Над входом -
спускающийся голубь, Дух Святой, нисходящие лучи. Бронзовые двери,
усеянные изображениями святых: Патрик, Иосиф, Иаков и мать Елизавета
Ситон, "Дщерь Нью-Йорка".
И по сию пору - старые обряды, бремя святынь. Маккей мрачно кивнул
своим мыслям. Непонятно почему они казались странно значительными.
Он вошел через левую паперть.
Собор заливали потоки яркого электрического света. Наверху сиял
роскошный, сине-алый витраж. Несмотря на то, что мессу не служили, церковь
была полна людей и тихих голосов.
Профессор пробрался левому боковому алтарю и тяжело опустился на
твердую деревянную скамью. Перед алтарем, на небольшом пятачке свободного
места, преклонив колени, молилась девушка с узорчато-полосатым шарфом на
голове. Погруженный в мрачные раздумья Маккей разглядывал выполненную в
натуральную величину восковую фигуру, которой она молилась - Младенца в
поблекшей алой с золотыми полосками нише. Одна ручонка сжимала золотой
шар, увенчанный крестом. Восьмилетний ребенок, подумал профессор. Святое
Дитя Земли и Неба, гласила надпись.
Теперь Маккей понял, что Ашервуд, вероятно, был прав.
Предметы не всегда были тем, чем казались.
Он завозился на неудобной скамье. Как принять такой вызов, как
бороться с таким противником?
Девушка, поднявшись с колен, ставила зажженную свечу в одну из
украшенных прорезями-крестами крохотных чашечек тусклого серебра, которые
во множестве стояли перед сжимающим цветок изваянием святой Бригиды.
Бригида, "Мария Гэльская", древняя охристианенная богиня света, мелькнуло
в голове у Маккея.
Свет.
Разумеется. И холодное железо.
Добыть и то, и другое по нынешним временам было достаточно просто. Но
хватило бы этого или нет?
Могущество Патрика.
Маккей поднялся. Он медленно шел по проходу, пока не оказался у
северного поперечного нефа. Там он остановился, не сводя глаз со стройного
каменного изваяния, изображавшего самого святого Патрика на Священном
Столпе.
Могущество Патрика. Та редкая особенная сила, какая придавалась
редким особенным людям для поединка с созданиями тьмы. Куда она подевалась
теперь? И что заменяло эту силу в ее отсутствие... если ее вообще что-то
заменяло? Что за реликвию, что за наследие, что за вещь, наделенную этой
силой и сохранившую ее по сей день, мог оставить Патрик или ему подобные?
Возможно, некую ее долю хранил Кашель - само место. Может быть,
единственным выходом было бы отвезти камень туда, где его нашли, под
высокий крест, еще не утративший передавшееся ему могущество святого. И
все же поездка была рискованным предприятием. Если камень в самом деле
обладал собственной волей (в чем Маккей теперь уверился), он, несомненно,
воспротивился бы подобной попытке. Однако Маккею казалось, что это -
единственное решение. Какие иные средства лишить камень свободы были ему
доступны? Только свет, да холодное железо, да то, что святой Патрик
оставил людям для защиты.
Что же?
Сосредоточенный взгляд Маккея уперся в изваяние. Левая рука статуи
покоилась на сердце, правая сжимала книгу. Какую книгу? Библию? Или,
возможно, что-то другое?
Он понял, что знает ответ на свой вопрос.
Он вернулся в библиотеку и нажал звонок на зарешеченной двери в
комнату 319.
К счастью, девушка узнала его и поздоровалась, назвав по имени.
- Мне нужна копия "Лорики святого Патрика", - тихо проговорил он.
Таксист повез его вдоль Ист-Ривер. Маккей внимательно изучил лежавшие
у него в чемоданчике страницы фотокопии, потом опустил листы и печально
уставился на пасмурные, плохо освещенные силуэты Рузвельт-Айленд,
скользившие мимо них по правой стороне. Развалины с готическими сводами.
Маяк. Свет - рассеять нашу тьму. Он опять опустил глаза к страницам и
прочел первые слова переведенного на английский введения: "Сие заклинание
Патрик создал, дабы защитить себя и своих иноков".
Профессор снова медленно поднял взгляд от бумаг. Теперь справа
виднелся мост Хеллгейт - "Врата ада".
Как, спросил он себя.
Мыслимо ли было, чтобы подобная вещь помогала и в современном мире?
