– Ну и что, со всеми теперь будешь бороться? Жизни не хватит…
Он был прав, но иногда так и тянет совершить что-нибудь иррациональное, особенно когда встречаешь такую одиозную личность…
– Бог с ними, – примирительно сказал я, – все равно нам отсюда нужно съезжать. Мне всю ночь клопы заснуть не дали.
– Куда ехать-то, везде паспорт спросят.
– А если к твоей вдове на Сампсониевский проспект?
– Думаешь, у нее княжеские покои?! Да и далеко оттуда тебе будет по кабакам ходить.
Намек был прозрачный, но я не возразил – потому как ходил по злачным местам не по своей прихоти, а по нужде. Не успели мы кончить разговор, как вновь пришел хозяин. Он взял себя в руки и больше не смотрел волком.
– Ты на меня, Иван Иванович, не обижайся. Не я тебя собачил, нужда моя. Селиванов, он, думаешь, что? Так и спустит? Шалишь, он за копейку удавится, а тут, шутишь, венская карета за шесть тысяч, а кони все двадцать стоят! Это не фунт изюма!
– Я-то тут при чем? – опять закосил я под полного идиота. – Мне самому Дмитрий Федорович понравился. Очень солидный господин, а уж какой добряк, отродясь таких не видывал.
– Это точно, что добряк, – усмехнулся хозяин, – только те, кто от него добра ждут, по ночам спать боятся.
– Почему? – наивно вытаращил я глаза.
– Так, шучу я, – испугался своей откровенности Михайло Михалыч, – Дмитрий Федорович прекрасный и достойный человек. Вот и нужно помочь ему обидчиков отыскать.
– Тех, что карету подменили? – наконец догадался я.
– Вот именно. Ты, случаем, не знаешь, кто это сделал?
– Я в Санкт-Петербурге кроме вас, почитай, никого не знаю. А вы все время с нами в ресторации сидели, так что я на вас и не думаю.
От такого идиотизма хозяин только повел шеей, как будто ее жал тугой воротник.
– А к какому это офицеру ты в ресторации подходил? Он потом, кажется, нам еще на улице повстречался.
К такому вопросу я не был готов, – не думал, что Михайло Михалыч отличается такой наблюдательностью.
– Это наш сосед по Курскому имению, – спустя мгновение, почти не запнувшись, ответил я.
Домохозяин пристально посмотрел на меня – не поверил.
– А какая его фамилия?
– Воронцов, он из графского рода, – теперь уже без запинки ответил я.
– Слышал про таких, – пробурчал он, остывая. – О чем говорили?
– Так, ни о чем, я ему просто как сосед представился. Он-то меня не вспомнил, – стыдливо сказал я.
Кажется, последнее замечание убедило собеседника, что я не вру, и объяснило мою заминку – не хотел сознаваться, что аристократ меня не признал.
– Вот видишь, лезешь к неровне, а потом плакать будешь!
Никакой логики в словах домохозяина я не усмотрел, но согласно кивнул головой.
– Тебе, как молодому юноше, нужно наставление, а то совсем с пути собьешься! – неожиданно перешел он к морализации. – Вот, сколько ты вчерась денег прогулял?
Такого вопроса я никак не ожидал. Деньги «прогуляли» мы вместе и расплачивался я в присутствии Михайло Михалыча. Однако, продолжая демонстрировать первозданную простоту, ответил:
– Восемьсот восемьдесят пять рубликов!
– А сколько у тебя осталось?
Я подкатил глаза и начал подсчитывать в уме
– Шешнадцать рублей ассигнациями и двугривенный серебром!
– Сколько? – переспросил он.
Я повторил. Лицо Михайло Михалыча сделалось холодным и презрительным
– А еще взять есть где?
– Друзья помогут! Вместе же гуляли!
– Это какие такие друзья?!
– У меня во всем городе только вы с господином Селивановым друзья и есть. Чай, вместе денежки профукали.
– Ты при мне, мальчишка, даже слов таких не говори! Ишь, с больной головы на здоровую! Я тебе честь сделал, с большим человеком познакомил, а ты что болтаешь?! Коли нет денег, зачем в ресторацию поперся?
– Так это вы же, Михайло Михалыч, велели!
– Так, значит? Ладно! Сегодня еще можешь у меня побыть, а завтра с утра чтобы духу твоего здесь не было!
– Да как же так! – уязвленный до глубины души, воскликнул я. – Вы же обещали быть отцом и благодетелем, а теперь гоните?!
Для убедительности, я начал шмыгать носом.
– И нюни не разводи, Питер слезам не верит!
– Москва.
– Что Москва? – не понял он.
– Москва слезам не верит, а не Питер!
