А больше всего на свете французы любят влюбленных. И в конце концов официант торжественно кивает и произносит; «Да, месье совершенно прав. Вино действительно отдает пробкой». И уходит за другой бутылкой. А Жерар Филипп улыбается, и Мишель Морган улыбается, и все кругом улыбаются.
Эйлин улыбнулась.
– Это очень милая сцена.
– Я не слишком люблю иностранные фильмы, – пожал плечами Клинг. – Те, что с субтитрами.
– Этот был с субтитрами, – сказала Эйлин. – Но он был великолепен.
– Эта сцена, должно быть, очень удачная, – предположил Клинг.
– Le Diable au Corps, вот как он назывался.
Клинг смотрел на нее, не понимая.
– Название, – сказала она, – означает «Дьявол во плоти».
– Это хорошее название, – подтвердил Клинг.
– Да, – сказала Эйлин.
– "Пуйи Фюме", – сказал официант и вытащил пробку. Он вытер горлышко бутылки салфеткой и налил немного вина Клингу в бокал. Клинг посмотрел на Эйлин, поднял бокал, поднес к губам, отпил чуть-чуть, подержал во рту, поднял брови и произнес:
– Это вино отдает пробкой.
Эйлин рассмеялась.
– Пробкой? – удивился официант.
– Я шучу, – объяснил ему Клинг. – Вино отличное.
– Потому что на самом деле, если...
– Нет-нет, вино отличное, правда.
Эйлин продолжала смеяться. Официант нахмурился, когда наливал ей, и затем наполнил бокал Клин-га. Он все еще хмурился, когда отошел от их столика. Они подняли бокалы.
– За деньки золотые и бурные ночи! – торжественно провозгласила Эйлин.
– Твое здоровье, – сказал Клинг.
– Мой дядюшка Мэтт всегда произносил этот тост, – сказала Эйлин. – Он пил как лошадь. – Она поднесла бокал к губам. – Было бы забавно, если бы вино и в самом деле отдавало пробкой, верно? – сказала она и сделала маленький глоток.
– Ну и как? – спросил Клинг.
– Нет-нет, очень вкусно. Попробуй, – сказала она. – По-настоящему теперь.
Он отпил.
– Хорошее?
– Да, – кивнул он.
– Вообще это была Мишелин Пресл, по-моему, – сказала она. – В главной роли.
Несколько секунд они молчали. На реке загудел буксир.
– Ну, – сказала она, – над чем вы сейчас работаете?
– Над тем убийством, о котором нам донесли, когда ты там была в субботний вечер.
– Ну и как это все выглядит?
– Загадочно, – сказал Клинг.
– Благодаря этому становится интересно, – сказала Эйлин.
– Наверное.
– Мой материал никогда не представляет собой загадку. Я всегда работаю приманкой для какого-нибудь психа в надежде, что он попадется на крючок.
– Я бы не хотел оказаться на твоем месте, – сказал Клинг.
– Да, порой становится страшно.
– Не сомневаюсь.
– Ну так вот. Угадай, как я пошла работать в полицию.
– Расскажи.
– Это все дядюшка Мэтт. В те деньки золотые и в те бурные ночи он сильно пил. Он был полицейским. Я любила его до смерти, поэтому я решила, что тоже пойду работать в полицию. Он работал в сто десятом участке в Риверхеде. Пока его не убили в баре. Он был даже не на службе. Просто сидел и потягивал виски, когда вошел какой-то негодяй с обрезом и с красным клетчатым платком на лице. Дядюшка Мэтт потянулся за своим служебным пистолетом, и тот парень пристрелил его. – Эйлин помолчала. – Тот негодяй взял из кассы пятьдесят два доллара тридцать шесть центов и ушел. Я все надеюсь, что когда-нибудь его поймают. Обрез и красный клетчатый платок. Я пристрелю его, не моргнув глазом.
Она моргнула обоими глазами.
– Жесткий разговор для женщины, а? – улыбнулась она. – А как насчет тебя? - спросила она. – Как ты в это влез?
– В свое время казалось, что это самое правильное решение, – сказал он и пожал плечами.
– А сейчас как? Это по-прежнему кажется самым правильным решением?
