Увы, все было не так. Я еще на раз внимательно перечитала ритуал и принялась действовать. Первым делом я заехала на кладбище и положила в полиэтиленовый мешочек горстку земли с могилы Никанора. Потом поехала в церковь и купила там ровно сорок свечей. Сделав это, я направилась домой.
— Слушай, ты что с бабкой — то сделала? — встретила меня Маруська с порога вопросом.
— А что с ней? — спросила я, скидывая обувь.
— Так она не просыпается и дышит как — то редко.
— Да лишь бы не блажила, — отмахнулась я.
— Клофелина что ли ей дала?
— Клофелина, клофелина, — кивнула я. — Маруська, сегодня ты куда — нибудь уходи на ночь, нельзя тебе тут оставаться.
— Поняла, — кивнула она. — Я тут оладушек напекла, пошли есть.
— Нельзя, — покачала я головой, — мне колдовать сегодня, слава Богу что не завтракала.
— Ясненько, — сникла Маруська.
А я вооружилась плоскогубцами и принялась методично снимать картины, зеркала в прихожей и выдирать все гвозди на стенах.
— Ты что делаешь? — всплеснула руками Маруська, увидев плоды моих рук.
— Надо, Маруська, — спокойно отозвалась я, перенося картины и зеркала наверх. — Заключительная часть марлезонского балета. Баксы надо срочно найти.
— Раз так — то конечно, молчу в тряпочку, — уважительно сказала она и начала обуваться.
И она ушла. А я особо не загружаясь посмотрела на часы и не торопясь принялась готовиться к выходу в свет. Сделала тщательный макияж, распустила волосы и осталась вполне довольна. Третий сорт, знаете ли, не брак.
Потом ближе к девяти я спустилась, нашла в дворницкой Натаху и спросила:
— Стольник хочешь?
— Давай, — согласилась она.
— Но не просто так.
— Женщин не обслуживаю, — отрезала она и с сожалением поглядела на купюру в моей руке.
— Дура, — припечатала я. — Ты не в моем вкусе. Сейчас парень подъедет, посмотри в окошко, это Наськин кекс или нет? Ну как?
— Так бы и сказала, не тянула кота за хвост! — фыркнула она и быстро выхватила сотку.
— Что это у вас за хиппи — клуб? — спросила я, глядя на бисерную феньку на ее руке.
Натахины ноздри внезапно расширились и она злобно спросила:
— Хиппи клуб? А у кого ты еще видела такую же?
— У Насти, — удивилась я ее реакции.
— Вот тварь! — ненавидяще прошипела она.
— Эй, да она же умерла, ты чего?
— Ее счастье!
Я внимательно посмотрела на нее и какая — то мысль мелькнула у меня в голове. Вот черт — да Наташка — то в бешенстве! Причем от ревности.
— А у тебя это откуда? — осторожно кивнула я на бисерный браслетик.
— Любимый дал на память! — гордо ответила она.
— Любимый мог дать на память любимой девушке чего и посолиднее копеечной феньки, — резонно заметила я.
— Да много ты чего понимаешь! — фыркнула она. — Эта фенечка нас связывает!
— Это как? — не поняла я.
— Душевно, — пояснила она. — Ну, мы чувствуем теперь друг друга, как близнецы.
Я слегка провела рукой по фенечке и заржала. Предприимчивый парень, кто бы он ни был, молодец! Фенька была увешана заклятьями, словно студент — несданными «хвостами». Приворожка, оморачивания, послушание — чего тут только не было! Такими фокусами у нас Оксанка занимается, но очень редко, говорит, много сил уходит. Ну и дерет бешеные деньги за это, понятно. Около двух тысяч гринами такой браслетик стоит, видать богатый поклонничек у нашей дворничихи.
Тут зазвонил телефон.
— Ты готова, дорогая? — спросил Ворон.
— Конечно, — ответила я. — Ты далеко?
— У твоего подъезда. Можно зайти?
Я выглянула в окно и сказала:
— Не стоит. Я сейчас спускаюсь, хорошо?
— Ладно, — слегка разочарованно отозвался Ворон.
— Натаха, иди сюда, — позвала я девчонку, — видишь кекса около джипа?
Натаха посмотрела на Ворона и без колебания определила:
— Он!
Я внимательно следила за ней. Никакого волнения при встрече с любимым. Взгляд не задержался на Вороне дольше ни на секунду положенного. Или я дура, или я гениальная актриса, или я ошиблась и Ворона они не делили.
— Спасибо, Наташ, — медленно проговорила я и пошла к любимому.
Ворон был сногсшибательно красив. Черный смокинг и аромат моего любимого одеколона «XS» разили наповал. Я чопорно уселась на заднее сидение и спросила как можно беззаботнее:
— Как дела?