– Вот ты о чем! Питер тоже не верит! Так чтобы завтра с утра духу твоего здесь больше не было!
Что мне оставалась делать? Только заплакать, что я и сделал. Однако жестокосердный домовладелец не пожелал видеть моих горьких слез и ушел, что-то возмущенно бормоча под нос.
Мы с Иваном быстро собрали вещи и покинули негостеприимный кров. На улице, как на грех, не было ни одного свободного извозчика. Мы пошли к перекрестку и, когда уже значительно отдалились от домовладения нелюбезного Михайло Михайловича, увидели, как к его зашарпанному подъезду подъехали три казенные кареты, и из них начали вылезать люди в полицейской форме.
– Видишь? – нравоучительно сказал Иван. – Доигрался! А кабы мы не успели уйти вовремя, отправились бы прямиком в участок!
Я не был уверен, что налет полиции организовал Селиванов, подозрительный дом могли осмотреть и в процессе «плановой проверки», но это не имело принципиального значения. Главное, что нам повезло, и убрались мы оттуда вовремя.
– Поглядим, что полиция будет делать, – предложил напарник.
– Ты еще сам туда зайди, спроси! Идем отсюда, и не оглядывайся!
В это время освободился пятикопеечный «ванька», мы сторговались и поехали прочь от опасного места. Колымага была безрессорная, тряская, лошадка низкорослая и слабая, так что побег наш проходил со скоростью шесть километров в час.
– Останови здесь, любезнейший, – попросил я извозчика, когда мы отъехали от Фонтанки.
– Почему выходим, мы же еще не доехали? – удивился спутник,
– Потому, – ответил я, когда мы выгрузили вещи и пошли дальше пешком, – всегда, когда убегаешь, несколько раз меняй транспорт, чтобы не выследили, куда ты направился.
– Чего ради?
– Если нас захотят поймать, то опросят всех извозчиков, найдут по приметам и узнают, куда мы ехали.
Иван скептически хмыкнул, потом спросил:
– А теперь не найдут?
– Если поедем по одиночке, то не смогут. Будут искать двух мужчин с узлами.
Я подумал, что, пожалуй, перестраховываюсь, но если налет на меблированные комнаты организовал Селиванов, то ждать от него можно было многого.
Задним числом я пожалел, что втянул в эту авантюру легкомысленного Афанасьева. Теперь, утром, на трезвую голову, вчерашняя шутка уже не казалась такой безобидной и безопасной. Офицеров, которые в ней участвовали, могли знать по фамилиям у Демута, при желании можно было заставить заговорить селивановского кучера и выйти через него на Шурку.
– Говори адрес своей вдовы, поезжай один и жди меня там, – сказал я Ивану.
– Что еще приключилось? – удивился он.
– Боюсь, что ты прав с обиженным чиновником, как бы не подвести моего знакомого офицера. Поеду к нему, предупрежу.
Иван собрался было еще раз подчеркнуть свою предусмотрительность, но посмотрел на меня и промолчал. Мы разошлись. Я направился к казармам Преображенского полка и у дежурного офицера узнал адрес квартиры Афанасьева.
Шурка жил недалеко от места службы, в маленьком флигеле. В прихожей меня встретил степенный мужик с заспанным лицом. Он, видимо, только что проснулся, был встрепан и недоволен жизнью.
– Поручик Афанасьев здесь живет? – спросил я.
– Живет, – тяжело вдохнув, сознался слуга.
– Мне нужно его видеть.
– Это, сударь, никак невозможно, – покачав головой, ответил он. – Александр Николаевич отдыхают после ночной службы.
О какой службе он говорил, было непонятно: вчера вечером Афанасьев был так расслаблен, что к служению отечеству явно неспособен.
– Так поди, разбуди, – уже научившись разговаривать со слугами, строго сказал я, – мне нужно с ним переговорить.
– Никак невозможно, они со сна дерутся!
Время было уже полуденное, и сидеть ждать, когда их благородие соизволят пробудиться, у меня не было никакого желания.
– Тогда я сам его разбужу.
– Это как вам будет угодно, – равнодушно проговорил слуга, с трудом сдерживая зевоту, – мое дело сторона.
Я отодвинул его от входа и прошел внутрь. Шурка жил в большой комнате, заставленной разномастной мебелью. Порядок в ней был, как и полагается у холостого человека с ленивым слугой. Везде были разбросаны носильные вещи, а сам хозяин лежал на коротком для его роста кожаном диване и храпел. Я потряс его за плечо.
– Уйди! – не открывая глаз, прорычал он сквозь стиснутые зубы и попытался ударить меня ногой.
– Александр, проснись! – сказал я и тряхнул его так, что он открыл-таки мутные со сна глаза.