– Пожалуй, да. – Он снова пожал плечами. – Просто это несколько... изматывает.
– Угу, – сказала она.
– Ну, все вокруг, – сказал он и умолк.
Они еще глотнули вина.
– Над чем ты работаешь? – спросил он.
– В четверг, – сказала она. – Буду работать только вечером в четверг.
– И что это такое?
– Какой-то тип насилует медсестер у памятника Уорту. По дороге к метро, когда они пересекают парк у больницы. Знаешь этот парк? В китайском квартале?
– Да, – сказал Клинг и кивнул.
– Весьма большой парк для этой части города. Он нападает на тех, кто выходит от четырех до полуночи. Всего за последние три месяца напал на трех девушек. Он всегда насилует в безлунные вечера.
– Значит, как я понял, в этот четверг луны не будет.
– Совсем, – сказала она. – А тебе нравится эта песня?
– Какая песня?
– «В ночь безлунную».
– Я не знаю этой песни, – сказал Клинг. – Извини.
– Да, мы с тобой, конечно, не разыгрываем сцену «нам обоим нравятся одни и те же вещи», а?
– Я не знаю, что это за сцена, – насупился Клинг.
– Ну, как в кино. Какой твой любимый цвет? Желтый. У меня тоже! Какой твой любимый цветок? Герань. У меня тоже! Ура, нам нравятся одни и те же вещи! – Она снова рассмеялась.
– Ну, по крайней мере нам обоим нравится вино, - сказал Клинг, улыбнулся и снова доверху наполнил ее бокал. – Ты оденешься медсестрой? – спросил он.
– Да, конечно. По-твоему, это сексуально?
– Что?
– Медсестры. Я говорю про их форму.
– Никогда не думал об этом.
– У многих мужчин слабость к медсестрам. Возможно, они думают, что медсестры все это видели. Голых мужчин на операционных столах и так далее. Им кажется, что медсестры – опытные.
– Угу, – сказал Клинг.
– Однажды мне сказал один человек, с которым я встречалась, – он издавал книжки в мягких обложках, – он сказал мне, что если в названии книги будет слово медсестра, то книга разойдется миллионным тиражом.
– Это правда?
– Он мне так сказал.
– Наверное, он знает.
– Но медсестры тебя не заводят, а?
– Я этого не говорил.
– Я покажу тебе, как я выгляжу в форме медсестры, – сказала Эйлин и встретилась с ним глазами.
Клинг промолчал.
– И надо что-то делать с белым также, – сказала Эйлин. – С тем фактом, что форма медсестры белая. Как платье невесты, не так ли?
– Возможно, – сказал Клинг.
– Спорный образ, понимаешь? Опытная девственница. Очень немного сегодня невест-девственниц, – сказала она и пожала плечами. – Сегодня этого даже никто не требует, верно? Я говорю о мужчинах. Им не надо, чтобы невеста была девственницей, ведь так?
– Так, на мой взгляд, – сказал Клинг.
– Ты не был женат? – спросила она.
– Я был женат, – сказал он.
– Я не знала.
– Да, – сказал он.
– И?..
Клинг поколебался.
– Я недавно развелся, – сказал он.
– Извини, – сказала она.
– Хорошо. – Он поднял бокал, избегая ее настойчивого взгляда. – А как насчет тебя? – спросил он. Он глядел на реку.
– Все еще надеюсь, что явится мистер Правильный, – улыбнулась она. – Во мне все еще живет такая фантазия... Нет, я не должна была рассказывать об этом.
– Почему же? Рассказывай, – сказал он, не поворачивая головы.
– Ну, на самом деле... Это очень глупо, - сказала она. Он был уверен, что она покраснела. Хотя это могли быть просто красные блики от свечи и от подсвечника. – Я все фантазирую про себя, что рано или поздно одному из насильников повезет, понимаешь? Я не смогу вовремя вытащить пистолет, он сделает со мной то, что хочет, и вдруг окажется моим принцем!
Я влюблюсь, мы будем счастливы и заживем вместе. Пожалуйста, не рассказывай о моих фантазиях ни Бетти Фридан, ни Глории Стайнем. А то меня прогонят прочь из женского движения.
