Эта трубка для меня лишь доказательство наличия россыпей. Богатых россыпей, — он многозначительно поднял костистый палец, — и не исключено — очень богатых.
— Но сами кимберлиты — второй источник? — спросил Пэнки.
— Нет, — с явным раздражением ответил Шарк. — То есть они могли бы стать источником добычи алмазов — для дурней…
— Тогда зачем шахта? — не выдержал Цезарь.
— Для дурней, — повторил Шарк, игнорируя вопрос Цезаря, — не понимающих собственной выгоды. Когда нащупаем россыпи, начнём добычу мощными драгами прямо с поверхности дна без горных выработок, дробления пород и прочего.
— Но вы упомянули о двух источниках, профессор, — возразил Пэнки, устремив на Шарка свой немигающий взгляд. — Я хочу услышать подробности о втором источнике…
Цезарю показалось, что сейчас Шарк вспылит. Однако он сумел сдержаться.
— Я специально не развивал этой темы, — сказал он, сплетя пальцы и хрустя суставами, — Специально. Россыпи на дне — очевидность. Второй источник — пока моя гипотеза. Хотя… не сомневаюсь в её справедливости…
— На её проверку вам нужны деньги, и немалые, — заметил Пэнки, снова прикрывая глаза.
— Да… Именно, — Шарк продолжал хрустеть пальцами, — хорошо, поясню, но… — Он вдруг пугливо оглянулся. — Это должно остаться… абсолютной тайной. Даже никто из моих сотрудников не подозревает… Вы меня поняли?
Пэнки молча пожал плечами. Шарк взглянул на Цезаря, и тот невольно повторил движение Пэнки.
— Да-да, конечно, — продолжал Шарк. — Это может показаться смешным, и тем не менее… Это необыкновенно важно. Сама идея… Самая гениальная из моих идей! Её проверка — смысл моей жизни… В верхней мантии Земли находится слой, где температура и давление наиболее благоприятны для кристаллизации алмазов. Я называю его «алмазным слоем». Это не чудо… Просто метаморфическая порода, в которой алмаз и гранит-пироп — породообразующие минералы. Представляете, горная порода, в которой тридцать — сорок процентов составляют алмазы. А может, и больше. Слой, в котором такие алмазы, как знаменитый Куллинан, — обычное явление. Под континентами этот слой залегает глубоко — он недоступен. Но Тихий океан — глубочайшая рана в теле нашей планеты. На его дне местами обнажена мантия. Мой «алмазный слой» здесь находится близко от поверхности дна, а кое-где выходит на поверхность… Путеводной нитью к нему послужат… самые богатые россыпи алмазов. А алмазы в кимберлитах, — он махнул рукой, — всего лишь обломки, увлечённые наверх из моего «алмазного слоя».
— Я все понял, — сказал Пэнки, делая движение, чтобы встать. — Обсудим ваши предложения на ближайшем заседании совета.
«Зато я ничего не понял, — подумал Цезарь, тоже поднимаясь. — Что обсуждать, если в ближайшее время добыча не будет организована? А последняя идея вообще смахивает на бред».
— Мне теперь можно не присутствовать на совете? — спросил Шарк.
Цезарь хотел сказать, что теперь-то присутствие Шарка на совете совершенно обязательно, но Пэнки опередил его.
— Да, — сказал он, — можете не приезжать в Нью-Йорк. Оставайтесь и продолжайте работы. О досылке оборудования и оружия я позабочусь. Сейчас это главное.
— Благодарю, — сказал Шарк с видимым облегчением. Он обращался теперь только к Пэнки, словно не замечая присутствия Цезаря.
Они вышли из лаборатории. Впереди Цезарь, за ним Пэнки и Шарк. Ночь уже наступила. Сделав несколько шагов по едва различимой во мраке гравийной дорожке, Цезарь остановился и оглянулся. Сквозь листву матово светили окна лабораторного корпуса. Силуэты Пэнки и Шарка застыли в раме дверного проёма. Пэнки что-то говорил, склонив голову к самому уху Шарка. Тот слушал молча, потом кивнул, и они двинулись дальше вслед за Цезарем.
