Я послушно покорилась, позволяя ей поиграть в заботливую родительницу.
— D'ha'meo'el-in больше не будут тебя беспокоить, по крайней мере сегодня.
— Как?..
— Раниэль-Атеро, Зимний и Хлой проследили пути, по которым пришли эти последние гости. И прошли по ним, очень эффектно свалившись на голову темному королю. В данный момент имеет место... Как там они выразились? «Сугубо мужской разговор». Его Величеству доходчиво объясняют, что Хранительница Эль-онн находится под личной защитой трех древнейших, которые будут очень недовольны, если с ней что-нибудь случится. Вплоть до личной вендетты всему правящему роду d'ha'meo'el-in. Конфликт переводится из политического в дело чести, плюс вплетаются старые разборки... День передышки тебе гарантирован, дорогая.
А больше и не нужно.
Я вздохнула свободнее. Оставлять эту проблему висеть в воздухе, конечно, нельзя, но завтра вечером вопрос равно станет чисто академическим.
— Вы узнали, с чего они вдруг так взбесились?
Даратея яростно сжала губы и отвернулась, пряча от меня выражение своего лица. Остроконечные ушки, возвышающиеся над черными кудрями, чуть вздрогнули.
Мои собственные уши заинтересованно встали торчком, а Даратея вдруг резко обернулась, гневно сверкнула очами и сухо сообщила:
— Я пришла сюда говорить как Мать Изменяющихся с одной из своих вене.
Ой.
Теперь уже я опустила уши и поджала ноги, не зная еще, в чем провинилась, но уверенная, что провинилась крупно.
И гром грянул.
— Твое поведение, как всегда, было безрассудно. Ну что за идиотская мысль — танцевать с такой мерзостью? Ты что, не понимала, во что могла превратиться? Не понимала, что могла натворить в подобном состоянии? Ауте милосердная, Антея, уж ты-то лучше всех вене, живых и мертвых, должна знать опасность полного погружения!
— Да, Мать Клана.
— Гордость покоя не дает? За душу взяло? Она, видите ли, величайшая танцовщица! Величайшая дура! Никакой природный талант не может компенсировать природной же тупости!
— Да, Мать Клана.
— Танцевать глубокое погружение в присутствии кучи посторонних! В разгар схватки! Не прекращая при этом бой! Танцевать без полной отдачи движению, танцевать одной ритмикой — ты что, спятила?
Ну, поворчали и хватит.
— Ты считаешь, надо было позволить им перебить нас всех? — Голос мой был меланхолически задумчив.
Мама блеснула оскаленными клыками, но промолчала. Потом:
— Я не знаю никого, кто смог бы повторить такое — и остаться собой. Как Матери клана Дернул мне необходимо разобраться, что там произошло, — очень сухо и по-деловому.
Я ответила изумленным и насмешливым взглядом. Вряд ли она хотела так на меня набрасываться, вряд ли пришла сюда, чтобы устроить головомойку. Просто на свой страх мама реагировала гневом, это у нас фамильное. А я подозревала, что приглашение на завтрашний Бал, которое мы обе так старательно не упоминали в этом разговоре, напугало ее до безумия.
Даратея вновь выпрямилась — уверенная, спокойная, властная.
— Расскажи мне о танце, — это была просьба властительницы Изменяющихся, а не матери.
— Да нечего рассказывать. Банальные слияние и коррекция в затрудненных условиях. Только объектом служила кусачая мерзость, которую пришлось терпеть, стиснув зубы.
— Подробнее.
Я вздохнула и отправила ей сен-образ, который готовила с того момента, как увидела Мать Изменяющихся на пороге. Полный отчет о танце. С комментариями и историческими сносками. И, разумеется, с красочным эмоциональным сопровождением. Даратея грациозно приняла послание на кончики пальцев, крутанула по измерениям, внимательно рассматривая, и отправила в копилку своей памяти для более детального изучения.
