Зима изматывает. Снег, слякоть, холодный моросящий дождь и лед преследуют тебя, пока не вскинешь руки вверх с криком «сдаюсь!». Но как-то удается перетерпеть, а затем приходит оттепель, и снова все налаживается – до следующей зимы.
Но где же Дэнни?
Наконец он увидел его: тот медленно ковылял по дорожке, поворачивая голову то налево, то направо, как разведчик на задании. Если говорить правду, то таким и мнил себя Дэнни. На нем была красно-синяя куртка с поясом, надвинутая на уши красная вязаная шапочка, синие шерстяные перчатки и зеленые вельветовые брюки, заправленные в черные боты. В целом достаточно яркий костюм для того, кто хочет выглядеть неприметным. Он прошел мимо скамейки, на которой замерзал Карелла (случалось, играя в шпионов, он заходил слишком далеко), дошел почти до статуи генерала, осторожно огляделся, снова вернулся к скамейке, присел рядом с Кареллой, извлек газету из бокового кармана, развернул, пряча за ней лицо, и произнес:
– Привет, Стив. Холодновато, а?
Карелла снял перчатку и протянул руку Дэнни. Дэнни опустил пониже газету и тоже снял перчатку. Они быстро пожали друг другу руки и снова надели перчатки. Очень немногие детективы пожимают руки своим информаторам. Большинство полицейских и осведомителей – деловые партнеры, но рук друг другу не жмут. Полицейские очень редко уважают стукачей. Стукач – это всегда человечек, который «задолжал что-то» полиции. В благодарность за информацию полицейские обделяют своим вниманием таких. Некоторые из осведомителей – это самые дурные людишки в городе. Любимым осведомителем Хэла Уиллиса был человечек по имени Фэтс Доннер – к нему испытывали отвращение все окружающие за его слабость к двенадцатилетним девочкам. Но он был ценным информатором. Из всех стукачей, с кем Карелла работал, Дэнни Гимп нравился ему больше других. И он никогда не забудет, как однажды много лет назад Дэнни пришел навестить его в больницу, где он залечивал пулевое ранение. С тех пор он всегда пожимал руку Дэнни Гимпу. Он пожал бы руку Дэнни Гимпу, даже если бы за ними наблюдал комиссар полиции.
– Как нога? – спросил Карелла.
– Ноет в холод. – Дэнни похлопал себя по колену.
– Хоть раз хотелось бы встретиться в тепле. Без русской зимы.
– Я должен быть осторожным, – возразил Дэнни.
– Ты можешь быть осторожным в теплом помещении.
– В помещении всегда есть уши, – сказал Дэнни.
– Ну хорошо, давай не будем затягивать нашу встречу. Я хочу найти «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра, который был использован в трех убийствах, – сказал Карелла.
– Когда они произошли? – спросил Дэнни.
– Первое было неделю назад, девятого. Второе – в прошлую пятницу, двенадцатого. Последнее случилось в субботний вечер, тринадцатого.
– И все здесь?
– Два.
– Какие два?
– Торговец кокаином Пако Лопес – слыхал о таком?
– Кажется.
– И торговец алмазами по имени Марвин Эдельман.
– Работал здесь?
– Нет, в деловой части города. Он жил на Сильверман-роуд.
– Лакомый кусочек, – сказал Дэнни. – А третье?
– Девушка по имени Салли Андерсон. Танцовщица в мюзикле в деловом центре.
– Так где же связь? – спросил Дэнни.
– Это мы и пытаемся выяснить.
– Гм, – сказал Дэнни. – Значит, Лопес?
– Пако, – сказал Карелла.
– Пако Лопес, – сказал Дэнни.
– Что-нибудь вспоминается?
– Не прижигал ли он сигаретой грудь одной бабенки?
– Тот самый хмырь.
– Да, – сказал Дэнни.
– Знаешь его?
– Видел как-то. Несколько месяцев назад. Он, должно быть, жил с той бабенкой, они были неразлучны. Значит, окочурился? Ну, слезы лить не будем. Он кругом поганец.
– Каким образом?