Порыв ветра донёс гул прибоя со стороны рифов. Над головой зашелестели листья пальм. Цезарь глянул вверх. Неправдоподобно яркие звезды показались ему совсем близкими.
Мелькнула мысль: «Как у нас в Канди… Что за красота! Нет на свете ничего прекраснее тропической ночи… Кажется, весь мир обнял бы сейчас, даже вместе с Пэнки… Хотя эти-то двое — что они могут сейчас чувствовать».
Но Пэнки, словно догадавшись, что Цезарь подумал о нем, вдруг ускорил шаги.
— Удивительная ночь, не правда ли? — тихо сказал он, взяв Цезаря под руку. — В том нашем мире необходимости и обязанностей, которые сами возлагаем на себя, мы уже позабыли, что на свете бывают такие ночи. И когда почти все позади… — Он вздохнул и, отпуская руку Цезаря, закончил совсем иным тоном — резко и отрывисто: — После ужина нам надо поговорить наедине…
— Но я… — начал было Цезарь.
— Знаю — устал. Я тоже… Все-таки поговорить придётся сегодня. Утром улетаю отсюда.
— Нет, я не о том, — Цезарь покачал головой, — просто подумал… — он умолк, подбирая ускользающее слово, — я подумал…
— О чем?
— О бессмыслице происходящего, об абсурдности задуманного и совершаемого… Я все чаще чувствую себя марионеткой… в спектакле абсурда.
— Вот и поговорим — об этом тоже. — Пэнки снова взял Цезаря под руку. — Спокойно, как разумные люди и… единомышленники. Мы по одну сторону барьера, дорогой мой… А относительно театра марионеток… Все мы в той или иной степени участники большого представления марионеток. Кого-то мы дёргаем за верёвочки, кто-то дёргает нас… Таков мир, не мы с тобой его придумали. Значит, после ужина…
— Хорошо, — отрешённо кивнул Цезарь. — После ужина.
Решающий разговор, о котором Цезарь думал все последние дни, не получился… Пэнки, узнав о событиях на бразильском полигоне и о смерти Герберта Люца, несколько минут сидел молча, плотно сжав губы и прикрыв глаза фиолетовыми складками век. Потом, подперев пергаментный лоб высохшими склеротическими пальцами, тихо сказал:
— Непостижимо… Может быть, он сошёл с ума?.. У меня нет оснований не верить тебе, Цезарь, но поверь и ты — я не давал подобных инструкций. Ни о каком захвате корабля силой я не думал. Зачем? Задание Люца было чётко определено… Что касается моего письма, оно не более чем способ воздействия на Линстера, у которого при всех его качествах выдающегося конструктора многовато паров в чёрной голове. Люц обращался уже с полигона с просьбой… расширить его права…
— В тот момент я был его заложником, — вставил Цезарь.
— Ему передали моё категорическое запрещение, — медленно продолжал Пэнки, — категорическое, Цезарь…
— Тем не менее, он…
— Или действительно ошалел, или… — Пэнки умолк и задумался.
— Вам известно, на кого он работал ещё, Алоиз?
Пэнки приподнял веки и взглянул в упор на Цезаря. Но это не был его обычный холодный, немигающий взгляд. На этот раз Цезарь прочитал во взгляде удивление, сменившееся оттенком одобрения и почти тепла.
— Кое-что он всё-таки сказал?
— Нет.
— Жаль… Понимаешь, я думал об этом… Люц предлагал захватить силой корабль и… Линстера.
— И меня?
Взгляд Пэнки снова стал холодным, глача О1сруглились.
— Выбрось это раз и навсегда из головы, Цезарь. Я не враг тебе. Пойми, наконец, я понятия не имел, что ты в Бразилии. Ты мог быть где угодно — в Канди, на Яве, в Сингапуре, черт побери, даже в Париже… Но Бразилия, полигон… Мне известно — когда-то у тебя было столкновение с Люцем. Именно поэтому момент миссии Люца выбирался так, чтобы вы не встретились. И надо же случиться… — Пэнки покачал головой. — Повторяю, Цезарь, я не врапвой. Это худшее из твоих заблуждений.
