— Я ничего не знал до того дня, когда убежал и переночевал в пещере, где мне было видение. Но меня нашли в этой пещере рядом с черной сукой и ее щенками, и всю мою жизнь меня называли — «даймонссон»— сын демона. Не будь Гристы, меня бы убили вместе с щенками.
— Мы думали, ты родился мертвым, — прошептал Кулейн.
— Годы и годы я грезил, как ты приезжаешь за мной… Это давало мне надежду и силы. Но ты не приехал. Почему ты не вернулся хотя бы для того, чтобы похоронить своего сына?
— Ты не мой сын, Кормак, как бы мне этого ни хотелось.
— Но ты был с ней!
— Я любил ее, но я не твой отец. Честь эта принадлежит ее мужу, Утеру, верховному королю Британии.
Кормак уставился на сильное лицо воина, который был Откровением, и попытался найти в своем сердце ненависть. И не нашел ничего. В миг узнавания что-то умерло в сердце мальчика, но это замаскировалось внезапной вспышкой гнева. И теперь, когда гнев угас, Кормак остался еще более одиноким, чем прежде.
— Я очень сожалею, малый, — сказал Кулейн. — Подбери меч. Нам пора.
— Пора? — прошептал Кормак. — Я никуда с тобой не пойду.
Он поднял меч, повернулся спиной к Кулейну с Андуиной и зашагал на юг к Новиомагусу. Однако когда он приблизился к краю Круга, перед ним словно взметнулось ослепительно белое пламя, и у него помутилось в глазах. Пламя тут же исчезло, и Кормак заморгал.
Перед ним простирался совсем не тот пейзаж, который он видел мгновение назад. Вместо мерцающего темного моря за белыми стенами Новиомагуса к небу громоздились величественные горы в снежных шапках в одеянии сосновых боров и рябиновых рощ.
— Нам необходимо поговорить, — сказал Кулейн. — И тут ты в большей безопасности.
Внезапно гнев Кормака забушевал снова — на этот раз гранича с божественным безумием берсерка. Без единого слова он прыгнул к Кулейну, уже опуская меч на его голову. Кулейн с молниеносной быстротой парировал удар, но вынужден был попятиться под свирепым натиском. Вновь и вновь Кормак почти опускал свой двуручный меч, но всякий раз лезвие отклонялось с несравненным искусством. Позади них Андуина, неспособная увидеть происходящее, спотыкаясь, протягивала руки вперед и звала их. Вне себя Кормак не заметил слепую, и его меч, отбитый Кулейном, описал широкую дугу, почти опустившись на голову Андуины. Кулейн прыгнул ногами вперед, опрокинул Кормака, и меч полоснул Андуину по плечу. Из раны брызнула кровь, Андуина вскрикнула, но Кулейн побежал к ней, прижал камешек Кормака к ране, и та мгновенно затянулась.
Кормак смотрел на них с земли, полный ужаса и стыда. Он поднялся на ноги и подошел к ним.
— Прости, Андуина. Я тебя не заметил.
Она наклонилась в его сторону, и он взял ее за руку. Ее улыбка показалась ему солнечным светом после грозы.
— Мы все опять друзья? — спросила она.
У Кормака не было сил ответить, а Кулейн хранил угрюмое молчание.
— Как грустно! — сказала Андуина, и ее улыбка угасла.
— Я наберу хвороста для костра, — сказал Кулейн. — Переночуем тут, а завтра отправимся в горы. Когда-то у меня было там убежище. Хотя бы некоторое время мы будем в безопасности.
Он выпрямился и вышел из Круга. В ярком свете луны Кормак сидел рядом с Андуиной и не находил слов, чтобы заговорить с ней. Но он сжимал ее руку точно талисман.
Она вздрогнула.
— Тебе холодно?
— Немножко.
Он с неохотой выпустил ее руку, принес одеяло и закутал ее тонкий стан. Во время боя с викингами чары преображения исчезли, и она вновь была такой, какой он увидел ее в проулке — темноволосой, исполненной хрупкой красоты.
— Твой гнев прошел? — спросила она.
— Нет, он затаился где-то в глубине меня. Я ощущаю его как вьюжный холод. Хотя и не хочу этого.
— Откровение тебе не враг.
— Я знаю. Но он предал меня, бросил.
— Он считал тебя мертвым.
— Но я был жив! Все годы моей жизни были полны мук. Если бы не Гриста, я бы умер. И никто бы бровью не повел. Я не знаю своей матери, ни разу не почувствовал ее прикосновения, ее любви. А почему? Потому что Кулейн украл ее у мужа. У моего отца! Это была подлость!
— История Предательства известна хорошо, — прошептала она. — Быть может, слишком хорошо. Но в Откровении нет и капли низости. Я знаю. По-моему, ты должен подождать, пока не поговоришь с ним. Сдержи свой гнев.
