Но по совести...
– У тебя есть собственная совесть, – тотчас подхватила мою мысль Хозяйка, и мне стало по-настоящему жутко. – Я не вижу смысла подменять её своей. Ты сделал то, что сделал. Не скажу, что ты поступил лучшим образом, у тебя были другие возможности предотвратить катастрофу, и сейчас ты мучительно перебираешь их, горько сожалея и проклиная себя за то, что действовал слишком прямолинейно, бездумно, жестоко... Это и есть твоя кара – заслуженная и достаточная.
Я вздохнул и, опустив глаза, тупо уставился на носки своих башмаков. В моей голове всё перемешалось, она как будто разделилась на две части, и обе её половины истошно вопили, силясь перекричать друг друга. Единственное, чего я сейчас хотел, так это поскорее убраться отсюда – всё равно куда, хоть к чёрту на рога, лишь бы там никто не читал мои мысли. Я не мог понять, как адепты выдерживают общение с Хозяйкой. Или же они, вопреки заверениям моей мамы и Дианы, всё-таки умеют блокировать своё сознание? Хоть частично...
– Не в большей мере, чем ты, – ответила Хозяйка, отрицательно качая головой. – А я не могу отгородиться от их мыслей. Просто всё дело в сноровке. Привыкнуть к этому не так трудно, как кажется на первый взгляд.
Ну нет! Я ни за что не привыкну...
– Как знать, – сказала Хозяйка. – Ладно, пока с тебя хватит. Ты уже на пределе, а я не собираюсь испытывать твоё терпение. Что же до космической цивилизации, то не думаю, что ты нуждаешься в моих советах. Ответ в твоём сердце, просто прислушайся к его голосу и следуй его зову. А теперь прощай, Эрик. До встречи.
Если я и собирался ответить (что сомнительно), всё равно не успел бы. В следующий момент я уже находился на краю знакомой поляны в Сумерках Дианы, а вокруг меня резво прыгали пушистики, хватая посыпавшиеся на них с неба лесные орешки.
Никакого перемещения я не почувствовал. Наоборот, мне показалось, что с окружающим меня миром произошла удивительная метаморфоза – в мгновение ока изменился ландшафт, исчез холм, у подножия которого я стоял, лиловая трава превратилась в оранжевую, появились огромные деревья с пышной кроной, зелёное с бирюзовым отливом небо стало синим, а прямо передо мной возник опрятный двухэтажный дом с красной черепичной крышей.
Минуту или две я простоял на месте, справляясь с последствиями шока, полученного от общения с Хозяйкой, затем не спеша направился к дому.
Ещё издали я заметил, что входная дверь чуть приоткрыта. Мои многофункциональные часы показывали, что в Сумерках идёт третий час примы, то есть наступила условная ночь, но это ровным счётом ничего не значило. Морис уже бросил попытки приноровиться к дурацкому, по его мнению, распорядку дня и теперь ложился спать, когда его клонило ко сну, а в свободное от сна время бодрствовал. Я представил, как он обрадуется, когда узнает, что наконец-то может вернуться к привычному режиму в родном мире, во Франции XXXII века, на своей матушке-Земле, которую, наверное, уже отчаялся увидеть...
Я вошёл в дом, миновал переднюю и оказался в холле. Первой моей реакцией на увиденное было искреннее удивление. Как я успел убедиться за время нашего недолгого знакомства, Морис страдал лёгкой, но устойчивой формой сибаритства, в частности предпочитал спать в уютной затемнённой комнате, на широкой и мягкой кровати, желательно с периной, набитой лебяжьим пухом, – и уж никак не на узком диване посреди холла, да ещё в такой неудобной позе. Странно.
Это было последнее, о чём я подумал, после чего меня поглотил мрак беспамятства...

* * *
...Я очнулся и увидел ярко сияющие в ночном небе звёзды. Отсюда я сделал вывод, что лежу лицом вверх. Но где? И что, собственно, со мной произошло?
Чуть погодя, когда я начал ощущать своё тело, я понял, что не совсем лежу, а скорее полулежу в кресле с откидной спинкой – вроде тех, что установлены в самолётах или зубоврачебных кабинетах. По ассоциации я подумал о дантистах с их страшными бормашинами. Я ещё ни разу не попадал к ним в руки и попасть желанием не горел.
Затем я обнаружил, что небо надо мной вовсе не небо, а огромный сферический купол со светящимися точками разной яркости, которые имитировали звёзды.
Это больше похоже на планетарий, чем на кабинет дантиста, решил я. Интересно, что за шутку со мной сыграли? И, главное, кто?..