— А остальные?
— Неважно… сейчас неважно. Каждый имеет право заблуждаться… Ты попал в эту переделку по неосмотрительности, а ещё потому, что не предупредил меня. Нам нельзя действовать порознь. Я тоже виноват — не убедился, где ты…
— Вам известно, какое значение я придаю полигонам, — начал Цезарь, — кстати, ведь Линстера открыл я…
— Разумеется, ты прав, — поспешно перебил Пэнки, — хотя, может быть, стремишься объять необъятное… Я, впрочем, тоже, а сил все меньше… Вероятно, пора бы уходить, и ты, по-видимому, готов уже предложить мне это… Но, видишь ли, Цезарь, момент сейчас не наилучший, хотя я рад был бы избавиться от груза, под которым изнемогаю. Подобно многим транснациональным объединениям, «Фигуранкайн корпорейшен» сейчас балансирует на лезвии опасного риска. Полигоны, работы Линстера, исследования Шарка поглотили огромные средства и самой корпорации, и те, что мне удалось привлечь… Отдача пока минимальна — мы уже стояли на грани банкротства. Нам помогли… благодаря моим связям, но теперь мы зависим от сил, перед которыми сами бессильны. Эта ситуация сохранится некоторое время. Пока мы снова не станем самостоятельными, я просто не имею права уйти… Иначе — крах…
— Это, вероятно, ещё не все? — заметил Цезарь.
— Не все, — согласился Пэнки, снова прикрыв глаза, — последние месяцы были особенно неблагоприятными. Я уже не говорю о том, что произошло на бразильском полигоне… У Вайста тоже неприятности с человеческими жертвами. Официальная версия — несчастный случай, но не исключаю диверсии… И ещё: несколько дней назад исчез директор нашего лондонского банка Хэл Венус — исчез, прихватив значительную сумму денег и важные документы. Я принял необходимые меры, но… возможны неприятные разоблачения или шантаж… Завтра я лечу в Японию. Предстоят нелёгкие переговоры о новых кредитах и ещё по некоторым важным вопросам… Я не очень убеждён в успехе, но приложу все старания… Перед разговором с японцами я хотел лично убедиться в перспективности алмазных дел Шарка. К счастью, мы не ошиблись. Шарк — верная ставка, хоть и тут отдачи придётся подождать.
Цезарь печально усмехнулся:
— Алмазы необходимы сейчас. Иначе корабли Линстера придётся держать на приколе. Им требуется много алмазного «горючего»…
— Пусть думает о заменителях… Его корабли должны летать. Должны… И вооружение… Без вооружения они ничто…
— Чтобы летали, прежде всего нужны алмазы…
— Шарк получит все, о чём просил, — жёстко сказал Пэн-ки, — а мы потребуем ускорить результативность.
— Можем не успеть, — возразил Цезарь, — вам, конечно, известно, что в ООН подготовлена новая конвенция по морскому праву. Там есть пункт относительно использования богатств океана. Его предложили русские. Если президент подпишет конвенцию, мы тут теряем все привилегии. А наш нынешний президент начал заигрывать и с русскими, и с китайцами.
— Нынешний президент, конечно, сукин сын, — убеждённо заявил Пэнки, — но он наш сукин сын… Не следует этого забывать, Цезарь. Кроме того, пока утвердят новую конвенцию, в Штатах сменится не один президент… Думаю, надо кончать сегодняшний разговор. Твоё приключение на бразильском полигоне прискорбно, но, может, к лучшему, что Люца больше нет… Не исключено, что он работал… на кого-то ещё… Это не первый случай, когда меня пытаются обойти, запутать… То же и в Лондоне…
— Что теперь будет с лондонским банком?
— Поисками сбежавшего директора занялся Интерпол… Надо думать о новом директоре. Не представляю, кого туда ставить…
— Интересно, какую роль вы отводите мне, Алоиз, в ваших планах ближайших лет? — усмехнулся Цезарь.