— Он был самым близким другом короля, — сказал Кормак. — Защитником королевы. Чем он может оправдать свой позор? Если уж ему требовалось уподобляться быку, почему он не выбрал какую-нибудь женщину из тысяч других? Почему ему понадобилась моя мать?
— У меня нет ответа на эти вопросы. Только у него.
— Это, во всяком случае, правда, — сказал Кулейн, бросив на траву охапку сухого хвороста. Вновь он был облачен в коричневое шерстяное одеяние и держал в руке деревянный посох, хотя не вернул себе седой львиной гривы и бороды.
— Что произошло с моей матерью? — спросил Кормак, когда костер запылал.
— Она умерла в Сикамбрии два года назад.
— Ты был с ней?
— Нет, я был в Тингисе.
— Если ты был так влюблен, то почему ты ее бросил?
Откровение не ответил, а откинулся на спину, устремив взгляд на звезды.
— Сейчас не время, — тихо сказала Андуина, положив руку на локоть Кормака.
— Время никогда не настанет. — прошипел мальчик, — потому что ответов нет! Только оправдания! Не знаю, любил ли ее Утер, но она была его женой. Предатель знал это и не должен был к ней прикасаться.
— Кормак! Кормак! — с упреком сказала Андуина. — Ты говоришь так, будто она была вещью вроде плаща. А она была женщиной, сильной женщиной! Она прошла с Кровавым королем сквозь Туман и сражалась с Царицей-Ведьмой рядом с ним. Когда он был гонимым ребенком, она спасла его, убив охотившегося за ним убийцу. Разве у нее не было права на выбор?
Откровение приподнялся, сел и подбросил хвороста в костер.
— Не старайся защитить меня, Андуина, потому что мальчик прав. Ответов нет, есть только оправдания. Больше сказать мне нечего. Я бы хотел, чтобы было иначе.
Эй, Кормак, он твой! — Он перебросил цепочку с камешком через костер. — Я подарил его твоей матери за год до твоего рождения. Это он спас тебя в пещере — Сипстрасси, Камень с Неба.
— Мне он не нужен, — сказал Кормак, не поднимая цепочки с земли. Он с наслаждением увидел, как в глазах Откровения вспыхнул гнев, заметил про себя, каким усилием железной воли воин сдержал себя.
— Твой гнев, Кормак, я способен понять, но твоя глупость меня раздражает, — сказал Откровение, ложась и поворачиваясь спиной к костру.
5
На следующий день они углубились в Каледонские горы далеко на севере от Стены Адриана и после полудня добрались до полуразрушенной хижины. Крыша провалилась, а в каменном очаге крыса устроила гнездо и выкармливала крысят. Откровение и Кормак несколько часов чинили, подправляли и выметали пыль многих лет из трехкомнатной хижины.
— А ты не мог бы применить чары? — спросил Кормак, утирая пот и грязь с лица и глядя, как Откровение выкладывает крышу нарезанными квадратами дерна.
— Есть вещи, которые лучше делать руками и сердцем, — ответил Откровение.
Это были первые слова, которыми они обменялись после стычки в Круге, и вновь воцарилось тяжелое молчание. Андуина сидела у ручья поблизости, отчищая заржавевшие котелки и сковородки, тщательно удаляя плесень с деревянных тарелок, которые Кормак нашел в трухлявом шкафу. Под вечер Откровение поставил ловушку в холмах за хижиной, и после холодного ночлега на полу в большой комнате они позавтракали жареной крольчатиной с диким луком.
— К северу отсюда есть еще хижина, — сказал Откровение, — и возле нее ты найдешь яблони и груши. Выше в горах дичь водится в изобилии — олени, горные бараны, кролики, голуби. Ты умеешь стрелять из лука?
— Могу научиться, — сказал Кормак, — но я мастер стрелять из рогатки.
Откровение кивнул.
— Полезно различать съедобные растения. Листья ноготков очень питательны, как и крапива, а в западной долине можно собрать много лука и репы.
— Ты говоришь так, словно собираешься уйти.
— Да. Мне нужно найти новый Сипстрасси, так как у меня остается совсем мало магии.
— Ты уйдешь надолго? — спросила Андуина, и Кормака больно уязвил намек на страх в ее голосе.
— Меньше чем на неделю, если все сложится хорошо. Но я некоторое время пробуду здесь. Надо сделать еще очень много.
— Мы в тебе не нуждаемся, — сказал Кормак. — Уходи, когда вздумаешь.
Откровение пропустил его слова мимо ушей, но попозже, пока Андуина срезала и сдабривала остатки мяса, увел мальчика на поляну перед хижиной.
— Ей угрожает страшная опасность, Кормак, и если ты намерен защищать ее, то должен стать более сильным, более быстрым и смертоносным, чем теперь. Ведь сейчас ее у тебя может отнять старая коровница.
