А так как Общий Гербовник Всероссийской империи уже издан в 1797 году, то помочь вам весьма затруднительно.
– Понятно, значит, вы ничего сделать не можете…
– Почему же не могу, ныне нами готовится вторая часть Гербовника, вы можете туда попасть. Хотя есть уложение о малодушном тщеславии, в коем уготовлено изгнание в ссылку из обеих столиц приписывающим себе чужие титулы и фамилии. Однако же все в воле Господа и человека. Я мог бы ходатайствовать перед нужными людьми о внесении вас во вторую книгу Гербовника, однако стоить это будет весьма недешево.
– Сколько?
– При рассмотрении всех препятствий и прочего, а также во избежании оного в опасении, пятьдесят тысяч.
– Пятьдесят тысяч?! – поразился я. – Вы шутите!
– Это уж, как говорится, вольному воля.
Дмитрий Михайлович, назвав сумму, за которую можно купить приличное имение, потерял интерес к общению и все силы передал духовному, начал изящной вилочкой выколупывать устрицу из раковины.
Глядя на это возвышенное существо, я понял, что меня развели, как лоха, и в душе зародилось суетное желание отплатить моим новым приятелям той же монетой. Однако ссориться с домохозяином мне было пока не с руки, да и что толку после драки махать кулаками.
– И какой титул вы мне можете присвоить? – спросил я, сохраняя полное спокойствие.
– А какой вам заблагорассудится, хоть князя, хоть графа. Ежели пожелаете графское достоинство иностранного происхождения, то можно сделать скидку. За шотландского барона вообще возьму тридцать тысяч.
– Хорошо, я подумаю, – сказал я.
То, что я не возмутился несуразной величине взятки, на Селиванова, кажется, произвело хорошее впечатление, он даже невзначай пару раз остро взглянул на меня – вдруг, и правда, его предложение прокатит.
Я между тем лихорадочно придумывал, как мне рассчитаться с этими ловчилами. Домохозяин, увидев, что разговор у нас с Селивановым кончился – тот опять припал к закускам, – вернулся на свое место и заказал еще шампанского.
В это время в зал ввалилась шумная компания молодых офицеров. Официанты заметались по залу, стараясь то ли их удобнее разместить, то ли не допустить скандала. Компания была веселая и сразу привлекла к себе общее внимание. Я увидел среди них два-три знакомых лица, завсегдатаев злачных заведений. Но больше других меня привлек красивый парень с ясным, дерзким лицом – мой приятель Шурка Афанасьев.
Этот баловень судьбы и богатых родителей прожигал жизнь в лейб-гвардейском Преображенском полку, гоняясь не за чинами, а за развлечениями. Я был искренне рад увидеть его на свободе и в добром здравии. Не далее как две недели назад он спас меня от ареста по приказу самого императора. Чем кончилось для него то опасное приключение, я не знал и опасался, что он сам мог попасть в серьезную передрягу.
Извинившись перед собутыльниками, я подошел к столику, за который сел Афанасьев, и попросил его уделить минуту внимания по очень важному делу. Шурка удивленно посмотрел на незнакомого молодого человека и неохотно отошел со мной в сторону.
– Мы разве знакомы? – спросил он, вглядываясь мне в лицо.
– Только заочно, я близкий приятель одного вашего приятеля.
– И что?
– Он беспокоился за вашу безопасность и просил меня, если встречу вас, узнать все ли у вас благополучно.
– И ради такой глупости вы отвлекли меня от важного дела? И кто этот знакомец?
– Алексей Крылов.
– Первый раз слышу это имя, – на чистом глазу соврал Шурка. – Кто он таков?
– Тот, что помог вам в драке с англичанами, а потом вы той же монетой отплатили ему в Зимнем дворце.
– Тихо, ты! Чего раскричался! – прошипел Афанасьев. – Куда он делся?
– С ним все в порядке, он за вас волнуется.
