Говорят, Утер владеет волшебным Мечом, подаренным каким-то богом, — Меч этот однажды рассек небо, точно занавес, и люди увидели два солнца, пылающих на небесах. Мне хотелось бы увидеть день, когда они с Вотаном встретятся лицом к лицу.
— И мне, — согласился Кормак. — Кровавый король и Кровавый бог.
Рианнон напряглась, голова у нее вздернулась, ладони прижались к лицу.
— Что с тобой? — спросил Олег, и его могучая рука обняла ее плечи.
— Охотники отыскали нас, — прошептала она.
В наступившей тишине Кормак услышал, как заколотилось сердце у него в груди. Страх поднялся в горле комком желчи, и он почувствовал, что руки у него дрожат. Всю свою жизнь он был игрушкой чужих прихотей, его били плетьми и кулаками, не давали возможности выпрямиться и познать силу и мощь гордости, не давали времени обрести силу, заложенную в смелом сопротивлении. С Кулейном его поддерживал гнев, но теперь, при приближении врагов, он испытал жуткое отчаяние, холодом расползающееся по его коже, пригибающее к земле.
К нему подошла Андуина, ее мягкая ладонь коснулась его щеки, ее пальцы разгладили узлы напряжения в его плечах. В его мозгу ее голос прошептал:» Я люблю тебя, Кормак «.
Глубина ее чувства согрела его, как зимний костер; лед панического страха испарился перед ним.
— Сколько их? — спросил он вслух.
— Трое, — прошептала Рианнон.
— Как близко?
— На южном склоне, спускаются к хижине.
— А у меня нет меча! — загремел Олег, ударяя кулаком по столу.
— Но у меня есть! — сказал Кормак негромко, взял руку Андуины, поцеловал ладонь, а потом подошел к очагу, где к дальней стене был прислонен меч Кулейна.
— Я с тобой! — объявил Олег, хватая со стола кухонный нож и приподнимаясь.
— Нет, — сказал Кормак. — Погоди… и разделайся с тем, кто останется жив.
— Ты не сможешь справиться с тремя!
Кормак пропустил его слова мимо ушей и вышел в холодный солнечный свет. Он быстро подошел к пню для колки дров, положил меч рядом с ним и взял топор.
Шестифунтовая железная насадка впилась в чурбак и аккуратно развалила его. Он поднял другой чурбак и продолжал колку. Несколько минут спустя он услышал, как по двору идут охотники, и обернулся. Рианнон не ошиблась, их было трое — бородачей, высоких, в бронзовых шлемах, из-под которых падали волосы, заплетенные в косы. На всех были плащи из овчины, а шедший впереди держал круглый деревянный щит, окованный бронзой. В другой руке он сжимал длинный меч.
— Вы ищете приюта? — спросил Кормак, всаживая топор в пень.
— Ты тут один? — отозвался главный. Выговор у него был гортанный, глаза холодные, как снег вокруг.
— Вы нездешние, — сказал Кормак. — Вы что, заблудились?
Второй и третий направились к хижине, и Кормак, подобрав меч, начал стряхивать с него снег.
— Мой кров обойдется вам в монету, — окликнул он их.
Они остановились и посмотрели на воина со щитом.
— Хороший меч, — сказал тог. — Очень хороший. — И, обернувшись к своим подчиненным, он заговорил на языке, которого Кормак никогда раньше не слышал. — Мне нравится этот меч, — добавил он, оборачиваясь к Кормаку.
— У тебя острый глаз. Так вы заплатите или пойдете дальше?
— Ты думаешь, я стану платить за то, чтобы войти в Этот хлев?
— Ты не войдешь, если не заплатишь.
— Не серди меня, желторотый! Я замерз и иду издалека. Женщина у тебя есть?
— За нее плата отдельная.
Воин усмехнулся:
— Неужели в этой проклятой стране продается все?
— Да, — сказал Кормак.
— Ну, женщина мне не требуется. Мне нужна горячая еда и сведения.
— Ближайшее селение — Дейчестер. Вам надо спуститься в долину, а потом пойти на восток по оленьим тропам. Доберетесь туда завтра на заре. Ну а кроме — есть еще Пинната-Кастра.
— Мы ищем мужчину с девушкой. И вот за эти сведения заплатим монету.
— А почему вы ищете их тут? На этой горе нет никого, кроме меня и моей жены.
— В таком случае ты мне ни к чему.
Он повернулся к своим подчиненным и заговорил с ними шепотом, а в мозгу Кормака голос Андуины шепнул:» Он приказывает им убить тебя «.
Кормак глубоко вздохнул и пошел к ним, улыбаясь.
— Есть одно место, где вам, наверное, стоит поискать, — сказал он, и все трое расслабились.
— Где? — спросил главный.
— В Аду, — ответил Кормак, все еще улыбаясь.