– Ты пересказала классические фантазии об изнасиловании, – сказал Клинг.
– Да, но я к тому же имею дело с настоящими насильниками, – сказала Эйлин. – И я знаю, что это не игра.
– Угу, – сказал Клинг.
– Тогда зачем мне фантазировать на эту тему? Я была на волоске так много раз...
– Может быть, это объясняет твои фантазии, – сказал Клинг. – Фантазии делают ее менее пугающей. Твою работу. То, что ты должна делать. Может быть, – сказал он и пожал плечами.
– Похоже, мы с тобой сейчас разыграли сцену «рассказываю тебе, а почему – не знаю».
– Да, похоже, – улыбнулся он.
– Кто-нибудь должен написать книжку про все разновидности типичных сцен, – сказала она. – Больше всех мне нравится сцена, когда убийца с пистолетом стоит перед человеком, который за ним охотится, и говорит примерно так: «Сейчас я могу рассказать тебе все. И мне ничего не угрожает. Потому что через пять секунд я тебя застрелю». И затем хвастливо и подробно рассказывает, скольких убил, скольких зарезал, как и почему.
– Да, если бы все было так просто! – улыбнулся Клинг.
– И еще мне нравится сцена «Ох! Ах!». Это когда нам показывают жену в постели с любовником, а затем как муж вставляет ключ в замок. И тут мы должны воскликнуть: «Ох! Ах! Сейчас начнется!» Ты, наверное, тоже обожаешь эту сцену.
Улыбка слетела с его губ.
Она заглянула ему в глаза, пытаясь прочесть что-то в них и понимая, что совершила какую-то ужасную ошибку.
– Я, пожалуй, попрошу принести счет, – сказал он.
Она знала, что в любом случае нельзя нажимать. В роли приманки она научилась терпению.
– Конечно, – согласилась она. – Мне тоже надо бежать. Ну, спасибо, что принес сережку.
– Не за что, – пробормотал Клинг, но он не глядел на нее, он подавал знаки официанту.
Они молча ожидали, когда подоспеет официант с чеком. Затем они вышли, вежливо пожали друг другу руки на тротуаре и разошлись в разные стороны.
* * *
– Я ненавижу сцены, которые играют за кулисами, – сказал Мейер.
– Тогда почему ты не пошел туда со мной? – спросил Карелла.
– Было достаточно противно слышать снаружи, как он кричит, – сказал Мейер. – Ты не хочешь рассказать, что произошло?
Они сидели рядом на переднем сиденье одной из самых новых машин полицейского участка. Каждый раз, когда они пригоняли машину, сержант Мерчисон выходил проверить, не появились ли на ней царапины и вмятины. Таким образом он хотел выяснить, кто несет ответственность за новые царапины или вмятины. Машина была уютной и теплой. Задние шины были зимние, с шипами. Хейз и Уиллис, которые пользовались машиной последними, сказали, что она уверенно бегает по льду. Карелла с Мейером ехали к дому Тимоти Мура, и у них не возникало проблем с заносами.
– Ну так рассказывай, – сказал Мейер.
– Все очень просто, – начал Карелла. – Девицу Пако Лопеса зарезали в воскресную ночь.
– Да ты что!
– Она умерла вчера утром в больнице Сент-Джуд.
– Где это случилось? – спросил Мейер.
– Очень просто. Чарли Кар нашел ее перед ее домом на Эйнсли-авеню. Все это есть в отчете об оперативной обстановке, Мейер. Сигнал «10-24» означает ножевое ранение, жертва отправлена в больницу Сент-Джуд.
– Кто принимал сигнал в воскресную ночь?
– Дело не в этом. Полиция не обнаружила ее до утра в понедельник. Ночное дежурство уже закончилось – которое от восьми до четырех.
– Как раз когда мы получили донесение! – сказал Мейер.
– Я вижу, ты начинаешь понимать.
– Так почему полиция не позвала нас?
– Они позвали.
– Тогда почему мы не получили сигнал?
– Скромность полицейских, – сказал Карелла. – Чарли Кар вызвал «Скорую помощь», санитары забрали раненую, и он поехал за ними следом в больницу. Девушка еще была жива, когда ее привезли. Так все выглядит в их донесении об оперативной обстановке, которое они составили по возвращении с патрулирования.
