Там в несколько рядов
выстроились идолы всех уровней преисподней, земли, воздуха и различных
небесных градаций. Видимо, Луна считалась женской связующей силой между
всеми отделами и департаментами мироздания. В то же время, гордый древочлен
"олицетворял" мужское связующее начало, так сказать исполнительскую
вертикаль.
В середине "литургии" состоялось подношение даров. Несколько охмуренных
психотропной похлебкой человечков без особого волнения, даже с энтузиазмом,
сунули свои головы в "детородный орган", то есть череп с зубами. Механизм
сработал, дергающиеся тела были втянуты внутрь богини, брызнувшей кровью же
был вымазан ее плодоносящий живот.
Затем несколько руководящих особ в плащах из голубиных перьев целовали и
обнимали этот обагренный животик, приобщаясь к сверхъественным силам.
Начальники тоже трепыхались, но более радостно, как будто вступали в
интимное общение с богиней. Соответственно, и избранницы, и жрецы распевали
хвалебные гимны в адрес сластолюбивой и плодородной Кильи.
Во время всей церемонии я искал куда бы сунуться и обнаружил, наконец,
статую полукрокодила-полугражданина, за которой можно было вполне
схорониться. В конце, когда избранницы развернулись налево, чтобы очистить
ярус, я юркнул в пыльную щель за этим скульптурным монстром.
Когда я покинул нишу, подземный храм был уже пуст и, наверное, заперт.
Впрочем, я еще не размышлял о том, как придется выбираться наружу. Ведь
меня ждала исследовательская работа.
Для начала пригодилась веревка с грузилом на конце, доселе обмотанная
вокруг тела,- чтобы попасть в алтарную часть храма. Я набросил отяжеленный
кончик на шею какого-то каменного изверга (с ожерельем из отрезанных
пальцев на толстой шее) и переместился вниз.
Здесь ощущения переменились. Пространство словно было пронизано голубыми
вибрирующими нитями, которые исходили из живота Кильи. Пронизывали они и
меня. Во мне сразу активизировалось мужское начало. От взгляда на мировой
древочлен оно еще только укрепилось. Я пошел, вернее потек вдоль этих
легких, но ощутимых вибраций, которые тянули меня к Ней. И вскоре она уже
не казалась такой дурнушкой. То есть, облик ее не изменился в лучшую
сторону, но словно насытился другим содержанием. Я стал тем, для кого эта
страшила выглядела прельстительной красавицей. Наступили желто-черные
сумерки. Золотой свет соединился с мраком ночи в шкуре ягуара. Такова была
суть Луны, которая и раньше представала передо мной в виде дамы-ягуарши.
Я обнял Ее и Она сделалась для меня слаще, чем и Нина, и Часка, и все
прочие дамы вместе взятые. Весь этот четырехугольный мир сделался нашим
домом свиданий. Комок огненных мужских вибраций вошел в ее зыбкое
прохладное тело, полное женского трепета. Все это имело глобальное
значение. Благодаря нашему соитию росли скалы и распускались цветы,
соединялись брачными узами миллионы живых существ. Вот что я учудил.
После этого дела Она, сверкнув ягуарьей пастью, превратилась в серую
пустоту, которая принялась активно втягивать мое тело. Вначале я не
возражал против свободного падения, но потом внизу возникли малоприятные
багровые сумерки, которые разрастаясь, быстро охватили меня.
Я снова оказался в том же подземном храме, вернее, в каком-то его
отражении, где Килья была совсем живая и невыразимо страшная, нисколько не
притягательная. Сосущая ее груди обезьяна ловко вертела топором. Каменная
баба повела себя агрессивно, я предусмотрительно попытался флиртануть с
ней, но она опрокинула меня, невзирая на мои удары "уширо гери" и "мае
гери". А потом обезьяна раскроила мне голову своим топором.
Черт, куда это заманила меня Нинка, в настоящую преисподнюю.
Темя раскрылось словно огромные ворота. И в них стали вступать монстры:
пузатая Килья-Луна с обезьяной-убийцей на шее, огненный громовик Париакака
с красным испепеляющим языком, богиня вод и плодородия Чаупиньямки с
головой змеи, земная мать Пачамама без головы, с грудями до полу и
загребущими звериными лапами, бог воздуха Токапу с круглыми птичьими
глазами, морская богиня Мамакоча с извилистым змеиным телом. А дальше
согласно табелю о рангах шли и летели боги-держатели, боги холода и льда,
боги звезд, боги дождя и небес, безголовые боги-созидатели и
боги-разрушители с головами ягуаров. Цепочку начальствующих личностей
замыкал Супайпа с черно-желтым лицом, клыками и дымящимся зеркалом в руках.