– Поганец, – сказал Дэнни. – Я не люблю поганых, а ты? Ты с бабенкой уже говорил?
– На другой день после убийства Лопеса.
– И?..
– Ничего. Она рассказала нам, что он с ней сделал...
– Пакость, да? – сказал Дэнни и покачал головой.
– Но они перестали жить вместе два месяца назад. Она ничего не знала.
– Никто никогда ничего не знает, когда за дело берется полиция. Может быть, она-то и сделала это. За то, что он оставил у нее на груди отметины.
– Сомневаюсь, Дэнни, но ты вправе высказывать догадки. Если честно, то меня больше интересует, не переходил ли из рук в руки ствол, тридцать восьмого калибра за последнюю неделю?
– У нас в городе много тридцать восьмых, Стив.
– Я знаю.
– Все время переходят из рук в руки. – Дэнни помолчал. – Первое убийство произошло во вторник, так? В какое время?
– В одиннадцать.
– Вечера?
– Вечера.
– Где?
– На авеню Калвер.
– В доме или на улице?
– На улице.
– Не так уж много лиходеев выходит на улицу в такую погоду, – сказал Дэнни. – Холод заставляет их сидеть дома. Убийцы и воры предпочитают домашний комфорт, – философски заметил он. – Никто не видел убийцу?
– Стал бы я отмораживать задницу, если бы у меня был свидетель? – воскликнул Карелла.
– Я тоже мерзну, – с упреком сказал Дэнни. – Хорошо, я постараюсь узнать что-нибудь. Насколько срочно тебе надо?
– Срочно, – сказал Карелла.
– Потому что я хочу сделать ставку, прежде чем приступлю к работе.
– Что-нибудь стоящее? – спросил Карелла.
– Только если он победит, – сказал Дэнни и пожал плечами.
* * *
Брат Антоний с Эммой курили марихуану, потягивали вино и изучали список с фамилиями и адресами, который два дня назад составила для них Джудит Квадрадо. В углу комнаты горел керосиновый калорифер, а радиаторы были лишь едва теплыми, и оконное стекло обледенело по краям. Брат Антоний с Эммой сидели очень близко от калорифера, хотя оба утверждали, что холод им нипочем. Оба сидели в белье.
Они покурили час назад, потом занимались любовью на огромной постели в спальне брата Антония. Затем он и она надели белье и перешли в гостиную, где откупорили новую бутылку вина, запалили по закрутке и снова принялись изучать список потенциальных клиентов. На брате Антонии были полосатые трусы на резинке, а на Эмме – черные трусики от бикини. По мнению брата Антония, она выглядела очаровательно после их занятий любовью.
– Похоже, – сказала Эмма, – он обслуживал двенадцать человек.
– Не так уж много, – заворчал брат Антоний. – Я надеялся на что-то большее, Эмма, сказать по правде. Двенадцать поганых фамилий – это слишком мелкий улов для такой тяжелой рыбалки, как наша. – Он снова взглянул на список. – Особенно при таких крохотных порциях. Посмотри, какие порции, Эмма.
– Ты знаешь анекдот по этому поводу? – спросила она, ухмыляясь.
– Нет. Какой анекдот? – Он любил, когда она рассказывала анекдоты. И еще он любил, когда она набрасывалась на него. Глядя на ее огромные груди, он почувствовал, как снова зашевелилось обновленное желание. Пусть расскажет свой анекдот, решил он, и потом они забудут про список клиентов Лопеса и опять предадутся утехам любви. И это было тем более привлекательно в такой холодный день.
– Это анекдот про женщину, которая остановилась в гостинице на побережье Майами. Не слышал? – спросила Эмма, по-прежнему ухмыляясь.
– Я и сам не прочь остановиться в гостинице на побережье Майами, – сказал брат Антоний.
– Ты будешь слушать анекдот или нет?
– Рассказывай, – сказал он.
– Значит, она обедает там раз, обедает два, а потом идет к столику администратора и начинает жаловаться.
– На что? – сказал брат Антоний.
– Ты дашь мне рассказать?
– Ну, рассказывай.