Кормак ядовито ухмыльнулся и собирался ответить, . но тут Откровение ударил его кулаком в подбородок.
Юноша рухнул на землю, из глаз у него посыпались звезды.
— Римляне называют это боксом, но грек Карпофор довел его до уровня искусства. Встань!
Кормак вскочил на ноги и ринулся на своего врага.
Откровение отклонился и ударил коленом Кормака в лицо, и вновь земля ринулась тому навстречу. Из его носа потекла кровь, и Откровение двоился у него в глазах.
Тем не менее он встал и бросился вперед, но на этот раз ему в живот врезался кулак, он согнулся пополам, не в силах вздохнуть, и остался на земле, ловя ртом воздух.
Несколько минут спустя он с трудом поднялся на колени. Откровение сидел на поваленном стволе.
— Здесь, в этих высоких пустынных горах, я обучал твоего отца… и твою мать. Сюда Царица-Ведьма послала своих убийц, и отсюда Утер отправился вернуть себе королевство отца. Он не хныкал, не жаловался, он не язвил, вместо того чтобы учиться. А просто поставил себе цель и добился ее. У тебя есть выбор, ребенок: уйти или учиться. Что ты выбираешь?
— Я тебя ненавижу, — прошептал Кормак.
— Это к делу не относится. Выбирай!
Кормак поглядел в холодные серые глаза над собой и проглотил рвущиеся с языка слова.
— Я буду учиться.
— Первый урок — повиновение, и это главное. Чтобы стать сильнее, ты должен доводить себя до предела выносливости. Я буду требовать от тебя больше, чем необходимо, и иногда тебе будет казаться, что я бессмысленно жесток. Но ты должен повиноваться. Ты понял, ребенок?
— Я не ребенок! — огрызнулся Кормак.
— Постарайся понять, ре-бе-нок. Я родился, когда солнце светило над Атлантидой. Я сражался вместе с израильтянами в земле Ханаанской. Я был богом греков и королем британских племен. Мои дни на земле исчисляются десятками тысяч. А что такое ты? Листок, живущий от весны до осени, я же — вековой дуб. Ты ребенок. Утер ребенок. Самый глубокий старик в мире для меня ребенок. И если тебе необходимо меня ненавидеть — я боюсь, тебе это необходимо, — так хотя бы ненавидь меня как мужчина, а не как раскапризничавшийся младенец. Я сильнее тебя, искуснее. Я могу убить тебя с оружием и без оружия. А потому учись, и, может быть, придет день, когда ты возьмешь надо мной верх… хотя я сомневаюсь в этом.
— Придет день, когда я тебя убью, — сказал Кормак.
— Так готовься! — Откровение воткнул в землю длинную палку, а потом вторую на расстоянии локтя от первой. — Видишь те сосны на горе?
— Да.
— Так добеги до них и вернись сюда, прежде чем тень коснется второй палки.
— Зачем?
— Беги или покинь горы, — ответил Откровение, вставая и направляясь к хижине.
Кормак набрал воздуха в грудь, вытер кровь, запекшуюся под носом, и побежал легкой размашистой рысцой вверх по тропе. Оказавшись среди деревьев, он потерял из виду свою цель и ускорил бег. Мышцы ног словно жгло огнем, но он заставлял себя бежать. По мере того как подъем становился круче, его дыхание учащалось. Когда деревья остались позади, он увидел, что до сосен ему остается около полумили, и перешел на шаг, пошатываясь, жадно глотая воздух. Он испытывал искушение сесть и набраться новых сил; а то просто вернуться к Откровению и сказать ему, что он добрался до сосен. Но он не поддался соблазну. Брел все вверх и вверх. Пот заливал ему лицо и тунику, а в ногах словно бы пылали свечи. Но наконец он, спотыкаясь, достиг сосен. С сука одной свисал глиняный кувшин с водой.
Он выпил чуть не половину и затрусил назад к хижине.
На спуске усталые ноги его подвели: он оступился, упал и покатился вниз по склону, пока не ударился о мощный корень, который вонзился ему в бок. Кое-как поднявшись, он продолжал, спотыкаясь, бежать, пока наконец не очутился на поляне перед хижиной.
— Плохо! — сказал Откровение, невозмутимо глядя на багровое лицо юноши. — Всего две мили, Кормак.
Повторишь сегодня вечером и завтра. Погляди, сколько времени ты потратил.
Тень протянулась за вторую палку на ширину трех пальцев.
— Руки и плечи у тебя сильные, но это сила без быстроты. Как ты их укреплял?
Наконец-то Кормаку представился случай показать себя! Он подошел к дереву, подпрыгнув, ухватился за сук и быстро подтянулся, коснувшись сука подбородком, а затем плавно и ритмично продолжал подтягиваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35