– В четыре часа утра? А в котором часу умерла девушка?
– Около одиннадцати.
– Это также есть в донесении об оперативной обстановке?
– Откуда? Я узнал об этом от Дэнни Гимпа.
– Вот это да! Стукач сшивает лоскутки в одеяло!
– Питер произнес такие же слова.
– Ну и что теперь?
– Теперь мы хотим спросить Тимоти Мура про дополнительный заработок его подружки.
– А что по поводу мисс Квадрадо?
– Ее зарезали, Мейер. По-твоему, это то же самое?
– Может быть, у убийцы кончились пули?
– Может быть. А может быть, это просто еще один из сотни случаев ударов ножом, которые происходят каждый день. Я хочу поговорить с ее двоюродным братом позже – он первый указал нам на нее, когда мы узнали об убийстве Лопеса. Может быть, он сумеет рассказать что-нибудь.
– Если это связано с кокаином...
– Возможно.
– Тогда это становится похоже на работу банды, – сказал Мейер. – А возиться с бандой я бы не хотел.
– Побеседуем еще раз с Муром, – сказал Карелла.
* * *
Чем больше город, тем больше совершаешь ошибок. Даже если бы они узнали о раненой Джуди Квадрадо, не факт, что девушка перед смертью сумела бы рассказать им что-то полезное. Даже если бы они допросили ее и вырвали у нее предсмертное заявление, все это необязательно привело бы к чему-то.
Карелла очень обрадовался, например, когда лейтенант Бернс сообщил ему, что Браун с Клингом обнаружили триста тысяч долларов сотенными купюрами в сейфе Марвина Эдельмана. Они надеялись, что его кровь окажется последней в серии убийств, совершенных при помощи одного и того же револьвера тридцать восьмого калибра системы «смит-и-вессон». Наличие такой внушительной суммы денег объяснялось профессиональной деятельностью жертвы: торговец драгоценными камнями за свой товар получал, разумеется, не жетончики на метро. Но почему такую сумму денег он хранил в конторском сейфе, а не на счету в банке или даже не в банковском сейфе для ценностей, – вот что представляло загадку для детективов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Эйлин улыбнулась.
– Это очень милая сцена.
– Я не слишком люблю иностранные фильмы, – пожал плечами Клинг. – Те, что с субтитрами.
– Этот был с субтитрами, – сказала Эйлин. – Но он был великолепен.
– Эта сцена, должно быть, очень удачная, – предположил Клинг.
– Le Diable au Corps, вот как он назывался.
Клинг смотрел на нее, не понимая.
– Название, – сказала она, – означает «Дьявол во плоти».
– Это хорошее название, – подтвердил Клинг.
– Да, – сказала Эйлин.
– "Пуйи Фюме", – сказал официант и вытащил пробку. Он вытер горлышко бутылки салфеткой и налил немного вина Клингу в бокал. Клинг посмотрел на Эйлин, поднял бокал, поднес к губам, отпил чуть-чуть, подержал во рту, поднял брови и произнес:
– Это вино отдает пробкой.
Эйлин рассмеялась.
– Пробкой? – удивился официант.
– Я шучу, – объяснил ему Клинг. – Вино отличное.
– Потому что на самом деле, если...
– Нет-нет, вино отличное, правда.
Эйлин продолжала смеяться. Официант нахмурился, когда наливал ей, и затем наполнил бокал Клин-га. Он все еще хмурился, когда отошел от их столика. Они подняли бокалы.
– За деньки золотые и бурные ночи! – торжественно провозгласила Эйлин.
– Твое здоровье, – сказал Клинг.
– Мой дядюшка Мэтт всегда произносил этот тост, – сказала Эйлин. – Он пил как лошадь. – Она поднесла бокал к губам. – Было бы забавно, если бы вино и в самом деле отдавало пробкой, верно? – сказала она и сделала маленький глоток.
– Ну и как? – спросил Клинг.
– Нет-нет, очень вкусно. Попробуй, – сказала она. – По-настоящему теперь.
Он отпил.
– Хорошее?
– Да, – кивнул он.
