разрешают. Хорошо, что я не хочу в туалет. Не представляю, как бы я смогла у этих гадов что-нибудь попросить.
Через неопределяемое время охранники меняются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Искупнись пока, – милостиво разрешила Светочка Гарику, направляясь в раздевалку. Нет, правда, зачем же над человеком так издеваться? Почти час проторчать около воды и даже не окунуться? Тем более что на одевание-сушку-кремы-макияж у нас уйдет уйма времени.
Когда Светочка вошла в душ, оттуда ей навстречу выпорхнула средних лет, но сильно молодящаяся дама в откровенном купальнике. Светочка мельком брезгливо успела подивиться ошибке природы, которая наградила даму необъятными бедрами и нулевым бюстом. И, похоже, нулевым же вкусом, потому что купальник этот (она такой в “Littlewoods” видела, баксов 150, если память не изменяет) открывал совсем не то, что следовало показывать, и, наоборот, закрывал то немногое, чем в этой сложной фигуре можно было похвастаться. Кстатиэ кстати!
Кажется, именно эта активная дамочка в прошлый раз довела меня почти до истерики. Чем? Своими взглядами на жизнь. Да нет же, упаси Бог, она не мне лично их выкладывала, а своей подружке. Но достаточно громко, так что слышала вся женская раздевалка. Предупреждаю: особо брезгливым мужикам сейчас лучше заткнуть ушки. Остальным в двух словах расскажу.
Заметила я этих старушек-веселушек сразу, как они вошли в бассейн. (Старушек – это потому, что, как они ни старались, даже с расстояния двадцать метров их суммарный возраст отчетливо переваливал за сотню). Для начала они пришибли меня тем, что вперлись в бассейн со всем своим барахлом, тщательно упакованным в пухлые сумки. Потом они с трудом добрызгались до самого мелкого края бассейна и стали там, похожие на две сонные кувшинки в своих желтых купальных шапках. Минут двадцать трендели там, не двигаясь с места, постреливая по сторонам накрашенными глазками. И пустились в обратный путь. Поплавали, называется. Но самое интересное произошло потом. Я вообще не имею такой похабной привычки – следить, кто как моется и какого цвета у кого трусы. Они сами привлекли всеобщее внимание к своим интимным отправлениям. Вторая дама, похожая на конфуз пластической хирургии, громко осведомилась у цодружки, зачем та (внимание, слабонервных просим удалиться!) забирает с собой использованный тампакс. А первая дама громким шепотом объяснила, что вокруг сейчас развелось море колдунов, которые, если заполучат какой-нибудь твой кусочек, могут навести жуткую порчу, вплоть до смертельного исхода. Поэтому все уборщицы, медсестры и санитарки сейчас таскают им всякую дрянь из мусорных ведер и продают за хорошие деньги. Потому и живут припеваючи. А бедные бизнесмены и их жены чахнут и мрут пачками, сами не зная от чего.
Учтите при этом, что я несколько адаптировала живой и красочный рассказ интеллигентной с виду дамы. Потому что, если послушать его в оригинале, записанным на пленку, сразу и не поймешь, кто выступает – Клара Новикова или Евгений Петросян. Смешно? Очень. Но эти две дурищи обсуждали весь этот бред на полном серьезе. Хотелось подойти к ним и посоветовать что-нибудь очень дельное. Например, носить с собой специальный полиэтиленовый мешочек. Для кашлей и чихов.
– Светочка стала под душ.
Ах, как я уважаю всю парфюмерную и косметическую промышленность! Такой себе недавно шампунь миленький купила... А вот сейчас из душа выйду, тело легонечко полотенцем промокну (не вытру, а именно промокну, понимать надо!), потом крем для лица, для ног, для тела, для шеи (а что вы хотели? за шеей надо очень и очень следить!), для рук, для век – домой приеду, музон потише поставлю и не меньше часа буду лежать и ни о чем не думать, а только тело свое лелеять. Блаженство...
Сильно хлопнула дверь в раздевалку. Сквозняк, как всегда. Мыльная вода еще стекала по лицу, но что-то заставило Светочку открыть глаза.