– Она говорит администратору, что еда в ресторане – совершенная отрава. Яйца – отрава, говядина – отрава, картошка – отрава, салаты – отрава, кофе – отрава, все – отрава, отрава, отрава, говорит она. И знаешь, что еще?
– Что еще? – спросил брат Антоний.
– Слишком маленькие порции! - воскликнула Эмма и расхохоталась.
– Я не понял, – сказал брат Антоний.
– Эта женщина жалуется, что еда – отрава...
– Ну?
– Но она также жалуется, что порции – малы.
– Ну так что?
– Если это отрава, то почему она хочет большие порции?
– Может быть, она психованная, – сказал брат Антоний.
– Нет, она не психованная, – сказала Эмма. – Она жалуется на еду, но она также говорит администратору, что порции...
– Теперь понятно, – сказал брат Антоний. Смысл до него так и не дошел. – Не пойти ли нам снова в соседнюю комнату?
– Ты еще не готов, – сказала Эмма, взглянув на его пах.
– Ты можешь меня «подготовить».
– Я знаю. Но мне больше нравится, когда ты уже созрел и тебе не нужна «подготовка».
– Сладенький ротик, – понизив голос, сказал брат Антоний.
– Мм... – промычала Эмма.
– Ну, что ты скажешь?
– Я скажу: вначале дело, а потом утехи.
– И все-таки почему ты вспомнила этот анекдот? – спросил он.
– Ты сказал что-то про маленькие порции.
– Они очень маленькие, – сказал брат Антоний. – Посмотри, – сказал он и протянул ей список. – Два-три грамма в неделю, и это большинство из них. Мы не разбогатеем с двух-трех граммов в неделю.
– Мы не должны разбогатеть сразу, браток, – сказала Эмма. – Мы начнем работать неторопливо, начнем с этих людей, бывших клиентов Лопеса, будем строить наше дело, начав с них.
– Как?
– Может быть, эта женщина даст нам еще других клиентов.
– Какая женщина? Та, что ест отраву?
– Та, что снабжала Лопеса. Его дилер.
– С какой стати она будет нам помогать?
– Почему нет? Нужна цепочка поставок, святой брат. Дилеру унций нужен дилер граммов. Эта женщина соединяет нас с некоторыми потребителями, мы покупаем у нее наш товар, и все счастливы.
– Мне кажется, ты размечталась.
– Разве опасно просто спросить? – сказала Эмма.
– Она скажет, чтобы мы шли куда подальше.
– Кто знает! В любом случае давай начнем с начала. Прежде всего надо дать ей знать, что мы приняли дело после Лопеса и хотим продолжать его с ней. Это прежде всего.
– Это прежде всего, конечно.
– Так что, я думаю, тебе надо сделать следующее, – сказала Эмма. – Одеться и нанести Салли Андерсон небольшой визит.
– Позже, – сказал брат Антоний и обнял ее.
– Мм... – промычала Эмма, прижалась к нему и облизнула губы.
* * *
Эйлин Берк вошла в комнату детективов, пока Клинг еще разговаривал по телефону с дивизионом связи. Браун попросил ее обождать и затем положил записку на стол Клинга, что детектив Берк на шестой линии. Клинг кивнул. Он не сразу сообразил, кто такой Берк.
– У меня в руках распечатка, – сказал инспектор в комнате курьеров. – Это относится к двадцать восьмому июля, двадцать часов ноль две минуты, 621, Норт-Гринфилд, комната 207. Донесение принял Адам Кар в двадцать часов двенадцать минут.
– Что нашли?
– Передали по радио «Ю-20». Это означает: «произошло ограбление».
Клинг знал, что означает «10-20».
– Какой это был участок?
– Мидтаун-Ист, – сказал инспектор.
– Вы знаете, кто тогда занялся этим делом?
– Этого нет в распечатке.
– Хорошо, спасибо, – сказал Клинг и нажал светящуюся кнопку "б" у основания аппарата. – Клинг слушает, – сказал он.
– Берт, это Эйлин.
– Я пока не искал сережку, – сказал он.
– В комнате детективов ее не находили?
– Ну, у нас там есть ящик для находок, но он пуст.
– Как насчет машины?