Вообще, могло ли простое печатное слово - если уж на то пошло, фотокопия
перевода, - заключать в себе какую-либо силу? Отвратительнейшее суеверие.
Но ведь, понял профессор, уже одно только признание того факта, что богган
существует, переносит его в мир, где символ способен стать тем, что
обозначает; в сумеречный мир, где каждый предмет является одновременно
двумя или более вещами; в лежащий вне естественного мир, законы которого
выходят за рамки здравого смысла; в край, который расположен за самым
дальним горизонтом и все же существует во все времена. Вне всяких
сомнений, сразиться с подобным созданием можно было лишь подобным оружием.
Он снова обратился к рукописи: "Се Щит Веры Патрика, его Лорика,
ограждающая душу и тело от демонов. Кто будет держать ее при себе, на того
бесы без страха и взглянуть не посмеют".
Такси нырнуло в темный тоннель.
Маккей поглаживал кончиками пальцев страницы, переснятые для него
библиотекарем. Теперь его снедал страх: могут ли недолговечные слова -
слова, ничего более - защитить от такого создания? И если да, то что
убережет их лучше самой "Лорики святого Патрика", единодушно почитавшейся
древними творением самого святого, "Лорики", которую долгое время высоко
ценили и кельты, и саксы, видевшие в ней надежное средство защиты от
ужаса, разгуливающего во мраке.
Сила, в некоторых случаях обитающая даже в принадлежавших ему вещах.
Они выехали из тоннеля.
Теперь они подъезжали к мосту Трайборо.
Маккей обернулся и выглянул заднее окно. Меж высоких многоквартирных
домов садилось солнце, красное, как гневное око Балора. Они ехали в
темноту, прочь от угасающего света.
Опустив взгляд к лежавшим у него на коленях страницам, Маккей наудачу
прочитывал отдельные фразы. Среди прочего "Лорика" взывала к свету - к
свету во всех его формах.
"Сегодня меня подъемлет
сила небес:
свет Солнца,
сияние Луны,
великолепие огня,
быстрота молнии,
глубина моря,
неколебимость тверди земной..."
Профессор скользнул взглядом по странице сверху вниз. Ему в глаза
бросилась другая фраза:
"Все силы сии призываю я ныне стать между мною и порождениями зла:
противу всякой жестокой безжалостной силы, какая может восстать на тело
мое и душу..."
Профессор задумался: защита от жестоких, безжалостных сил иного мира,
вроде тех, которых "не увидишь при свете дня, и внутри их - тьма,
потрясаемая ледяными страстями"?
Может быть.
Теперь они проезжали кладбище. Справа теснились белые от крыл
каменных ангелов надгробия. Маккей недоумевал: может ли в наши дни
благословение рядового священника, епископа, даже архиепископа, обеспечить
подобную же защиту. Ему хотелось бы так думать. Но, вспомнив неудачное
изгнание беса в Куниэне, он отчего-то засомневался.
Они въезжали на пологий, перегороженный заслонкой въезд в аэропорт.
Маккей закрыл чемоданчик.
Он довольно неохотно выпустил его из рук, чтобы отправить через
рентгеновскую камеру службы безопасности.
Вытянув шею, профессор пытался разглядеть, что показывает экран
монитора. Неясное пятно. Бумаги. Просто-напросто бумаги. Он торопливо
вписал в билет свое имя и адрес, прошел под навесом мимо полисмена с
карманной рацией, вышел на летное поле и занял место в очереди на посадку.
Когда Маккей вышел из терминала Логанского аэропорта, дул холодный
ветер.
Он попытался дозвониться до Киттреджей из таксофона в полутемном
помещении стоянки. Линия была занята. Он подождал, еще раз набрал номер. И
опять услышал короткие гудки.
Маккей шепотом выругался.
Шагая к машине, он обнаружил, что тревожно поглядывает на пятна тени
между машинами на стоянке. Дважды, испытав такое чувство, будто кто-то или
что-то следит за ним, он нервно оборачивался. Но никого и ничего не
увидел.
Он быстро забрался в машину и запер все дверцы.
