В пятнадцать лет я была шокирована, когда узнала, что повсюду, кроме Нью-Алабамы, президент Линкольн считается одним из величайших политиков девятнадцатого века. И только у нас... – Она поморщилась, как будто съела что-то кислое. Видно было, что разговор о родной планете не доставляет ей удовольствия. – А вы сами родом с Земли?
– С Земли, да не с той. Мир, где я родился, называется Земля Артура.
На губах Дженнифер заиграла улыбка:
– Сын Артура с Земли Артура. Любопытное совпадение... Между прочим, я никогда не слышала о такой планете.
– О ней мало кто слышал. Мои соотечественники исповедывают жёсткий изоляционизм и предпочитают не вступать в контакт с другими населёнными мирами.
– Но вы, похоже, не такой.
Я пожал плечами:
– В каждом стаде есть паршивая овца.
Дженнифер посмотрела на меня сквозь свой бокал с таким сосредоточенным видом, будто надеялась, что тонкий горный хрусталь и прозрачная пьянящая жидкость с микроскопическими пузырьками углекислоты позволят ей заглянуть мне в самую душу.
– Значит, – задумчиво проговорила она, – мы с вами два сапога пара. Я тоже паршивая овца в своём стаде.
– Вот как? И в чём это проявляется?
– Я не смогла смириться с той унизительной ролью, которую наше общество отводит замужней женщине. Я не хочу быть ничьей «половинкой» ни второй, ни даже прекрасной. Я хочу быть самостоятельной личностью и принадлежать только самой себе.
– И поэтому вы бежали от мужа?
– Именно поэтому, – подтвердила Дженнифер, а затем с жаром (видимо, выпитое шампанское дало о себе знать) добавила: – Как жаль, что я не сделала этого раньше! Целых семь лет, всю мою юность я отдала этому... этому старому козлу... – Она сделала паузу и залпом осушила бокал. – Кстати, я не солгала вам. Меня действительно зовут Дженнифер Карпентер... вернее, когда-то так звали. На моей родине женщина, выходя замуж, теряет не только свою фамилию, но также и личное имя – оно остаётся лишь для домашнего употребления, вроде собачьей клички. Официально я даже не Дженнифер Купер, а миссис Сэмюэл Купер – то есть, собственность мистера Сэмюэла Купера. Вот оно, хвалённое равенство полов!
Последние слова Дженнифер произнесла громко, чем привлекла к нам внимание сидевшей за соседним столиком пожилой супружеской четы. Седовласый господин ободряюще подмигнул мне (из чувства мужской солидарности, надо полагать), а холёная дама в годах одарила нас снисходительной улыбкой – мол, милые бранятся, только тешатся.
– Боюсь, – вполголоса заметил я, – нас приняли за молодожёнов в свадебном путешествии.
Дженнифер мгновенно остыла, смущённо глянула на соседей, будто извиняясь, а затем повернулась к зеркальной стене ресторана.
– И правда, – сказала она. – Мы неплохо смотримся вместе. Вы не находите?
Я улыбнулся и утвердительно кивнул:
– Нахожу. Но ещё лучше мы смотрелись бы в центре зала, среди танцующих.
В ясно-голубых глазах Дженнифер заплясали лукавые чёртики.
– А почему бы и нет, – без лишних раздумий весело произнесла она. – Гулять, так гулять.
2. ЭРИК
Одевшись, я пару минут простоял, задумчиво глядя на шпагу. Нельзя сказать, что я, подобно дяде Амадису, вообще избегаю носить оружие, но шпага, доставшаяся мне от долговязого деда, слишком длинная для моего роста и чуть ли не волочится по земле. Обычно я ношу с собой кинжал, тоже не простой, волшебный, который после броска возвращается, как бумеранг, обратно мне в руку – причём так стремительно, что за минуту я могу поразить с расстояния пяти метров точно «в яблочко» добрый десяток мишеней, а иногда и больше. Мой личный рекорд – шестнадцать.
После некоторых колебаний я всё же решил взять шпагу. Чем чёрт ни шутит, вдруг Ладиславу приспичит вызвать меня на дуэль? А драться я предпочитал своей Грейндал, чей клинок был закалён в Горниле Порядка. Некогда эта шпага принадлежала моему деду, королю Утеру, потом перешла в собственность моего отца, но он пользовался ею недолго. Став адептом другой мировой стихии, он предпочёл не связываться с оружием, отмеченным Янь, и обзавёлся новым клинком, освятив его в водах Источника. А Грейндал досталась мне.
