И он был бы не против того, чтобы
делить ее с Шоном, если бы Шон пожелал. Она была уверена в этом. В конце
концов, ему она была нужна не как жена, а как мать. Они научились бы
вполне счастливо жить вместе. Только втроем, и у каждого была бы своя
отдельная роль. Конечно, ей уже никогда не пришлось бы завести малыша. Да
и зверюшку, если уж говорить честно. Но Шон примирился бы с этим. Ведь
поначалу он не слишком-то хотел ребенка. Как бы он ни доказывал обратное.
Она знала это.
Если бы только он не был таким собственником, подумала Энджела. Вот в
чем беда. В том, что к себе Шон подходит с одними мерками, а к остальным -
с другими.
Она никогда не поднимала шума из-за того, что делит его с другими
женщинами. Взять, например, его роман с Фионой. В один прекрасный день ей
придется объясниться с ним. Сказать, что она знает - знает уже давно. Они
с Фионой в конце концов поговорили начистоту и даже похихикали над этим
однажды за ленчем.
Энджела напряглась и застыла. Черный ход. Ей показалось, будто она
услышала, как тихонько открылась и закрылась задняя дверь.
- Шон?
Шума подъезжающей машины она не слышала.
Заскрипели ступеньки.
Кто-то тихонько царапнул дверь.
Тогда Энджела поняла, кто победил.
Она погасила свет. Он вошел в комнату и подошел к креслу, в котором
она сидела.
У нее на коленях оказалось что-то круглое, тяжелое, сырое снизу.
Она отпрянула, мгновенно узнав эту гриву волос.
Почувствовав, как Энджела дернулась назад, он убрал свой трофей.
Чуть погодя он опустился возле кресла на колени и положил голову ей
на грудь - он любил так делать.
Оцепеневшая Энджела сидела неподвижно, как изваяние, и думала.
Волосы Шона под ее пальцами напомнили ей, какими они иногда бывали
летним днем на солнышке. Внезапно Энджелу подхватил стремительный поток
чувств, и она обнаружила, что вспоминает поцелуи Шона и свои ощущения от
них; она вспомнила, каким покоем наполняла ее сила его рук, когда он
обнимал ее или успокаивал, как ребенка, если она поверяла ему свои страхи
и кошмары. Она вспомнила смех Шона. Как Шон радовался. Как грустил.
Она вспомнила, каким он был любовником.
Вспомнила ту ночь в Дублине, его сонное лицо.
Потом она вспомнила и обо всех недостатках Шона, об изменах,
нетерпимости, эгоцентризме, ненадежности и слабостях.
И обнаружила, что тем не менее любит его все так же сильно.
Но было слишком поздно.
Энджела подумала о прильнувшем к ее груди порождении тьмы. За все то
время, что у нее в голове чередой проносились мысли о Шоне, богган ни разу
не шелохнулся. Должно быть, он не сознавал, о чем она думает. Тогда, во
внезапной вспышке прозрения, Энджела поняла, как он читал ее мысли в
прошлом. Ей стало ясно, что богган проникал лишь в те из них, что были
созвучны его собственной темной натуре. Желание. Нужда. Голод. Ненависть.
Это было понятно и доступно. Более тонкие, чуждые эмоции - любовь,
верность, преданность, сочувствие, привязанность, умение прощать - ему
было не постичь никогда. Даже за миллион миллионов лет - до конца
отпущенной ему жизни, как бы длинна она ни была.
Тогда она поняла, что так же неверно оценила силу и могущество
боггана, как неверно богган выбрал ее.
Правая рука Энджелы медленно соскользнула вниз и зависла над полом,
как бы невзначай, подобно блуждающей струйке дыма подкрадываясь к стоявшей
подле кресла корзинке с рукоделием. Спицы, пряжа, смятая ткань. Энджела в
высшей степени осторожно, легкими ласковыми касаниями, нежно перекладывая
и переворачивая рукоделие, искала то, что - она точно знала - должна была
там найти и, наконец, у самого дна схватила искомое. Холодное железо.