Протягивая человеку в будке плату за парковку, профессор хмурился,
гадая, как будет объяснять все это Киттреджам. Разве можно было ожидать,
что кто-нибудь (особенно с таким скептическим складом ума, как у Шона)
поверит подобной истории? Поскольку интересы боггана как будто бы были
сосредоточены на Энджеле, возможно, следовало потихоньку подсунуть ей
экземпляр "Лорики" с указанием постоянно держать при себе, пока не
объявится камень. Решать же, вводить Шона в курс дела или нет, можно было
предоставить самой Энджеле. Потом, когда камень снова объявился бы (а
профессор чувствовал, что тот появится непременно), кто-нибудь - он сам
или один из них - мог бы съездить с ним обратно в Кашель, для защиты
прихватив "Лорику".
Заняв место в ряду машин, ожидавших своей очереди проехать через
Самнер-тоннель, Маккей покачал головой. С обеих сторон, озаряя
однообразный грязно-белый кафель, проносились тусклые полоски света. Идея
была неправдоподобной, невероятной целиком и полностью. И все же теперь
профессор не осмеливался усомниться. Рассказ Шона, отвратительный
истекающий кровью труп Холлэндера, разбитая витрина и то, что сегодня
сложилось по кусочкам, оставляли немного места для сомнений. Пусть даже
объективное существование боггана оказалось бы иллюзией, фантазией старика
- одно Маккей знал твердо, так подсказывало ему чутье: камень воплощал в
себе зло, и его нужно было вернуть в Кашель.
Он поехал по Сорроу-драйв и Бэй-роуд. Слева промелькнула знакомая
вывеска "Юнион Ойстер Хаус", за ней - серая громада "Массачусетс
Дженерал". Возле Массачусетс-авеню он опять свернул влево, на
Мальборо-стрит.
В 7:45 профессор подъехал к своему дому.
Дом был погружен в темноту.
Он включил свет в холле и, даже не взглянув на газеты, отложил их на
этажерку. При этом он мельком увидел в зеркале свою спутанную ветром
шевелюру.
Профессор прошел в кабинет, щелкнул выключателем у двери, положил
чемоданчик на обитый кожей стул и живо двинулся к буфету, где держал
спиртное. Чувствуя себя вконец измученным и испуганным, он ледяными руками
налил глоток брэнди и осушил его. Повернувшись к письменному столу, Маккей
зажег латунную настольную лампу и коротко глянул на раскрытый томик,
который все еще лежал там со вчерашнего вечера. "Языческая кельтская
Британия" Росса. Открытая на странице, посвященной кельтским головам.
Хмурясь, профессор снял телефонную трубку и снова набрал номер Киттреджей.
Все еще было занято. Снедаемый нетерпением, он вызвал оператора. Пока та
проверяла номер, Маккей пристально разглядывал придавленное кружкой с
карандашами письмо Ашервуда. Оператор вернулась на линию.
- Прошу прощения, сэр. Номер, который вы набираете, неисправен.
Он попросил ее сообщить об этом. Оператор ответила согласием.
Маккей повесил трубку и ненадолго остановил пристальный, угрюмый
взгляд на странице, где говорилось о кельтских головах. Он думал про
Холлэндера. Закрыв книгу, он выключил лампу, подошел к стулу и открыл
чемоданчик. И уставился на лежавшую там копию "Лорики". Что-то
подсказывало ему, что нельзя терять времени, что каждая потерянная секунда
играет на руку твари. Она убила Холлэндера и под покровом темноты
вырвалась из Института. День она, должно быть, провела в обличье камня, а
теперь снова примется действовать... и сколько пройдет времени прежде, чем
она отыщет дорогу "домой", в Уолтхэм?
"Лорика" могла оказаться действенным - или же бесполезным - средством
против воплощенного в боггане зла, однако что-то подсказывало профессору,
что он должен как можно скорее отвезти ее Киттреджам. Возможно, на поверку
вышло бы, что этот жест лишен смысла, что это попросту предрассудок - но
профессору уже было не до таких вещей, как чувство собственного
достоинства или даже благоразумие.
Он закрыл чемоданчик, подхватил его и вышел из комнаты, выключив свет
и решительно захлопнув за собой дверь.
В коридоре он постоял, принимая решение. В Уолтхэме наверняка дул
холодный ветер.
Поставив чемоданчик на столик в холле, профессор поднялся в спальню.
Не потрудившись включить свет, он раскрыл большой стенной шкаф и
внимательно осмотрел висящие в ряд пальто. Не настолько холодно, решил он,
выбирая кашне.