Тут меня объял ужас! Я не мог контролировать силы – ни Формирующие, ни свои внутренние колдовские ресурсы. Мои отчаянные попытки восстановить утраченную связь ни к чему не привели. На меня было наложено мощное заклятие!
Нет, это не шутка. Даже не злая шутка. Это хуже любых шуток. Это западня!..
Я ухватился за подлокотники кресла, чтобы подняться, и при этом нажал какую-то кнопку. Спинка вместе со мной приняла нормальное положение.
Уже без моего участия кресло совершило поворот градусов на девяносто, и в тусклом свете девяти свечей я увидел девятерых человек, восседавших полукругом за массивным столом метрах в десяти-двенадцати от меня. Все они были одеты в чёрные мантии, а на головах у них были остроконечные колпаки с отверстиями для глаз и рта.
– Эрик из Света, ты уже пришёл в себя, – произнёс человек, сидевший во главе стола. Что говорил именно он, я догадался лишь по покачиванию головы; его же искажённый голос звучал под сводами купола. – Теперь встань.
Я сделал было движение, но потом передумал.
– С какой стати я должен стоять перед вами? – холодно осведомился я, пряча свой страх за высокомерием принца королевской крови. – И вообще, кто вы такие?
Ответ был ошеломляющим по своей прямоте и недвусмысленности:
– Ты находишься перед судом Звёздной Палаты по обвинению в убийстве принца Ладислава из Даж-Дома. – Секундная пауза. – Что ты можешь сказать в своё оправдание, Эрик, сын Брендона?
Я, как ошпаренный, вскочил на ноги.
17. КЕВИН
Когда мы появились в моём кабинете в королевском дворце на Астурии, было начало пятого по местному времени. Я задержался дольше, чем рассчитывал, так как после продолжительной беседы с Брендой и Дейдрой решил повидаться с мамой, королевой Даной. Она была, как всегда, прекрасной, но немного грустной, потому что у отца начался очередной загул с той, чьё имя я избегаю произносить даже мысленно. Мой приход очень обрадовал маму, и я никак не мог заставить себя уйти, зная, что, оставшись одна, она снова загрустит. Мы много говорили о разных вещах, я рассказал ей об Анхеле (но умолчал о космической цивилизации), рассказал о ребёнке, и матушка уснула счастливой, думая о своём будущем внуке или внучке. Лишь тогда я нежно поцеловал её в лоб и вышел из спальни. Если бы по пути в покои Бренды мне попался отец, то честное слово – я бы ударил его. К счастью для нас обоих, мы не встретились.
Как оказалось, моя задержка была на руку Дейдре и Мелу. Судя по всему, они неплохо порезвились, и кузен не был на меня в обиде за то, что я увожу Дейдру на ночь глядя. Зато бедняжка Бренда всё это время томилась, изнывая от неудовлетворённой страсти, порядком поистрепала брошюру, наверное, раз десять перечитав её от корки до корки, и, как только мы прибыли к месту назначения, она чуть ли не с улюлюканьем набросилась на компьютер, охая и ахая, повизгивая от восторга.
Что же касается Дейдры, то она лишь сказала: «Хорошая машина, приятный дизайн», и потеряла к ней интерес, переключив внимание на обстановку комнаты.
– Я ожидала чего-то более экстравагантного, – поделилась своими впечатлениями сестра. – Всё-таки космическая цивилизация.
– Экстравагантность нынче не в моде, – заметил я. – К тому же аристократия консервативна и в космическую эру. На танцах здесь играют живые музыканты, придворные танцуют вальсы Штрауса...
– В самом деле?! Какая прелесть! – Дейдра плавно закружила по комнате. – Король бессмертен! Даже через полторы тысячи лет он остаётся королём вальсов... – Вдруг она остановилась. – Знаешь, Кеви. Боюсь, я принадлежу к тем, кто бесцельно прожигает свою долгую жизнь. Я живу лишь ради собственного удовольствия...
– Каждый стремится получать удовольствие от жизни.
– Я не делаю ничего для других людей...
– Вот уж нет! Даже если не считать того, что ты осчастливила меня самим фактом своего существования, ты ещё спасла Вселенную от катастрофы и помогла Источнику обрести истинную Хозяйку.
– Оба мои достижения более чем спорные. Во-первых, Джона не собирался уничтожать Вселенную, а Силу он так или иначе заполучил.
– Но без тебя отцу не представился бы случай проявить милосердие. Джона стал бы царём Израиля, и по его вине пролилось бы много крови.
– Я так не считаю, – возразила Дейдра. – Избавившись от пут Порядка, Джона сам бы осознал чудовищность своего замысла. Он раскаялся бы и без отцовского милосердия. А что до Хозяйки... Кстати, ты пробовал обратиться к ней за советом?
