Изак решил почаще сквернословить, чтобы скрасить скуку путешествия.
– Изак, вы не можете изменить обычай, поэтому, если все-таки хотите ехать быстрее, давайте прекратим пререкания. – Но во время этой отповеди Тила то и дело переминалась с ноги на ногу – езда в новом седле давала о себе знать.
Изак передернул плечами и сердито зашагал к своим коням. Спор можно было отложить до того момента, как Тила перестанет упрямиться. Посмотрим, каково ей придется после первой ночевки на голой земле. Кранн переложил поклажу с одного коня на другого, погладил шоколадные бока Мегенна там, где их натерла поклажа, поправил седла и любовно потрепал обоих скакунов по холкам. У коней были разные характеры: Торамин был горячим жеребцом и обладал невиданной силой, а мерин Мегенн был старше и беспрекословно слушался хозяина. Оба коня без особого труда выдерживали вес кранна, но, по наблюдению Изака, только Торамин иногда пытался перейти в галоп. Временами Изак чувствовал, как напрягаются мышцы коня под гладкой темной шкурой, и тогда приходилось натягивать удила, чтобы стало ясно, кто здесь главный.
Изак немного понаблюдал за своей свитой.
Карел успел завоевать признание «духов» благодаря веселому нраву и выдающимся воинским навыкам, которые не ослабели с годами. А репутация Везны гарантировала ему уважение в любой казарме. Но гвардейцы предпочитали держаться подальше от Михна, и тому приходилось довольствоваться компанией двоих проводников. Вот и сейчас эта троица сидела поодаль от остальных, причем Михн устроился так, чтобы все время видеть и Изака, и дорогу впереди.
Проводники, сопровождавшие отряд, были людьми со странностями: эти нелюдимые лесничие откровенно пренебрегали обществом людей, которые не отвечали их требованиям. Зато Михн прекрасно вписался в их компанию.
Самым разговорчивым среди лесничих был могучий северянин Борл Дедев. Второй, Джейл, был родом из Тиры; вполне возможно, что этот жилистый невысокий человек осиротел в детстве и его взяли во дворец – во всяком случае, фамилии у него не было. Многие будущие лесничие в младенчестве были оставлены у ворот дворца матерями, отчаявшимися вырастить своих детей. Если родители не находились или отказывались от ребенка, как сделал отец Изака, фамилию таким детям не давали. Как Бахлю и Изаку, Джейлу предстояло заслужить ее самому.
Изак решил, что пришла пора кое-что прояснить, и окликнул Михна.
Он еще не договорил, как тот уже поднялся, как всегда прихватив с собой дубинку. Не обращая внимания на любопытные взгляды, Изак отвел чужестранца в сторонку, туда, где никто не мог их подслушать.
Вчера Борл коротко постриг Михна, и теперь бывший пленник выглядел еще более мрачным.
– Мы вернемся домой только через год, – начал Изак. – Даже больше чем через год.
Он тщательно обдумывал каждое свое слово.
– Не знаю, что нас ждет, и с каждым днем будущее кажется мне все туманнее.
Он тяжело вздохнул – ему не нравилось быть таким навязчивым.
– Я хочу узнать вашу историю, Михн. Вы почти ничего о себе не говорите, а если я не понимаю собственную тень, как мне понять народ Ланда?
– Милорд, – спокойно ответил чужестранец. – Я уже говорил, что родился в племени на северном побережье…
Изак раздраженно ощерился.
– Я не это имел в виду. Вы слишком мало рассказываете, значит, вам ничего не стоит меня обмануть. Ни один житель племени не говорит так хорошо на языке фарланов. А ваш выговор лучше моего. Никто из простых людей не может двигаться так легко, как вы, даже ученики Керина, а он тренирует самых лучших. Я сильно сомневаюсь, что хоть один из агентов Лезарля сможет долго выстоять против вас. Шалат готов был на коленях молить Бахля, чтобы тот взял вас к себе наемным убийцей, – он даже пообещал, что все его племя принесет присягу верности Фарлану в течение полугода.