Забрасывая конец шарфа за спину, он спустился по лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
спускающийся голубь, Дух Святой, нисходящие лучи. Бронзовые двери,
усеянные изображениями святых: Патрик, Иосиф, Иаков и мать Елизавета
Ситон, "Дщерь Нью-Йорка".
И по сию пору - старые обряды, бремя святынь. Маккей мрачно кивнул
своим мыслям. Непонятно почему они казались странно значительными.
Он вошел через левую паперть.
Собор заливали потоки яркого электрического света. Наверху сиял
роскошный, сине-алый витраж. Несмотря на то, что мессу не служили, церковь
была полна людей и тихих голосов.
Профессор пробрался левому боковому алтарю и тяжело опустился на
твердую деревянную скамью. Перед алтарем, на небольшом пятачке свободного
места, преклонив колени, молилась девушка с узорчато-полосатым шарфом на
голове. Погруженный в мрачные раздумья Маккей разглядывал выполненную в
натуральную величину восковую фигуру, которой она молилась - Младенца в
поблекшей алой с золотыми полосками нише. Одна ручонка сжимала золотой
шар, увенчанный крестом. Восьмилетний ребенок, подумал профессор. Святое
Дитя Земли и Неба, гласила надпись.
Теперь Маккей понял, что Ашервуд, вероятно, был прав.
Предметы не всегда были тем, чем казались.
Он завозился на неудобной скамье. Как принять такой вызов, как
бороться с таким противником?
Девушка, поднявшись с колен, ставила зажженную свечу в одну из
украшенных прорезями-крестами крохотных чашечек тусклого серебра, которые
во множестве стояли перед сжимающим цветок изваянием святой Бригиды.
Бригида, "Мария Гэльская", древняя охристианенная богиня света, мелькнуло
в голове у Маккея.
Свет.
Разумеется. И холодное железо.
Добыть и то, и другое по нынешним временам было достаточно просто. Но
хватило бы этого или нет?
Могущество Патрика.
Маккей поднялся. Он медленно шел по проходу, пока не оказался у
северного поперечного нефа. Там он остановился, не сводя глаз со стройного
каменного изваяния, изображавшего самого святого Патрика на Священном
Столпе.
Могущество Патрика. Та редкая особенная сила, какая придавалась
редким особенным людям для поединка с созданиями тьмы. Куда она подевалась
теперь? И что заменяло эту силу в ее отсутствие... если ее вообще что-то
заменяло? Что за реликвию, что за наследие, что за вещь, наделенную этой
силой и сохранившую ее по сей день, мог оставить Патрик или ему подобные?
Возможно, некую ее долю хранил Кашель - само место. Может быть,
единственным выходом было бы отвезти камень туда, где его нашли, под
высокий крест, еще не утративший передавшееся ему могущество святого. И
все же поездка была рискованным предприятием. Если камень в самом деле
обладал собственной волей (в чем Маккей теперь уверился), он, несомненно,
воспротивился бы подобной попытке. Однако Маккею казалось, что это -
единственное решение. Какие иные средства лишить камень свободы были ему
доступны? Только свет, да холодное железо, да то, что святой Патрик
оставил людям для защиты.
Что же?
Сосредоточенный взгляд Маккея уперся в изваяние. Левая рука статуи
покоилась на сердце, правая сжимала книгу. Какую книгу? Библию? Или,
возможно, что-то другое?
Он понял, что знает ответ на свой вопрос.
Он вернулся в библиотеку и нажал звонок на зарешеченной двери в
комнату 319.
К счастью, девушка узнала его и поздоровалась, назвав по имени.
- Мне нужна копия "Лорики святого Патрика", - тихо проговорил он.
Таксист повез его вдоль Ист-Ривер. Маккей внимательно изучил лежавшие
у него в чемоданчике страницы фотокопии, потом опустил листы и печально
уставился на пасмурные, плохо освещенные силуэты Рузвельт-Айленд,
скользившие мимо них по правой стороне. Развалины с готическими сводами.
Маяк. Свет - рассеять нашу тьму. Он опять опустил глаза к страницам и
прочел первые слова переведенного на английский введения: "Сие заклинание
Патрик создал, дабы защитить себя и своих иноков".
Профессор снова медленно поднял взгляд от бумаг. Теперь справа
виднелся мост Хеллгейт - "Врата ада".
Как, спросил он себя.
Мыслимо ли было, чтобы подобная вещь помогала и в современном мире?