Впрочем, я сомневался, что Ладислав намерен драться со мной. Будь это так, он прислал бы ко мне своих секундантов с формальным уведомлением о вызове на дуэль – дети Дажа (как, собственно, и дети Света) обожают подобные ритуалы и строго придерживаются их. И вообще, не такой уж Ладислав дурак, чтобы зазря рисковать головой – или, в лучшем случае, задницей. Он прекрасно понимает, что в честном поединке ему меня не одолеть, а пустить в ход коварство... нет, это исключено. Дело даже не в том, что до того злополучного скандала трёхлетней давности мы были добрыми приятелями. Речь шла о чести Дома, а, как известно, вопросы чести, пусть и сомнительного свойства, нельзя решить бесчестным путём.
Я пристегнул к поясу шпагу в инкрустированных ножнах и подошёл к зеркалу. Я был уверен, что со мной всё в порядке, просто не упустил случая лишний раз полюбоваться собой. Конечно, в самолюбовании мне далеко до Нарцисса, но, буду откровенен, что-то нарциссовское у меня есть. Я бы ни с кем не поменялся своей внешностью – уж больно она мне нравится. У меня белокурые с рыжинкой волосы, большие голубые глаза, красивое лицо с типично пендрагоновскими безупречно правильными чертами и стройная фигура с идеальными для нормального мужчины (не дистрофика и не культуриста) пропорциями. Даже мой невысокий по пендрагоновским меркам рост – всего-то метр шестьдесят три – нисколько не портит общей картины. Невесть почему меня считают опасным сердцеедом, но, честное слово, это не так. Напротив, моя беда в том, что я слишком застенчив с женщинами. Возможно, я и пасу глазами каждую встречную юбку, загораюсь при виде мало-мальски симпатичной мордашки... но и только. Да и не очень-то прельщают меня лавры дяди Амадиса или кузена Мела. Я уже не говорю об этом придурке Кевине, который, по-моему, совсем спятил, коллекционируя голубоглазых блондинок. Мне достаточно одной, единственной...
Где ты сейчас, моя единственная?..
Выйдя из своих покоев, я обнаружил, что коридор более людный, чем обычно. Оказывается, минут десять назад, вследствие «мелкого сбоя» в компьютерной сети, обслуживающей системы жизнеобеспечения дворца, все стёкла в окнах этого коридора потеряли свои затемняющие свойства. Пятеро техников из департамента бытовой магии занимались восстановлением разрушенных чар; за их работой наблюдала группа праздношатающихся бездельников и бьющих баклуши слуг.
Ослепительно-яркое белое солнце Царства Света заглядывало в незащищённые окна и слепило глаза. В середине лета оно было просто невыносимым; в середине лета весь Солнечный Град вымирал, впадая в летнюю спячку. Чтобы невзначай не помешать техникам, я решил обойтись без колдовских штучек, а просто надел весьма кстати прихваченные солнцезащитные очки и уверенным шагом направился к ближайшему лифту.
Дорогой я думал о том, что мой дед, покойный король Утер, отчасти был прав, когда издал впоследствии отменённый Амадисом запрет на использование компьютеров при дворе и в государственном аппарате. Не то, чтобы я был противником прогресса, но слишком уж часто эти штуковины, по выражению Дианы, «втыкали рога», и винить в происшедшем было некого, кроме неуловимых битов и байтов и совсем уж непонятных «недопустимых инструкций». Последнее вообще чёрт-те что. Если эти инструкции недопустимые, то зачем их, спрашивается, допускают?.. Хотя, возможно, я несу полную чушь. Несмотря на тесную дружбу с Дианой, я мало что смыслю в компьютерах и даже побаиваюсь их. Тётушка Бренда постоянно журит меня, безалаберного, и приводит в пример умницу Кевина... Тьфу! Тоже мне пример!
Присутствующие почтительно приветствовали меня и расступались, давая мне пройти. Мне это нравилось. Я не люблю откровенного подобострастия и лизоблюдства, но почтительность мне по душе. Всё-таки хорошо быть первым принцем королевства, гораздо лучше, чем королём. У моего отца есть долг, есть обязанности, навалом ответственности, а на меня приходится львиная доля почтения к королевской власти. По правде говоря, я не хочу быть королём и вряд ли им стану. Мой отец намерен царствовать не одну сотню лет, а я к тому времени, когда он решит отойти от дел (если останусь жив, конечно), буду слишком умён, чтобы принять корону. Дядя Амадис стал по-настоящему счастлив, лишь когда отрёкся от светской власти. Его пример назидателен и вдохновляет меня – как хорошо учиться на чужих ошибках! Кроме того, я не прочь унаследовать от Амадиса титул верховного жреца. Но это не скоро, в далёком, очень далёком будущем. А пока я довольствуюсь положением кронпринца со всеми проистекающими отсюда последствиями весьма приятного свойства. К примеру, достаточно мне намекнуть любой приглянувшейся мне барышне... Хотя нет, вру! Всё не так просто. Как-то раз (впрочем, это было ещё во времена моего сопливого отрочества) я, набравшись смелости, предложил одной очаровательной девушке провести со мной ночь, но это получилось у меня так грубо и неуклюже, что она решила, будто я считаю её шлюхой, и влепила мне пощёчину. Наверное, бедняжка затем целый месяц тряслась, ожидая ареста за оскорбление королевского достоинства...