— Общее руководство, конечно, а конкретно — полигоны, коль скоро они тебя так волнуют. Пусть Вайст, Бишор и Линстер подчиняются непосредственно тебе. Устраивает тебя такое?
— Надо подумать. — Цезарь снова усмехнулся.
— Подумай… Побывай у Вайста. Ты там давно не был.
— Подумаю и об этом. А вы не забывайте про алмазы.
— Я ничего не забываю… Спокойной тебе ночи.
«Ну вот, опять я в дураках, — направляясь к себе, думал Цезарь. — В который раз!.. Стив и Цвикк вправе наплевать мне в бороду. Все же сегодня прорезалось нечто новое. Впервые он говорил со мной более или менее откровенно и не угрожал. В главном он прав… Сейчас никто не заменит его. Конечно, можно было бы воспользоваться этим и пустить машину под откос уже теперь. Но ОТРАГ ещё может уцелеть. Спасут те, на кого намекал Пэнки. В этом случае мы со Стивом уйдём, а „змеиная нора“ в Африке сохранится. Со вторым полигоном проще. Тибб в считанные часы может все ликвидировать. Но подходить к финалу ещё рано. Придётся подождать и с реформами. Может, и Стив это поймёт?.. Странный, однако, оборот приняли события в Лондоне… Все ли сказал Пэнки? Сомнения, опять сомнения…»
Прежде чем войти в свой коттедж, Цезарь поднял глаза к усыпанному звёздами небу. В россыпях созвездий блестел и искрился ромб Южного Креста… Ощущение тревоги и неудовлетворённости постепенно исчезало. Свет бесчисленных звёзд словно освобождал от забот, сомнений, горечи ошибок и поражений, очищал душу от дурных мыслей, подозрений, недобрых намерений. Цезарем вдруг овладело чувство удивительной лёгкости. Казалось, ещё немного — и он взлетит навстречу мерцающим звёздам в этой пронзительной тишине экваториальной ночи. Взгляд его продолжал бездумно блуждать по узору знакомых и неведомых созвездий.
Откуда эта лёгкость? Редчайший миг проникновения в скрытую гармонию мира?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Но сами кимберлиты — второй источник? — спросил Пэнки.
— Нет, — с явным раздражением ответил Шарк. — То есть они могли бы стать источником добычи алмазов — для дурней…
— Тогда зачем шахта? — не выдержал Цезарь.
— Для дурней, — повторил Шарк, игнорируя вопрос Цезаря, — не понимающих собственной выгоды. Когда нащупаем россыпи, начнём добычу мощными драгами прямо с поверхности дна без горных выработок, дробления пород и прочего.
— Но вы упомянули о двух источниках, профессор, — возразил Пэнки, устремив на Шарка свой немигающий взгляд. — Я хочу услышать подробности о втором источнике…
Цезарю показалось, что сейчас Шарк вспылит. Однако он сумел сдержаться.
— Я специально не развивал этой темы, — сказал он, сплетя пальцы и хрустя суставами, — Специально. Россыпи на дне — очевидность. Второй источник — пока моя гипотеза. Хотя… не сомневаюсь в её справедливости…
— На её проверку вам нужны деньги, и немалые, — заметил Пэнки, снова прикрывая глаза.
— Да… Именно, — Шарк продолжал хрустеть пальцами, — хорошо, поясню, но… — Он вдруг пугливо оглянулся. — Это должно остаться… абсолютной тайной. Даже никто из моих сотрудников не подозревает… Вы меня поняли?
Пэнки молча пожал плечами. Шарк взглянул на Цезаря, и тот невольно повторил движение Пэнки.