– Пробовал. И получил ответ: «Любое дитя имеет право стать взрослым». Я даже имел наглость просить о помощи, но она сказала, что её задача – охранять Источник, а моя как адепта – поелику возможно использовать его могущество во благо человечества. Всего человечества, без деления на господ и рабов, высших и низших, колдунов и простых смертных.
– Довольно конкретный ответ, ты не находишь?
– Нахожу.
– Тебе следовало довериться нам раньше. Если ты заручился поддержкой Хозяйки, то в самом худшем случае мы просто не стали бы тебе мешать.
– И всё равно я боялся. Источник не Бог, а Хозяйка – не Ангел Господень, и её слово не является законом, обязательным для всех адептов.
– Зато слово отца – закон.
– Да, и это пугало меня. И до сих пор пугает. Отец убил Харальда главным образом потому, что считал его угрозой стабильности и равновесию. Самозащита и беспокойство за жизни родных были второстепенными мотивами. А вдруг он решит, что само существование космической цивилизации угрожает стабильности и равновесию? В таком случае он выступит защитником не каких-то десяти миллионов колдунов и ведьм, а множества населённых миров, ради безопасности которых стоит принести в жертву один-единственный мир. Мысля в таких масштабах, можно оправдать уничтожение любого количества людей – хоть миллиардов, хоть триллионов.
Бренда совершила подвиг, на минуту оторвавшись от компьютера.
– Ты плохо думаешь о своём отце, Кевин, – произнесла она. – Ты ожесточён и оттого несправедлив к нему. На свете есть только три человека, за которых я могу полностью поручиться – это Артур, Брендон и Колин, – и за них я ручаюсь головой.
– Ловлю тебя на слове.
– Лови, – небрежно бросила Бренда и вновь занялась компьютером.
Ещё четверть часа я позволил тётушке поблаженствовать, затем включил встроенный в часы комлог. Ответ последовал через несколько секунд:
– Кевин?
– Привет, Дженни. Ты где?
– У себя. Собираюсь вздремнуть. Ты уже нагулялся?
– Да. Сейчас я в кабинете.
– Трезв?
– Как стёклышко. Зайди и убедись.
– Хорошо, так и сделаю.
Когда я отключил связь, Бренда недовольно проворчала:
– Мог бы дать девочке поспать... Кстати, у неё приятный голос. И очень знакомый.
– Ещё бы. Ты слышишь его каждый день, только искажённый – когда говоришь сама.
– Правда?
– Да, – подтвердила Дейдра. – Очень похож. – И обратилась ко мне: – Дженнифер итальянка?
– Нет, но это единственный язык, на котором мы понимаем друг друга. А так она родом с Нью-Алабамы, планеты, основанной выходцами из Северной Америки, но её английский просто ужасен.
– Какой-то редкий диалект?
– Можно сказать, книжный. Говорят, как пишется.
– Уф! Действительно жуть.
Дверь кабинета отворилась, в проёме появилась Дженнифер... и застыла на пороге, как вкопанная. Дейдра и Бренда уставились на неё круглыми от изумления глазами.
Эффект превзошёл все ожидания. Даже мне на мгновение почудилось, что к нам пожаловала Юнона. Дженнифер не только перекрасила свои волосы в тёмно-каштановый цвет, но и в точности скопировала причёску с фотографии. Сходство было не просто поразительным, а потрясающим. А когда она застенчиво улыбнулась...
– Боже мой! – прошептала Бренда. – Боже мой... Кевин, ты целый месяц видел её и... Нет, это невероятно! Ты либо слеп, либо...
– Да, я дурак. Я был слеп и глуп. Но чья бы корова мычала, тётушка. Говорят, ты была последняя во всём Авалоне, кто узнал, что Колин сходит по тебе с ума. Или я ошибаюсь?
– Ты не ошибаешься, Кеви, – сказала Дейдра, продолжая смотреть на Дженнифер. – Но это разные вещи, совсем разные. Тебе нужно обратиться к окулисту... Или к психиатру.
– Извините, – наконец опомнилась Дженнифер, прошла внутрь и закрыла за собой дверь. – Я не понимаю, что вы говорите. Но я знаю вас, вернее, видела вас на фотографиях. Вы Бренда, не так ли?
– Она самая.
– А меня зовут Дейдра, – отозвалась сестра. – Мы кузины, потому что Кевин мой брат.
– Рада с вами...
– Только не надо «выкать». В нашей семье на вы обращаются только к деду Янусу.
– Тогда я рада с тобой познакомиться, Дейдра, – сказала Дженнифер. – И с тобой... тётя Бренда. Но как вы здесь... откуда вы взялись?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63