На краткий миг Энджела заколебалась.
Шон, горько подумала она.
И, одним быстрым движением занеся портновские ножницы, обеими руками
со всей силы вогнала их острый конец глубоко в спину боггану, в самую ее
середину. Тварь судорожно вскинула руку, оторвалась от Энджелы и скатилась
на пол, в отчаянии шаря за спиной когтистой лапой, безуспешно пытаясь
выдернуть кусачую холодную сталь, вошедшую глубоко между лопаток.
Тогда Энджела дотянулась до выключателя и зажгла настольную лампу.
За долю секунды до того, как богган метнулся за дверь, спасаясь от
жгучих лучей, она в первый и единственный раз ясно увидела демона во всем
его пугающем безобразии. Его хребет был шишковатым, как у ящерицы.
Потом богган исчез. Энджела услышала глухие удары - спотыкаясь,
падая, скатываясь со ступеней, он удирал вниз.
Она спустилась следом за ним до лестницы в подвал и заперла дверь на
блестящий латунный засов, который по ее настоянию поставил Шон.
После этого Энджела повернула выключатель.
Приложив ухо к двери, она прислушалась. Было слышно, как богган ходит
по подвалу. Слышался стук и скрежет, словно передвигали мебель. Энджела
поняла, что он скрылся от света в кладовку.
Только тогда она побежала в сарай за бензином.
Пламя с ревом объяло старый дом. Он горел быстро, как взорвавшаяся
нефтяная скважина.
Свой выпачканный кровью Шона шелковый халат Энджела тоже бросила в
огне.
Уже через десять минут появились Марк и Верн.
До появления пожарной команды прошло полных двадцать пять минут.
Брандмейстер подошел к Энджеле, которая стояла рядом с друзьями, и
кивнул на вздымавшийся на месте дома столб яростного пламени.
- Там никого не осталось, а? - спокойно поинтересовался он.
Энджела не сводила глаз с черных силуэтов нескольких последних
подпорок, обрисовавшихся на фоне рвущихся в небо огненных полотнищ.
- Нет, никого, - едва слышно прошептала она сквозь слезы.
- Ни кошек, ни собак, ничего?
- Нет, нет. Ничего.
Она заставила себя ждать до самого конца, почти до утра - к тому
времени дом превратился в исполинскую пылающую жаровню, угольную яму, на
которую было больно смотреть. Она хотела убедиться, что из пепла ничего не
выползет.
Не выползло.
Энджела была совершенно уверена в этом.
Совершенно уверена.
ЭПИЛОГ
Сентябрьский день был жарким и душным.
На Сохо-стрит, посасывая из пластиковых стаканчиков теплое белое вино
и переговариваясь, выплеснулась потная толпа. Кое-кто из гостей даже
говорил о выставке.
Черил привела на вернисаж свою подругу Лоис. Лоис когда-то училась, а
теперь и учила, живописи.
Черил чувствовала гордость за Энджелу, которая частично была обязана
своим успехом ей. Судя по маленьким красным кружочкам, приклеенным в
уголках почти всех литографий, всю выставку вроде бы раскупили.
- На мой взгляд, дела у тебя идут весьма недурно, - сказала она
Энджеле, представив ей Лоис.
Энджела согласилась. Пару минут они обменивались любезностями, потом
Энджела заметила, что владелец галереи на другом конце битком набитой
людьми комнаты лихорадочно жестикулирует, подавая ей какие-то знаки.
Она коснулась рукава Черил.
- По-моему, Элиот хочет меня с кем-то познакомить. Вы извините меня,
правда?
- Ну, конечно, - улыбнулась Черил.
- Приятно было с вами познакомиться, Лоис, - Энджела кивнула и
улыбнулась. - Поговорим попозже, Черил. Тогда ты сможешь сказать мне, что
думаешь на самом деле. - И она исчезла, проталкиваясь сквозь шумную толпу.