– Вообще это была Мишелин Пресл, по-моему, – сказала она. – В главной роли.
Несколько секунд они молчали. На реке загудел буксир.
– Ну, – сказала она, – над чем вы сейчас работаете?
– Над тем убийством, о котором нам донесли, когда ты там была в субботний вечер.
– Ну и как это все выглядит?
– Загадочно, – сказал Клинг.
– Благодаря этому становится интересно, – сказала Эйлин.
– Наверное.
– Мой материал никогда не представляет собой загадку. Я всегда работаю приманкой для какого-нибудь психа в надежде, что он попадется на крючок.
– Я бы не хотел оказаться на твоем месте, – сказал Клинг.
– Да, порой становится страшно.
– Не сомневаюсь.
– Ну так вот. Угадай, как я пошла работать в полицию.
– Расскажи.
– Это все дядюшка Мэтт. В те деньки золотые и в те бурные ночи он сильно пил. Он был полицейским. Я любила его до смерти, поэтому я решила, что тоже пойду работать в полицию. Он работал в сто десятом участке в Риверхеде. Пока его не убили в баре. Он был даже не на службе. Просто сидел и потягивал виски, когда вошел какой-то негодяй с обрезом и с красным клетчатым платком на лице. Дядюшка Мэтт потянулся за своим служебным пистолетом, и тот парень пристрелил его. – Эйлин помолчала. – Тот негодяй взял из кассы пятьдесят два доллара тридцать шесть центов и ушел. Я все надеюсь, что когда-нибудь его поймают. Обрез и красный клетчатый платок. Я пристрелю его, не моргнув глазом.
Она моргнула обоими глазами.
– Жесткий разговор для женщины, а? – улыбнулась она. – А как насчет тебя? - спросила она. – Как ты в это влез?
– В свое время казалось, что это самое правильное решение, – сказал он и пожал плечами.
– А сейчас как? Это по-прежнему кажется самым правильным решением?
– Пожалуй, да. – Он снова пожал плечами. – Просто это несколько... изматывает.
– Угу, – сказала она.
– Ну, все вокруг, – сказал он и умолк.
Они еще глотнули вина.
– Над чем ты работаешь? – спросил он.
– В четверг, – сказала она. – Буду работать только вечером в четверг.
– И что это такое?
– Какой-то тип насилует медсестер у памятника Уорту. По дороге к метро, когда они пересекают парк у больницы. Знаешь этот парк? В китайском квартале?
– Да, – сказал Клинг и кивнул.
– Весьма большой парк для этой части города. Он нападает на тех, кто выходит от четырех до полуночи. Всего за последние три месяца напал на трех девушек. Он всегда насилует в безлунные вечера.
– Значит, как я понял, в этот четверг луны не будет.
– Совсем, – сказала она. – А тебе нравится эта песня?
– Какая песня?
– «В ночь безлунную».
– Я не знаю этой песни, – сказал Клинг. – Извини.
– Да, мы с тобой, конечно, не разыгрываем сцену «нам обоим нравятся одни и те же вещи», а?
– Я не знаю, что это за сцена, – насупился Клинг.
– Ну, как в кино. Какой твой любимый цвет? Желтый. У меня тоже! Какой твой любимый цветок? Герань. У меня тоже! Ура, нам нравятся одни и те же вещи! – Она снова рассмеялась.
– Ну, по крайней мере нам обоим нравится вино, - сказал Клинг, улыбнулся и снова доверху наполнил ее бокал. – Ты оденешься медсестрой? – спросил он.
– Да, конечно. По-твоему, это сексуально?
– Что?
– Медсестры. Я говорю про их форму.
– Никогда не думал об этом.
– У многих мужчин слабость к медсестрам. Возможно, они думают, что медсестры все это видели. Голых мужчин на операционных столах и так далее. Им кажется, что медсестры – опытные.
– Угу, – сказал Клинг.
– Однажды мне сказал один человек, с которым я встречалась, – он издавал книжки в мягких обложках, – он сказал мне, что если в названии книги будет слово медсестра, то книга разойдется миллионным тиражом.
– Это правда?
– Он мне так сказал.
– Наверное, он знает.