– Я еще не искал в машине, – сказал он. – На этой машине я не ездил с субботы.
– Но если будет возможность...
– Конечно, – сказал он.
– Просто... эти серьги словно приносят удачу. Это «счастливые» сережки.
Клинг промолчал.
– Без них я как голая.
Он опять промолчал.
– Не могу же я носить только одну серьгу на счастье! – сказала она.
– Понимаю, – сказал он.
– Тогда мне выпадет лишь половинка счастья.
– Да, – сказал он.
– Как там погода? – спросила она.
– Холод.
– Здесь тоже холодно, – сказала она. – Ну хорошо, дай мне знать, если найдешь, ладно?
– Непременно.
– Спасибо, – сказала она и повесила трубку.
На том же клочке бумаги, который Браун положил ему на стол, Клинг накарябал: «Серьга Эйлин» - и сунул листок в карман пиджака. Он пролистал полицейский телефонный справочник, нашел номер участка Мидтаун-Ист, набрал, объяснил дежурному сержанту цель звонка, тот соединил его с детективом по имени Гарридо, в голосе которого звучал испанский выговор и который сразу вспомнил это дело: он сам находился в засаде в ломбарде на Гринфилд-стрит, когда вошел вооруженный грабитель, желавший заложить все, что похитил у Эдельмана два дня назад по соседству, через три двери.
– Все по списку похищенного, без исключения, – сказал Гарридо. – Взяли тепленьким.
– И что было дальше? – спросил Клинг.
– Угадай, кто у нас был судьей? – спросил Гарридо.
– Кто? – спросил Клинг.
– Харрис.
Клинг знал достопочтенного Уилбора Харриса. Достопочтенный Уилбор Харрис получил прозвище Певца свободы. Он имел обыкновение отпускать преступников прямо из зала суда.
– Что было дальше? – спросил Клинг.
– Ну, парнишка тот был наркоманом. Это было его первым преступлением. Он чуть не плакал в зале суда. И Харрис отпустил его «условно».
– Даже при том, что ты взял его с награбленным?
– Да. С полным списком. Какой был смысл?
– Как звали парнишку?
– Эндрю. Фамилию не помню. Найти досье?
– Если не трудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Но где же Дэнни?
Наконец он увидел его: тот медленно ковылял по дорожке, поворачивая голову то налево, то направо, как разведчик на задании. Если говорить правду, то таким и мнил себя Дэнни. На нем была красно-синяя куртка с поясом, надвинутая на уши красная вязаная шапочка, синие шерстяные перчатки и зеленые вельветовые брюки, заправленные в черные боты. В целом достаточно яркий костюм для того, кто хочет выглядеть неприметным. Он прошел мимо скамейки, на которой замерзал Карелла (случалось, играя в шпионов, он заходил слишком далеко), дошел почти до статуи генерала, осторожно огляделся, снова вернулся к скамейке, присел рядом с Кареллой, извлек газету из бокового кармана, развернул, пряча за ней лицо, и произнес:
– Привет, Стив. Холодновато, а?
Карелла снял перчатку и протянул руку Дэнни. Дэнни опустил пониже газету и тоже снял перчатку. Они быстро пожали друг другу руки и снова надели перчатки. Очень немногие детективы пожимают руки своим информаторам. Большинство полицейских и осведомителей – деловые партнеры, но рук друг другу не жмут. Полицейские очень редко уважают стукачей. Стукач – это всегда человечек, который «задолжал что-то» полиции. В благодарность за информацию полицейские обделяют своим вниманием таких. Некоторые из осведомителей – это самые дурные людишки в городе. Любимым осведомителем Хэла Уиллиса был человечек по имени Фэтс Доннер – к нему испытывали отвращение все окружающие за его слабость к двенадцатилетним девочкам. Но он был ценным информатором. Из всех стукачей, с кем Карелла работал, Дэнни Гимп нравился ему больше других. И он никогда не забудет, как однажды много лет назад Дэнни пришел навестить его в больницу, где он залечивал пулевое ранение. С тех пор он всегда пожимал руку Дэнни Гимпу. Он пожал бы руку Дэнни Гимпу, даже если бы за ними наблюдал комиссар полиции.
