- Верую, верую! - промычал Киклоп, тараща глаз на Сергея.
- Уходить надо! - деловито сказал один из рабов, кажется, Коммун.
- Расскажем братьям о чуде явленном! - горячо одобрили и поддержали предложение товарища Коммуна другие рабы и сама Авидия Нигрина.
- Идемте, - сказал Киклоп и повел всех за собой, в грот. За входом, оплетенным виноградными лозами, тянулся узкий коридор.
Пройдя его, вся компания вышла в продолговатый зал, доверху забитый всяким хламом, - расколотыми изваяниями, ломаной мебелью, тряпьем, железяками. А в глубине грота блестели прутья решетки. Пахло кошками.
Лобанов шагал со всеми нетвердой походкой пьяного или смертельно уставшего человека. Его догнала Авидия, за ней горбатой тенью скользил Киклоп.
- Сергий! - воскликнула Авидия.
Она порывисто бросилась к Лобанову, замерла и вот, отбросив все сомнения, кинулась ему на шею, крепко обнимая и целуя, неумело, но жарко.
- Авидия…
- Свят, свят… - бормотала она, задыхаясь. - Ты что, ты сбежал из школы?
- Что ты! - слабо улыбнулся Сергей. - Я уже рудиарий. Я теперь служу у префекта претории Аттиана…
- Ой, как хорошо… - простонала Авидия, и неясно было, что же девушке понравилось - то ли новое место службы Лобанова, то ли святость его. То ли вкус поцелуя…
Киклоп одобрительно заворчал и сказал:
- Долго здесь оставаться нельзя, надо скорее уходить в гипогеи!
- Да, да… - томно сказала Авидия и встряхнулась. - Пошли! Киклопик!
- Я уже… - проворчал великан.
Авидия прошла в пустую клетку, и Киклоп руками расчистил пол, усыпанный толстым слоем соломы. Под соломою показался квадратный люк. Великан поднял его за вделанное кольцо и сделал приглашающий жест.
- Я первый! - сказал Лобанов.
Он взял факел, переданный Киклопом, и стал спускаться вниз по крутым ступеням, погружаясь в затхлый воздух катакомб, пристанище мертвых и христианский схрон.
Глава 8

1
Наклонный сход уводил под землю метров на десять, в темноту и подвальный холод. Блики от трещащих факелов метались по черноватому, зернистому туфу. Потом был поворот под арку, на первый ярус галерей. Стало повеселее, светлее даже - стены, беленные известкой, не приглушали яркость огня. Лобанов шагал впереди, Авидия шла рядом с ним, держась за руку, следом беззвучно ступал Киклоп, а рабы шумною толпой топотали сзади.
- Это гробница брата Калеподия, - сказала Авидия Нигрина, - вот и могила его! - Она притронулась к плите, замуровывавшей локулу, прямоугольную нишу в стене. - Он позволил общине хоронить здесь призывающих имя божье, и братья углубились на пять ярусов! Отсюда до самой нижней капеллы… примерно полсотни локтей.
- А вас тут не шугают? - поинтересовался Сергей.
- Что ты! Община наша… она как погребальное общество, и нас охраняет закон! Ну а то, что мы тут собираемся на трапезы в день Господень, молимся, слушаем мудрых… Это уже наше дело!
Сергей присмотрелся - он шел по кладбищу. Могилы христиан находили себе место повсюду - в стенных локулах, в ямах в полу - они назывались «формы», были и ниши с ямами, и отдельные склепы-крипты.
«Эгип, ты будешь жить вечно!» - обещала надпись на могильной плите. «Виктория, покойся с миром и Христом», - скорбно увещевала другая. «Пусть Господь укрепит твой дух», - желала третья. «Твоя жизнь в Боге» - утверждала четвертая. И сколько их тут было… Ой, да ну!
Неровные стены расписывались любительскими фресками, перенасыщенными богатой символикой: буквами альфа и омега для обозначения начала и конца, иксом, обозначающим крест, трезубцем - видимо символом троицы, ягненком, дельфином и рыбой, знаменующими Христа, голубкой как пометой души. Хлебы изображали причастительную трапезу, пчела - непорочное зачатие. И еще, и еще - якорь, феникс, павлин, петух, агнец, лев, оливковая ветвь, лилия, лоза виноградная…
- А кто у вас главный? - полюбопытствовал Сергей.
- Папа Сикст! - пробасил Киклоп.
- Папа?! - удивился Лобанов. - В смысле - папа римский?
- Ну да, - неохотно заговорила Авидия. - Все епископы Рима выбрали его примасом, епископом епископов.