Прямо перед ней стоял мужчина.
Потом она не раз удивится, сколько успела передумать за прошедшие после этого секунды.
Первой мыслью, пока еще не разглядела его, было: в душ зачем-то вломился Гарик, чтобы меня охранять и здесь (может, ему Виталий позвонил и вставил по первое число за потерю бдительности). И вот теперь я устрою самый настоящий скандал и одному, и второму, хотя зачем Гарику-то – он человек подневольный...
Вторая, но и самая шальная мысль была: это он, тот самый парень из бассейна, который мне так понравился. Мои бесстыжие мысли каким-то образом дошли до него, и он явился сюда, чтобы воплотить их в жизнь. Сразу стало жарко, и весело, и немножко стыдно, как во сне, когда снится, что идешь по улице голая...
Третья мысль (...нападение...) не успела сформироваться до конца, но, как показали дальнейшие события, она-то и оказалась верной.
Парень (да нет, конечно же, не он, тот и симпатичней был, и ростом пониже, и, главное, – не с таким диким лицом) в два шага оказался около Светочки, выдернул ее из-под душа, а затем сноровисто, как опытная мать, заставляющая ребенка высморкаться, прижал к лицу тряпку. Светочка дернулась, стараясь вырваться, инстинктивно глубоко вдохнула чего-то холодного и душного одновременно. В голове сразу стало гулко и пусто, почему-то показалось, что вошедший воздух не пошел в легкие, а так и проскочил наружу через затылок.
Последняя, четвертая мысль в уже угасающем сознании была: Господи, он меня изнасилует прямо здесь, на этом мерзком плиточном полу... какая гадость... я этого не переживу... Виталий его найдет и разрежет на кусочки... живьем... на мелкие... кусочки... И тут же начало сниться, сниться, сниться...
Вовремя и грамотно составленная суматоха – лучшее прикрытие для преступников. Если бы Виталий Николаевич Антонов вдруг задался целью выяснить, как это средь бела дня из бассейна, битком набитого народом, из-под носа (носов?) у двух опытнейших охранников похищают женщину, он бы услышал массу интересного из уст многочисленных свидетелей. Ему бы рассказали, как закричала Тамара Георгиевна, и как бежала Любовь Сергеевна, и как удивился Антон Ефимович, и как испугался Леша, и т. д., и т. п. про всех, кто что-то видел или слышал, или догадался по всеобщей суете, что что-то случилось. Если бы Виталий Николаевич Антонов все-таки стал докапываться до всего этого, то – большой любитель изящных честертоновских детективов, – может быть, и оценил бы очевидную и простую красоту похищения. Да вот не станет Инталий Николаевич заниматься подобной ерундой. И не расскажет ему говорливая гардеробщица о странной “скорой”, приехавшей РАНЬШЕ, чем стало плохо какой-то женщине в душе. Не оправдается никогда несчастный Гарик. Не сумеет доказать, что сработало – сработало! – его звериное, настоящее, натасканное на любую опасность чутье! И рванулся он таки в женскую раздевалку, чтобы... Нет, не расскажет. Просто не сможет. А через четыре часа после всего случившегося его тело бесследно исчезнет из морга больницы им. Ленина, что на Большом проспекте Васильевского острова. А поди потом проверь, у кого из санитаров и насколько потяжелел карман?
Кстати, и милиция этим шумным инцидентом заниматься не будет. А зачем? Женщина пропала? Где заявление о пропаже? Парня какого-то убили? Где Труп? Свидетели? Да на фига они нам? Кому надо – тот пусть этим и занимается.
А тот, кому надо, уже держал в руке телефонную трубку и слушал, не перебивая...
– ...ничего страшного. Сейчас поговоришь с ней. Эй, давай девку сюда! – Светочку сильно встряхнули, так что она обо что-то ударилась головой, и подвели к телефону. Ничего не соображая, она автоматически сказала “алло” в подставленную трубку. Вышло очень тихо, в трубке молчали, пришлось откашляться и повторить “алло” погромче.
– Света, – произнес ей в ухо чей-то ужасно знакомый звенящий голос, – ты в порядке? – Что за дрянное кино? Будят среди ночи, задают идиотские вопросы в стиле американских боевиков... – Света, ты слышишь меня?