Его меч внезапно описал дугу, и из рассеченной шеи воина, ближайшего к нему, забила струя крови. Второй судорожно попытался выхватить свой меч, но Кормак ухватил рукоять обеими руками и обратным движением рассек ему ключицу и грудь. Их начальник отпрыгнул, бросил щит и обеими руками поднял свой длинный меч.
Кормак сделал быстрый выпад, но викинг легко отбил удар, и его лезвие оцарапало горло юноши, еле-еле отразившего свирепый натиск.
— Меч ведь настолько хорош, насколько им хорошо владеют, — сказал воин, когда они, примериваясь, закружили друг возле друга. Кормак снова ринулся вперед, бешено размахивая мечом, но викинг отбил удар и нанес ответный, на этот раз пронзив тунику из оленьей шкуры и оставив на груди неглубокую рану. Кормак отступил, подавил ярость и собрался с мыслями. Викинг был искусным бойцом, закаленным в битвах, уверенным в себе!
Он увидел, что Кормак пятится, мрачно улыбнулся и-с молниеносной быстротой перешел в атаку. Его меч со свистом почти опустился на голову юноши. Кормак отбил удар, повернулся на пятке, изо всех сил ударил противника локтем в висок и опрокинул в снег. Потом прыгнул, чтобы нанести смертельный удар, но поскользнулся на льду.
Викинг перекатился по снегу и вскочил.
— Хороший прием. Я его запомню. — Из его рассеченной щеки сочилась кровь.
Они вновь закружили друг вокруг друга. Викинг трижды атаковал, однако Кормак мгновенно парировал удары. Затем атаковал Кормак, но меч викинга скрестился с его мечом, викинг резко повернул обе кисти, и рукоять выскользнула из пальцев Кормака.
— Еще один хороший прием, — заметил викинг, наступая на обезоруженного юношу. — Но ты запомнишь его очень ненадолго!
Кормак нырнул влево, перекатился и вскочил на ноги рядом с пнем для колки дров. Вырвав из него топор, он опять повернулся к викингу. Тот ухмыльнулся и попятился туда, где в снегу лежал меч Кормака. Нагнулся, схватил его и взвесил в руке. Вложив свой в ножны, он шагнул к Кормаку.
— Пасть от собственного меча не лучшая смерть.
Боги будут смеяться над тобой всю вечность.
Глаза Кормака сузились, в нем вновь поднялась ярость, но он подавил ее, вскинул топор, размахнулся для сокрушительного удара, и викинг отпрыгнул. Однако топор описал лишь половину дуги, когда Кормак отпустил ручку, топор вылетел из его рук, и шесть фунтов кованого железа размозжили лицо викинга. Он зашатался и уронил меч. Кормак прыгнул вперед, схватил его и всадил в грудь викинга. Тот испустил дух, не успев застонать.
Вытащив меч, Кормак стер с него кровь и вернулся в хижину.
— Хорошая работа, — сказал Олег. — Но тебе надо поупражняться, чтобы не сжимать рукоятку слишком уж крепко.
Кормак улыбнулся.
— В следующий раз я не забуду.
— В следующий раз тебе будет легче, малый.
— Отчего бы?
— В следующий раз с тобой рядом будет Хаммерханд. И вот тогда ты кое-чему научишься —
8
После долгих недель пути Кулейн лак Фераг добрался до разрушенного Круга Камней под Сорвиодунумом. На заре под полыхающим алыми и золотыми красками неба он подошел к алтарному камню в центре и положил на него свой серебряный посох. Взошло солнце и облило монолиты золотом своих лучей. Посох засиял, как будто внутри него вспыхнуло пламя.
Кулейн закрыл глаза и прошептал три Слова Силы.
Воздух вокруг него затрещал, по его плащу и тунике пробежал голубой огонь. Затем небо потемнело, и на него обрушилась пустота — огромная всеобъемлющая чернота, которая поглотила его душу.
Он очнулся, испытывая тошноту, не в силах собраться с мыслями.
— Ты глупец, Кулейн, — произнес чей-то голос, и он повернул голову. В глазах у него помутилось, к горлу подступила тошнота. — Никому не следует пытаться пройти врата без Сипстрасси.
— Все еще поучаешь, Пендаррик? — пробурчал он, принудив себя сесть. Под ним было мягкое ложе, шелковые простыни. В лиловом небе за сводчатым окном сияло солнце. Глаза у него прояснились, и он посмотрел на широкоплечего человека, сидящего возле ложа.
— Теперь я поучаю изредка, — сказал царь Атлантиды, и широкая усмешка расплылась над золотистой, квадратно подстриженной бородой. — Самые предприимчивые из моих подданных подыскали себе разные занятия за Туманами, а те, кто остался, более интересуются учеными изысканиями.
— Я пришел к тебе за помощью.
— Я и не сомневался, — сказал царь. — Когда ты покончишь со своими играми в старом мире?
— Это не игры. Для меня.
— Ну, хотя бы одна приятная новость. Как мальчик?