— Камеры засняли, что ты просто взбесилась, когда эти твари накинулись на ребенка...
Я расхохоталась — и в этом каркающем звуке не было ни капли веселья.
— Не надо, мама. Люди могут сколько угодно изгаляться по поводу инстинктов эль-ин, а в кланах могут сколько угодно шептаться о моих комплексах. Но в данном случае беспокойство о судьбе несчастного ребенка играло самую последнюю роль.
— Так что же это тогда было?
— Расчет. Политическая игра. Черный пиар. Аррек понял все с первого взгляда, умница, и взял на себя.
Мгновение она молчала.
— Не понимаю.
— Люди... ты так и не удосужилась толком изучить людей, не так ли, мама? Они не похожи на нас. Они настолько не похожи, что вызывают у меня куда больший ужас, чем какие-то там демоны. — Я сложила руки домиком, внимательно вглядываясь в видимые лишь мне одной сплетения связей, по привычке формулируя мысли вслух скорее для себя, чем для и без того прекрасно осведомленной Даратеи. — Ими правят странные силы. И это совсем не то, что понимаем под словом «сила» мы. Да, смертные признают власть оружия, признают, что приставленный к горлу кинжал или застывшая у границы враждебная армия могут заставить делать то-то и то-то. Они знают силу манипулирования, развивают искусство заставлять других плясать под свою музыку... Но по их меркам это довольно... примитивно. Самое грубое, самое глупое и самое бессмысленное, к чему можно прибегнуть.
— Я все еще не понимаю, — голос Даратеи звучал очень мягко. Сейчас начнет отрывать головы.
— Людьми правят идеи, мама. Я сама не понимаю этой... эфемерности, но не могу закрывать глаза на факты. Какая-нибудь книга, вовремя появившаяся и умело раскрученная — и меняется сам стиль мышления, меняются правительства, формы власти, способы вести войну и выбор оружия. Взять, например, то, что они понимают под религией... Сборище нежизнеспособных банальностей, изреченное каким-либо блаженным, — и целые народы сдвигаются, подобно лавинам, бушуют священные войны, меняется облик целых планет. Бред.
— Ну, допустим. И как это связано с тем, что ты швырнула себя на защиту какой-то смертной девчонки? — Она действительно не понимала.
— Не девчонки. На защиту идеи. На защиту образа эль-ин, который я три десятилетия тщательно формировала в мозгах этих несносных мартышек. Ты знаешь, какое сейчас отношение к эльфам в Империи? «Они любят нас ненавидеть». Ключевое слово — любят. Они могут сколько угодно вслух возмущаться и хорохориться, рассуждая о захватчиках и Кровавых Ведьмах. В своем кругу. Но оливулец горло перегрызет любому постороннему, вздумавшему брякнуть что-то недружелюбное по поводу «остроухих». Или, хуже того, вздумавшего поднять на одного из нас руку. Это уже въелось так глубоко, что не поддается выражению в словах. Они уже начали перенимать некоторые наши черты, даже сами того не понимая. Ироничное уважение к женщинам. Привычку разрешать личные споры дуэлями — не обязательно с использованием физической силы. Жестокость в воспитании детей, в сочетании с яростным, на грани безумия, стремлением их защищать. Хранительница Эль-онн бросилась на защиту умирающей девочки потому что ничего иного она не могла сделать по определению. Я очень долго вбивала эту мысль под их чугунные черепа, и именно благодаря ей сборище жаждущих моей крови террористов сегодня сражалось за нас, а не пыталось воспользоваться случаем и ударить в спину. Они — наш Щит. И если для того, чтобы добиться этого, мне бы пришлось сегодня расстаться с жизнью на день раньше расписания — невелика потеря. Это все равно была бы победа.
Мама откинулась в кресле, окинула меня странноватым взглядом.
— Да, эта должность определенно влияет на тебя не лучшим образом, Анитти. — Я вздрогнула, услышав почти забытое детское обращение в таком контексте. — Слишком легко ты стала оценивать жизни.
