Второй "фашистский" отпечаток
просто наложился на первый "конквистадорский".
- Толково объяснил, Сашок. А как образовался периферийный мир Бормана, то
есть Супайпа Уасин?
- Это резонансное явление, вторичный отпечаток, как бы второй круг на воде
от брошенного камня. Вторичный, нижний мир - он еще более сырой,
демонический, эктоплазменный. Почему в один "хрональный карман" попал
полковник Максимов, а в другой - рейхсляйтер Борман, мне никак не
разобраться. Может, это связано с персональным уровнем "демоничности" и
"злобесности". Но сейчас отпечатки как бы разглаживаются, вторичный мир
поглощает первичный и, похоже, не прочь вернуться в метрополию в виде
большого "подарка".
- Между прочим, в мире, придуманном Борманом, все как в родной метрополии:
и дома, и стулья, и туалетная бумага,- только я играю роль не
железнодородника и даже не водопроводчика, а самого натурального
Чудотворца.
- Я догадываюсь, Егор, что творится в бормановском Супайпа Уасин, хотя мне
туда доступ закрыт. Едва эта адская реальность достаточно окрепнет, то
внедрится в мир-метрополию, также как вирус входит в организм человека.
Последствия трудно представить...
- Мне не трудно. Я тут все на своей шкуре испытываю, как белая мышь, пока
ты там на компьютере поигрываешь. Хоть бы написал письмо в прессу,
заклеймил бы позором то, что здесь творится...
Беспокойный Крейн не дал досказать.
- Да утихни ты... Думаешь, мне тут приятно в палатке прозябать, без вина,
без пива? И кроме того, злокозненный "подарочек" пожаловал бы в
организованный космос гораздо быстрее, если бы Супайпа-Борман отыскал меня
вместе с навигационным прибором. А так ему приходится переминаться с ноги
на ногу в ожидании... Пару раз его посланцы чуть не нападали на мой след,
но я сплавлял их перуанской полиции как наркоманов и партизан.
- А теперь ты умолкни насчет своего мужества и героизма, я другое скажу...
Тут я заметил, что в тоннеле заметно посветлело, а в свою очередь Крейн
стал таять и стремится к полной незаметности.
- Ты куда, Саша? Побудь еще немного, я тебе и чичу скоро налью.
- Я сейчас в хилом эктоплазменном теле, поэтому на свету начинаю
распадаться. Кроме того, есть смысл не засвечиваться мне здесь. А тебе,
чтобы справиться с "подарком" Бормана, надо уметь обращаться с эктоплазмой.
"Дрессировать" ее с помощью энергии сдвига. Использовать
энергоинформационные узлы, которые именуются уаками. Один из них "завязан"
в храме Луны, тебе больше не стоит туда лезть. Но есть и другие - через
которые происходит накатывание нижнего мира. Особенно важна Титикака со
священным островом. Наверняка, туда и двинет Уайна Капак, так что поспеши
со своим отрядом.
- Обижаешь, у меня не отряд, а целое войско, семь тысяч дубин. К сожалению,
не могу сказать, семь тысяч голов.
- Избавься от балласта, в решающий момент он помешает.
- Да и без тебя знаю, умник...
Крейна поблизости уже не было. Растаял. Наверное, в своем организованном, а
также расхристанном и уязвимом космосе-метрополии, отправился почитать
газетку в сортир.
19.
В Мойок-Марке был оставлен гарнизон - примерно пять тысяч удальцов. Имелась
уверенность, что за неделю они все разбегутся.
Для продолжения кампании было отобрано примерно две тысячи - в первую
очередь из товарищей дикарей, и тех инков, у кого физиономии выглядели
менее сонными. Чтобы ускорить процесс отсеивания ненужных кадров, я устроил
соревнования по шашкам, стрельбе, вольной борьбе, футболу, волейболу,
арм-реслингу, спортивному ориентированию и разгадыванию ребусов. К
сожалению, в число отобранных не попала девушка Часка. Я не желал больше
держать при себе закодированную рабыню-шпионку. Кем же еще могла быть
Часка, если даже Нина Леви-Чивитта меня продала? Да еще хотелось избавиться
от изрядно досаждавшей мне бабы-ягуарихи. Естественно, я дал страшную
нерушимую клятвы не брать в рот коки-куки, невзирая ни какую жару-жажду и
голод-холод.
На военном совете мне удалось навязать соратникам мысль, что идти на
столицу еще рано, надо закалиться в боях и заиметь крепкий тыл. А для этого
идеально подходит озеро Титикака в краю Пуно, где помимо рыбной ловли и
охоты на водоплавающих птиц, можно кормиться картохой, маниокой и другой
едой из запасов, накопленных для строителей дамбы и жрецов, обитателей
священного острова.