Черно-желтое лицо стало небосводом, на фоне которого появились морщинистая
голова кондора с неотрывно следящим глазом и зазубренная морда ящера.
Я поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел к выходу из храма.
Дворцовый комплекс Кориканчи теперь напоминал внутренности какого-то
чудовища. Часть из них уже сгнила, но сквозь гнилье прорастала новая плоть,
которая была чем-то средним между мясом и камнем.
Порой это было красиво - спинной хребет и прилагающиеся к нему ребра
выглядели галереей, своды черепа напоминали большой прохладный зал. И стены
и потолки, и колонны были сделаны из каменного мяса, нервов и костей.
Короче, Кориканча производила теперь впечатление живого существа.
Я шел на слабый свет и, в итоге, попал не в какой-то царский покой, а в
кабинет высокопоставленного бюрократа.
- Твое путешествие закончилось, Хвостов, мы посылаем тебя назад.
Неподалеку от окна, сквозь которое проглядывали желто-черные сумерки, стоял
приземистый и круглоголовый мужичок преклонных лет в хорошо начищенных
сапогах. Он, не глядя на меня, продолжал высказываться уверенным ровным
голосом:
- Мне до сих пор снится тот весенний вечер в Берлине сорок пятого. Погибала
великая идея, я шел вместе с кем-то за танком, потом взрыв. Я отполз от
кровавого месива, спустился в канализационный люк, там встретился с
преданными мне людьми. И через двое суток был на борту подводной лодки...
- Вы секретарь партии НСДАП Мартин Борман?- решил я подтвердить свою
догадку.
- Да, я - рейхсляйтер Мартин Борман, тот, что не давал покоя партийному
чиновничеству и номенклатуре. Затем я стал Манко Капаком, первым Верховным
Инкой Зазеркалья. Кто я такой сейчас - тебе известно.
- А кто тогда Уайна Капак?
- Сейчас мой заместитель по среднему миру, а некогда советский разведчик
полковник Максимов. Раненный во время одной из первых бомбежек Берлина, он
в бреду кричал по-русски: "Мама, клюквы!", и я прихватил его. Но как ни
странно, не уничтожил. Напротив, он как бы завербовал меня. Я всегда ощущал
симпатии к мировому рабочему движению. Рабочие чем-то напоминают мне
троллей.
- Нина привела меня к вам?
- А ты как думал, Хвостов? Дурочка из "Моссад" явилась ко мне за своим
жидовским золотом. Но золотко уже сослужило службу, образовав своей
жизненной энергией этот, так сказать, периферийный мир. Золото - очень
сильный аккумулятор, хотя многие меркантилисты-капиталисты забывают о его
магическом значении. А теперь благодаря Ниночке Леви мы сделали из тебя
бомбу для завоевания такого большого такого цивилизованного
мира-метрополии.
Мирный такой на вид толстячок, а чувствуется, что правду говорит.
- Я бомба для базового мира-метрополии? Но ведь Уайна Капак поручил мне
быть бунтовщиком в его периферийном мире. Объясните в популярном виде,
почему такой разнобой?
- Никакого разнобоя, Хвостов. Ты стал бунтовщиком, чтобы не превратиться в
обычного чурку. Ты посредник между мирами, половина твоей головы
принадлежит метрополии, половина - нам. Поэтому тебе и предстоит
осчастливливать мир-метрополию. Боюсь, что именно тебе, а не мне воздвигнут
памятник при жизни.
- Отсюда я могу попасть домой?
- Можешь открыть эту дверь и очутиться дома. Быть нашей бомбой, вот
увидишь, занятие приятное и безболезненное. Я, конечно, упростил, но дело
обстоит примерно так. Для ближайшей точки перехода наступило время
положительной пульсации. Поэтому ты и оказался у меня в гостях.
Совершенно ясно теперь, из какой дыры брались загадочные "среднеазиаты".
Борману все известно о точках перехода. Но самое неприятное, что я
по-прежнему претворяю в жизнь планы "инкских" главарей.
Короткошеий пенсионер, он же по совместительству владыка нижнего мира,
продолжал говорить уверенно, понятно и дружелюбно.
- Мой юный друг, проблемы с резонансными точками и навигацией перехода мы в
принципе решили, причем давно. Ты станешь как бы нашей дискетой, мы
начинили тебя новой программой, способной перенастроить базовый мир,
который, соответственно, вполне представим в виде компьютера. Как видишь,
мы в курсе всех последних веяний в технике и науке.