- А я думал, что община сама выбирает священников! Пресвитеров, там, диаконов…
- Так было, - вздохнула Авидия. - Пресвитеры собирали нас на агапэ, освящали хлеб наш… Епископы только хозяйством заведовали, деньги общинные хранили… Мы все были равны, мы были одно - и женщины, и мужчины… Конечно, мы много спорили и сейчас спорим! Бывало, так разругаемся, что врагами смотрим друг на друга… Но это же понятно, мы же все разные и не можем думать одинаково! Но лет пятьдесят тому назад пришел апостол Петр и все сделал по-своему! Епископов он сделал первыми и поставил их над нами, а женщин лишил священства! Я, наверное, последняя диакониса в общине нашей…
- Интересно… - протянул Сергей.
- Нет, сестра Авидия, - подал голос кто-то из рабов ее, - ты неправа! Все ж таки Петр с самим Спасителем знался…
- И что?! - сказала Авидия строптиво. - Даже если это правда, что Учитель выбрал Симона Петра и руку ему на голову возложил, какое Петр право имел свои порядки устанавливать?! Вот не верю я, что Петр любимым был у Иошуа! Не верю! Мириам из Магдалы любил он, Мириам была для него первой, и самой верной, не такой, как Петр, трижды предавший!
- Да-а… - протянул Сергей. - Чувствую, и впрямь у вас разлады бурные случаются!
Киклоп длинно и тоскливо вздохнул.
Миновав целую анфиладу арок, они вышли к обширной капелле. В сводчатом потолке подземного зала имелись луминарии - световые колодцы, но стояла ночь, и капеллу освещали лампы, заправленные дешевым маслом. Их тусклый свет выделял множество фигур молящихся, неразличимо серых, закутанных в плащи. Голоса то наплывали, то стихали, теряясь в гулких галереях:
- Слава в вышних Богу…
- Смилуйся над нами, Господи, и ниспошли благодать Свою…
- Нет на мне грехов тяжких, а мелкие прости мне…
- Чист я душою, Господи, и всем сердцем припадаю к светлому образу Твоему…
Тут рабы Авидии ворвались в капеллу, обтекая глыбу Киклопа, и заголосили:
- Чудо! Нам было явлено чудо!
- Этого человека сбросили в яму к хищникам-людоедам, но страшные звери не растерзали его!
- Они ластились к нему!
- Он свят!
- Я узрел нимб над главой его!
- И я! И я!
- Святой Сергий! Святой Сергий!
- Помолимся, помолимся, братие!
Толпа христиан взбурлила страстями, все бросились к Сергею, пытаясь дотянуться рукой до нового святого, повторившего подвиг Даниила, брошенного в ров ко львам. Люди кричали, плакали, смеялись, молились, падали на колени и воздевали руки - так сильна была жажда чуда. Сомнения тонули в горячей волне энтузиазма, растворялись в ней, как крупинки соли в кипятке.
Не зная что и делать, Сергей протянул верующим руки, чем вызвал новый взрыв восторга. Головы бритые и лохматые, мытые и не очень, со сложными прическами и стриженные под горшок, обнажились перед ним.
- Возложи руки! - крикнула ему на ухо Авидия, смеясь и плача.
«Святой Сергий» послушно возложил длани, чувствуя себя полным дураком.
Атмосфера, накаленная мистическим жаром, остывала медленно. Не менее часа прошло, пока христиане более-менее угомонились, только оборачивались часто, с обожанием взглядывая на Лобанова, как поклонники на поп-звезду.
Авидия Нигрина прислонилась к Сергею, и он бережно обнял ее за плечи.
- Какое счастье, - прошептала она, - что Бог услышал мои молитвы и явил чудо!
Сергей не стал разубеждать Авидию. Блажен, кто верует!
- Тяжко мне, ох, тяжко… - прошептала девушка, меняя настроение с точностью до наоборот. - Что делать? Как быть? Не знаю… Но сегодня я домой не вернусь. Я просто не смогу! И завтра…
- Это Мир-Арзал такую подлянку устроил… - процедил Сергей, но Авидия ласково закрыла его губы пальчиками.
- Ты тут ни при чем, - сказала она. - Просто… Господи, о таком не то что говорить, думать не хочется! Убить императора… Ах, не дело затеял отец! Нет, я прекрасно понимаю и его, и дядю Корнелия, и дядю Публия… Мой отец был личным другом и наперсником принцепса Траяна! Когда принцепс затеял войну с даками, то половиной легионов командовал он сам, а другой половиной - мой отец. А дядю Корнелия все считали лучшим полководцем! И как им быть теперь?! Входить в ближний круг императора и пасть! Представляю, какое унижение они все испытывают, какую обиду!
- А ты представляешь, что будет, если твоему отцу удастся задуманное? - тихо спросил Сергей.
- Ох, война будет… - вздохнула девушка.
- То-то и оно! И не одна война, а войны! С Парфией, с сарматами и роксоланами, с германцами! Бунтуют в Иудее, в Мавритании, Британии! Да никаких легионов не хватит, чтобы усмирить окраины! Знаю, проходили уже! - сжал губы Сергей. - Моя страна дважды становилась империей, и оба раза ее разваливали крикуны и брехуны! И начиналась разруха, и полный беспредел, и брат шел на брата… Вспоминать тошно! И я должен, понимаешь, должен остановить эту «банду четырех»! Прости…
- За что же? - кротко ответила Авидия. - Ты прав… Я только не хочу, чтобы папу убили, я люблю его… У меня же никого-никого нет больше, только папа, Киклопик… и ты.