Она сидела, согнув ноги так, что ступня одной опиралась на лодыжку другой, и в небрежной гибкости этой позы была вся мама. Развевающиеся темным туманом крылья заполняли комнату, светло-серые, почти прозрачные глаза сверкали из-под падающих на лицо прядей. Я опустила голову на свое колено и потерлась об него щекой, пытаясь понять, что она имела в виду, произнося последнюю фразу.
— Значит, вот зачем тут ошивается этот мальчик из Золотой Сотни?
В отличие от Тэмино, мама никогда не страдала от тоннельного видения. То, что она выдающийся специалист в своей области, еще не означает, что Мать Изменяющихся ничего не знает о других проблемах.
— Всякий раз, оказываясь «на людях», я играю на публику, мама. Ворон — не исключение. Он — последний гвоздь, который я надеюсь забить в гроб тех, кто еще всерьез подумывает о независимости.
— Ах-ха. — Она знакомым жестом откинула голову, обнажив длинную красивую шею. Улыбнулась, блеснув кончиками клыков. Несколько зловещий и весьма прозрачный намек. — А сам-то он догадывается о той роли, к которой ты его готовишь?
— Он же не идиот.
— Спорное утверждение.
— Нет. Не спорное.
А потом мама тихо, на этот раз очень серьезно произнесла:
— Антея, ты убила всю его семью.
— Я помню.
— Быть может... ты требуешь от этого смертного слишком много?
— Быть может.
Мы помолчали.
— Он просто не понимает, что для эль-ин нет разницы между искренним побуждением и хладнокровным расчетом. Совсем нет. Но ты права: это действительно опасная игра.
— А когда игры эль-ин были безопасны? — Даратея изящным, каким-то очень тягучим и в то же время рваным, с головой выдававшим вене, движением встала на ноги. — Успокоилась?
— Да, спасибо, — я чуть помассировала раскалывающиеся виски. — Мне нужно было произнести все это вслух.
— Всегда пожалуйста, — скользнула к выходу.
— Да, мам, передай, чтобы ко мне зашла Лейруору.
Она остановилась в проеме, и я заметила, как острые когти на мгновение впились в косяк. Кивнула. Исчезла.
Я откинулась на спину. Потом свернулась калачиком, подтянув к подбородку колени и закрыв глаза. Нет, для эль-ин не существует разницы между искренним побуждением и холодным расчетом. Только вот сами мы иногда об этом забываем.
Глядела в одну точку, изредка беспокойно прядая ушами. Мыслей не было. Или она придет, или...
...Незримое присутствие, будто кто-то давно уже стоял за спиной и лишь теперь был замечен...
Она пришла.
Я приподнялась на локте, повернувшись к завернувшейся в крылья хрупкой фигуре.
Лейри.
Протянутая к ней рука упала, так и не дотронувшись до тугого пучка густых серебристых волос. Не твоя дочь, не твоя... Не забывай об этом!
— Лейруору тор Шеррн... вы ничего не хотите мне сказать?
Она подняла лицо, иссиня-черная кожа натянулась на узких скулах, бездонные фиалковые глаза показались странно расширенными.
— Хранительница, я... боюсь, что я переоценила свои силы, — голос приемной дочери прозвучал непривычно хрипло.
Это заставило меня замереть удивленно и несколько растерянно. Многого я ожидала от этого разговора, но такое начало ставило в тупик.
— Лейр... — Я запнулась. Ну не спрашивать же ее, перерезать мне собственное горло прямо сейчас или чуть попозже? — Наследница Лейруору, считаете ли вы себя готовой к принятию сана Хранительницы Эль?
— Да, — ни малейшего колебания. И опять я ничего не понимала.
Теперь вопросы задавать надо было как можно осторожнее, рискуя в любой момент поскользнуться на тонком льду недомолвок.