Вообще, могло ли простое печатное слово - если уж на то пошло, фотокопия
перевода, - заключать в себе какую-либо силу? Отвратительнейшее суеверие.
Но ведь, понял профессор, уже одно только признание того факта, что богган
существует, переносит его в мир, где символ способен стать тем, что
обозначает; в сумеречный мир, где каждый предмет является одновременно
двумя или более вещами; в лежащий вне естественного мир, законы которого
выходят за рамки здравого смысла; в край, который расположен за самым
дальним горизонтом и все же существует во все времена. Вне всяких
сомнений, сразиться с подобным созданием можно было лишь подобным оружием.
Он снова обратился к рукописи: "Се Щит Веры Патрика, его Лорика,
ограждающая душу и тело от демонов. Кто будет держать ее при себе, на того
бесы без страха и взглянуть не посмеют".
Такси нырнуло в темный тоннель.
Маккей поглаживал кончиками пальцев страницы, переснятые для него
библиотекарем. Теперь его снедал страх: могут ли недолговечные слова -
слова, ничего более - защитить от такого создания? И если да, то что
убережет их лучше самой "Лорики святого Патрика", единодушно почитавшейся
древними творением самого святого, "Лорики", которую долгое время высоко
ценили и кельты, и саксы, видевшие в ней надежное средство защиты от
ужаса, разгуливающего во мраке.
Сила, в некоторых случаях обитающая даже в принадлежавших ему вещах.
Они выехали из тоннеля.
Теперь они подъезжали к мосту Трайборо.
Маккей обернулся и выглянул заднее окно. Меж высоких многоквартирных
домов садилось солнце, красное, как гневное око Балора. Они ехали в
темноту, прочь от угасающего света.
Опустив взгляд к лежавшим у него на коленях страницам, Маккей наудачу
прочитывал отдельные фразы. Среди прочего "Лорика" взывала к свету - к
свету во всех его формах.
"Сегодня меня подъемлет
сила небес:
свет Солнца,
сияние Луны,
великолепие огня,
быстрота молнии,
глубина моря,
неколебимость тверди земной..."
Профессор скользнул взглядом по странице сверху вниз. Ему в глаза
бросилась другая фраза:
"Все силы сии призываю я ныне стать между мною и порождениями зла:
противу всякой жестокой безжалостной силы, какая может восстать на тело
мое и душу..."
Профессор задумался: защита от жестоких, безжалостных сил иного мира,
вроде тех, которых "не увидишь при свете дня, и внутри их - тьма,
потрясаемая ледяными страстями"?
Может быть.
Теперь они проезжали кладбище. Справа теснились белые от крыл
каменных ангелов надгробия. Маккей недоумевал: может ли в наши дни
благословение рядового священника, епископа, даже архиепископа, обеспечить
подобную же защиту. Ему хотелось бы так думать. Но, вспомнив неудачное
изгнание беса в Куниэне, он отчего-то засомневался.
Они въезжали на пологий, перегороженный заслонкой въезд в аэропорт.
Маккей закрыл чемоданчик.
Он довольно неохотно выпустил его из рук, чтобы отправить через
рентгеновскую камеру службы безопасности.
Вытянув шею, профессор пытался разглядеть, что показывает экран
монитора. Неясное пятно. Бумаги. Просто-напросто бумаги. Он торопливо
вписал в билет свое имя и адрес, прошел под навесом мимо полисмена с
карманной рацией, вышел на летное поле и занял место в очереди на посадку.
Когда Маккей вышел из терминала Логанского аэропорта, дул холодный
ветер.
Он попытался дозвониться до Киттреджей из таксофона в полутемном
помещении стоянки. Линия была занята. Он подождал, еще раз набрал номер. И
опять услышал короткие гудки.
Маккей шепотом выругался.
Шагая к машине, он обнаружил, что тревожно поглядывает на пятна тени
между машинами на стоянке. Дважды, испытав такое чувство, будто кто-то или
что-то следит за ним, он нервно оборачивался. Но никого и ничего не
увидел.
Он быстро забрался в машину и запер все дверцы.