- Спасибо, - улыбнулся Сергей.
Тут толпа христиан сдержанно загудела. На возвышение поднялся благообразный старик в белой тунике и воздел худые жилистые руки.
- Возлюбленные мои братья во Христе! - начал он глубоким, хорошо поставленным голосом. - Все мы страждали, все испытали гонения и нужду, все искали во тьмах Путь к Свету! Соблазны диавольские прельщали нас, роскошью и похотью смущали тела земные, но дух наш превозмог низменные позывы плоти, и сиянье веры истинной умастило сердца наши, аки елей, коим мажут главы царей добролюбезных! Но откуда изливается сей свет божественный? - вопрошают сыны человеческие. Откуда проистекает благодать? Внемлите мне! Церковь Святая - вот источник благодати! Вот фонарь лучезарный, чей неугасимый огонь раздувается верою нашей! Церковь, братья мои возлюбленные, это башня образа прекрасного и величия небесного, кою ангелы строят из камней, а камни те - народ верующий!
- Это и есть Сикст? - тихонько спросил Сергей.
- Он! - коротко сказала Авидия, совершая крестное знамение - рукой касаясь лба и глаз, «чтобы отвратить того, кто хочет погубить душу».
- Но! - возвысил голос Сикст Первый. - Бытуют камни квадратные, подобные Христу, камню краеугольному, а есть камни круглые, таковые ангелы откладывают в сторону, ибо не выложишь из них башни великой и несокрушимой! Кругляши суть те братья наши, кои не крепки в вере и слушают лжепророков! Гоните лжецов, братья! Не внимайте словесам их, яда и кривды преисполненным! Пусть свет расточит тьму! Внемлите, верные! Пресвятая Дева Мария зачала беспорочно и дала миру Спасителя, Иисуса, Сына Божия! Много чудес и знаков дивных явил Христос, но предали Его и распяли, и принял Он смерть за все грехи наши! Но воскрес Иисус, - голос Сикста наполнился неподдельным ликованием, - и вознесся на небо, и воссел одесную Отца Своего!
Толпа христиан зашумела, радостные восклицания мешались с ропотом несогласия, а когда вернулась тишина прозвучал ироничный голос Лобанова:
- Бред сумасшедшего!
Собравшиеся оживились, стали оборачиваться, а на лице Сикста появилось злое выражение.
- Что посмел сказать твой язык?! - загремел епископ епископов.
- Мой язык сказал, - ответил Сергей в том же тоне, - что реченное тобой есть брехня!
Лобанов, успокаивающе улыбнувшись Авидии, влез на возвышенное место.
- Вы мне лучше внемлите! - сказал он. - Ты, Сикст, и подобные тебе опорочили Иисуса! Бог един, Он - Творец и Вседержитель, Он отец Иисусу, равно как и нам всем, все мы - дети Его, и Он любит нас! А вы обожествили Иисуса, как язычники обожествляют своих цезарей! Вы превратили его в идола, в кумир нечеловечный, коему зовете поклоняться! Вы поместили бедного Иисуса в церковь свою, как птицу вольную в клетку! А кто властен над Церковью? Вы, епископы, алчущие присвоить и благодать, и отпущение грехов, и богатства, в общину притекающие, и саму общину! Так дайте мне защитить Иошуа Ноцри, коего вы зовете Иисусом Христом!
Иошуа был нормальным здоровым ребенком, и родился он от любви Иосифа и Мириам, и его любили, и он любил - и мать с отцом почитал, и братьев своих младших, и сестер тетешкал и защищал! А пришла пора, и выбрал Иошуа девушку, Мириам из Магдалы, и женился на ней! А вы его в Господа обращаете. И до вас не доходит даже, что тем самым вы унижаете Иисуса, извращаете учение его, а все чудеса, им явленные, сводите к ничтожному значению! Ну, сами подумайте, если Иисус - божество, то чего стоило ему превратить камни в хлебы, а воду в вино? Да ничего не стоило! Это для бога пустяк! Тогда и воскресение не чудо вовсе! Ну взяло божество да и воскресло! И что тут чудесного? Для божества это дело обычное, как для нас сон ночной! И какой же тогда пример мы можем взять с божества?! Мы-то обычные смертные, богам не ровня!
Сергей перевел дух. Закоренелый атеист стал пророком! Но кто же заступится за Егошуа Назорея, если не «Святой Сергий»?
- Иошуа был великий врач и великий Учитель, - продолжил Лобанов, - и нашел он себе учеников - Шимона Цефу, Иоанна сына Заведея, Фому Дидима, Матфия Левита, прочих и многих, но первой среди них была Мириам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48