— Вы уверены в том, что сейчас делаете, Лейруору? — я говорила очень медленно, тщательно вдумываясь в каждый звук. Очень многое зависело от ответа.
— Нет.
Я посмотрела на нее с изумлением. Почему-то возникло отчетливое ощущение, что мы имели в виду совершенно разные вещи. Весьма примечательно, если учесть, что я и сама не знала, что имела в виду.
— О! — на большее меня не хватило.
А Лейри вдруг заговорила:
— Ко мне недавно приходил лорд-консорт арр-Вуэйн. Мы... многое обсудили.
— М-ммм, — полагаю, это прозвучало, как если бы у меня внезапно случился приступ зубной боли. Что в некотором смысле было не так уж далеко от истины. Аррек я тебя убью.
Если смогу, конечно.
— Его светлость оставил мне кое-какую литературу... почитать, — в ее пальцах появилось несколько бумажных листов, густо исписанных затейливым старинным шрифтом. — Весьма занимательное... чтение.
Странички как-то незаметно перекочевали в мои руки, а Лейруору исчезла, взмахнув на прощанье крыльями. Я открыла было рот, чтобы приказать ей вернуться, чтобы выпалить все те бесчисленные вопросы, что теснились в моей голове... И захлопнула его, гулко клацнув клыками.
Уставилась на сжатые в пальцах листки, как могла бы смотреть на ядовитую змею, изготовившуюся для удара. Ох, Арре-ек.
Уселась, повернув листы так, чтобы на них падали отблески света от водопада, и погрузилась в затейливое сплетение знаков.
«...таким образом, мы имеем более сотни задокументированных случаев смертей, наступивших в результате наложения проклятия или же иных форм темного колдовства. На телах жертв не было обнаружено никаких следов физического воздействия, вскрытие не показало ни признаков яда, ни каких-либо изменений, указывающих на насильственную или же естественную причину смерти, за исключением разве что физического истощения. Молодые, совершенно здоровые люди просто необъяснимо оказывались мертвы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— D'ha'meo'el-in больше не будут тебя беспокоить, по крайней мере сегодня.
— Как?..
— Раниэль-Атеро, Зимний и Хлой проследили пути, по которым пришли эти последние гости. И прошли по ним, очень эффектно свалившись на голову темному королю. В данный момент имеет место... Как там они выразились? «Сугубо мужской разговор». Его Величеству доходчиво объясняют, что Хранительница Эль-онн находится под личной защитой трех древнейших, которые будут очень недовольны, если с ней что-нибудь случится. Вплоть до личной вендетты всему правящему роду d'ha'meo'el-in. Конфликт переводится из политического в дело чести, плюс вплетаются старые разборки... День передышки тебе гарантирован, дорогая.
А больше и не нужно.
Я вздохнула свободнее. Оставлять эту проблему висеть в воздухе, конечно, нельзя, но завтра вечером вопрос равно станет чисто академическим.
— Вы узнали, с чего они вдруг так взбесились?
Даратея яростно сжала губы и отвернулась, пряча от меня выражение своего лица. Остроконечные ушки, возвышающиеся над черными кудрями, чуть вздрогнули.
Мои собственные уши заинтересованно встали торчком, а Даратея вдруг резко обернулась, гневно сверкнула очами и сухо сообщила:
— Я пришла сюда говорить как Мать Изменяющихся с одной из своих вене.
Ой.
Теперь уже я опустила уши и поджала ноги, не зная еще, в чем провинилась, но уверенная, что провинилась крупно.
И гром грянул.
— Твое поведение, как всегда, было безрассудно. Ну что за идиотская мысль — танцевать с такой мерзостью? Ты что, не понимала, во что могла превратиться? Не понимала, что могла натворить в подобном состоянии? Ауте милосердная, Антея, уж ты-то лучше всех вене, живых и мертвых, должна знать опасность полного погружения!
— Да, Мать Клана.
