Эндрю с отвращением сплюнул.
Оповещатель взревел, и его кулак вылетел навстречу полковнику. Эндрю пригнулся, но удар все же пришелся ему в левое плечо и сбил его с ног.
Раздался сухой треск ружейного выстрела, и тугарин отшатнулся. Из руки, простреленной ниже локтя, текла кровь, но вестник Музты от изумления забыл о боли.
Воцарившееся молчание нарушил вскрик Кэтлин, которая пыталась вырваться из рук Эмила, чтобы бежать на помощь Эндрю.
Кин поднялся на нога, стряхнул пыль с мундира и смерил взглядом пораженного тугарина.
Окровавленная рука указала на Ганса.
— Убейте этого скота! — громовым голосом приказал тугарин.
— Полк, целься! — крикнул Эндрю, и пять сотен мушкетов взлетело на плечи солдат, засевших на стене.
Уголком глаза полковник следил за тугарскими стражами, которые встали в стременах, туго натянув луки.
— Попробуйте, — спокойно произнес Эндрю. — Я умру, и трое моих людей тоже. Но я обещаю вам, что, после того как выстрелят мои солдаты, куски ваших тел будут собирать на том берегу реки.
Все висело на волоске.
— Они могут это сделать, — завопил Раснар, бросаясь к ногам оповещателя. — Они могут это сделать, язычники.
Тугарин даже не взглянул на священника. Издав короткий смешок, он опустил руку, направился обратно к помосту и залез на него.
— Хорошо, вы послужите развлечением для Кубаты, — пролаял он. — Давно уже старику не доводилось размять кости.
Его упряжка начала разворачиваться.
— А что касается вас двоих, — прошипел он, с ненавистью глядя на Эндрю и Ганса, — я не перережу вам горло. Нет, я живьем насажу вас на вертел, и вы будете еще живы, когда я у вас на глазах съем вашу печень!
— Может, это я увижу, как твое тело закопают в землю, — бросил в ответ Эндрю, — так как мы, янки, побрезгуем поставить на наш стол ваше поганое мясо.
Тугарин долго не сводил с Эндрю ненавидящего взгляда. Наконец упряжка развернулась и направилась обратно в город, а Суздальцы, следившие за этой сценой, в трепете валились лицом вниз, когда она проезжала мимо них.
Раснар одарил янки ледяным взглядом и, хлестнув своего коня, поскакал вслед за помостом оповещателя. Ивор довольно долго не трогался с места, задумчиво глядя на Эндрю, но затем тоже присоединился к тугарской кавалькаде.
Когда их колонна достигла моста через Мельничий ручей, оповещатель сделал знак одному из своих лучников, который развернул коня и застыл на месте, ожидая, пока все его спутники скроются из виду.
Эндрю какое-то время следил за ним, но потом повернулся лицом к форту.
— Эндрю!
Ганс сбил его с ног, и они оба рухнули на траву. Над ними просвистела четырехфутовая стрела. Послышался сдавленный крик, и знаменосца, который стоял позади Эндрю, держа флаг Мэна, отбросило назад.
Защитники форта ответили залпом. Тугарин вместе с конем рухнули на землю. Вскочив, Эндрю бросился на помощь своему солдату, которого накрыло Мэнским флагом. Сквозь тонкий шелк уже проступило багровое пятно.
Эндрю откинул знамя. Юноша был мертв; стрела пробила ему грудь и пригвоздила к земляному валу форта.
Он посмотрел назад, туда, где на земле лежал мертвый тугарин. Несколько Суздальцев оттащили его от лошади и затем унесли тело.
— Скорее всего, эта образина хотела посмотреть, на что способно наше оружие, — тихо сказал Ганс, — а заодно и от тебя избавиться.
— Здесь будет добрых полтораста ярдов, — заметил Эндрю, прикинув на глаз расстояние. — Вот это выстрел!
Калинка, Эмил и Кэтлин подбежали к ним.
— Теперь они потребуют тысячу голов за смерть одного из своих, — выдохнул Суздалец.
Эндрю проводил взглядом тело юного знаменосца, которого товарищи относили в лагерь.
— Этот счет уже оплачен, — промолвил он. — Полностью.
Глава 10
— Я все еще не могу в это поверить, — прошептал Нахатким. — Три раза встречал я приход орды. Но никогда, никогда не видел я мертвого тугарина.
Сидевшие за столом зашумели, соглашаясь со стариком.
— А вы видели его тело? — возбужденно воскликнул Борис. — Мне удалось разглядеть его вблизи. Там, должно быть, полсотни дырок. Его разорвало в клочья — о, какая чудная картина!
— Но это был только один тугарин, — вздохнул Илья. — Их по-прежнему так же много, как рыб в море.