Протягивая человеку в будке плату за парковку, профессор хмурился,
гадая, как будет объяснять все это Киттреджам. Разве можно было ожидать,
что кто-нибудь (особенно с таким скептическим складом ума, как у Шона)
поверит подобной истории? Поскольку интересы боггана как будто бы были
сосредоточены на Энджеле, возможно, следовало потихоньку подсунуть ей
экземпляр "Лорики" с указанием постоянно держать при себе, пока не
объявится камень. Решать же, вводить Шона в курс дела или нет, можно было
предоставить самой Энджеле. Потом, когда камень снова объявился бы (а
профессор чувствовал, что тот появится непременно), кто-нибудь - он сам
или один из них - мог бы съездить с ним обратно в Кашель, для защиты
прихватив "Лорику".
Заняв место в ряду машин, ожидавших своей очереди проехать через
Самнер-тоннель, Маккей покачал головой. С обеих сторон, озаряя
однообразный грязно-белый кафель, проносились тусклые полоски света. Идея
была неправдоподобной, невероятной целиком и полностью. И все же теперь
профессор не осмеливался усомниться. Рассказ Шона, отвратительный
истекающий кровью труп Холлэндера, разбитая витрина и то, что сегодня
сложилось по кусочкам, оставляли немного места для сомнений. Пусть даже
объективное существование боггана оказалось бы иллюзией, фантазией старика
- одно Маккей знал твердо, так подсказывало ему чутье: камень воплощал в
себе зло, и его нужно было вернуть в Кашель.
Он поехал по Сорроу-драйв и Бэй-роуд. Слева промелькнула знакомая
вывеска "Юнион Ойстер Хаус", за ней - серая громада "Массачусетс
Дженерал". Возле Массачусетс-авеню он опять свернул влево, на
Мальборо-стрит.
В 7:45 профессор подъехал к своему дому.
Дом был погружен в темноту.
Он включил свет в холле и, даже не взглянув на газеты, отложил их на
этажерку. При этом он мельком увидел в зеркале свою спутанную ветром
шевелюру.
Профессор прошел в кабинет, щелкнул выключателем у двери, положил
чемоданчик на обитый кожей стул и живо двинулся к буфету, где держал
спиртное. Чувствуя себя вконец измученным и испуганным, он ледяными руками
налил глоток брэнди и осушил его. Повернувшись к письменному столу, Маккей
зажег латунную настольную лампу и коротко глянул на раскрытый томик,
который все еще лежал там со вчерашнего вечера. "Языческая кельтская
Британия" Росса. Открытая на странице, посвященной кельтским головам.
Хмурясь, профессор снял телефонную трубку и снова набрал номер Киттреджей.
Все еще было занято. Снедаемый нетерпением, он вызвал оператора. Пока та
проверяла номер, Маккей пристально разглядывал придавленное кружкой с
карандашами письмо Ашервуда. Оператор вернулась на линию.
- Прошу прощения, сэр. Номер, который вы набираете, неисправен.
Он попросил ее сообщить об этом. Оператор ответила согласием.
Маккей повесил трубку и ненадолго остановил пристальный, угрюмый
взгляд на странице, где говорилось о кельтских головах. Он думал про
Холлэндера. Закрыв книгу, он выключил лампу, подошел к стулу и открыл
чемоданчик. И уставился на лежавшую там копию "Лорики". Что-то
подсказывало ему, что нельзя терять времени, что каждая потерянная секунда
играет на руку твари. Она убила Холлэндера и под покровом темноты
вырвалась из Института. День она, должно быть, провела в обличье камня, а
теперь снова примется действовать... и сколько пройдет времени прежде, чем
она отыщет дорогу "домой", в Уолтхэм?
"Лорика" могла оказаться действенным - или же бесполезным - средством
против воплощенного в боггане зла, однако что-то подсказывало профессору,
что он должен как можно скорее отвезти ее Киттреджам. Возможно, на поверку
вышло бы, что этот жест лишен смысла, что это попросту предрассудок - но
профессору уже было не до таких вещей, как чувство собственного
достоинства или даже благоразумие.
Он закрыл чемоданчик, подхватил его и вышел из комнаты, выключив свет
и решительно захлопнув за собой дверь.
В коридоре он постоял, принимая решение. В Уолтхэме наверняка дул
холодный ветер.
Поставив чемоданчик на столик в холле, профессор поднялся в спальню.
Не потрудившись включить свет, он раскрыл большой стенной шкаф и
внимательно осмотрел висящие в ряд пальто. Не настолько холодно, решил он,
выбирая кашне.
Забрасывая конец шарфа за спину, он спустился по лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39