— Гордость покоя не дает? За душу взяло? Она, видите ли, величайшая танцовщица! Величайшая дура! Никакой природный талант не может компенсировать природной же тупости!
— Да, Мать Клана.
— Танцевать глубокое погружение в присутствии кучи посторонних! В разгар схватки! Не прекращая при этом бой! Танцевать без полной отдачи движению, танцевать одной ритмикой — ты что, спятила?
Ну, поворчали и хватит.
— Ты считаешь, надо было позволить им перебить нас всех? — Голос мой был меланхолически задумчив.
Мама блеснула оскаленными клыками, но промолчала. Потом:
— Я не знаю никого, кто смог бы повторить такое — и остаться собой. Как Матери клана Дернул мне необходимо разобраться, что там произошло, — очень сухо и по-деловому.
Я ответила изумленным и насмешливым взглядом. Вряд ли она хотела так на меня набрасываться, вряд ли пришла сюда, чтобы устроить головомойку. Просто на свой страх мама реагировала гневом, это у нас фамильное. А я подозревала, что приглашение на завтрашний Бал, которое мы обе так старательно не упоминали в этом разговоре, напугало ее до безумия.
Даратея вновь выпрямилась — уверенная, спокойная, властная.
— Расскажи мне о танце, — это была просьба властительницы Изменяющихся, а не матери.
— Да нечего рассказывать. Банальные слияние и коррекция в затрудненных условиях. Только объектом служила кусачая мерзость, которую пришлось терпеть, стиснув зубы.
— Подробнее.
Я вздохнула и отправила ей сен-образ, который готовила с того момента, как увидела Мать Изменяющихся на пороге. Полный отчет о танце. С комментариями и историческими сносками. И, разумеется, с красочным эмоциональным сопровождением. Даратея грациозно приняла послание на кончики пальцев, крутанула по измерениям, внимательно рассматривая, и отправила в копилку своей памяти для более детального изучения.
— Камеры засняли, что ты просто взбесилась, когда эти твари накинулись на ребенка...
Я расхохоталась — и в этом каркающем звуке не было ни капли веселья.
— Не надо, мама. Люди могут сколько угодно изгаляться по поводу инстинктов эль-ин, а в кланах могут сколько угодно шептаться о моих комплексах. Но в данном случае беспокойство о судьбе несчастного ребенка играло самую последнюю роль.
— Так что же это тогда было?
— Расчет. Политическая игра. Черный пиар. Аррек понял все с первого взгляда, умница, и взял на себя.
Мгновение она молчала.
— Не понимаю.
— Люди... ты так и не удосужилась толком изучить людей, не так ли, мама? Они не похожи на нас. Они настолько не похожи, что вызывают у меня куда больший ужас, чем какие-то там демоны. — Я сложила руки домиком, внимательно вглядываясь в видимые лишь мне одной сплетения связей, по привычке формулируя мысли вслух скорее для себя, чем для и без того прекрасно осведомленной Даратеи. — Ими правят странные силы. И это совсем не то, что понимаем под словом «сила» мы. Да, смертные признают власть оружия, признают, что приставленный к горлу кинжал или застывшая у границы враждебная армия могут заставить делать то-то и то-то. Они знают силу манипулирования, развивают искусство заставлять других плясать под свою музыку... Но по их меркам это довольно... примитивно. Самое грубое, самое глупое и самое бессмысленное, к чему можно прибегнуть.
— Я все еще не понимаю, — голос Даратеи звучал очень мягко. Сейчас начнет отрывать головы.
— Людьми правят идеи, мама. Я сама не понимаю этой... эфемерности, но не могу закрывать глаза на факты. Какая-нибудь книга, вовремя появившаяся и умело раскрученная — и меняется сам стиль мышления, меняются правительства, формы власти, способы вести войну и выбор оружия. Взять, например, то, что они понимают под религией... Сборище нежизнеспособных банальностей, изреченное каким-либо блаженным, — и целые народы сдвигаются, подобно лавинам, бушуют священные войны, меняется облик целых планет. Бред.