Михн вздрогнул. Казалось, мысль о том, чтобы стать наемным убийцей, была ему противна, хотя он и не являлся противником насилия. Михн не смотрел Изаку в глаза, беспрестанно вертя в руках дубинку.
– Ну, так что? Вам нечего мне сказать? Я видел, как вы деретесь. Либо вы очень проворный истинный эльф, либо арлекин, либо…
Изак не договорил – Михн содрогнулся, широко распахнув глаза. Изак решил, что чужестранец то ли страшно разозлился, то ли испугался. Но силы вдруг оставили Михна, и он опустился на колени, жадно хватая ртом воздух, словно в приступе удушья.
Изак растерянно смотрел на своего вассала, потом присел перед ним и положил руку ему на плечо, чтобы успокоить и не дать упасть. Но не успел он найти нужные слова, Михн вдруг заговорил сам:
– Умоляю, не прогоняйте меня. У меня ничего нет, я сам – ничто. Моя жизнь… – он вдруг перешел на незнакомый Изаку язык, видимо, свой родной.
Наконец Изак догадался.
– Вы – арлекин?!
В это трудно было поверить. Об арлекинах почти ничего не было известно. Никто не знал даже, откуда они взялись, а тем более – как им удавалось помнить столько историй и песен. Эти женоподобные существа были рассказчиками, всегда носили с собой пару узких мечей, украшали свои одежды алмазами, а лица прикрывали белыми масками. Они сами казались такими же мифическими существами, как и герои их повествований.
– Я – ничто, – снова повторил Михн, словно в трансе. Потом наконец поднял на Изака глаза и немного успокоился. – Я неудачник. А на меня возлагались огромные надежды, все старейшины уверяли, что я стану лучшим из лучших. К восемнадцати годам я превзошел своих учителей в фехтовании.
– И что же случилось?
– Я провалил последнее испытание. Нас осталось всего трое. К этому испытанию допускались лишь те, кто обязательно должен был его пройти. А я провалился.
– Как?
– На последнем испытании нужно было рассказать длинную сагу, которая излагается не меньше дня, а я… Я не смог вспомнить свою сагу, ни единого слова, ни единого имени, ни единого названия. Я всю жизнь готовился к испытанию, учил все языки Ланда, все диалекты и акценты, повторял истории, дарованные нам богами, выучил все пьесы, голоса всех животных и различия в речах мужчин и женщин. А на испытании не сумел вспомнить ни единого слова, хотя то была моя любимая история, я помнил ее с десяти лет.
Михн наклонился вперед, прижав колени к груди.
– Я стал изгоем. Маску, которую я должен был надеть, сожгли, мои мечи сломали. Я поклялся никогда больше не прикасаться к мечу в наказание за то, что я подвел тех, кто меня учил, кто в меня верил.
– Всего одна история? Ты забыл ее и твоя жизнь кончилась? Михн ответил с горьким смешком:
– Арлекин, который не может запомнить историю? Сами боги начертали на камне наши законы, камень этот встроен в стену в одном из святилищ. Арлекин – посланец богов. Если он не владеет в совершенстве мыслью и словом, он святотатец.
Изак осторожно обнял ссутулившегося Михна за плечи и помог встать. Он почувствовал, как тот задрожал, – и вдруг понял, что этот невысокий человек очень похож на Бахля. Если бы Бахль лишился своей страны, он постепенно стал бы тенью самого себя и бродил, как призрак, по своему дворцу.
Михн давно потерял надежду и теперь искал то, что придало бы смысл его жизни.