Лоис критически смотрела ей вслед.
- Странная женщина, - негромко сказала она, допивая свое вино.
- Странная? Как это? - Черил мельком взглянула на одну из висевших на
стенах литографий.
- Хорошо, если она хоть раз взглянула на тебя во время разговора. В
ней есть что-то... не знаю... - Лоис подыскивала верные слова: - Какая-то
скрытность. И в ее литографиях тоже есть определенная странность. - Она
поближе придвинулась к подруге, чтобы не столкнуться с человеком, который
нес поднос с бокалами.
- Их раскупают, как пирожки, - заметила Черил. - По-моему, они очень
индивидуальны. В них столько света.
- Могла я где-то слышать, что ее мужа убили? - тихо спросила Лоис.
Черил взглянула на нее и нахмурилась.
Потом, не сводя глаз с Энджелы, которая оживленно болтала с кем-то у
противоположной стены, она повернулась к подруге и, понизив голос,
заговорила:
- Два года назад. А потом сгорел их дом. Все это было очень страшно и
крайне неприятно...
Тут голос Черил замер, поскольку Энджела вдруг поглядела в их
сторону, словно почувствовав внимание к своей особе. Черил улыбнулась,
помахала рукой, указала на дверь и беззвучно сказала, подчеркнуто шевеля
губами: "Мы уходим."
Энджела поняла, кивнула, улыбнулась, помахала в ответ и снова
отвернулась.
Черил взяла Лоис под руку и потянула сквозь толпу к дверям.
- Когда-нибудь я вытяну из нее всю историю, - пообещала она. - Если
только сумею ее прищучить.
- Она все время занята, верно?
Казалось, черил удивлена.
- Занята? Не знаю, где она находит время все это делать. Она всегда в
дороге. Обожает путешествовать. С тех пор, как Шона не стало, ее словно
что-то гонит. Она никогда не проводит на одном и том же месте больше
нескольких месяцев. Англия, Франция, Италия, Дальний Восток. Господи, всем
бы так везло. Ну, наверное, это некая компенсация трагедии. Пусть даже
Энджела весьма удачливо занимается живописью, должны быть и деньги по
страховке.
Они уже были у входа в галерею. Черил остановилась попрощаться с
парой приятелей. Пока она прощалась, Лоис подошла к литографии, висевшей у
двери, и внимательно рассмотрела ее. Это была романтически-абстрактная
композиция, чего Лоис не любила. Китч. Она спросила себя, почему это
покупают. Просто бабе чертовски везло. Лоис скользнула взглядом по ярким
замысловатым узелкам узора в кельтском духе. В центре каждого узелка,
обнаружила Лоис, в веревочный клубок, как в клетку, было заключено
крохотное белое лицо. Странно неприятное, похожее на череп, подумала она.
И реалистичное, если не считать одного маленького упущения. Ни на одном не
были написаны глаза.
Рядом с Лоис снова возникла Черил.
- Но ты совершенно права, Лоис, - пробормотала она, вновь подхватывая
нить разговора. - Она со странностями. Черил на секунду задумалась. -
Энджела - единственная из тех, кого я встречала за всю свою жизнь, кто
страдает настоящей скотофобией.
Обернувшись в дверях, она мельком увидела Энджелу, которая стояла
чуть поодаль от остальных гостей, неожиданно одинокая в толпе, и со
странным загнанным выражением лица пристально смотрела на темный дверной
проем в дальней стене галереи, рассеянно поглаживая заключенный в круг
серебряный крестик, который она теперь всегда носила на шее.
- Скотофобией? - Лоис все еще ломала голову над тем, почему картины
художников вроде Энджелы так хорошо покупают. - Что это такое? Какая-то
болезнь?
- Нет, глупышка. Это боязнь темноты. - Черил отвернулась, приподняв
руку, ее глаза неожиданно заблестели. - Энджела всегда спит при зажженном
свете.