— Мальчик? Который?
— Утер, мальчик с Мечом.
Кулейн улыбнулся.
— У этого мальчика теперь седина в бороде. Его прозвали Кровавым королем, но правит он мудро.
— Я так и предполагал. А девочка? Лейта?
— Ты смеешься надо мной, Пендаррик?
Лицо царя посуровело, синие глаза подернулись инеем.
— Я ни над кем не смеюсь, Кулейн, даже над бесшабашными искателями приключений вроде тебя и Мэдлина, которые погубили целый мир. Какое у меня право насмехаться? Я царь, утопивший Атлантиду. Я помню свое прошлое и никого не осуждаю. Почему ты так сказал?
— Ты все это время не следил за старым миром?
— Зачем? Горойен была последней опасностью, но ты разделался с ней и ее немертвым сыном. Не сомневаюсь, что Мэдлин все еще затевает интриги с королями и князьями, но маловероятно, что он способен погубить мир. А ты? При всей своей бесшабашности ты человек чести.
— Молек вернулся, — сказал Кулейн.
— Вздор! Ты обезглавил его в Вавилоне, его тело пожрал огонь.
— Он вернулся.
— Мэдлин согласен с тобой в этом?
— Я не видел Мэдлина уже шестнадцать лет. Но поверь мне. Дьявол вернулся.
— Прогуляемся по саду… если к тебе вернулись силы. Кое о чем следует разговаривать при солнечном свете.
Кулейн осторожно поднялся с ложа, но еле устоял на ногах от головокружения. Он глубоко вздохнул и справился с собой.
— Ты будешь испытывать слабость день-два. Твое тело подверглось страшнейшему напряжению в миг переброски, и ты попал сюда почти мертвым.
— Я думал, в Лансе хватит Силы.
— Возможно, ее хватило бы для более молодого человека. Почему, Кулейн, ты рвешься стать стариком? Умереть — какой в этом смысл?
— Я хочу быть просто человеком, Пендаррик: ощущать, как меняются времена года, как проходят годы, чувствовать себя частью мира, в котором живу. С меня довольно бессмертия. Как ты сказал, я способствовал гибели мира. Боги, богини, демоны, легенды — все это слагалось в будущие насилия и дисгармонии. Я хочу состариться. Я хочу умереть.
— Последнее, во всяком случае, правда, — сказал царь и направился с Кулейном к боковой двери. Миновав короткий коридор, они вышли в сад. Молодой служитель принес им поднос с вином и фруктами, и царь опустился на полукруглую скамью у клумбы с розами.
Кулейн сел рядом.
— Так расскажи мне про Молека.
Кулейн рассказал ему о своем видении в монастыре и о молнии, опалившей ему руку. Он подробно рассказал о поразительной быстроте, с какой пришел к власти король, называющий себя Вотаном, о завоевании Бельгики, Рэции, Паннонии и Галлии. Потом Кулейн умолк и, отхлебнув вина, уставился на зеленые склоны за садами, за городом.
— Ты ничего не сказал про Утера… и о его супруге, — заметил Пендаррик.
Кулейн глубоко вздохнул.
— Я предал его. Я стал любовником его жены.
— Он убил ее?
— Нет. Убил бы, но мы бежали в Галлию, и там она умерла.
— Кулейн… из всех, кого я знаю, тебя я никак не заподозрил бы в том, что ты способен предать друга.
— Я не оправдываюсь.
— Еще бы! Так значит, Молек вернулся. Так чего ты хочешь от меня?
— Как и прежде. Войска, чтобы покончить с ним.
— У меня нет войска, Кулейн. А было бы, я не стал бы содействовать войне.
— Ты, конечно, знаешь, что он ищет убить тебя? Что он нападет на Британию и использует Великие Врата под Сорвиодунумом, чтобы вторгнуться в Фераг?
— Конечно, я знаю! — вспылил царь. — Но о войне говорить не будем. Что ты намерен делать?
— Я найду его и… вступлю с ним в бой.
— С какой целью? Прежний Кулейн мог бы его победить… победил его. Но ты не прежний Кулейн.
Сколько тебе в людском летосчислении? Сорок? Пятьдесят?
— Несколько больше, — сухо ответил Кулейн.
— Так не ищи его, Кулейн. Вернись в свой монастырь. Изучай великие тайны. Проживи свои дни, свои сменяющиеся времена года.
— Не могу, — ответил Кулейн просто.
Некоторое время они сидели в молчании, потом Пендаррик положил руку на плечо Кулейна.
— Больше нам не придется беседовать, мой друг, а потому разреши сказать тебе — я уважаю тебя, всегда уважал. Ты человек высокого достоинства. Я ни разу не слышал, чтобы ты винил других за свои ошибки, проклинал судьбу или Источник за свои беды. Это редкое… и бесценное качество. Я надеюсь, что ты обретешь мир, Кулейн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35