– Нельзя допустить, чтобы боль полностью подчинила тебя себе, – сказал Изак. – Повелитель Бахль так долго оплакивал смерть своей возлюбленной, что страдание стало его жизнью, а когда-нибудь станет и его смертью. Послушай меня. Возможно, арлекины – замечательные, возможно, они – любимцы богов. Но ты можешь стать кем-то большим, чем арлекин.
Михн изумленно посмотрел на своего господина и хотел было возразить, но Изак ему не позволил.
– Подумай сам – что делают арлекины? Они рассказывают о нашем происхождении и надеются, что мы не повторим ошибок прошлого. У них много способностей, но они ими не пользуются. Знания арлекинов огромны, но разве они когда-нибудь применяют их на благо людям? У тебя остались все эти дарования, и еще одно – ты не носишь маски.
– Не понял, – выдохнул Михн.
– Маски арлекинов скрывают их от людей Ланда. В отличие от арлекинов, я ничего не могу скрыть за маской. Я должен быть частью Ланда, и только я решаю, пойдет ли мое влияние на благо Ланду или ему во зло. Ты не можешь рассказывать истории, зато можешь их творить. Тила до сих пор смеется над моим невежеством, но, если нашей жизнью займутся боги, может случиться катастрофа. Ты умеешь сражаться лучше любого смертного, а кроме того, у тебя есть знания о богах, о Ланде и его языках. Мне всего этого не хватает, и подобного тебе среди моих воинов нет.
Изак вдруг понял, что сам дрожит. Разговор о неудачнике слишком близко задел его самого.
– Подумай. Скоро мы тронемся в путь, и ты должен будешь принять решение, прежде чем мы прибудем в крепость Нерлос и окажемся за пределами территории Фарлана. Ты можешь стать лесничим, убийцей или придворным шутом, кем захочешь. Но если ты ищешь цель жизни – вот она, только протяни руку и возьми!
ГЛАВА 24
Первые лучи солнца, еще совсем холодные, озарили Ланд.
К юго-восточной стене никем не охраняемой крепости Нерлос направлялся человек, одетый лишь в грубую черную рубаху и потрепанные штаны – совершенно неподходящий наряд для такого морозного дня. Но когда человек взобрался на угловую площадку, у него был такой вид, словно он не чувствовал пронизывающего ветра, а каменные плиты не холодили его босые ноги.
Он опустился на колени лицом к солнцу, только что скрывшемуся за облаками, поклонился и, полузакрыв глаза, принялся нашептывать молитву. Слова уносил ветер, а человек кланялся и повторял свою молитву раз за разом ровным завораживающим голосом.
Потом он присел на пятки и некоторое время с довольной улыбкой смотрел на появившееся из-за облака солнце… Снова закрыл глаза и без всяких усилий раскинул ноги, вытянув одну на север, другую – на юг.
Теперь с его губ срывались слова, которые не были молитвой, но тем не менее были исполнены благоговения. Наклонившись вперед, человек прижал ладони к камню, слегка напрягся и перенес вес на руки. Его ноги слегка подрагивали, пока он не поймал равновесие, а в следующий миг он сложил ноги вместе и поднял вверх.
Выпрямив руки и перенеся вес на одну из них, человек изогнулся так, чтобы видеть вход в крепость. В мирные времена в самой высокой башне находился единственный дозорный, а больше никто не просыпался так рано, с рассветом. Изогнувшись в другую сторону, человек перевернулся в воздухе и встал.
– И что это ты тут изображал?
Услышав голос, Михн замер и подозрительно смотрел на темный проем двери, пока из тени не появился Изак.
– Я молился.
Изак удивленно приподнял бровь.
– Молился? Ни разу не видел, чтобы священники проделывали что-либо подобное.
– Чтобы молиться, не нужно быть священником, милорд. Каждый ребенок должен знать молитвы богам Большого круга.
– Безусловно, дети знают молитвы – даже я, наверное, смогу припомнить одну или две – но что ты проделал в конце? Если бы такое показывали в храме, я бы ходил туда гораздо чаще.