И она стремительно подалась вперед, к бровке тротуара, чтобы поймать
проезжавшее мимо такси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
делить ее с Шоном, если бы Шон пожелал. Она была уверена в этом. В конце
концов, ему она была нужна не как жена, а как мать. Они научились бы
вполне счастливо жить вместе. Только втроем, и у каждого была бы своя
отдельная роль. Конечно, ей уже никогда не пришлось бы завести малыша. Да
и зверюшку, если уж говорить честно. Но Шон примирился бы с этим. Ведь
поначалу он не слишком-то хотел ребенка. Как бы он ни доказывал обратное.
Она знала это.
Если бы только он не был таким собственником, подумала Энджела. Вот в
чем беда. В том, что к себе Шон подходит с одними мерками, а к остальным -
с другими.
Она никогда не поднимала шума из-за того, что делит его с другими
женщинами. Взять, например, его роман с Фионой. В один прекрасный день ей
придется объясниться с ним. Сказать, что она знает - знает уже давно. Они
с Фионой в конце концов поговорили начистоту и даже похихикали над этим
однажды за ленчем.
Энджела напряглась и застыла. Черный ход. Ей показалось, будто она
услышала, как тихонько открылась и закрылась задняя дверь.
- Шон?
Шума подъезжающей машины она не слышала.
Заскрипели ступеньки.
Кто-то тихонько царапнул дверь.
Тогда Энджела поняла, кто победил.
Она погасила свет. Он вошел в комнату и подошел к креслу, в котором
она сидела.
У нее на коленях оказалось что-то круглое, тяжелое, сырое снизу.
Она отпрянула, мгновенно узнав эту гриву волос.
Почувствовав, как Энджела дернулась назад, он убрал свой трофей.
Чуть погодя он опустился возле кресла на колени и положил голову ей
на грудь - он любил так делать.
Оцепеневшая Энджела сидела неподвижно, как изваяние, и думала.
Волосы Шона под ее пальцами напомнили ей, какими они иногда бывали
летним днем на солнышке. Внезапно Энджелу подхватил стремительный поток
чувств, и она обнаружила, что вспоминает поцелуи Шона и свои ощущения от
них; она вспомнила, каким покоем наполняла ее сила его рук, когда он
обнимал ее или успокаивал, как ребенка, если она поверяла ему свои страхи
и кошмары. Она вспомнила смех Шона. Как Шон радовался. Как грустил.
Она вспомнила, каким он был любовником.
Вспомнила ту ночь в Дублине, его сонное лицо.
Потом она вспомнила и обо всех недостатках Шона, об изменах,
нетерпимости, эгоцентризме, ненадежности и слабостях.
И обнаружила, что тем не менее любит его все так же сильно.
Но было слишком поздно.
Энджела подумала о прильнувшем к ее груди порождении тьмы. За все то
время, что у нее в голове чередой проносились мысли о Шоне, богган ни разу
не шелохнулся. Должно быть, он не сознавал, о чем она думает. Тогда, во
внезапной вспышке прозрения, Энджела поняла, как он читал ее мысли в
прошлом. Ей стало ясно, что богган проникал лишь в те из них, что были
созвучны его собственной темной натуре. Желание. Нужда. Голод. Ненависть.
Это было понятно и доступно. Более тонкие, чуждые эмоции - любовь,
верность, преданность, сочувствие, привязанность, умение прощать - ему
было не постичь никогда. Даже за миллион миллионов лет - до конца
отпущенной ему жизни, как бы длинна она ни была.
Тогда она поняла, что так же неверно оценила силу и могущество
боггана, как неверно богган выбрал ее.
Правая рука Энджелы медленно соскользнула вниз и зависла над полом,
как бы невзначай, подобно блуждающей струйке дыма подкрадываясь к стоявшей
подле кресла корзинке с рукоделием. Спицы, пряжа, смятая ткань. Энджела в
высшей степени осторожно, легкими ласковыми касаниями, нежно перекладывая
и переворачивая рукоделие, искала то, что - она точно знала - должна была
там найти и, наконец, у самого дна схватила искомое. Холодное железо.