- Ну, если в курсе, тогда ваша дискета начинена компьютерными вирусами...
А, кстати, давно вы меня пасете?- попытался разведать я.
- Ну и как ты думаешь, малыш? Мы давно сделали ставку на тебя. А людей
ненужных и опасных мы убирали. Например, генерала Сайко и майора Фролова,
за которыми мы следили с той поры, как высадилась на нашем берегу советская
морская пехота. Когда настал твой черед, тебя взяли за ручку и повели. Куда
нам надо. Но я думаю, ты тоже в накладе не останешься.
- Извините, гражданин начальник, но в мире-метрополии со мной вы чикаться
не собирались.
- Напротив, мы тебя спасали от людей Аслана. Это был очень серьезный
бандит, хищный такой, не просто боевик, а один из главарей
религиозно-террористической организации. Он бы тебя выжал, а потом бы
повесил за яйца.
- По-моему, ваш посланец едва не прирезал меня в госпитале.
- Захотел бы, так прирезал. У него, Егор, было две задачи, покончить с
Крыловым и одновременно отвести от тебя подозрения. В подвале же
"Хроноскафа" наши люди стреляли только по Кукину. В поезде, в бассейне и в
институте тебя, дурачок, никто не собирался убивать. Тебя, напротив, хотели
сберечь, отсекая при том лишних людей.
Да, неплохая работа, если не врет. Я подошел к двери.
- Можно глянуть, начальник?
- Само собой.
Я, осторожно приоткрыл. Там была моя хаза. Моя неприбранная квартирка,
такое тихое, засаленное, уютное гнездышко. А сам переход из иного мира в
родную метрополию находился на месте двери, заколоченной еще во время
революционных свершений (пролетариям не требовались анфилады комнат).
- Иногда у нас фокусировка не слишком точная. Но сейчас - в яблочко,-
пояснил партайгеноссе.
Ну что ж, один шаг. И я дома. Возможно, ничего особенного в ближайшее время
не случится.
- Тебе будет не хуже других, а лучше.- откликнулся высокий адский
начальник, просканировавший мои мысли.
- Но я в каком-то смысле должен отдать вам свою душу.
- Но с другими мы вообще не церемонимся... Если хочешь, Егор, отпустим
вслед за тобой Нину, хотя, честно говоря, жидков я не люблю выпускать из
своих лапок целенькими.
- А Часку можно взять?
- Часку - нет. Экий ты хваткий, товарищ Хвостов. Ее программа еще не
отработана. Кроме того, Часку кодировал Максимов и не мне в это дело лезть,
все-таки я - нижний, а он - верхний.
Я снова открыл дверь. Теперь за ней была не слишком приятного вида долина.
- А куда ж подевалась комната?
- Да я, как опытный режисссер, использовал образный прием, необходимый для
вызывания ностальгии. Попасть домой все же не так просто. Эта долина - и
есть точка перехода, если точнее межпространственная "коробка передач". Но
там тебя проводят, куда надо.
Я вышел и, закрыв дверь за собой, сделал несколько шагов вперед. Потом
оглянулся назад - ничего, кроме группки кактусов.
Кто же должен провожать? Я подумал, что на языке Мартина Бормана слово
"проводить", возможно, означает - стрельнуть в затылок. Я в растерянности
поозирался и никакого живого объекта-субъекта поблизости не зафиксировал,
однако заметна была цепочка следов, уходящая к холмам, где как мне
казалось, что-то посверкивало. Это, наверное, и есть проводка.
Где-то полчаса спустя надо мной закружила большая птица, похоже, что
журавль. Она явно намекала, что чесать надо совсем в другую сторону.
Журавль. То есть, crane, крейн. Так это же фамилия моего дружка Сашки.
Неужели это он так хитро замаскировался?
- Сашка, это ты?
Птица приземлилась и пару раз присела. В знак согласия, что ли? Потом взяла
курс в сторону от холмов. Что делать - я свернул за ней. И тут передо мной
появились неприятности. Сначала груды камней и кактусовые заросли. Потом на
вершине какой-то глыбы возникла недружелюбная ягуарья самка собственной
персоной.
Тут уж ничего не попишешь. Я сразу обессилел, ноги перестали меня нести на
встречу с желто-черной красавицей. Невзирая на жалобные крики журавля,
пришлось свернуть в прежнюю сторону, чтобы с максимальной резвостью
убраться подальше от ягуарихи. И где-то час спустя я оказался на вершине
холма. Здесь стояло несколько монолитов, вроде тех, что применяются
индюшками для слежения за звездами.