– Как нога? – спросил Карелла.
– Ноет в холод. – Дэнни похлопал себя по колену.
– Хоть раз хотелось бы встретиться в тепле. Без русской зимы.
– Я должен быть осторожным, – возразил Дэнни.
– Ты можешь быть осторожным в теплом помещении.
– В помещении всегда есть уши, – сказал Дэнни.
– Ну хорошо, давай не будем затягивать нашу встречу. Я хочу найти «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра, который был использован в трех убийствах, – сказал Карелла.
– Когда они произошли? – спросил Дэнни.
– Первое было неделю назад, девятого. Второе – в прошлую пятницу, двенадцатого. Последнее случилось в субботний вечер, тринадцатого.
– И все здесь?
– Два.
– Какие два?
– Торговец кокаином Пако Лопес – слыхал о таком?
– Кажется.
– И торговец алмазами по имени Марвин Эдельман.
– Работал здесь?
– Нет, в деловой части города. Он жил на Сильверман-роуд.
– Лакомый кусочек, – сказал Дэнни. – А третье?
– Девушка по имени Салли Андерсон. Танцовщица в мюзикле в деловом центре.
– Так где же связь? – спросил Дэнни.
– Это мы и пытаемся выяснить.
– Гм, – сказал Дэнни. – Значит, Лопес?
– Пако, – сказал Карелла.
– Пако Лопес, – сказал Дэнни.
– Что-нибудь вспоминается?
– Не прижигал ли он сигаретой грудь одной бабенки?
– Тот самый хмырь.
– Да, – сказал Дэнни.
– Знаешь его?
– Видел как-то. Несколько месяцев назад. Он, должно быть, жил с той бабенкой, они были неразлучны. Значит, окочурился? Ну, слезы лить не будем. Он кругом поганец.
– Каким образом?
– Поганец, – сказал Дэнни. – Я не люблю поганых, а ты? Ты с бабенкой уже говорил?
– На другой день после убийства Лопеса.
– И?..
– Ничего. Она рассказала нам, что он с ней сделал...
– Пакость, да? – сказал Дэнни и покачал головой.
– Но они перестали жить вместе два месяца назад. Она ничего не знала.
– Никто никогда ничего не знает, когда за дело берется полиция. Может быть, она-то и сделала это. За то, что он оставил у нее на груди отметины.
– Сомневаюсь, Дэнни, но ты вправе высказывать догадки. Если честно, то меня больше интересует, не переходил ли из рук в руки ствол, тридцать восьмого калибра за последнюю неделю?
– У нас в городе много тридцать восьмых, Стив.
– Я знаю.
– Все время переходят из рук в руки. – Дэнни помолчал. – Первое убийство произошло во вторник, так? В какое время?
– В одиннадцать.
– Вечера?
– Вечера.
– Где?
– На авеню Калвер.
– В доме или на улице?
– На улице.
– Не так уж много лиходеев выходит на улицу в такую погоду, – сказал Дэнни. – Холод заставляет их сидеть дома. Убийцы и воры предпочитают домашний комфорт, – философски заметил он. – Никто не видел убийцу?
– Стал бы я отмораживать задницу, если бы у меня был свидетель? – воскликнул Карелла.
– Я тоже мерзну, – с упреком сказал Дэнни. – Хорошо, я постараюсь узнать что-нибудь. Насколько срочно тебе надо?
– Срочно, – сказал Карелла.
– Потому что я хочу сделать ставку, прежде чем приступлю к работе.
– Что-нибудь стоящее? – спросил Карелла.
– Только если он победит, – сказал Дэнни и пожал плечами.
* * *
Брат Антоний с Эммой курили марихуану, потягивали вино и изучали список с фамилиями и адресами, который два дня назад составила для них Джудит Квадрадо. В углу комнаты горел керосиновый калорифер, а радиаторы были лишь едва теплыми, и оконное стекло обледенело по краям. Брат Антоний с Эммой сидели очень близко от калорифера, хотя оба утверждали, что холод им нипочем. Оба сидели в белье.