– За то дело меня произвели в поручики! – засмеялся гвардеец. – Передай ему привет, может, еще и свидимся.
– У меня к вам есть одно предложение, – таинственным голосом сказал я.
Шурка сразу насторожился и подозрительно на меня посмотрел.
– Что еще за дело?
– Как раз по вашему характеру. Со мной здесь гуляют два господина, я был бы вам благодарен, если бы вы помогли мне их разыграть.
– Кто такие, и что за розыгрыш?
– Один из них мой домохозяин, я с ним сам разберусь, а второй простой коллежский асессор, но ездит в венской карете четверней и пьет за мой счет шампанское по семьдесят рублей бутылка. Вот я и подумал, а что если пересадить его в более подходящий по чину экипаж…
– Это который? – спросил Афанасьев, разом проявив к неведомому ему чиновнику повышенный интерес.
– Видите, за столиком у окна сидят двое, один с узкой лысиной, второй толстенький?
Шурка поискал глазами и кивнул.
– Асессор – второй, толстый.
Пока мы разговаривали, к нашему столику вновь приблизилось торжественное шествие с шампанским.
– И в чем розыгрыш? – проследив за вельможным поведением коллежского асессора, спросил Афанасьев.
Я рассказал о своем плане.
– Теперь верю, что ты приятель Крылова, – заржал от удовольствия лейб-гвардеец. – Такой же шельма! А куда потом карету и лошадей девать?
– Да хоть себя оставь, – тоже переходя на «ты», сказал я, – думаю, вряд ли мелкий чиновник побежит жаловаться, что у него отобрали лошадей Тракененского завода.
– Ты шутишь? Точно тракененские?
– Точно.
– Нет, таких дорогих коней держать мне не с руки!
– Тогда продай.
– Негоже офицеру таким путем наживаться,
– А ты не наживайся, пропей деньги, и все дела.
– Вот это уже другой разговор, – дал себя убедить авантюрист-любитель.
Я сунул безденежному офицеру несколько белых бумажек «на представительские расходы» и вернулся к своему столу.
От такого количества шампанского, которое вылакал Дмитрий Федорович, опьянеть было немудрено. Он и опьянел. После чего его потянуло передать свой жизненный опыт новому поколению.
– Ты, юноша, старших слушай и почитай, – советовал он мне. – Мы не так просто, абы как, а большую жизнь прожили! Шалишь! Другой какой под забором, а мы нет! У меня отец из простых был, как светлейший князь Меньшиков, пирогами на рыночной площади торговал. А я, нет! Больших вершин достиг. Я, если хочешь знать, иного природного князя за пояс заткну. Вот они у меня где, – сообщил чиновник, показывая свой небольшой пухлый кулачок. – Знаешь, кем Российская империя держится? Не знаешь? Нами она держится. Без нас – все прахом пойдет. Я вот вроде в чинах небольших, а как захочу, от первого вельможи мокрое место будет. Шалишь! Ты вот хочешь в князья выйти? Хочешь! Я все могу, чиркну пером, и появился новый славный род от какого-нибудь старосветского разбойника. Был, мол, атаман Свиное Рыло, пошел к Великому князю служить в дружину и пошел от него род князей Свиноровых. Или сделаю тебя татарским ханом, познатней наших государей будешь. А за это что? Возьму копейку – пустяк какой-нибудь. А за то тебе благодарить нужно самого Дмитрия Федоровича Селиванова и спины не жалеть! Ты поклонись мне, да почтение прояви – все тебе будет!
В таком роде господин Селиванов передал мне всю мудрость предшествующего поколения, переведя общение в форму монолога. Говорил до того момента, пока метрдотель не попросил «дорогих гостей» убираться восвояси, чтобы не подводить заведение под гнев государя.
Против порядка Дмитрий Федорович бунтовать не решился, кивнул мне, чтобы расплатился, и, одернув вицмундир, потопал к выходу. Вот тогда-то и началось самое интересное.