Я прошел в рамку, образованную громадными каменюками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
выстроились идолы всех уровней преисподней, земли, воздуха и различных
небесных градаций. Видимо, Луна считалась женской связующей силой между
всеми отделами и департаментами мироздания. В то же время, гордый древочлен
"олицетворял" мужское связующее начало, так сказать исполнительскую
вертикаль.
В середине "литургии" состоялось подношение даров. Несколько охмуренных
психотропной похлебкой человечков без особого волнения, даже с энтузиазмом,
сунули свои головы в "детородный орган", то есть череп с зубами. Механизм
сработал, дергающиеся тела были втянуты внутрь богини, брызнувшей кровью же
был вымазан ее плодоносящий живот.
Затем несколько руководящих особ в плащах из голубиных перьев целовали и
обнимали этот обагренный животик, приобщаясь к сверхъественным силам.
Начальники тоже трепыхались, но более радостно, как будто вступали в
интимное общение с богиней. Соответственно, и избранницы, и жрецы распевали
хвалебные гимны в адрес сластолюбивой и плодородной Кильи.
Во время всей церемонии я искал куда бы сунуться и обнаружил, наконец,
статую полукрокодила-полугражданина, за которой можно было вполне
схорониться. В конце, когда избранницы развернулись налево, чтобы очистить
ярус, я юркнул в пыльную щель за этим скульптурным монстром.
Когда я покинул нишу, подземный храм был уже пуст и, наверное, заперт.
Впрочем, я еще не размышлял о том, как придется выбираться наружу. Ведь
меня ждала исследовательская работа.
Для начала пригодилась веревка с грузилом на конце, доселе обмотанная
вокруг тела,- чтобы попасть в алтарную часть храма. Я набросил отяжеленный
кончик на шею какого-то каменного изверга (с ожерельем из отрезанных
пальцев на толстой шее) и переместился вниз.
Здесь ощущения переменились. Пространство словно было пронизано голубыми
вибрирующими нитями, которые исходили из живота Кильи. Пронизывали они и
меня. Во мне сразу активизировалось мужское начало. От взгляда на мировой
древочлен оно еще только укрепилось. Я пошел, вернее потек вдоль этих
легких, но ощутимых вибраций, которые тянули меня к Ней. И вскоре она уже
не казалась такой дурнушкой. То есть, облик ее не изменился в лучшую
сторону, но словно насытился другим содержанием. Я стал тем, для кого эта
страшила выглядела прельстительной красавицей. Наступили желто-черные
сумерки. Золотой свет соединился с мраком ночи в шкуре ягуара. Такова была
суть Луны, которая и раньше представала передо мной в виде дамы-ягуарши.
Я обнял Ее и Она сделалась для меня слаще, чем и Нина, и Часка, и все
прочие дамы вместе взятые. Весь этот четырехугольный мир сделался нашим
домом свиданий. Комок огненных мужских вибраций вошел в ее зыбкое
прохладное тело, полное женского трепета. Все это имело глобальное
значение. Благодаря нашему соитию росли скалы и распускались цветы,
соединялись брачными узами миллионы живых существ. Вот что я учудил.
После этого дела Она, сверкнув ягуарьей пастью, превратилась в серую
пустоту, которая принялась активно втягивать мое тело. Вначале я не
возражал против свободного падения, но потом внизу возникли малоприятные
багровые сумерки, которые разрастаясь, быстро охватили меня.
Я снова оказался в том же подземном храме, вернее, в каком-то его
отражении, где Килья была совсем живая и невыразимо страшная, нисколько не
притягательная. Сосущая ее груди обезьяна ловко вертела топором. Каменная
баба повела себя агрессивно, я предусмотрительно попытался флиртануть с
ней, но она опрокинула меня, невзирая на мои удары "уширо гери" и "мае
гери". А потом обезьяна раскроила мне голову своим топором.
Черт, куда это заманила меня Нинка, в настоящую преисподнюю.
Темя раскрылось словно огромные ворота. И в них стали вступать монстры:
пузатая Килья-Луна с обезьяной-убийцей на шее, огненный громовик Париакака
с красным испепеляющим языком, богиня вод и плодородия Чаупиньямки с
головой змеи, земная мать Пачамама без головы, с грудями до полу и
загребущими звериными лапами, бог воздуха Токапу с круглыми птичьими
глазами, морская богиня Мамакоча с извилистым змеиным телом. А дальше
согласно табелю о рангах шли и летели боги-держатели, боги холода и льда,
боги звезд, боги дождя и небес, безголовые боги-созидатели и
боги-разрушители с головами ягуаров. Цепочку начальствующих личностей
замыкал Супайпа с черно-желтым лицом, клыками и дымящимся зеркалом в руках.