– Но медсестры тебя не заводят, а?
– Я этого не говорил.
– Я покажу тебе, как я выгляжу в форме медсестры, – сказала Эйлин и встретилась с ним глазами.
Клинг промолчал.
– И надо что-то делать с белым также, – сказала Эйлин. – С тем фактом, что форма медсестры белая. Как платье невесты, не так ли?
– Возможно, – сказал Клинг.
– Спорный образ, понимаешь? Опытная девственница. Очень немного сегодня невест-девственниц, – сказала она и пожала плечами. – Сегодня этого даже никто не требует, верно? Я говорю о мужчинах. Им не надо, чтобы невеста была девственницей, ведь так?
– Так, на мой взгляд, – сказал Клинг.
– Ты не был женат? – спросила она.
– Я был женат, – сказал он.
– Я не знала.
– Да, – сказал он.
– И?..
Клинг поколебался.
– Я недавно развелся, – сказал он.
– Извини, – сказала она.
– Хорошо. – Он поднял бокал, избегая ее настойчивого взгляда. – А как насчет тебя? – спросил он. Он глядел на реку.
– Все еще надеюсь, что явится мистер Правильный, – улыбнулась она. – Во мне все еще живет такая фантазия... Нет, я не должна была рассказывать об этом.
– Почему же? Рассказывай, – сказал он, не поворачивая головы.
– Ну, на самом деле... Это очень глупо, - сказала она. Он был уверен, что она покраснела. Хотя это могли быть просто красные блики от свечи и от подсвечника. – Я все фантазирую про себя, что рано или поздно одному из насильников повезет, понимаешь? Я не смогу вовремя вытащить пистолет, он сделает со мной то, что хочет, и вдруг окажется моим принцем!
Я влюблюсь, мы будем счастливы и заживем вместе. Пожалуйста, не рассказывай о моих фантазиях ни Бетти Фридан, ни Глории Стайнем. А то меня прогонят прочь из женского движения.
– Ты пересказала классические фантазии об изнасиловании, – сказал Клинг.
– Да, но я к тому же имею дело с настоящими насильниками, – сказала Эйлин. – И я знаю, что это не игра.
– Угу, – сказал Клинг.
– Тогда зачем мне фантазировать на эту тему? Я была на волоске так много раз...
– Может быть, это объясняет твои фантазии, – сказал Клинг. – Фантазии делают ее менее пугающей. Твою работу. То, что ты должна делать. Может быть, – сказал он и пожал плечами.
– Похоже, мы с тобой сейчас разыграли сцену «рассказываю тебе, а почему – не знаю».
– Да, похоже, – улыбнулся он.
– Кто-нибудь должен написать книжку про все разновидности типичных сцен, – сказала она. – Больше всех мне нравится сцена, когда убийца с пистолетом стоит перед человеком, который за ним охотится, и говорит примерно так: «Сейчас я могу рассказать тебе все. И мне ничего не угрожает. Потому что через пять секунд я тебя застрелю». И затем хвастливо и подробно рассказывает, скольких убил, скольких зарезал, как и почему.
– Да, если бы все было так просто! – улыбнулся Клинг.
– И еще мне нравится сцена «Ох! Ах!». Это когда нам показывают жену в постели с любовником, а затем как муж вставляет ключ в замок. И тут мы должны воскликнуть: «Ох! Ах! Сейчас начнется!» Ты, наверное, тоже обожаешь эту сцену.
Улыбка слетела с его губ.
Она заглянула ему в глаза, пытаясь прочесть что-то в них и понимая, что совершила какую-то ужасную ошибку.
– Я, пожалуй, попрошу принести счет, – сказал он.
Она знала, что в любом случае нельзя нажимать. В роли приманки она научилась терпению.
– Конечно, – согласилась она. – Мне тоже надо бежать. Ну, спасибо, что принес сережку.
– Не за что, – пробормотал Клинг, но он не глядел на нее, он подавал знаки официанту.
Они молча ожидали, когда подоспеет официант с чеком. Затем они вышли, вежливо пожали друг другу руки на тротуаре и разошлись в разные стороны.
* * *
– Я ненавижу сцены, которые играют за кулисами, – сказал Мейер.