– Ты кто такой? – спросил он.
– Брат Крылова, мы с тобой вчера познакомились.
– А, – смутно узнавая меня, сказал он. – И что?
– Вставай, у нас, кажется, большие неприятности.
– Что еще случилось? – без особой тревоги поинтересовался он. – Опять я в драку попал?
– Хуже, карету с лошадьми украл.
– Кто украл? Нет у меня никакой кареты, – начал говорить он, и разом вспомнил и меня, и вчерашнее происшествие. – Это ты! Извини, брат, запамятовал, как тебя зовут.
– Андрей, – представился я, чтобы далеко не отходить от истинного имени. – Коллежский асессор, у которого мы забрали карету, оказался влиятельным человеком и начал розыск.
– Ну, и бог с ним, карета его сейчас едет в Москву, я ее вчера кому-то подарил. А вот кому, не помню. Может, Терещенке? Он вроде как в отпуск собирался…
– Этого я не знаю, я зашел, предупредить, что если кучер расколется…
– Какой еще кучер?
– Ты лучше окончательно проснись и вспоминай сам.
Афанасьев подумал над моим предложением, посчитал его приемлемым, кивнул головой и вдруг оглушительно крикнул:
– Василий, шампанского!
На его возглас, как на глас вопиющего в пустыне, никто не откликнулся.
– Василий там? – спросил он у меня, посмотрев на входную дверь.
– Там, – подтвердил я.
– А почему он не отвечает?
– Думаю, потому что у него нет шампанского, – предположил я.
– Вот мерзавец, сам, наверное, все выдул, – без особого гнева проговорил поручик. – И зачем ему шампанское, если он водку любит? Его от шампанского пучит, – добавил он.
К сожалению, нам так и не удалось выяснить, куда делось, если оно и было, вчерашнее шампанское. Дверь с треском распахнулась, и на пороге комнаты возник усатый мужчина в полицейской форме.
– Явление Христа народу, – негромко сказал Афанасьев, потом спросил: – Ты кто, прелестное дитя?
Дитя, не представляясь, откашлялось и спросило басом:
– Поручик Афанасьев здесь живет?
– Нет, – ответил Александр, – он здесь не живет, он здесь страдает с похмелья!
Полицейский гвардейского юмора не понял и уточнил:
– Поручиком Афанасьевым кто будет?
– Я буду. И что тебе, прелестное дитя, от меня нужно?
– У меня есть приказ препроводить вас в губернскую прокуратуру для дачи показаний.
– Чей приказ? – лениво спросил поручик, вежливо прикрывая зевок ладонью.
– Губернского прокурора.
– Я, как поручик лейб-гвардии Преображенского полка, подчиняюсь только своему полковому командиру и государю императору, а про какого-то прокурора и слыхом не слыхивал.
Усатый полицейский, видимо, привыкший к таким казусам и неповиновению офицеров привилегированных полков, молча подал поручику бумагу с подписью его командира.
– Так бы и сказал, что имеешь предписание от нашего полковника, – спокойно сказал Афанасьев, – а то помянул какого-то прокурора!
Полицейский в чине ротмистра званием был ниже, чем гвардейский поручик. Гвардейцы, когда императором Петром Алексеевичем была утверждена табель о рангах, получили старшинство двух чинов против армейских.
Это заедало все остальное офицерство, лейб-гвардейцам завидовали и старались, по возможности, лягнуть.
Я видел, что у ротмистра чешутся и язык, и руки, но вязаться с пребраженцем ему боязно.
Я этим воспользовался и очень почтительно попросил полицейского офицера разрешить нам с прапорщиком переговорить с глазу на глаз.
– Простите, господин ротмистр, но у нас с поручиком семейное дело, и если бы вы соблаговолили подождать снаружи, пока он оденется, мы смогли бы перекинуться парой слов.
– Действительно, ротмистр, соблаговолите подождать за дверью, – вмешался в разговор Афанасьев и чуть все не испортил. Полицейский опять напрягся и сжал челюсти так, что на скулах напряглись желваки.
– Это не займет много времени, после чего поручик отдастся в ваше распоряжение, – опять льстивым голосом заговорил я, делая страшные рожи поручику.
– Извольте, – наконец решился ротмистр, – только недолго.
Когда он вышел, я в двух словах рассказал Афанасьеву, что мы вчера с ним выкинули. Тот с большим интересом и даже удовольствием слушал о своих подвигах.
– Селиванов, хоть и в незначительном чине, но оказался человеком очень влиятельным. Он участвует в составлении Геральдической книги, и от него, как мне кажется, зависят липовые титулы весьма известных людей.
Афанасьева величие чиновника нисколько не испугало, больший интерес вызвали вчерашние похождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42