У входа в ресторан посетителей уже ожидали экипажи, вызванные голосистыми швейцарами. Они один за другим подъезжали к парадному входу. Посетители этого дорогого заведения сплошь были люди значительные или чиновные, потому швейцары с особой лихостью кричали:
«Карету действительного статского советника такого-то» или, скажем, «карету обер-прокурора», а когда вышел Дмитрий Федорович, то выкликнули всего-навсего «коллежского асессора». Немедленно к подъезду ресторана подъехала ободранная коляска, запряженная какой-то водовозной клячей. Селиванов, даже не взглянув на подъехавшее убожество, высматривал свой чудесный экипаж, как вдруг из коляски его окликнул знакомый голос:
– Ваше благородие, прошу садиться!
Дмитрий Федорович сначала даже не понял, что обращаются к нему, но, присмотревшись, узнал своего кучера и встал, как громом пораженный.
– Ты это чего, Василий? – воскликнул он. – Где моя карета?
– Так это она и есть, – откликнулся кучер, отворачиваясь от барина, – али не признали?
– То есть как это так, моя? Ты куда мою карету дел?
– Не пойму о чем это вы, ваше благородие, – ответил на это Василий. – Это и есть ваш экипаж, другого у нас отродясь не было.
Вышедшие вслед за нами посетители с интересом слушали пререкание подвыпившего господина, не узнавшего собственную коляску. Однако Дмитрию Федоровичу было не до случайных зрителей.
– Да я тебя подлеца запорю, ты куда мою карету и лошадей дел?! – закричал он так громко, что тут же прибежали два околоточных.
– Что за шум? – строго спросил один из них толстоватого господина в помятом от долгого сидения вицмундире.
– Ограбили, – завопил Дмитрий Федорович, указывая на кучера, – вяжи его, подлеца!
– Что случилось, о чем шум? – строго спросил Преображенского полка поручик, подходя к начавшей собираться толпе.
– Да вот, господин коллежский асессор какую-то особую карету требовают, – объяснил ему некий доброхот.
– Что за карету? – спросил поручик.
– Говорят эта не ихняя, у них, мол, не коляска, а натуральная карета, – пояснил тот же человек из публики.
– Как так не их, да я сам видел, как этот господин именно на этой коляске приехал, – громко сказал поручик. – Да не только я видел, вот и князь свидетель.
– Выпимши, господин, так незачем шуметь, – примирительно сказал околоточный, – время позднее, как бы чего не вышло.
– Но это не моя карета! Не моя! – обращаясь уже ко всем, плачущим голосом закричал Селиванов. – Вот, вот они подтвердят! – вспомнив про нас с Ми-хайло Михалычем, обрадовался он. – Они видели, на чем я приехал!
Однако домовладелец, похоже, ничего подтверждать не хотел, как и ввязываться в странное дело.
– Моя сторона с краю, – негромко пробурчал он, отступая за чужие спины.
Я, по своему же сценарию, должен был уверить всех, что Дмитрий Федорович приехал на коляске, которую раздобудет Афанасьев, но в последний момент передумал и начал импровизировать.
– Как можно такое говорить! – возмущенным голосом обратился я к околоточным и публике. – Нетто такой господин на этаком безобразии может ездить? Да он первый человек в Петербурге! Он кого хочешь, хоть министра, раз – и к ногтю!
Народ, заинтересовавшись характеристикой скандалиста, начал подступать ближе.
– Господин коллежский асессор, если захочет, то…
Договорить мне не дали, услышав о чине Дмитрия Федоровича, толпа разразилась смехом и шутками.
– Они недостойны на такой облезлой колымаге ездить, – попытался я перекричать всех. – Они могут любого мужика сенатором или князем сделать, только деньги плати!
– Замолчи, дурак! – вдруг завопил чиновник и, оттолкнув меня, вскочил в коляску. – Васька, гони!
Кучер щелкнул кнутом, и неспешная коняга, напрягшись всем телом, дернула извозчичью пролетку и затрусила прочь от ресторана.