— Ну, допустим. И как это связано с тем, что ты швырнула себя на защиту какой-то смертной девчонки? — Она действительно не понимала.
— Не девчонки. На защиту идеи. На защиту образа эль-ин, который я три десятилетия тщательно формировала в мозгах этих несносных мартышек. Ты знаешь, какое сейчас отношение к эльфам в Империи? «Они любят нас ненавидеть». Ключевое слово — любят. Они могут сколько угодно вслух возмущаться и хорохориться, рассуждая о захватчиках и Кровавых Ведьмах. В своем кругу. Но оливулец горло перегрызет любому постороннему, вздумавшему брякнуть что-то недружелюбное по поводу «остроухих». Или, хуже того, вздумавшего поднять на одного из нас руку. Это уже въелось так глубоко, что не поддается выражению в словах. Они уже начали перенимать некоторые наши черты, даже сами того не понимая. Ироничное уважение к женщинам. Привычку разрешать личные споры дуэлями — не обязательно с использованием физической силы. Жестокость в воспитании детей, в сочетании с яростным, на грани безумия, стремлением их защищать. Хранительница Эль-онн бросилась на защиту умирающей девочки потому что ничего иного она не могла сделать по определению. Я очень долго вбивала эту мысль под их чугунные черепа, и именно благодаря ей сборище жаждущих моей крови террористов сегодня сражалось за нас, а не пыталось воспользоваться случаем и ударить в спину. Они — наш Щит. И если для того, чтобы добиться этого, мне бы пришлось сегодня расстаться с жизнью на день раньше расписания — невелика потеря. Это все равно была бы победа.
Мама откинулась в кресле, окинула меня странноватым взглядом.
— Да, эта должность определенно влияет на тебя не лучшим образом, Анитти. — Я вздрогнула, услышав почти забытое детское обращение в таком контексте. — Слишком легко ты стала оценивать жизни.
Она сидела, согнув ноги так, что ступня одной опиралась на лодыжку другой, и в небрежной гибкости этой позы была вся мама. Развевающиеся темным туманом крылья заполняли комнату, светло-серые, почти прозрачные глаза сверкали из-под падающих на лицо прядей. Я опустила голову на свое колено и потерлась об него щекой, пытаясь понять, что она имела в виду, произнося последнюю фразу.
— Значит, вот зачем тут ошивается этот мальчик из Золотой Сотни?
В отличие от Тэмино, мама никогда не страдала от тоннельного видения. То, что она выдающийся специалист в своей области, еще не означает, что Мать Изменяющихся ничего не знает о других проблемах.
— Всякий раз, оказываясь «на людях», я играю на публику, мама. Ворон — не исключение. Он — последний гвоздь, который я надеюсь забить в гроб тех, кто еще всерьез подумывает о независимости.
— Ах-ха. — Она знакомым жестом откинула голову, обнажив длинную красивую шею. Улыбнулась, блеснув кончиками клыков. Несколько зловещий и весьма прозрачный намек. — А сам-то он догадывается о той роли, к которой ты его готовишь?
— Он же не идиот.
— Спорное утверждение.
— Нет. Не спорное.
А потом мама тихо, на этот раз очень серьезно произнесла:
— Антея, ты убила всю его семью.
— Я помню.
— Быть может... ты требуешь от этого смертного слишком много?
— Быть может.
Мы помолчали.
— Он просто не понимает, что для эль-ин нет разницы между искренним побуждением и хладнокровным расчетом. Совсем нет. Но ты права: это действительно опасная игра.
— А когда игры эль-ин были безопасны? — Даратея изящным, каким-то очень тягучим и в то же время рваным, с головой выдававшим вене, движением встала на ноги. — Успокоилась?
— Да, спасибо, — я чуть помассировала раскалывающиеся виски. — Мне нужно было произнести все это вслух.