Двигаться предстояло в гору вдоль русла быстрой, но мелководной речушки
Апуримак, а затем по дороге, проложенной по горным долинам, вплоть до
самого озера. Стоит отметить, что по сравнению с настоящим Перу, западные
склоны гор и межгорная Сьерра в периферийном мире были куда более влажными
и заросшими. Впрочем, так оно может и выглядело в древности.
После отборочных мероприятий войско смотрелось достаточно боеспособным и
бравым. Еще в крепости солдаты переоделись в трофейные плащи и стеганные
хлопчатобумажные панцыри, а на голову каждый напялил крепкий шлем из
панцыря черепахи.
Однако сыро стало не только в смысле влажности, но и в эктоплазматическом
плане, облако зла все более окутывало двигающееся войско. Солнце смотрело
малоприятной мордой ягуара, из-за облаков зыркал громовой демон. Сама земля
вела себя недружественно и вытягивала все силы. Обессиленные ноги вдруг
начинали прилипать к почве, как будто она была намазана клеем или приобрела
заряд магнетизма. Даже наши ладони и то липкими стали, густой склизкий пот
затягивал лоб и спину. На этой земле замедлялось, таяло, исчезало наше
время, воля к победе тоже испарялась. В этих случаях помогало только кофе,
зычные матерные крики и переход на скользящий лыжный шаг.
В других случаях, особенно на склонах покруче, злобная поверхность начинала
отбрасывать руки, ноги и копыта, отчего срывались и летели вниз воины,
носильщики и навьюченные ламы. Теперь наши ладони были совершенно сухими,
движения конвульсивными, быстрыми - время явно ускорялось. Облегчение
наступало лишь при употреблении коки и прочих видах расслабона. Но
продвигаться надо было не сколько вверх, сколько вбок, отчего мы сбивались
с пути и плутали между древовидных папоротников и сумрачных плаунов.
Короче, войско превращалось в блуждающую толпу.
Где-то к вечеру, когда люди, не обращая ни на что внимания, тяжело тащились
на очередную высоту и вдумчиво цеплялись за стволы огромных бамбуков, нас
встретил огневой рубеж. За деревьями и камнями спрятались паршивцы,
подосланные Уайна Капаком, и лупили по нам. Я вначале даже не смог
распознать, сколько их, потому что помимо обычного огнестрельного оружия,
пистолет-пулеметов и винтовок, у них имелось кое-что похуже. Огнеплюйные
трубки, так бы я это назвал. Их высокотемпературные импульсы прожигали
насквозь моих солдат, одного за другим. Я такую трубочку рассмотрел, когда
мы прикончили первого врага - и все равно не слишком понятно было, как она
устроена. Ничего знакомого и чересчур проста на вид. Как ни странно,
"сивильник" не показывал, что противник серьезен. Обычные "червячки" на
экране. Словно мы сами придумали эти огнеплюйные трубки. В то время я еще
не мог понять подобное утверждение своей мудрой "Сивиллы".
Народ у нас запаниковал, опять-таки обессилел от страха, кого из бойцов
посекли, кто сам залег. Я шлепнул одного своего солдатика по щеке, для
придания бодрости... а у него вся половина лица краснющая стала, в
кровоподтеках, как будто полная потеря сопротивляемости случилась у
организма. Так может, огненные плевки в значительной степени фикция - вдруг
мы сами себя калечим?
Чтобы обтечь врага с флангов, и думать не приходилось - непонятно, где
располагались наши фланги. Оставалось последнее: сконцентрировать какие-то
силенки и ударить в центре. Я и сам дрейфил, но потом запсиховал и
остервенел по поводу того, что не могу даже роту поднять в атаку - и при
том у меня под командованием две тысячи "штыков". Короче, я перестал
дрейфить только, когда начал материть и отвешивать зуботычины своим
солдафонам. Огненные плевки пару раз даже попали на меня, но ничего, не
навредили, как будто испугались моей свирепости. Наконец, я повстречал
Кукина, который прикладом подгонял взвод индюшек.
И мы пошли вперед - то он меня прикрывает, то я его. Я уже упоминал, что
пули тут клепают не всегда как надо, но поскольку вливал тяжелую свирепость
в каждый свой выстрел, то получалось неплохо. Я даже видел багровые стежки
ненависти, которые прошли в сторону врагов - и вдоль них летели мои
свинцовые плюхи. В самый решающий момент боевого соприкосновения истощился
рожок моего автомата и как раз из-за укрытия на меня вылез здоровенный воин
орла в очень стремном доспехе. На нем была сплошная металлическая броня,
шлем в виде ягуарьей головы, нагрудник, пояс и передник - все из
серебристых чешуек. Очень подвижных, словно текущих пластин. Вдобавок в
руках меч, чего у инков отродясь не водилось.