На краткий миг Энджела заколебалась.
Шон, горько подумала она.
И, одним быстрым движением занеся портновские ножницы, обеими руками
со всей силы вогнала их острый конец глубоко в спину боггану, в самую ее
середину. Тварь судорожно вскинула руку, оторвалась от Энджелы и скатилась
на пол, в отчаянии шаря за спиной когтистой лапой, безуспешно пытаясь
выдернуть кусачую холодную сталь, вошедшую глубоко между лопаток.
Тогда Энджела дотянулась до выключателя и зажгла настольную лампу.
За долю секунды до того, как богган метнулся за дверь, спасаясь от
жгучих лучей, она в первый и единственный раз ясно увидела демона во всем
его пугающем безобразии. Его хребет был шишковатым, как у ящерицы.
Потом богган исчез. Энджела услышала глухие удары - спотыкаясь,
падая, скатываясь со ступеней, он удирал вниз.
Она спустилась следом за ним до лестницы в подвал и заперла дверь на
блестящий латунный засов, который по ее настоянию поставил Шон.
После этого Энджела повернула выключатель.
Приложив ухо к двери, она прислушалась. Было слышно, как богган ходит
по подвалу. Слышался стук и скрежет, словно передвигали мебель. Энджела
поняла, что он скрылся от света в кладовку.
Только тогда она побежала в сарай за бензином.
Пламя с ревом объяло старый дом. Он горел быстро, как взорвавшаяся
нефтяная скважина.
Свой выпачканный кровью Шона шелковый халат Энджела тоже бросила в
огне.
Уже через десять минут появились Марк и Верн.
До появления пожарной команды прошло полных двадцать пять минут.
Брандмейстер подошел к Энджеле, которая стояла рядом с друзьями, и
кивнул на вздымавшийся на месте дома столб яростного пламени.
- Там никого не осталось, а? - спокойно поинтересовался он.
Энджела не сводила глаз с черных силуэтов нескольких последних
подпорок, обрисовавшихся на фоне рвущихся в небо огненных полотнищ.
- Нет, никого, - едва слышно прошептала она сквозь слезы.
- Ни кошек, ни собак, ничего?
- Нет, нет. Ничего.
Она заставила себя ждать до самого конца, почти до утра - к тому
времени дом превратился в исполинскую пылающую жаровню, угольную яму, на
которую было больно смотреть. Она хотела убедиться, что из пепла ничего не
выползет.
Не выползло.
Энджела была совершенно уверена в этом.
Совершенно уверена.
ЭПИЛОГ
Сентябрьский день был жарким и душным.
На Сохо-стрит, посасывая из пластиковых стаканчиков теплое белое вино
и переговариваясь, выплеснулась потная толпа. Кое-кто из гостей даже
говорил о выставке.
Черил привела на вернисаж свою подругу Лоис. Лоис когда-то училась, а
теперь и учила, живописи.
Черил чувствовала гордость за Энджелу, которая частично была обязана
своим успехом ей. Судя по маленьким красным кружочкам, приклеенным в
уголках почти всех литографий, всю выставку вроде бы раскупили.
- На мой взгляд, дела у тебя идут весьма недурно, - сказала она
Энджеле, представив ей Лоис.
Энджела согласилась. Пару минут они обменивались любезностями, потом
Энджела заметила, что владелец галереи на другом конце битком набитой
людьми комнаты лихорадочно жестикулирует, подавая ей какие-то знаки.
Она коснулась рукава Черил.
- По-моему, Элиот хочет меня с кем-то познакомить. Вы извините меня,
правда?
- Ну, конечно, - улыбнулась Черил.
- Приятно было с вами познакомиться, Лоис, - Энджела кивнула и
улыбнулась. - Поговорим попозже, Черил. Тогда ты сможешь сказать мне, что
думаешь на самом деле. - И она исчезла, проталкиваясь сквозь шумную толпу.
Лоис критически смотрела ей вслед.