Они покурили час назад, потом занимались любовью на огромной постели в спальне брата Антония. Затем он и она надели белье и перешли в гостиную, где откупорили новую бутылку вина, запалили по закрутке и снова принялись изучать список потенциальных клиентов. На брате Антонии были полосатые трусы на резинке, а на Эмме – черные трусики от бикини. По мнению брата Антония, она выглядела очаровательно после их занятий любовью.
– Похоже, – сказала Эмма, – он обслуживал двенадцать человек.
– Не так уж много, – заворчал брат Антоний. – Я надеялся на что-то большее, Эмма, сказать по правде. Двенадцать поганых фамилий – это слишком мелкий улов для такой тяжелой рыбалки, как наша. – Он снова взглянул на список. – Особенно при таких крохотных порциях. Посмотри, какие порции, Эмма.
– Ты знаешь анекдот по этому поводу? – спросила она, ухмыляясь.
– Нет. Какой анекдот? – Он любил, когда она рассказывала анекдоты. И еще он любил, когда она набрасывалась на него. Глядя на ее огромные груди, он почувствовал, как снова зашевелилось обновленное желание. Пусть расскажет свой анекдот, решил он, и потом они забудут про список клиентов Лопеса и опять предадутся утехам любви. И это было тем более привлекательно в такой холодный день.
– Это анекдот про женщину, которая остановилась в гостинице на побережье Майами. Не слышал? – спросила Эмма, по-прежнему ухмыляясь.
– Я и сам не прочь остановиться в гостинице на побережье Майами, – сказал брат Антоний.
– Ты будешь слушать анекдот или нет?
– Рассказывай, – сказал он.
– Значит, она обедает там раз, обедает два, а потом идет к столику администратора и начинает жаловаться.
– На что? – сказал брат Антоний.
– Ты дашь мне рассказать?
– Ну, рассказывай.
– Она говорит администратору, что еда в ресторане – совершенная отрава. Яйца – отрава, говядина – отрава, картошка – отрава, салаты – отрава, кофе – отрава, все – отрава, отрава, отрава, говорит она. И знаешь, что еще?
– Что еще? – спросил брат Антоний.
– Слишком маленькие порции! - воскликнула Эмма и расхохоталась.
– Я не понял, – сказал брат Антоний.
– Эта женщина жалуется, что еда – отрава...
– Ну?
– Но она также жалуется, что порции – малы.
– Ну так что?
– Если это отрава, то почему она хочет большие порции?
– Может быть, она психованная, – сказал брат Антоний.
– Нет, она не психованная, – сказала Эмма. – Она жалуется на еду, но она также говорит администратору, что порции...
– Теперь понятно, – сказал брат Антоний. Смысл до него так и не дошел. – Не пойти ли нам снова в соседнюю комнату?
– Ты еще не готов, – сказала Эмма, взглянув на его пах.
– Ты можешь меня «подготовить».
– Я знаю. Но мне больше нравится, когда ты уже созрел и тебе не нужна «подготовка».
– Сладенький ротик, – понизив голос, сказал брат Антоний.
– Мм... – промычала Эмма.
– Ну, что ты скажешь?
– Я скажу: вначале дело, а потом утехи.
– И все-таки почему ты вспомнила этот анекдот? – спросил он.
– Ты сказал что-то про маленькие порции.
– Они очень маленькие, – сказал брат Антоний. – Посмотри, – сказал он и протянул ей список. – Два-три грамма в неделю, и это большинство из них. Мы не разбогатеем с двух-трех граммов в неделю.
– Мы не должны разбогатеть сразу, браток, – сказала Эмма. – Мы начнем работать неторопливо, начнем с этих людей, бывших клиентов Лопеса, будем строить наше дело, начав с них.
– Как?
– Может быть, эта женщина даст нам еще других клиентов.
– Какая женщина? Та, что ест отраву?
– Та, что снабжала Лопеса. Его дилер.
– С какой стати она будет нам помогать?
– Почему нет? Нужна цепочка поставок, святой брат. Дилеру унций нужен дилер граммов. Эта женщина соединяет нас с некоторыми потребителями, мы покупаем у нее наш товар, и все счастливы.