— Всегда пожалуйста, — скользнула к выходу.
— Да, мам, передай, чтобы ко мне зашла Лейруору.
Она остановилась в проеме, и я заметила, как острые когти на мгновение впились в косяк. Кивнула. Исчезла.
Я откинулась на спину. Потом свернулась калачиком, подтянув к подбородку колени и закрыв глаза. Нет, для эль-ин не существует разницы между искренним побуждением и холодным расчетом. Только вот сами мы иногда об этом забываем.
Глядела в одну точку, изредка беспокойно прядая ушами. Мыслей не было. Или она придет, или...
...Незримое присутствие, будто кто-то давно уже стоял за спиной и лишь теперь был замечен...
Она пришла.
Я приподнялась на локте, повернувшись к завернувшейся в крылья хрупкой фигуре.
Лейри.
Протянутая к ней рука упала, так и не дотронувшись до тугого пучка густых серебристых волос. Не твоя дочь, не твоя... Не забывай об этом!
— Лейруору тор Шеррн... вы ничего не хотите мне сказать?
Она подняла лицо, иссиня-черная кожа натянулась на узких скулах, бездонные фиалковые глаза показались странно расширенными.
— Хранительница, я... боюсь, что я переоценила свои силы, — голос приемной дочери прозвучал непривычно хрипло.
Это заставило меня замереть удивленно и несколько растерянно. Многого я ожидала от этого разговора, но такое начало ставило в тупик.
— Лейр... — Я запнулась. Ну не спрашивать же ее, перерезать мне собственное горло прямо сейчас или чуть попозже? — Наследница Лейруору, считаете ли вы себя готовой к принятию сана Хранительницы Эль?
— Да, — ни малейшего колебания. И опять я ничего не понимала.
Теперь вопросы задавать надо было как можно осторожнее, рискуя в любой момент поскользнуться на тонком льду недомолвок.
— Вы уверены в том, что сейчас делаете, Лейруору? — я говорила очень медленно, тщательно вдумываясь в каждый звук. Очень многое зависело от ответа.
— Нет.
Я посмотрела на нее с изумлением. Почему-то возникло отчетливое ощущение, что мы имели в виду совершенно разные вещи. Весьма примечательно, если учесть, что я и сама не знала, что имела в виду.
— О! — на большее меня не хватило.
А Лейри вдруг заговорила:
— Ко мне недавно приходил лорд-консорт арр-Вуэйн. Мы... многое обсудили.
— М-ммм, — полагаю, это прозвучало, как если бы у меня внезапно случился приступ зубной боли. Что в некотором смысле было не так уж далеко от истины. Аррек я тебя убью.
Если смогу, конечно.
— Его светлость оставил мне кое-какую литературу... почитать, — в ее пальцах появилось несколько бумажных листов, густо исписанных затейливым старинным шрифтом. — Весьма занимательное... чтение.
Странички как-то незаметно перекочевали в мои руки, а Лейруору исчезла, взмахнув на прощанье крыльями. Я открыла было рот, чтобы приказать ей вернуться, чтобы выпалить все те бесчисленные вопросы, что теснились в моей голове... И захлопнула его, гулко клацнув клыками.
Уставилась на сжатые в пальцах листки, как могла бы смотреть на ядовитую змею, изготовившуюся для удара. Ох, Арре-ек.
Уселась, повернув листы так, чтобы на них падали отблески света от водопада, и погрузилась в затейливое сплетение знаков.
«...таким образом, мы имеем более сотни задокументированных случаев смертей, наступивших в результате наложения проклятия или же иных форм темного колдовства. На телах жертв не было обнаружено никаких следов физического воздействия, вскрытие не показало ни признаков яда, ни каких-либо изменений, указывающих на насильственную или же естественную причину смерти, за исключением разве что физического истощения. Молодые, совершенно здоровые люди просто необъяснимо оказывались мертвы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62