— Среди нас найдутся люди, готовые взяться за оружие! — убежденно произнес Калинка. — Разве нам не доводилось сражаться? Когда бояре ссорятся, они выгоняют нас с полей, чтобы мы шли воевать вместе с ними, и братья убивают братьев на потеху проклятой знати. Пришло время выбора, — продолжил он. — Янки выжили только благодаря тому, что Ивор и Раснар желали использовать их, чтобы выведать их секреты и свалить друг друга. Но тугары пришли слишком рано, и Ивор напуган. Он повернет против янки.
— Но удастся ли ему их победить?
— Может быть, удастся, — ответил Калинка. — Им всего-то и нужно окружить Форт-Линкольн и взять янки измором. Или придумать еще какую-нибудь пакость. Но янки знают теперь всю правду, так что, возможно, они сядут на свои большой корабль и уплывут. В этом случае Ивор падет, и Раснар станет всемогущим. Вы понимаете, что тогда народ Суздаля отправится в ямы, а Новродцы получат заступничество, так как нашим боярином станет Михаил, который ненавидит всех нас.
Нахатким, опираясь на посох, медленно поднялся со стула.
— Я прожил семьдесят семь зим, — хрипло сказал старик. — Трижды видел я ямы. В первый раз девушку, которую я любил, отвели на их Праздник Луны, во второй забрали моих отца и мать, а в третий… — Голос старца задрожал и смолк, но через мгновение он продолжил:
— В третий раз я потерял хромого сына, мое единственное дитя, которого я любил больше жизни.
Нахатким обвел взглядом комнату, в глазах его стояли слезы.
— И мы позволяем это! — крикнул он. — Мы позволили, чтобы нас называли не людьми, а скотом. Они, безбожная Церковь, жирные бояре и знать, они пользуются этим, чтобы править нами, угнетать и грабить нас и, в конце концов, отобрать у нас право быть людьми. Я слушал этих янки. Они знают, что надо делать, они знают, что лучше умереть людьми, чем жить рабами. Лучше выйти на бой с высоко поднятой головой, даже если это станет последним днем в твоей жизни, чем растить детей, понимая в душе, что однажды их, плачущих от ужаса, отведут на убой. Что стало с нами, о Кесус, что мы перестали быть людьми?
Горько плача, старик тяжело сел на место. Калинка встал. Все кругом молчали и не сводили глаз с Нахаткима, многие открыто плакали вместе с ним.
— Мы будем драться, — недрогнувшим голосом сказал переводчик. — Нас в двадцать раз больше, чем знати. Сначала мы сразимся с ними, потом с тугарами, а затем у нас будет такая же Декларация, как та, о которой говорил Готорн.
В комнате, полной людей, повисло напряженное молчание. Калинка посмотрел в глаза каждому. Здесь были представители почти всех больших крестьянских хозяйств суздальской земли и городских улиц. Это были люди, которые смогут поднять народ. Калинка свободно читал в их сердцах, как и в сердцах сотен тысяч русских, которые с ужасом ожидали прихода страшных дней, в то время как знать развлекалась, а Церковь продавала индульгенции и считала серебро. Наступил переломный момент.
Он смотрел на них и чувствовал, что все они хотят поверить ему, но ни у кого не хватает смелости решиться на действие.
Вдруг из-за спин мужчин выбежала Таня. Она бросила взгляд на отца и выдавила из себя улыбку. — Внутри меня живое существо, — тихо произнесла она, поворачиваясь лицом к собравшимся и кладя руку на живот. — Пусть лучше я умру, чем позволю боярину или священнику забрать его у меня и бросить в яму. Если вы мужчины, вы будете сражаться вместе со мной!
Это признание прорвало плотину оцепенелого молчания, сковывавшего Суздальцев, они разразились воинственными криками, в которых выплескивалась ярость, копившаяся в них всю жизнь. Засверкали выхваченные из-за пояса кинжалы, и стол затрясся от могучих ударов.
— Мы будем сражаться!
Впав в неистовство, мужчины вопили и скакали по комнате.
Пока все выпускали пар, давая волю своему гневу, Калинка тряс Таню за плечи.
— Как это случилось? — орал он, пытаясь быть услышанным в этом гаме.
— Как всегда случается, — робко ответила девушка. — Я хотела тебе сказать, но…
— Готорн? — все еще не верил своим ушам Калинка. Таня кивнула, испуганно улыбаясь.
Ее отец весь кипел от негодования, но, посмотрев в глаза дочери, он вспомнил, что ее слова воодушевили крестьян больше, чем его пламенная речь, и вдруг успокоился.