Толпа радостно заулюлюкала вслед. Я огляделся в поисках Михайло Михалыча, но того и след простыл. Развлечение окончилось, и народ начал расходиться и разъезжаться. Мы с Афанасьевым пошли по проспекту в сторону Невы.
– Утешил, друг, – хлопая меня по плечу, радовался Шурка. – Давно так не веселился!
– Как вам удалось кучера уговорить участвовать в шутке? – спросил я.
– Это оказалось самое простое. Твой протеже ему полгода жалованье не платит, вот мы ему и предложили отдать нам карету, а ему взамен купили извозчичью пролетку.
Глава одиннадцатая
Михайло Михалыч только что не стучал ногами:
– Мальчишка, ты знаешь, что наделал?!
– О чем это вы так волнуетесь? – не понял я.
– Ты чего это про Дмитрия Федоровича наговорил?! Ты в своем уме?
– Чего это я такого обидного про них сказал? – натурально вытаращив глаза, изумился я. – Знамо, господин самый что ни на есть приятный, и по обхождению, и вообще.
– Ты что, правда, такой дурак, или прикидываешься? – чуть не плача, спросил домохозяин. – Угораздило меня с тобой связаться!
– Это мне, Михайло Михалыч, очень от вас зазорно такое слышать! За что вы меня погаными словами срамите?
– Да иди ты, – только и нашелся сказать он, безнадежно махнув рукой.
– Нет, вы погодите! – взвился я. – Да как так можно оскорблять курского дворянина! Да я вас в участок повлеку!
У домохозяина скривилось лицо, как от зубной боли, и он, ничего не сказав, вышел из моей каморки.
– Чего это он? – удивленно спросил Иван.
Я рассказал о вчерашнем розыгрыше.
– Была тебе нужда связываться, – недовольно сказал он. – Мало нам неприятностей, не хватает наживать лишних врагов!
– Не мог удержаться, – виновато ответил я. – Такая харя наглая! Они вполне уверены, что полные хозяева жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Понятно, значит, вы ничего сделать не можете…
– Почему же не могу, ныне нами готовится вторая часть Гербовника, вы можете туда попасть. Хотя есть уложение о малодушном тщеславии, в коем уготовлено изгнание в ссылку из обеих столиц приписывающим себе чужие титулы и фамилии. Однако же все в воле Господа и человека. Я мог бы ходатайствовать перед нужными людьми о внесении вас во вторую книгу Гербовника, однако стоить это будет весьма недешево.
– Сколько?
– При рассмотрении всех препятствий и прочего, а также во избежании оного в опасении, пятьдесят тысяч.
– Пятьдесят тысяч?! – поразился я. – Вы шутите!
– Это уж, как говорится, вольному воля.
Дмитрий Михайлович, назвав сумму, за которую можно купить приличное имение, потерял интерес к общению и все силы передал духовному, начал изящной вилочкой выколупывать устрицу из раковины.
Глядя на это возвышенное существо, я понял, что меня развели, как лоха, и в душе зародилось суетное желание отплатить моим новым приятелям той же монетой. Однако ссориться с домохозяином мне было пока не с руки, да и что толку после драки махать кулаками.
– И какой титул вы мне можете присвоить? – спросил я, сохраняя полное спокойствие.
– А какой вам заблагорассудится, хоть князя, хоть графа. Ежели пожелаете графское достоинство иностранного происхождения, то можно сделать скидку. За шотландского барона вообще возьму тридцать тысяч.
– Хорошо, я подумаю, – сказал я.
То, что я не возмутился несуразной величине взятки, на Селиванова, кажется, произвело хорошее впечатление, он даже невзначай пару раз остро взглянул на меня – вдруг, и правда, его предложение прокатит.
Я между тем лихорадочно придумывал, как мне рассчитаться с этими ловчилами. Домохозяин, увидев, что разговор у нас с Селивановым кончился – тот опять припал к закускам, – вернулся на свое место и заказал еще шампанского.