— Да-да, конечно, — продолжал Шарк. — Это может показаться смешным, и тем не менее… Это необыкновенно важно. Сама идея… Самая гениальная из моих идей! Её проверка — смысл моей жизни… В верхней мантии Земли находится слой, где температура и давление наиболее благоприятны для кристаллизации алмазов. Я называю его «алмазным слоем». Это не чудо… Просто метаморфическая порода, в которой алмаз и гранит-пироп — породообразующие минералы. Представляете, горная порода, в которой тридцать — сорок процентов составляют алмазы. А может, и больше. Слой, в котором такие алмазы, как знаменитый Куллинан, — обычное явление. Под континентами этот слой залегает глубоко — он недоступен. Но Тихий океан — глубочайшая рана в теле нашей планеты. На его дне местами обнажена мантия. Мой «алмазный слой» здесь находится близко от поверхности дна, а кое-где выходит на поверхность… Путеводной нитью к нему послужат… самые богатые россыпи алмазов. А алмазы в кимберлитах, — он махнул рукой, — всего лишь обломки, увлечённые наверх из моего «алмазного слоя».
— Я все понял, — сказал Пэнки, делая движение, чтобы встать. — Обсудим ваши предложения на ближайшем заседании совета.
«Зато я ничего не понял, — подумал Цезарь, тоже поднимаясь. — Что обсуждать, если в ближайшее время добыча не будет организована? А последняя идея вообще смахивает на бред».
— Мне теперь можно не присутствовать на совете? — спросил Шарк.
Цезарь хотел сказать, что теперь-то присутствие Шарка на совете совершенно обязательно, но Пэнки опередил его.
— Да, — сказал он, — можете не приезжать в Нью-Йорк. Оставайтесь и продолжайте работы. О досылке оборудования и оружия я позабочусь. Сейчас это главное.
— Благодарю, — сказал Шарк с видимым облегчением. Он обращался теперь только к Пэнки, словно не замечая присутствия Цезаря.
Они вышли из лаборатории. Впереди Цезарь, за ним Пэнки и Шарк. Ночь уже наступила. Сделав несколько шагов по едва различимой во мраке гравийной дорожке, Цезарь остановился и оглянулся. Сквозь листву матово светили окна лабораторного корпуса. Силуэты Пэнки и Шарка застыли в раме дверного проёма. Пэнки что-то говорил, склонив голову к самому уху Шарка. Тот слушал молча, потом кивнул, и они двинулись дальше вслед за Цезарем.
Порыв ветра донёс гул прибоя со стороны рифов. Над головой зашелестели листья пальм. Цезарь глянул вверх. Неправдоподобно яркие звезды показались ему совсем близкими.
Мелькнула мысль: «Как у нас в Канди… Что за красота! Нет на свете ничего прекраснее тропической ночи… Кажется, весь мир обнял бы сейчас, даже вместе с Пэнки… Хотя эти-то двое — что они могут сейчас чувствовать».
Но Пэнки, словно догадавшись, что Цезарь подумал о нем, вдруг ускорил шаги.
— Удивительная ночь, не правда ли? — тихо сказал он, взяв Цезаря под руку. — В том нашем мире необходимости и обязанностей, которые сами возлагаем на себя, мы уже позабыли, что на свете бывают такие ночи. И когда почти все позади… — Он вздохнул и, отпуская руку Цезаря, закончил совсем иным тоном — резко и отрывисто: — После ужина нам надо поговорить наедине…
— Но я… — начал было Цезарь.
— Знаю — устал. Я тоже… Все-таки поговорить придётся сегодня. Утром улетаю отсюда.
— Нет, я не о том, — Цезарь покачал головой, — просто подумал… — он умолк, подбирая ускользающее слово, — я подумал…
— О чем?
— О бессмыслице происходящего, об абсурдности задуманного и совершаемого… Я все чаще чувствую себя марионеткой… в спектакле абсурда.
— Вот и поговорим — об этом тоже. — Пэнки снова взял Цезаря под руку. — Спокойно, как разумные люди и… единомышленники. Мы по одну сторону барьера, дорогой мой… А относительно театра марионеток… Все мы в той или иной степени участники большого представления марионеток. Кого-то мы дёргаем за верёвочки, кто-то дёргает нас… Таков мир, не мы с тобой его придумали. Значит, после ужина…
— Хорошо, — отрешённо кивнул Цезарь. — После ужина.