Изак перестал смеяться, увидев серьезное лицо Михна.
– Это личная молитва, которой учат в нашем племени. Каждый человек благодарит богов по-своему, в зависимости от того, чему его учили…
– Выходит, мне следует убивать каждое утро? Ведь меня учили только этому.
Изак сразу пожалел о своих словах, но Михн не рассердился.
– Вовсе нет. Мне кажется, вы могли бы выразить благодарность богам за очень многое: за вашу силу, за ваше здоровье, за ваше положение. А еще за ваши дары…
– Прекрасно, я все понял, можешь кончать проповедь. Если ты все же решил остаться со мной и считаешь, что твое призвание – наставлять меня на путь истинный, беру свои слова назад.
Изак неловко потоптался на месте. Ему пришло в голову, что он даже не поблагодарил богов за свои дары. Сперва это было невозможно, потому что его снами завладел Нартис, а потом Изака слишком поглотила новая жизнь. Оставалось лишь надеяться, что боги отличаются от людей: юноше доводилось видеть, как между семьями вспыхивала вражда из-за подарков, которые по традиции подносили в праздники, и ему стало неуютно при мысли, что он проявил неблагодарность по отношению к богу бурь.
Голос Михна прервал его размышления:
– Постараюсь не наставлять вас на путь истинный по утрам, но я и вправду решил остаться с вами. Для человека, ставящего на первое место насилие, вы довольно многословны. Случайный слушатель может даже решить, что вы думаете то, что говорите.
Изак усмехнулся.
– Если ты закончил молиться, можешь сходить за водой. Михн прищурился. Хотя Изак обладал большой властью, он был все еще очень юн и редко имел возможность насладиться своими привилегиями.
– А кое-кто мог бы подумать, что жалобы Карела, будто ему в последнее время трудно рано вставать по утрам, не были намеком.
– Знаю, но те, кто мог бы так подумать, возносят по утрам молитву. Зато я – человек безнравственный, сами боги дали мне соизволение быть таковым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Изак, вы не можете изменить обычай, поэтому, если все-таки хотите ехать быстрее, давайте прекратим пререкания. – Но во время этой отповеди Тила то и дело переминалась с ноги на ногу – езда в новом седле давала о себе знать.
Изак передернул плечами и сердито зашагал к своим коням. Спор можно было отложить до того момента, как Тила перестанет упрямиться. Посмотрим, каково ей придется после первой ночевки на голой земле. Кранн переложил поклажу с одного коня на другого, погладил шоколадные бока Мегенна там, где их натерла поклажа, поправил седла и любовно потрепал обоих скакунов по холкам. У коней были разные характеры: Торамин был горячим жеребцом и обладал невиданной силой, а мерин Мегенн был старше и беспрекословно слушался хозяина. Оба коня без особого труда выдерживали вес кранна, но, по наблюдению Изака, только Торамин иногда пытался перейти в галоп. Временами Изак чувствовал, как напрягаются мышцы коня под гладкой темной шкурой, и тогда приходилось натягивать удила, чтобы стало ясно, кто здесь главный.
Изак немного понаблюдал за своей свитой.
Карел успел завоевать признание «духов» благодаря веселому нраву и выдающимся воинским навыкам, которые не ослабели с годами. А репутация Везны гарантировала ему уважение в любой казарме. Но гвардейцы предпочитали держаться подальше от Михна, и тому приходилось довольствоваться компанией двоих проводников. Вот и сейчас эта троица сидела поодаль от остальных, причем Михн устроился так, чтобы все время видеть и Изака, и дорогу впереди.
Проводники, сопровождавшие отряд, были людьми со странностями: эти нелюдимые лесничие откровенно пренебрегали обществом людей, которые не отвечали их требованиям. Зато Михн прекрасно вписался в их компанию.