В это время в зал ввалилась шумная компания молодых офицеров. Официанты заметались по залу, стараясь то ли их удобнее разместить, то ли не допустить скандала. Компания была веселая и сразу привлекла к себе общее внимание. Я увидел среди них два-три знакомых лица, завсегдатаев злачных заведений. Но больше других меня привлек красивый парень с ясным, дерзким лицом – мой приятель Шурка Афанасьев.
Этот баловень судьбы и богатых родителей прожигал жизнь в лейб-гвардейском Преображенском полку, гоняясь не за чинами, а за развлечениями. Я был искренне рад увидеть его на свободе и в добром здравии. Не далее как две недели назад он спас меня от ареста по приказу самого императора. Чем кончилось для него то опасное приключение, я не знал и опасался, что он сам мог попасть в серьезную передрягу.
Извинившись перед собутыльниками, я подошел к столику, за который сел Афанасьев, и попросил его уделить минуту внимания по очень важному делу. Шурка удивленно посмотрел на незнакомого молодого человека и неохотно отошел со мной в сторону.
– Мы разве знакомы? – спросил он, вглядываясь мне в лицо.
– Только заочно, я близкий приятель одного вашего приятеля.
– И что?
– Он беспокоился за вашу безопасность и просил меня, если встречу вас, узнать все ли у вас благополучно.
– И ради такой глупости вы отвлекли меня от важного дела? И кто этот знакомец?
– Алексей Крылов.
– Первый раз слышу это имя, – на чистом глазу соврал Шурка. – Кто он таков?
– Тот, что помог вам в драке с англичанами, а потом вы той же монетой отплатили ему в Зимнем дворце.
– Тихо, ты! Чего раскричался! – прошипел Афанасьев. – Куда он делся?
– С ним все в порядке, он за вас волнуется.
– За то дело меня произвели в поручики! – засмеялся гвардеец. – Передай ему привет, может, еще и свидимся.
– У меня к вам есть одно предложение, – таинственным голосом сказал я.
Шурка сразу насторожился и подозрительно на меня посмотрел.
– Что еще за дело?
– Как раз по вашему характеру. Со мной здесь гуляют два господина, я был бы вам благодарен, если бы вы помогли мне их разыграть.
– Кто такие, и что за розыгрыш?
– Один из них мой домохозяин, я с ним сам разберусь, а второй простой коллежский асессор, но ездит в венской карете четверней и пьет за мой счет шампанское по семьдесят рублей бутылка. Вот я и подумал, а что если пересадить его в более подходящий по чину экипаж…
– Это который? – спросил Афанасьев, разом проявив к неведомому ему чиновнику повышенный интерес.
– Видите, за столиком у окна сидят двое, один с узкой лысиной, второй толстенький?
Шурка поискал глазами и кивнул.
– Асессор – второй, толстый.
Пока мы разговаривали, к нашему столику вновь приблизилось торжественное шествие с шампанским.
– И в чем розыгрыш? – проследив за вельможным поведением коллежского асессора, спросил Афанасьев.
Я рассказал о своем плане.
– Теперь верю, что ты приятель Крылова, – заржал от удовольствия лейб-гвардеец. – Такой же шельма! А куда потом карету и лошадей девать?
– Да хоть себя оставь, – тоже переходя на «ты», сказал я, – думаю, вряд ли мелкий чиновник побежит жаловаться, что у него отобрали лошадей Тракененского завода.
– Ты шутишь? Точно тракененские?
– Точно.
– Нет, таких дорогих коней держать мне не с руки!
– Тогда продай.
– Негоже офицеру таким путем наживаться,
– А ты не наживайся, пропей деньги, и все дела.
– Вот это уже другой разговор, – дал себя убедить авантюрист-любитель.
Я сунул безденежному офицеру несколько белых бумажек «на представительские расходы» и вернулся к своему столу.