- Странная женщина, - негромко сказала она, допивая свое вино.
- Странная? Как это? - Черил мельком взглянула на одну из висевших на
стенах литографий.
- Хорошо, если она хоть раз взглянула на тебя во время разговора. В
ней есть что-то... не знаю... - Лоис подыскивала верные слова: - Какая-то
скрытность. И в ее литографиях тоже есть определенная странность. - Она
поближе придвинулась к подруге, чтобы не столкнуться с человеком, который
нес поднос с бокалами.
- Их раскупают, как пирожки, - заметила Черил. - По-моему, они очень
индивидуальны. В них столько света.
- Могла я где-то слышать, что ее мужа убили? - тихо спросила Лоис.
Черил взглянула на нее и нахмурилась.
Потом, не сводя глаз с Энджелы, которая оживленно болтала с кем-то у
противоположной стены, она повернулась к подруге и, понизив голос,
заговорила:
- Два года назад. А потом сгорел их дом. Все это было очень страшно и
крайне неприятно...
Тут голос Черил замер, поскольку Энджела вдруг поглядела в их
сторону, словно почувствовав внимание к своей особе. Черил улыбнулась,
помахала рукой, указала на дверь и беззвучно сказала, подчеркнуто шевеля
губами: "Мы уходим."
Энджела поняла, кивнула, улыбнулась, помахала в ответ и снова
отвернулась.
Черил взяла Лоис под руку и потянула сквозь толпу к дверям.
- Когда-нибудь я вытяну из нее всю историю, - пообещала она. - Если
только сумею ее прищучить.
- Она все время занята, верно?
Казалось, черил удивлена.
- Занята? Не знаю, где она находит время все это делать. Она всегда в
дороге. Обожает путешествовать. С тех пор, как Шона не стало, ее словно
что-то гонит. Она никогда не проводит на одном и том же месте больше
нескольких месяцев. Англия, Франция, Италия, Дальний Восток. Господи, всем
бы так везло. Ну, наверное, это некая компенсация трагедии. Пусть даже
Энджела весьма удачливо занимается живописью, должны быть и деньги по
страховке.
Они уже были у входа в галерею. Черил остановилась попрощаться с
парой приятелей. Пока она прощалась, Лоис подошла к литографии, висевшей у
двери, и внимательно рассмотрела ее. Это была романтически-абстрактная
композиция, чего Лоис не любила. Китч. Она спросила себя, почему это
покупают. Просто бабе чертовски везло. Лоис скользнула взглядом по ярким
замысловатым узелкам узора в кельтском духе. В центре каждого узелка,
обнаружила Лоис, в веревочный клубок, как в клетку, было заключено
крохотное белое лицо. Странно неприятное, похожее на череп, подумала она.
И реалистичное, если не считать одного маленького упущения. Ни на одном не
были написаны глаза.
Рядом с Лоис снова возникла Черил.
- Но ты совершенно права, Лоис, - пробормотала она, вновь подхватывая
нить разговора. - Она со странностями. Черил на секунду задумалась. -
Энджела - единственная из тех, кого я встречала за всю свою жизнь, кто
страдает настоящей скотофобией.
Обернувшись в дверях, она мельком увидела Энджелу, которая стояла
чуть поодаль от остальных гостей, неожиданно одинокая в толпе, и со
странным загнанным выражением лица пристально смотрела на темный дверной
проем в дальней стене галереи, рассеянно поглаживая заключенный в круг
серебряный крестик, который она теперь всегда носила на шее.
- Скотофобией? - Лоис все еще ломала голову над тем, почему картины
художников вроде Энджелы так хорошо покупают. - Что это такое? Какая-то
болезнь?
- Нет, глупышка. Это боязнь темноты. - Черил отвернулась, приподняв
руку, ее глаза неожиданно заблестели. - Энджела всегда спит при зажженном
свете.
И она стремительно подалась вперед, к бровке тротуара, чтобы поймать
проезжавшее мимо такси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39