Самым разговорчивым среди лесничих был могучий северянин Борл Дедев. Второй, Джейл, был родом из Тиры; вполне возможно, что этот жилистый невысокий человек осиротел в детстве и его взяли во дворец – во всяком случае, фамилии у него не было. Многие будущие лесничие в младенчестве были оставлены у ворот дворца матерями, отчаявшимися вырастить своих детей. Если родители не находились или отказывались от ребенка, как сделал отец Изака, фамилию таким детям не давали. Как Бахлю и Изаку, Джейлу предстояло заслужить ее самому.
Изак решил, что пришла пора кое-что прояснить, и окликнул Михна.
Он еще не договорил, как тот уже поднялся, как всегда прихватив с собой дубинку. Не обращая внимания на любопытные взгляды, Изак отвел чужестранца в сторонку, туда, где никто не мог их подслушать.
Вчера Борл коротко постриг Михна, и теперь бывший пленник выглядел еще более мрачным.
– Мы вернемся домой только через год, – начал Изак. – Даже больше чем через год.
Он тщательно обдумывал каждое свое слово.
– Не знаю, что нас ждет, и с каждым днем будущее кажется мне все туманнее.
Он тяжело вздохнул – ему не нравилось быть таким навязчивым.
– Я хочу узнать вашу историю, Михн. Вы почти ничего о себе не говорите, а если я не понимаю собственную тень, как мне понять народ Ланда?
– Милорд, – спокойно ответил чужестранец. – Я уже говорил, что родился в племени на северном побережье…
Изак раздраженно ощерился.
– Я не это имел в виду. Вы слишком мало рассказываете, значит, вам ничего не стоит меня обмануть. Ни один житель племени не говорит так хорошо на языке фарланов. А ваш выговор лучше моего. Никто из простых людей не может двигаться так легко, как вы, даже ученики Керина, а он тренирует самых лучших. Я сильно сомневаюсь, что хоть один из агентов Лезарля сможет долго выстоять против вас. Шалат готов был на коленях молить Бахля, чтобы тот взял вас к себе наемным убийцей, – он даже пообещал, что все его племя принесет присягу верности Фарлану в течение полугода.
Михн вздрогнул. Казалось, мысль о том, чтобы стать наемным убийцей, была ему противна, хотя он и не являлся противником насилия. Михн не смотрел Изаку в глаза, беспрестанно вертя в руках дубинку.
– Ну, так что? Вам нечего мне сказать? Я видел, как вы деретесь. Либо вы очень проворный истинный эльф, либо арлекин, либо…
Изак не договорил – Михн содрогнулся, широко распахнув глаза. Изак решил, что чужестранец то ли страшно разозлился, то ли испугался. Но силы вдруг оставили Михна, и он опустился на колени, жадно хватая ртом воздух, словно в приступе удушья.
Изак растерянно смотрел на своего вассала, потом присел перед ним и положил руку ему на плечо, чтобы успокоить и не дать упасть. Но не успел он найти нужные слова, Михн вдруг заговорил сам:
– Умоляю, не прогоняйте меня. У меня ничего нет, я сам – ничто. Моя жизнь… – он вдруг перешел на незнакомый Изаку язык, видимо, свой родной.
Наконец Изак догадался.
– Вы – арлекин?!
В это трудно было поверить. Об арлекинах почти ничего не было известно. Никто не знал даже, откуда они взялись, а тем более – как им удавалось помнить столько историй и песен. Эти женоподобные существа были рассказчиками, всегда носили с собой пару узких мечей, украшали свои одежды алмазами, а лица прикрывали белыми масками. Они сами казались такими же мифическими существами, как и герои их повествований.
– Я – ничто, – снова повторил Михн, словно в трансе. Потом наконец поднял на Изака глаза и немного успокоился. – Я неудачник. А на меня возлагались огромные надежды, все старейшины уверяли, что я стану лучшим из лучших. К восемнадцати годам я превзошел своих учителей в фехтовании.
– И что же случилось?