От такого количества шампанского, которое вылакал Дмитрий Федорович, опьянеть было немудрено. Он и опьянел. После чего его потянуло передать свой жизненный опыт новому поколению.
– Ты, юноша, старших слушай и почитай, – советовал он мне. – Мы не так просто, абы как, а большую жизнь прожили! Шалишь! Другой какой под забором, а мы нет! У меня отец из простых был, как светлейший князь Меньшиков, пирогами на рыночной площади торговал. А я, нет! Больших вершин достиг. Я, если хочешь знать, иного природного князя за пояс заткну. Вот они у меня где, – сообщил чиновник, показывая свой небольшой пухлый кулачок. – Знаешь, кем Российская империя держится? Не знаешь? Нами она держится. Без нас – все прахом пойдет. Я вот вроде в чинах небольших, а как захочу, от первого вельможи мокрое место будет. Шалишь! Ты вот хочешь в князья выйти? Хочешь! Я все могу, чиркну пером, и появился новый славный род от какого-нибудь старосветского разбойника. Был, мол, атаман Свиное Рыло, пошел к Великому князю служить в дружину и пошел от него род князей Свиноровых. Или сделаю тебя татарским ханом, познатней наших государей будешь. А за это что? Возьму копейку – пустяк какой-нибудь. А за то тебе благодарить нужно самого Дмитрия Федоровича Селиванова и спины не жалеть! Ты поклонись мне, да почтение прояви – все тебе будет!
В таком роде господин Селиванов передал мне всю мудрость предшествующего поколения, переведя общение в форму монолога. Говорил до того момента, пока метрдотель не попросил «дорогих гостей» убираться восвояси, чтобы не подводить заведение под гнев государя.
Против порядка Дмитрий Федорович бунтовать не решился, кивнул мне, чтобы расплатился, и, одернув вицмундир, потопал к выходу. Вот тогда-то и началось самое интересное.
У входа в ресторан посетителей уже ожидали экипажи, вызванные голосистыми швейцарами. Они один за другим подъезжали к парадному входу. Посетители этого дорогого заведения сплошь были люди значительные или чиновные, потому швейцары с особой лихостью кричали:
«Карету действительного статского советника такого-то» или, скажем, «карету обер-прокурора», а когда вышел Дмитрий Федорович, то выкликнули всего-навсего «коллежского асессора». Немедленно к подъезду ресторана подъехала ободранная коляска, запряженная какой-то водовозной клячей. Селиванов, даже не взглянув на подъехавшее убожество, высматривал свой чудесный экипаж, как вдруг из коляски его окликнул знакомый голос:
– Ваше благородие, прошу садиться!
Дмитрий Федорович сначала даже не понял, что обращаются к нему, но, присмотревшись, узнал своего кучера и встал, как громом пораженный.
– Ты это чего, Василий? – воскликнул он. – Где моя карета?
– Так это она и есть, – откликнулся кучер, отворачиваясь от барина, – али не признали?
– То есть как это так, моя? Ты куда мою карету дел?
– Не пойму о чем это вы, ваше благородие, – ответил на это Василий. – Это и есть ваш экипаж, другого у нас отродясь не было.
Вышедшие вслед за нами посетители с интересом слушали пререкание подвыпившего господина, не узнавшего собственную коляску. Однако Дмитрию Федоровичу было не до случайных зрителей.
– Да я тебя подлеца запорю, ты куда мою карету и лошадей дел?! – закричал он так громко, что тут же прибежали два околоточных.
– Что за шум? – строго спросил один из них толстоватого господина в помятом от долгого сидения вицмундире.
– Ограбили, – завопил Дмитрий Федорович, указывая на кучера, – вяжи его, подлеца!
– Что случилось, о чем шум? – строго спросил Преображенского полка поручик, подходя к начавшей собираться толпе.
– Да вот, господин коллежский асессор какую-то особую карету требовают, – объяснил ему некий доброхот.
– Что за карету? – спросил поручик.