Возле самого лифта меня окликнул знакомый с детства голос:
– Эрик, постой!
Я с улыбкой обернулся. Я всегда улыбался при встрече с мамой, у меня это получалось непроизвольно, вне зависимости от того, кстати было её появление или нет. Сейчас я предпочёл бы уклониться от встречи с ней, но всё равно был рад её видеть. Я всегда рад видеть мою мать Бронвен, королеву Света.
Говорят, что раньше мама была дурнушкой, но мне с трудом в это верится. Вернее, не верится вовсе. Для меня моя мама самая прекрасная женщина на всём белом свете – и не только для меня. Я с детства привык к тому, что мужчины смотрят на неё с восхищением, а женщины – с нескрываемой завистью. Они завидуют её совершенной фигуре, приятному овалу лица, глазам цвета весеннего неба, нежной белизне её кожи, роскошным золотым волосам. (Впрочем, когда я родился, она была рыжей и зеленоглазой – и оттого мои волосы слегка отливаются медью, а глаза, когда я сердит или расстроен, каким-то непостижимым образом становятся изумрудными). С лёгкой руки дяди Артура маму частенько называют Снежной Королевой, с чем я решительно не согласен. По мне, более нелепого, неподходящего прозвища придумать нельзя. Всякому ребёнку известно, что Снежная Королева должна быть высокомерной, надменной и неприступной; моя же мама напротив – очень мягкая и сердечная женщина. Она дружелюбна, приветлива, непосредственна и не стесняется проявлять свои чувства в присутствии посторонних. Вот и сейчас она обняла меня и поцеловала в щеку, как это делала всегда, будь мы на людях или наедине.
– Доброе утро, сынок, – ласково сказала она. – Ты куда-то спешишь?
– Не очень, – уклончиво ответил я, надеясь, что этим её любопытство будет удовлетворено. Однако ошибся.
– Если не возражаешь, зайдём ко мне, – предложила мама и тут же, не сомневаясь в моём согласии, поддела руку под мой локоть и увлекла меня за собой. – Я переправлю тебя в Туннель из «ниши».
– Это было бы замечательно, – слегка сконфуженно произнёс я, приноравливаясь к её энергичной походке.
Ещё бы! Я постоянно приставал к родителям с подобной просьбой и спускался в Зал Перехода, расположенный на глубине полутора километров, лишь в исключительных случаях, когда и отец и мать отсутствовали, либо были очень заняты. Безусловно, матушка была удивлена тем, что я направился в подземелье, не поговорив предварительно с ней. И не просто удивлена, но и озадачена.
– Сегодня ты при полном параде, – как бы между прочим заметила она, имея в виду мою Грейндал. – Что-то я не слышала ни о каких торжествах. Или ты собрался на свидание? Решил произвести на девушку впечатление?
Я начал подозревать, что наша встреча произошла отнюдь не случайно; и если это так, то мне оставалось лишь подивиться тому, с какой невероятной скоростью распространяются по дворцу слухи. Не прошло и десяти минут, как я вышел из своих покоев, а маме, судя по всему, уже доложили, что я куда-то собрался, прихватив с собой дедовскую шпагу.
Вообще-то мама у меня молодчина. С тех пор как мне исполнилось шестнадцать, она старалась не навязываться с чрезмерной родительской опекой, вполне справедливо считая меня достаточно взрослым, чтобы иметь свои секреты, достаточно самостоятельным, чтобы справляться с собственными проблемами, и достаточно рассудительным, чтобы самому решать, когда и к кому обратиться за помощью и советом. Однако тот факт, что я взял Грейндал и попытался покинуть Солнечный Град не совсем обычным для меня путём – через Зал Перехода – лишь бы избежать разговора с ней или отцом, очевидно, встревожил её, и она решила выяснить, что я затеял.
У меня не было ни малейшего желания лгать, к тому же я не видел в этом никакого смысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63