— Нормально, — в тон мне ответил он.
Мы оба знали что это не так.
По дороге мы болтали о каких — то пустяках, впрочем, и ехать было недолго — минут десять.
Когда мы вошли, Санина дама с фотографии, вся с ног до головы в бриллиантах, поприветствовала нас кивком головы:
— Я рада, что ты явился.
«А я пустое место? » — закипая, подумала я.
Ворон, однако и ухом не повел.
— Галина, это Мария, — представил он меня ей.
— Мария, это Галина, — представил он ее мне.
А я стояла столбом — я уж и позабыть о ней успела — а вот надо же. Но вот фото, которое принес мне Саня за несколько минут до смерти — помню четко.
Я светло улыбнулась даме, выражая восторг от встречи с ней, потому что мама учила меня быть вежливой, а она, мельком на меня взглянув, тут же подхватила Ворона под руку и потащила его вглубь зала.
Я точно была тут пустым местом.
— Послушай, — говорила она, — тот художник, которого ты прислал, произвел настоящий фурор. Ты его откуда взял?
— Да случайно его работы увидел, решил что тебе подойдут брешь заполнить, — спокойно ответил Ворон.
Я уныло плелась за ними и спрашивала, какого черта я тут делаю.
— Подойдут? — воскликнула дама, — Да он тут лучший! Я сама — то в этом ничего не понимаю, но тут у нас парочка столичных критиков в полном восторге! Через две недели в Москве какая — то жутко престижная выставка, и твоего Куценко там хотят!
— Рад, — коротко ответил Ворон.
Дама же наконец остановилась перед полотном, на котором я по пояс высовывалась из окна средневекового замка, и косы мои спускались до земли, а в руке я держала белую розу. Этакая Рапунцель, черт возьми. Слава богу что Серега не изобразил себя, поднимающегося по этим косам в мою темницу, рыцарь хренов. Невинное выражение лица, которого у меня отродясь не было, здорово контрастировало с едва прикрытой грудью размера DD. Единственное, что меня утешало — я на картине была хороша, зараза, так что сходство ограничивалось лишь цветом волос.
— Ты посмотри, какая красота! — воскликнула она. — Обязательно куплю эту картину!
Ворон внимательно осмотрел картину, потом обернулся и сверился с оригиналом.
— Талант! — наконец изрек он.
— Посмотри, как его модель хороша, — разливалась соловьем дама. — Похожа на кого — то из знаменитых, не пойму на кого.
— На Памелу Андерсон, — подсказал Ворон.
— Совершенно верно! — подтвердила дама.
Я побагровела и хорошенечко его пнула.
— Дорогая? — поднял он бровь.
Я молча показала ему кулак. Так надо мной издеваться!
— Галина, — обратился он к ней, — ты нас извини, мы наверно походим и посмотрим другие работы.
— Остальное — сущая мазня по сравнению с работами Куценко, поверь, — пренебрежительно ответила она.
Мы отошли на пару метров, и я наконец спросила:
— Это кто???
— Моя сестра, — улыбнулся парень.
— Ну и родственники у тебя, — приуныла я.
— Да она нормальная, просто у нее стиль жизни такой, — объяснил Ворон, но в Галинину демократичность я абсолютно не верила. К тому же мне теперь было ясно, чего Никанор с ее фотографией ко мне пришел. Напару с братиком она его успокоила — то, это без вариантов. Но вот чего ей от него надо было? Не пойму, хоть убей.
— Слушай, а она у тебя вообще кто? — спросила я.
— Жена Добржевского, — ответил Ворон.
О — о… Добржевский был нашим губернатором, Бог и царь на площади равной трем Франциям. По городу ползли о нем нехорошие слушки, однако он с блеском переизбрался на второй срок. Правда, несколько человек при этом похоронили, и все знали, кому они мешали, однако никто не посмел ткнуть пальцем и обвинить всесильного губернатора. Жену его и правда звали Галиной, это даже я, далекая от политики знала точно. И дама эта не сидела сложа руки — она была президентом банка.
— Ничего себе у тебя родственники, — вырвалось у меня.
— На самом деле Галка только в последние годы вознеслась, они со своим рано поженились, всего в жизни досыта хлебнули, — как — то оправдывающее сказал Ворон.
— Я вижу как она… хлебает, — медленно проговорила я, вспоминая о Никаноре. Внезапно я поняла, что я так не разу и не задалась вопросом — а почему, собственно, убили Никанора? Я как аксиому приняла то, что Ворон его взорвал, чтобы получить его место. Только ведь он не мог знать наверняка, что оно ему достанется, это не от него зависело. Насколько я знаю, и без Ворона было два кандидата. Да, он сейчас у руля, но ему просто повезло! Вот черт! Так какого ж черта убили Саню?