– Тогда почему ты не пошел туда со мной? – спросил Карелла.
– Было достаточно противно слышать снаружи, как он кричит, – сказал Мейер. – Ты не хочешь рассказать, что произошло?
Они сидели рядом на переднем сиденье одной из самых новых машин полицейского участка. Каждый раз, когда они пригоняли машину, сержант Мерчисон выходил проверить, не появились ли на ней царапины и вмятины. Таким образом он хотел выяснить, кто несет ответственность за новые царапины или вмятины. Машина была уютной и теплой. Задние шины были зимние, с шипами. Хейз и Уиллис, которые пользовались машиной последними, сказали, что она уверенно бегает по льду. Карелла с Мейером ехали к дому Тимоти Мура, и у них не возникало проблем с заносами.
– Ну так рассказывай, – сказал Мейер.
– Все очень просто, – начал Карелла. – Девицу Пако Лопеса зарезали в воскресную ночь.
– Да ты что!
– Она умерла вчера утром в больнице Сент-Джуд.
– Где это случилось? – спросил Мейер.
– Очень просто. Чарли Кар нашел ее перед ее домом на Эйнсли-авеню. Все это есть в отчете об оперативной обстановке, Мейер. Сигнал «10-24» означает ножевое ранение, жертва отправлена в больницу Сент-Джуд.
– Кто принимал сигнал в воскресную ночь?
– Дело не в этом. Полиция не обнаружила ее до утра в понедельник. Ночное дежурство уже закончилось – которое от восьми до четырех.
– Как раз когда мы получили донесение! – сказал Мейер.
– Я вижу, ты начинаешь понимать.
– Так почему полиция не позвала нас?
– Они позвали.
– Тогда почему мы не получили сигнал?
– Скромность полицейских, – сказал Карелла. – Чарли Кар вызвал «Скорую помощь», санитары забрали раненую, и он поехал за ними следом в больницу. Девушка еще была жива, когда ее привезли. Так все выглядит в их донесении об оперативной обстановке, которое они составили по возвращении с патрулирования.
– В четыре часа утра? А в котором часу умерла девушка?
– Около одиннадцати.
– Это также есть в донесении об оперативной обстановке?
– Откуда? Я узнал об этом от Дэнни Гимпа.
– Вот это да! Стукач сшивает лоскутки в одеяло!
– Питер произнес такие же слова.
– Ну и что теперь?
– Теперь мы хотим спросить Тимоти Мура про дополнительный заработок его подружки.
– А что по поводу мисс Квадрадо?
– Ее зарезали, Мейер. По-твоему, это то же самое?
– Может быть, у убийцы кончились пули?
– Может быть. А может быть, это просто еще один из сотни случаев ударов ножом, которые происходят каждый день. Я хочу поговорить с ее двоюродным братом позже – он первый указал нам на нее, когда мы узнали об убийстве Лопеса. Может быть, он сумеет рассказать что-нибудь.
– Если это связано с кокаином...
– Возможно.
– Тогда это становится похоже на работу банды, – сказал Мейер. – А возиться с бандой я бы не хотел.
– Побеседуем еще раз с Муром, – сказал Карелла.
* * *
Чем больше город, тем больше совершаешь ошибок. Даже если бы они узнали о раненой Джуди Квадрадо, не факт, что девушка перед смертью сумела бы рассказать им что-то полезное. Даже если бы они допросили ее и вырвали у нее предсмертное заявление, все это необязательно привело бы к чему-то.
Карелла очень обрадовался, например, когда лейтенант Бернс сообщил ему, что Браун с Клингом обнаружили триста тысяч долларов сотенными купюрами в сейфе Марвина Эдельмана. Они надеялись, что его кровь окажется последней в серии убийств, совершенных при помощи одного и того же револьвера тридцать восьмого калибра системы «смит-и-вессон». Наличие такой внушительной суммы денег объяснялось профессиональной деятельностью жертвы: торговец драгоценными камнями за свой товар получал, разумеется, не жетончики на метро. Но почему такую сумму денег он хранил в конторском сейфе, а не на счету в банке или даже не в банковском сейфе для ценностей, – вот что представляло загадку для детективов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42