Решающий разговор, о котором Цезарь думал все последние дни, не получился… Пэнки, узнав о событиях на бразильском полигоне и о смерти Герберта Люца, несколько минут сидел молча, плотно сжав губы и прикрыв глаза фиолетовыми складками век. Потом, подперев пергаментный лоб высохшими склеротическими пальцами, тихо сказал:
— Непостижимо… Может быть, он сошёл с ума?.. У меня нет оснований не верить тебе, Цезарь, но поверь и ты — я не давал подобных инструкций. Ни о каком захвате корабля силой я не думал. Зачем? Задание Люца было чётко определено… Что касается моего письма, оно не более чем способ воздействия на Линстера, у которого при всех его качествах выдающегося конструктора многовато паров в чёрной голове. Люц обращался уже с полигона с просьбой… расширить его права…
— В тот момент я был его заложником, — вставил Цезарь.
— Ему передали моё категорическое запрещение, — медленно продолжал Пэнки, — категорическое, Цезарь…
— Тем не менее, он…
— Или действительно ошалел, или… — Пэнки умолк и задумался.
— Вам известно, на кого он работал ещё, Алоиз?
Пэнки приподнял веки и взглянул в упор на Цезаря. Но это не был его обычный холодный, немигающий взгляд. На этот раз Цезарь прочитал во взгляде удивление, сменившееся оттенком одобрения и почти тепла.
— Кое-что он всё-таки сказал?
— Нет.
— Жаль… Понимаешь, я думал об этом… Люц предлагал захватить силой корабль и… Линстера.
— И меня?
Взгляд Пэнки снова стал холодным, глача О1сруглились.
— Выбрось это раз и навсегда из головы, Цезарь. Я не враг тебе. Пойми, наконец, я понятия не имел, что ты в Бразилии. Ты мог быть где угодно — в Канди, на Яве, в Сингапуре, черт побери, даже в Париже… Но Бразилия, полигон… Мне известно — когда-то у тебя было столкновение с Люцем. Именно поэтому момент миссии Люца выбирался так, чтобы вы не встретились. И надо же случиться… — Пэнки покачал головой. — Повторяю, Цезарь, я не врапвой. Это худшее из твоих заблуждений.
— А остальные?
— Неважно… сейчас неважно. Каждый имеет право заблуждаться… Ты попал в эту переделку по неосмотрительности, а ещё потому, что не предупредил меня. Нам нельзя действовать порознь. Я тоже виноват — не убедился, где ты…
— Вам известно, какое значение я придаю полигонам, — начал Цезарь, — кстати, ведь Линстера открыл я…
— Разумеется, ты прав, — поспешно перебил Пэнки, — хотя, может быть, стремишься объять необъятное… Я, впрочем, тоже, а сил все меньше… Вероятно, пора бы уходить, и ты, по-видимому, готов уже предложить мне это… Но, видишь ли, Цезарь, момент сейчас не наилучший, хотя я рад был бы избавиться от груза, под которым изнемогаю. Подобно многим транснациональным объединениям, «Фигуранкайн корпорейшен» сейчас балансирует на лезвии опасного риска. Полигоны, работы Линстера, исследования Шарка поглотили огромные средства и самой корпорации, и те, что мне удалось привлечь… Отдача пока минимальна — мы уже стояли на грани банкротства. Нам помогли… благодаря моим связям, но теперь мы зависим от сил, перед которыми сами бессильны. Эта ситуация сохранится некоторое время. Пока мы снова не станем самостоятельными, я просто не имею права уйти… Иначе — крах…
— Это, вероятно, ещё не все? — заметил Цезарь.
— Не все, — согласился Пэнки, снова прикрыв глаза, — последние месяцы были особенно неблагоприятными. Я уже не говорю о том, что произошло на бразильском полигоне… У Вайста тоже неприятности с человеческими жертвами. Официальная версия — несчастный случай, но не исключаю диверсии… И ещё: несколько дней назад исчез директор нашего лондонского банка Хэл Венус — исчез, прихватив значительную сумму денег и важные документы. Я принял необходимые меры, но… возможны неприятные разоблачения или шантаж… Завтра я лечу в Японию. Предстоят нелёгкие переговоры о новых кредитах и ещё по некоторым важным вопросам… Я не очень убеждён в успехе, но приложу все старания… Перед разговором с японцами я хотел лично убедиться в перспективности алмазных дел Шарка. К счастью, мы не ошиблись. Шарк — верная ставка, хоть и тут отдачи придётся подождать.