– Говорят эта не ихняя, у них, мол, не коляска, а натуральная карета, – пояснил тот же человек из публики.
– Как так не их, да я сам видел, как этот господин именно на этой коляске приехал, – громко сказал поручик. – Да не только я видел, вот и князь свидетель.
– Выпимши, господин, так незачем шуметь, – примирительно сказал околоточный, – время позднее, как бы чего не вышло.
– Но это не моя карета! Не моя! – обращаясь уже ко всем, плачущим голосом закричал Селиванов. – Вот, вот они подтвердят! – вспомнив про нас с Ми-хайло Михалычем, обрадовался он. – Они видели, на чем я приехал!
Однако домовладелец, похоже, ничего подтверждать не хотел, как и ввязываться в странное дело.
– Моя сторона с краю, – негромко пробурчал он, отступая за чужие спины.
Я, по своему же сценарию, должен был уверить всех, что Дмитрий Федорович приехал на коляске, которую раздобудет Афанасьев, но в последний момент передумал и начал импровизировать.
– Как можно такое говорить! – возмущенным голосом обратился я к околоточным и публике. – Нетто такой господин на этаком безобразии может ездить? Да он первый человек в Петербурге! Он кого хочешь, хоть министра, раз – и к ногтю!
Народ, заинтересовавшись характеристикой скандалиста, начал подступать ближе.
– Господин коллежский асессор, если захочет, то…
Договорить мне не дали, услышав о чине Дмитрия Федоровича, толпа разразилась смехом и шутками.
– Они недостойны на такой облезлой колымаге ездить, – попытался я перекричать всех. – Они могут любого мужика сенатором или князем сделать, только деньги плати!
– Замолчи, дурак! – вдруг завопил чиновник и, оттолкнув меня, вскочил в коляску. – Васька, гони!
Кучер щелкнул кнутом, и неспешная коняга, напрягшись всем телом, дернула извозчичью пролетку и затрусила прочь от ресторана.
Толпа радостно заулюлюкала вслед. Я огляделся в поисках Михайло Михалыча, но того и след простыл. Развлечение окончилось, и народ начал расходиться и разъезжаться. Мы с Афанасьевым пошли по проспекту в сторону Невы.
– Утешил, друг, – хлопая меня по плечу, радовался Шурка. – Давно так не веселился!
– Как вам удалось кучера уговорить участвовать в шутке? – спросил я.
– Это оказалось самое простое. Твой протеже ему полгода жалованье не платит, вот мы ему и предложили отдать нам карету, а ему взамен купили извозчичью пролетку.
Глава одиннадцатая
Михайло Михалыч только что не стучал ногами:
– Мальчишка, ты знаешь, что наделал?!
– О чем это вы так волнуетесь? – не понял я.
– Ты чего это про Дмитрия Федоровича наговорил?! Ты в своем уме?
– Чего это я такого обидного про них сказал? – натурально вытаращив глаза, изумился я. – Знамо, господин самый что ни на есть приятный, и по обхождению, и вообще.
– Ты что, правда, такой дурак, или прикидываешься? – чуть не плача, спросил домохозяин. – Угораздило меня с тобой связаться!
– Это мне, Михайло Михалыч, очень от вас зазорно такое слышать! За что вы меня погаными словами срамите?
– Да иди ты, – только и нашелся сказать он, безнадежно махнув рукой.
– Нет, вы погодите! – взвился я. – Да как так можно оскорблять курского дворянина! Да я вас в участок повлеку!
У домохозяина скривилось лицо, как от зубной боли, и он, ничего не сказав, вышел из моей каморки.
– Чего это он? – удивленно спросил Иван.
Я рассказал о вчерашнем розыгрыше.
– Была тебе нужда связываться, – недовольно сказал он. – Мало нам неприятностей, не хватает наживать лишних врагов!
– Не мог удержаться, – виновато ответил я. – Такая харя наглая! Они вполне уверены, что полные хозяева жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42