Тут мы увидели раскрасневшегося Серегу. Стоя перед моим портретом, (я в алом длинном платье, рубиновой диадеме, победный и ясный взор, грудь размера DD как всегда еле прикрыта, на руках — белоснежный крольчонок с рубиновым ожерельем на шейке) он беседовал с двумя пожилыми хмырями в очках.
— У меня просто замечательная модель, — объяснял он. — Красавица редкая, она меня так вдохновляет!
Тут он полуобернулся, увидел меня и воскликнул:
— Да вот же она!
Хмыри обернулись, посмотрели на меня, и я увидела, как они крайне недоуменно посмотрели на меня. Потом на портрет. Потом на меня. Вот черт… Ну не повезло мне со внешностью, и без вас знаю!
— Пошли отсюда, — прошипела я Ворону, и красная как рак рванула в сторону.
Каблук внезапно подвернулся и я, на виду у всего зала весьма неэстетично шлепнулась, нелепо взмахнув руками. И уже в полете встретившись взглядом с безмятежными глазами нарисованного крольчонка, меня озарило…
Домой я ворвалась буквально через десять минут после своего позорного падения. Как смерч я пронеслась по лестнице в гостиную, схватила скромно притулившегося в углу голубого игрушечного зайца и принялась изучать на нем швы. Изучив его вдоль и поперек, я поняла — зайку этого никто не вспарывал, не начинял и не зашивал по-новой. Вот черт!! Но не могла ж я ошибиться…
Я схватила с полки ножницы, с намерением растерзать игрушку на мелкие тряпочки, когда меня вторично за сей вечер осенило. Я сунула руку глубоко в улыбающийся рот зайцы и с трепетом что — то нащупала в районе желудка. Мгновение — и с некоторыми проблемами вытащила пластиковый пакет, набитый восхитительно — тугими пачками долларов.
«Ай, молодца», — мелькнуло у меня в голове.
Я села на кресло, прижимая к себе этот пакет. С ума сойти — два миллиона баксов… Я вытащила одну пачку из пакета, достала купюру и повертела ее так и эдак. Как ни крути, а баксы сильно смахивали на настоящие. И тут мой параноидальный характер себя проявил во всей красе.
«Сопрут их у тебя», — истерично вопил внутренний голос.
«Да кто знает — то?» — резонно возражала я, невольно начиная просчитывать вероятность этого.
«Да все! — визжал голос. — Ты ж Ворону гадала и русским языком объявила — баксы — в зайце, бери кто хочешь!!!»
«Так про гадание-то один Ворон знает, а он даже если и догадается — так деньги все равно его!» — парировала я.
«А если Настя подслушивала?»
«Настю убили!»
«А ты откуда знаешь что она никому не рассказала, а? Не забывай, что и у стен есть уши! И вообще, хата у тебя богатая, вдруг кто залезет на дурнину!»
«Никто ко мне не полезет!» — все слабее и слабее отбивалась я. Абсурдно, но я и сама теперь непонятно чего опасалась.
«Нэ спор со мной, жэнчына!» — вдруг грозно рявкнул голос почему — то с грузинским акцентом.
Я спорить не стала. Надоел мне этот голос хуже горькой редьки — как он меня тогда с гаишниками — то подставил? «Бомбы в одну и ту же воронку не падают», как же! Встала, сложила баксы в зайца и задумчиво проследовала в ванную — надо было тщательно вымыться перед обрядом. До полуночи оставалось не так уж много времени, мне было страшно, но я сама принесла к себе в дом земли с могилы Никанора. Выхода не было — все восторги завтра, а сейчас мне надо было завершить вызов. Иначе моему домику никакие кресты на дверях и настойки чеснока не помогут, мерзавец Никанор будет беспроблемно приходить по ночам в гости. Причем не в виде невинного бестелесного привидения — а как и полагается, разлагающимся и жаждущим крови мертвяком.
Завтра я с утра вызову Ворона и торжественно вручу деньги. А сегодня надо подчистить торчащие хвосты.
Так, за размышлениями, я тщательно вымылась хозяйственным мылом, мертвецы не любят парфюмированных мыл и гелей для душа, вытерлась и накинула на обнаженное тело простое светлое платье из ситца, в котором я обычно колдовала. Распустила волосы и сняла все заколки. Проходя мимо Каморки, я нарисовала на двери печать Соломона, и сверху — знак, отпугивающий нечисть. Деть мне бабку было некуда, а нелюдь мой дом сегодня посетит. Если со мной что случится — то так хотя бы бабкой не закусят. Потом позвала Бакса, открыла дверь и велела:
— Иди отсюда, дорогой, завтра придешь, сегодня помешать мне можешь.
Бакс, недовольно моргнув, задрал черный хвост трубой и не торопясь вышел на лестничную площадку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36