Калинка нежно притянул к себе девушку:
— Когда я в следующий раз увижу этого молодца, ему предстоит очень долгий разговор.
Затем он выпустил дочь из рук, вскочил на стол и потребовал всеобщего внимания.
Снизу за ним следило множество глаз. Когда его возбуждение спало, он понял, сколькими бедами обернется их сегодняшнее решение. В глубине души Калинка боялся, что прежде, чем все закончится, все они, вместе или поодиночке, отправятся на дыбу или в убойную яму. Но сейчас это его не волновало.
— Я недоволен вами обоими, — прогремел оповещатель.
При других обстоятельствах Ивор насладился бы зрелищем перепуганного Раснара, но сейчас он сам не смог сдержать дрожи.
— Вина за поведение янки лежит на тебе, — палец тугарина указал на Ивора, — и тебе, — повернулся он к Раснару.
— Но мы не звали их сюда, — протестующе воскликнул Ивор.
— Вы позволили им жить здесь. Кто-нибудь может последовать их примеру, и жаль, если ваши города проникнутся духом непокорства и придется сровнять их с землей.
Левой рукой тугарин потер свою рану. Раньше с ним никогда не случалось ничего подобного. Он в самом деле был напуган, хотя ни за что не показал бы своего страха и даже не признался бы в нем.
Сказители пели о скоте, который появился пятнадцать или больше оборотов назад. У них были остроконечные бородки, а на головах они носили сверкающие шлемы. Прежде чем их уничтожили, своими дымилками они уложили сотню тугар.
Пусть лучше сейчас эту проблему решает местный скот, а если кто-нибудь из янки останется в живых, Кубата завершит дело. Не то чтобы он всерьез их боялся — оповещатель насчитал всего с полтысячи солдат. Но их непокорство — вот что беспокоило его. Война с ними будет самым подходящим занятием для русского скота. И ни в коем случае нельзя допустить, чтобы янки направились куда-нибудь еще, где они смогли бы пересидеть и поднакопить сил.
— Сейчас я покину вас, а вы сами справляйтесь со своими трудностями. Но хорошенько запомните: я хочу, чтобы, когда мы вернемся, мне показали их черепа и передали все их оружие. Пусть не уйдет ни один. Также я хочу, чтобы вы сохранили для меня живыми двух их вожаков, которые проявили неповиновение мне. Я им кое-что пообещал.
Направившись к двери, он вдруг остановился и одарил боярина с Патриархом тяжелым взглядом.
— Боярам и Церкви хорошо жилось под нашим владычеством, — проронил тугарин, — но все может измениться. Такое случалось в других странах с теми, кто не мог держать в узде простолюдинов.
Наклонив голову, чтобы не задеть притолоку, оповещатель вышел в зал собора. Бросив взгляд на алтарь, он расхохотался, увидев изображения слабых богов скота, которые на том свете, конечно, кормят своей плотью Булгатану, бога-отца Избранного Народа.
Ивор с Раснаром видели из окна, как оповещатель залезает на свой высокий помост. Послышался рев наргов и бой барабанов, и тугарская колонна двинулась через пустую площадь. Их провожала плачем только небольшая группа крестьян, которые пришли проститься со своими близкими. Пятьдесят Суздальцев, закованных в цепи, шли в конце процессии — корм для тугар, возвращающихся на запад.
— Теперь ты должен быть со мной, — обратился к Ивору Раснар.
Боярин тяжело опустился в кресло и, поправив очки, посмотрел на ненавистного врага.
— Если объединить всю Русь, — прошептал он, — крестьян, знать и Церковь, мы смогли бы противостоять им.
— Ты сошел с ума! — прошипел Раснар. — Они втопчут нас в грязь. Думаешь, мне нравится, что я вынужден им подчиняться? Вспомни, кто ты есть, Ивор. Ты правишь под ними.
— Мы могли бы править без них, — холодно ответил боярин.
— Безумец!
— Янки показали нам, что надо делать.
— Так вот на что ты все-таки надеялся? Вот почему ты до сих пор ничего не предпринимал и позволял им строить на твоей земле эти адские машины. Тебе захотелось бросить вызов и тугарам. Но они пришли слишком рано, чтобы ты успел подготовиться к их возвращению.
Ивор промолчал.
— Ты знаешь, что будут делать янки. Они сразятся и погибнут. За смерть одного тугарина ответит тысяча. Даже если каждый янки убьет всего одного врага, тугары в отместку уничтожат половину народа Руси, и можешь не сомневаться, что на этот раз они не будут щадить знать.
— Мы могли бы сражаться на стороне янки, — возразил Ивор.
— Если ты это сделаешь, — прошипел Раснар, — я подниму против тебя все города Руси, ибо твои собратья-бояре не любят тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63