Разглядывать долго не пришлось, потому что клинок обрушился на меня, а инка
закричал: "За родину, за Уайна Капака!". Я естественным движением
заслонился своим "калашниковым", но почувствовал, как хлынула от меча
острая сила. Однако решил не безвольничать и предпринял дополнительные меры
- вильнул назад и в сторону. И правильно сделал, инкский клинок рассек
хваленую тульскую сталь и даже меня немного достал, его кончик чиркнул по
моей щеке и груди. Хорошо, что ярость пересилила боль; я заблокировал
упавшую вниз руку врага, дернул его на себя и сделал подсечку. Он стал
падать, да я еще помог ему, двинув локтем по кумполу. А потом мне попался
обрубок калашниковского ствола вместе со штыком. Его и засадил воину орла
куда-то под забрало, чтоб больше не рыпался. При этом видел, как и моя
рука, и штык, озарились багрянцем и обросли ненадолго красными нитями,
словно волосами.
А ощущения такие неприятные были, что меня всего передернуло.
Одному моему приятелю-менту какая-то пьяная свинья на памятной московской
демонстрации ткнула заточкой под шлем. Полсантиметра до мозга не дошла. Но
у меня сейчас выхода не было. Ну, разве что сунуть врагу лимонку под
передник. Короче, я лимонку сохранил и швырнул ее в группу бронированных
молодцов, ринувшихся на меня вниз по склону. Всех по счастью уложил и
оказался позади вражеской цепи. Толку от этого был бы ноль - ведь автомат
пропал - но тут ко мне прорвался Кукин со своим "РПК". После рассечения
вражеского порядка, напавшие бойцы присмирели и стали потихоньку отступать.
Не слушались даже какого-то типчика, похожего на жрецы-политрука, который
махал пистолетом и штандартом в виде метелки из перьев гиацинтового
попугая. Впрочем, политрука скоро накрыл гранатой Николай. А когда мои
ребята почувствовали себя увереннее, то неприятели быстро стухли и исчезли,
скрывшись за гребнем высоты.
Туда вскоре поднялись и мы. Можно было устроить привал, подсчитать потери -
их было до сорока убитых, в том числе Хусейн с прожженой спиной - и
поразглядывать трофейные огнеплюйные трубки и доспехи.
Чешуйчатая, а вернее пластинчатая броня явно держалась за счет демонических
сил, которые вредительски использовали эктоплазму. По крайней мере, на
наших телах она просто разваливалась. А трофейные трубочки в наших руках
плевались чем-то похожим на бенгальские огни - покалывало, но не прожигало.
Получилось, в самом деле, что убивало и увечило нас фиктивное, но
эффективное оружие, которое действовало за счет энергии сдвига,
вычерпываемой из наших хилых душ паразитами-демонами.
Едва мы попеняли на инкский пандемониум, как стемнело и пришла новая
напасть. Не сразу, конечно. Сперва мы разбили лагерь, выставили посты,
натянули гамаки и разожгли костры. Пока мы это проделывали, уже сумятица
была, все действовали вразнобой, резко, бестолково, несогласованно, словно
какое-то расщепление времени произошло. Вдобавок в голове сотни разных
мыслей мелькало, и ни одна не могла закрепиться. Просто шизия натуральная.
И вдруг на нас хлынула тьма насекомых, от полубезобидных комаров до весьма
обидных скорпионов, ядовитых пауков, многоножек, и самое страшное -
муравьиных семейств. Все эти канальи бежали к нам наперегонки со всей
округи. Чему предшествовала наступившая вдруг тишина со стороны обезьян и
птиц.
Склоны, заросшие кривыми деревцами, лианами и папортниками, наполнились не
только жужжанием, писком, щелкающими звуками, но жалкими стонами и
жалобными криками моей армии.
В свете факелов я видел сплошь облепленных муравьями людей, которые бежали
не куда-нибудь, а к своим товарищам, словно стремились поделиться с ними
радостью. Кто-то резво карабкался на дерево, но вскоре падал под ударами
десятков жал и сотен челюстей. Кто-то бестолково молотил палицей, просто,
чтобы отвлечься от ядовитых укусов, но силы так иссякали еще быстрее и
обессиленное тело после затухающего трепыхания застывало где-нибудь в
кустах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39