– Слышу, – ответила она, только чтобы отвязаться, – я спать хочу.
– Света!
Какого черта Виталий так рано ее разбудил? Ведь это же его голос, так? И почему он так странно и строго ее называет?
Весь мир внезапно ухнул вниз, но тут же вернулся. Ощущение, как после прыжка с вышки: удар воды по ушам, мгновенная потеря координации и – вот уже ты снова на поверхности. Упаси вас Бог от такого выныривания. Светочка очнулась и обнаружила себя стоящей в совершенно чужой огромной, почти пустой комнате с телефонной трубкой в руках. Левое плечо сильно (слишком сильно, даже больно!) сжимали чьи-то чужие грубые руки. В ухо рвался жуткий звенящий голос Виталия.
– Света! Ты можешь говорить? Тебе делали уколы? Света!
– Я слышу тебя, – сказала Светочка вдруг охрипшим голосом.
– Как ты? – Быстрые горячие слезы подступили к ее глазам от невыносимой и непривычной нежности, послышавшейся в его голосе.
– Я...
– Ну, хватит сопли распускать! – рявкнули над ухом, и телефонной трубки уже не было в Светочкиных руках.
Мерзкая рожа, стоящая рядом, расплылась в похабнейшей улыбке, дослушивая предназначавшиеся Светочке слова.
– Ну, все, кореш, выговорился? – хрюкнул в трубку. – Молодец. Ты нас убедил. И девчонка твоя молодец. Нам будет легко договориться. Точняк? – Послушал еще немного, не переставая улыбаться, но заговорил уже гораздо злее: – Ну, ты меня напугал. У меня уже полные штаны от страха... Чего? А вот это не ко мне, дорогой. Мое дело – твою девчонку держать, а говорить ты с другими будешь...
“Спасибо, – подумала Светочка, – спасибо. Девчонка – это я. Неожиданный комплимент. Господи, о чем это я?”
Она сидела с ногами в кресле, не двигаясь, но стараясь как можно больше рассмотреть и запомнить вокруг.
Это пригодится, это все потом пригодится, когда меня будут спрашивать, я все расскажу, что увидела. Первыми она запомнила человека, который ее охранял, и его собаку. Смотреть на них можно было украдкой и очень коротко. Светочка уже убедилась: если задержишь взгляд хоть на нем, хоть на собаке дольше, чем на полминуты, – настораживаются оба. Один раз “кавказец” даже поднял голову и издал что-то вроде предупредительного рыка. Кавказец – это собака. Парень скорее напоминает прибалта. Лицо круглое, кожа очень белая, мелкие веснушки. Волосы светлые, короткие. Очень короткие. Глаза свинячьи. Тупые и злобные. Шея короткая и толстая, плавно переходящая в толстый мерзкий живот. На нем: спортивные штаны темно-синие, с тремя косыми цветными вставками по бокам, белой, зеленой и красной.
Светочка покосилась на бандита.
Нет, соврала: красной, белой и зеленой. Итальянский флаг, запомнила? Парень в этот момент встает со стула, и мне приходится делать вид, что очень интересуюсь их батареей. Так. Батарея. Грязная и облезлая. Лет сто назад, наверное, была покрашена в бежевый цвет. Под батареей лежит девять рублей. Монета в 5 рублей (“решка”) и четыре – по рублю (три “решки” и один “орел”). Мне не интересно, откуда они здесь взялись. Я просто запоминаю. Во времени не ориентируюсь, потому что мои часы непонятно где, хотя я полностью одета. Кто меня одевал? Как долго я была без сознания? Что сейчас – утро или вечер? Голова тяжеленная, но сна ни в одном глазу. Холодно и... не то чтобы страшно, а просто немножко подташнивает. Если расцепить руки, они тут же начинают противно дрожать. Ноги не держат вообще, но ходить здесь не разрешают. Хорошо, что я не хочу в туалет. Не представляю, как бы я смогла у этих гадов что-нибудь попросить.
Через неопределяемое время охранники меняются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55