– Я провалил последнее испытание. Нас осталось всего трое. К этому испытанию допускались лишь те, кто обязательно должен был его пройти. А я провалился.
– Как?
– На последнем испытании нужно было рассказать длинную сагу, которая излагается не меньше дня, а я… Я не смог вспомнить свою сагу, ни единого слова, ни единого имени, ни единого названия. Я всю жизнь готовился к испытанию, учил все языки Ланда, все диалекты и акценты, повторял истории, дарованные нам богами, выучил все пьесы, голоса всех животных и различия в речах мужчин и женщин. А на испытании не сумел вспомнить ни единого слова, хотя то была моя любимая история, я помнил ее с десяти лет.
Михн наклонился вперед, прижав колени к груди.
– Я стал изгоем. Маску, которую я должен был надеть, сожгли, мои мечи сломали. Я поклялся никогда больше не прикасаться к мечу в наказание за то, что я подвел тех, кто меня учил, кто в меня верил.
– Всего одна история? Ты забыл ее и твоя жизнь кончилась? Михн ответил с горьким смешком:
– Арлекин, который не может запомнить историю? Сами боги начертали на камне наши законы, камень этот встроен в стену в одном из святилищ. Арлекин – посланец богов. Если он не владеет в совершенстве мыслью и словом, он святотатец.
Изак осторожно обнял ссутулившегося Михна за плечи и помог встать. Он почувствовал, как тот задрожал, – и вдруг понял, что этот невысокий человек очень похож на Бахля. Если бы Бахль лишился своей страны, он постепенно стал бы тенью самого себя и бродил, как призрак, по своему дворцу.
Михн давно потерял надежду и теперь искал то, что придало бы смысл его жизни.
– Нельзя допустить, чтобы боль полностью подчинила тебя себе, – сказал Изак. – Повелитель Бахль так долго оплакивал смерть своей возлюбленной, что страдание стало его жизнью, а когда-нибудь станет и его смертью. Послушай меня. Возможно, арлекины – замечательные, возможно, они – любимцы богов. Но ты можешь стать кем-то большим, чем арлекин.
Михн изумленно посмотрел на своего господина и хотел было возразить, но Изак ему не позволил.
– Подумай сам – что делают арлекины? Они рассказывают о нашем происхождении и надеются, что мы не повторим ошибок прошлого. У них много способностей, но они ими не пользуются. Знания арлекинов огромны, но разве они когда-нибудь применяют их на благо людям? У тебя остались все эти дарования, и еще одно – ты не носишь маски.
– Не понял, – выдохнул Михн.
– Маски арлекинов скрывают их от людей Ланда. В отличие от арлекинов, я ничего не могу скрыть за маской. Я должен быть частью Ланда, и только я решаю, пойдет ли мое влияние на благо Ланду или ему во зло. Ты не можешь рассказывать истории, зато можешь их творить. Тила до сих пор смеется над моим невежеством, но, если нашей жизнью займутся боги, может случиться катастрофа. Ты умеешь сражаться лучше любого смертного, а кроме того, у тебя есть знания о богах, о Ланде и его языках. Мне всего этого не хватает, и подобного тебе среди моих воинов нет.
Изак вдруг понял, что сам дрожит. Разговор о неудачнике слишком близко задел его самого.
– Подумай. Скоро мы тронемся в путь, и ты должен будешь принять решение, прежде чем мы прибудем в крепость Нерлос и окажемся за пределами территории Фарлана. Ты можешь стать лесничим, убийцей или придворным шутом, кем захочешь. Но если ты ищешь цель жизни – вот она, только протяни руку и возьми!
ГЛАВА 24
Первые лучи солнца, еще совсем холодные, озарили Ланд.