– Мне кажется, ты размечталась.
– Разве опасно просто спросить? – сказала Эмма.
– Она скажет, чтобы мы шли куда подальше.
– Кто знает! В любом случае давай начнем с начала. Прежде всего надо дать ей знать, что мы приняли дело после Лопеса и хотим продолжать его с ней. Это прежде всего.
– Это прежде всего, конечно.
– Так что, я думаю, тебе надо сделать следующее, – сказала Эмма. – Одеться и нанести Салли Андерсон небольшой визит.
– Позже, – сказал брат Антоний и обнял ее.
– Мм... – промычала Эмма, прижалась к нему и облизнула губы.
* * *
Эйлин Берк вошла в комнату детективов, пока Клинг еще разговаривал по телефону с дивизионом связи. Браун попросил ее обождать и затем положил записку на стол Клинга, что детектив Берк на шестой линии. Клинг кивнул. Он не сразу сообразил, кто такой Берк.
– У меня в руках распечатка, – сказал инспектор в комнате курьеров. – Это относится к двадцать восьмому июля, двадцать часов ноль две минуты, 621, Норт-Гринфилд, комната 207. Донесение принял Адам Кар в двадцать часов двенадцать минут.
– Что нашли?
– Передали по радио «Ю-20». Это означает: «произошло ограбление».
Клинг знал, что означает «10-20».
– Какой это был участок?
– Мидтаун-Ист, – сказал инспектор.
– Вы знаете, кто тогда занялся этим делом?
– Этого нет в распечатке.
– Хорошо, спасибо, – сказал Клинг и нажал светящуюся кнопку "б" у основания аппарата. – Клинг слушает, – сказал он.
– Берт, это Эйлин.
– Я пока не искал сережку, – сказал он.
– В комнате детективов ее не находили?
– Ну, у нас там есть ящик для находок, но он пуст.
– Как насчет машины?
– Я еще не искал в машине, – сказал он. – На этой машине я не ездил с субботы.
– Но если будет возможность...
– Конечно, – сказал он.
– Просто... эти серьги словно приносят удачу. Это «счастливые» сережки.
Клинг промолчал.
– Без них я как голая.
Он опять промолчал.
– Не могу же я носить только одну серьгу на счастье! – сказала она.
– Понимаю, – сказал он.
– Тогда мне выпадет лишь половинка счастья.
– Да, – сказал он.
– Как там погода? – спросила она.
– Холод.
– Здесь тоже холодно, – сказала она. – Ну хорошо, дай мне знать, если найдешь, ладно?
– Непременно.
– Спасибо, – сказала она и повесила трубку.
На том же клочке бумаги, который Браун положил ему на стол, Клинг накарябал: «Серьга Эйлин» - и сунул листок в карман пиджака. Он пролистал полицейский телефонный справочник, нашел номер участка Мидтаун-Ист, набрал, объяснил дежурному сержанту цель звонка, тот соединил его с детективом по имени Гарридо, в голосе которого звучал испанский выговор и который сразу вспомнил это дело: он сам находился в засаде в ломбарде на Гринфилд-стрит, когда вошел вооруженный грабитель, желавший заложить все, что похитил у Эдельмана два дня назад по соседству, через три двери.
– Все по списку похищенного, без исключения, – сказал Гарридо. – Взяли тепленьким.
– И что было дальше? – спросил Клинг.
– Угадай, кто у нас был судьей? – спросил Гарридо.
– Кто? – спросил Клинг.
– Харрис.
Клинг знал достопочтенного Уилбора Харриса. Достопочтенный Уилбор Харрис получил прозвище Певца свободы. Он имел обыкновение отпускать преступников прямо из зала суда.
– Что было дальше? – спросил Клинг.
– Ну, парнишка тот был наркоманом. Это было его первым преступлением. Он чуть не плакал в зале суда. И Харрис отпустил его «условно».
– Даже при том, что ты взял его с награбленным?
– Да. С полным списком. Какой был смысл?
– Как звали парнишку?
– Эндрю. Фамилию не помню. Найти досье?
– Если не трудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42