Цезарь печально усмехнулся:
— Алмазы необходимы сейчас. Иначе корабли Линстера придётся держать на приколе. Им требуется много алмазного «горючего»…
— Пусть думает о заменителях… Его корабли должны летать. Должны… И вооружение… Без вооружения они ничто…
— Чтобы летали, прежде всего нужны алмазы…
— Шарк получит все, о чём просил, — жёстко сказал Пэн-ки, — а мы потребуем ускорить результативность.
— Можем не успеть, — возразил Цезарь, — вам, конечно, известно, что в ООН подготовлена новая конвенция по морскому праву. Там есть пункт относительно использования богатств океана. Его предложили русские. Если президент подпишет конвенцию, мы тут теряем все привилегии. А наш нынешний президент начал заигрывать и с русскими, и с китайцами.
— Нынешний президент, конечно, сукин сын, — убеждённо заявил Пэнки, — но он наш сукин сын… Не следует этого забывать, Цезарь. Кроме того, пока утвердят новую конвенцию, в Штатах сменится не один президент… Думаю, надо кончать сегодняшний разговор. Твоё приключение на бразильском полигоне прискорбно, но, может, к лучшему, что Люца больше нет… Не исключено, что он работал… на кого-то ещё… Это не первый случай, когда меня пытаются обойти, запутать… То же и в Лондоне…
— Что теперь будет с лондонским банком?
— Поисками сбежавшего директора занялся Интерпол… Надо думать о новом директоре. Не представляю, кого туда ставить…
— Интересно, какую роль вы отводите мне, Алоиз, в ваших планах ближайших лет? — усмехнулся Цезарь.
— Общее руководство, конечно, а конкретно — полигоны, коль скоро они тебя так волнуют. Пусть Вайст, Бишор и Линстер подчиняются непосредственно тебе. Устраивает тебя такое?
— Надо подумать. — Цезарь снова усмехнулся.
— Подумай… Побывай у Вайста. Ты там давно не был.
— Подумаю и об этом. А вы не забывайте про алмазы.
— Я ничего не забываю… Спокойной тебе ночи.
«Ну вот, опять я в дураках, — направляясь к себе, думал Цезарь. — В который раз!.. Стив и Цвикк вправе наплевать мне в бороду. Все же сегодня прорезалось нечто новое. Впервые он говорил со мной более или менее откровенно и не угрожал. В главном он прав… Сейчас никто не заменит его. Конечно, можно было бы воспользоваться этим и пустить машину под откос уже теперь. Но ОТРАГ ещё может уцелеть. Спасут те, на кого намекал Пэнки. В этом случае мы со Стивом уйдём, а „змеиная нора“ в Африке сохранится. Со вторым полигоном проще. Тибб в считанные часы может все ликвидировать. Но подходить к финалу ещё рано. Придётся подождать и с реформами. Может, и Стив это поймёт?.. Странный, однако, оборот приняли события в Лондоне… Все ли сказал Пэнки? Сомнения, опять сомнения…»
Прежде чем войти в свой коттедж, Цезарь поднял глаза к усыпанному звёздами небу. В россыпях созвездий блестел и искрился ромб Южного Креста… Ощущение тревоги и неудовлетворённости постепенно исчезало. Свет бесчисленных звёзд словно освобождал от забот, сомнений, горечи ошибок и поражений, очищал душу от дурных мыслей, подозрений, недобрых намерений. Цезарем вдруг овладело чувство удивительной лёгкости. Казалось, ещё немного — и он взлетит навстречу мерцающим звёздам в этой пронзительной тишине экваториальной ночи. Взгляд его продолжал бездумно блуждать по узору знакомых и неведомых созвездий.
Откуда эта лёгкость? Редчайший миг проникновения в скрытую гармонию мира?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71