К юго-восточной стене никем не охраняемой крепости Нерлос направлялся человек, одетый лишь в грубую черную рубаху и потрепанные штаны – совершенно неподходящий наряд для такого морозного дня. Но когда человек взобрался на угловую площадку, у него был такой вид, словно он не чувствовал пронизывающего ветра, а каменные плиты не холодили его босые ноги.
Он опустился на колени лицом к солнцу, только что скрывшемуся за облаками, поклонился и, полузакрыв глаза, принялся нашептывать молитву. Слова уносил ветер, а человек кланялся и повторял свою молитву раз за разом ровным завораживающим голосом.
Потом он присел на пятки и некоторое время с довольной улыбкой смотрел на появившееся из-за облака солнце… Снова закрыл глаза и без всяких усилий раскинул ноги, вытянув одну на север, другую – на юг.
Теперь с его губ срывались слова, которые не были молитвой, но тем не менее были исполнены благоговения. Наклонившись вперед, человек прижал ладони к камню, слегка напрягся и перенес вес на руки. Его ноги слегка подрагивали, пока он не поймал равновесие, а в следующий миг он сложил ноги вместе и поднял вверх.
Выпрямив руки и перенеся вес на одну из них, человек изогнулся так, чтобы видеть вход в крепость. В мирные времена в самой высокой башне находился единственный дозорный, а больше никто не просыпался так рано, с рассветом. Изогнувшись в другую сторону, человек перевернулся в воздухе и встал.
– И что это ты тут изображал?
Услышав голос, Михн замер и подозрительно смотрел на темный проем двери, пока из тени не появился Изак.
– Я молился.
Изак удивленно приподнял бровь.
– Молился? Ни разу не видел, чтобы священники проделывали что-либо подобное.
– Чтобы молиться, не нужно быть священником, милорд. Каждый ребенок должен знать молитвы богам Большого круга.
– Безусловно, дети знают молитвы – даже я, наверное, смогу припомнить одну или две – но что ты проделал в конце? Если бы такое показывали в храме, я бы ходил туда гораздо чаще.
Изак перестал смеяться, увидев серьезное лицо Михна.
– Это личная молитва, которой учат в нашем племени. Каждый человек благодарит богов по-своему, в зависимости от того, чему его учили…
– Выходит, мне следует убивать каждое утро? Ведь меня учили только этому.
Изак сразу пожалел о своих словах, но Михн не рассердился.
– Вовсе нет. Мне кажется, вы могли бы выразить благодарность богам за очень многое: за вашу силу, за ваше здоровье, за ваше положение. А еще за ваши дары…
– Прекрасно, я все понял, можешь кончать проповедь. Если ты все же решил остаться со мной и считаешь, что твое призвание – наставлять меня на путь истинный, беру свои слова назад.
Изак неловко потоптался на месте. Ему пришло в голову, что он даже не поблагодарил богов за свои дары. Сперва это было невозможно, потому что его снами завладел Нартис, а потом Изака слишком поглотила новая жизнь. Оставалось лишь надеяться, что боги отличаются от людей: юноше доводилось видеть, как между семьями вспыхивала вражда из-за подарков, которые по традиции подносили в праздники, и ему стало неуютно при мысли, что он проявил неблагодарность по отношению к богу бурь.
Голос Михна прервал его размышления:
– Постараюсь не наставлять вас на путь истинный по утрам, но я и вправду решил остаться с вами. Для человека, ставящего на первое место насилие, вы довольно многословны. Случайный слушатель может даже решить, что вы думаете то, что говорите.
Изак усмехнулся.
– Если ты закончил молиться, можешь сходить за водой. Михн прищурился. Хотя Изак обладал большой властью, он был все еще очень юн и редко имел возможность насладиться своими привилегиями.
– А кое-кто мог бы подумать, что жалобы Карела, будто ему в последнее время трудно рано вставать по утрам, не были намеком.
– Знаю, но те, кто мог бы так подумать, возносят по утрам молитву. Зато я – человек безнравственный, сами боги дали мне соизволение быть таковым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75