Черно-желтое лицо стало небосводом, на фоне которого появились морщинистая
голова кондора с неотрывно следящим глазом и зазубренная морда ящера.
Я поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел к выходу из храма.
Дворцовый комплекс Кориканчи теперь напоминал внутренности какого-то
чудовища. Часть из них уже сгнила, но сквозь гнилье прорастала новая плоть,
которая была чем-то средним между мясом и камнем.
Порой это было красиво - спинной хребет и прилагающиеся к нему ребра
выглядели галереей, своды черепа напоминали большой прохладный зал. И стены
и потолки, и колонны были сделаны из каменного мяса, нервов и костей.
Короче, Кориканча производила теперь впечатление живого существа.
Я шел на слабый свет и, в итоге, попал не в какой-то царский покой, а в
кабинет высокопоставленного бюрократа.
- Твое путешествие закончилось, Хвостов, мы посылаем тебя назад.
Неподалеку от окна, сквозь которое проглядывали желто-черные сумерки, стоял
приземистый и круглоголовый мужичок преклонных лет в хорошо начищенных
сапогах. Он, не глядя на меня, продолжал высказываться уверенным ровным
голосом:
- Мне до сих пор снится тот весенний вечер в Берлине сорок пятого. Погибала
великая идея, я шел вместе с кем-то за танком, потом взрыв. Я отполз от
кровавого месива, спустился в канализационный люк, там встретился с
преданными мне людьми. И через двое суток был на борту подводной лодки...
- Вы секретарь партии НСДАП Мартин Борман?- решил я подтвердить свою
догадку.
- Да, я - рейхсляйтер Мартин Борман, тот, что не давал покоя партийному
чиновничеству и номенклатуре. Затем я стал Манко Капаком, первым Верховным
Инкой Зазеркалья. Кто я такой сейчас - тебе известно.
- А кто тогда Уайна Капак?
- Сейчас мой заместитель по среднему миру, а некогда советский разведчик
полковник Максимов. Раненный во время одной из первых бомбежек Берлина, он
в бреду кричал по-русски: "Мама, клюквы!", и я прихватил его. Но как ни
странно, не уничтожил. Напротив, он как бы завербовал меня. Я всегда ощущал
симпатии к мировому рабочему движению. Рабочие чем-то напоминают мне
троллей.
- Нина привела меня к вам?
- А ты как думал, Хвостов? Дурочка из "Моссад" явилась ко мне за своим
жидовским золотом. Но золотко уже сослужило службу, образовав своей
жизненной энергией этот, так сказать, периферийный мир. Золото - очень
сильный аккумулятор, хотя многие меркантилисты-капиталисты забывают о его
магическом значении. А теперь благодаря Ниночке Леви мы сделали из тебя
бомбу для завоевания такого большого такого цивилизованного
мира-метрополии.
Мирный такой на вид толстячок, а чувствуется, что правду говорит.
- Я бомба для базового мира-метрополии? Но ведь Уайна Капак поручил мне
быть бунтовщиком в его периферийном мире. Объясните в популярном виде,
почему такой разнобой?
- Никакого разнобоя, Хвостов. Ты стал бунтовщиком, чтобы не превратиться в
обычного чурку. Ты посредник между мирами, половина твоей головы
принадлежит метрополии, половина - нам. Поэтому тебе и предстоит
осчастливливать мир-метрополию. Боюсь, что именно тебе, а не мне воздвигнут
памятник при жизни.
- Отсюда я могу попасть домой?
- Можешь открыть эту дверь и очутиться дома. Быть нашей бомбой, вот
увидишь, занятие приятное и безболезненное. Я, конечно, упростил, но дело
обстоит примерно так. Для ближайшей точки перехода наступило время
положительной пульсации. Поэтому ты и оказался у меня в гостях.
Совершенно ясно теперь, из какой дыры брались загадочные "среднеазиаты".
Борману все известно о точках перехода. Но самое неприятное, что я
по-прежнему претворяю в жизнь планы "инкских" главарей.
Короткошеий пенсионер, он же по совместительству владыка нижнего мира,
продолжал говорить уверенно, понятно и дружелюбно.
- Мой юный друг, проблемы с резонансными точками и навигацией перехода мы в
принципе решили, причем давно. Ты станешь как бы нашей дискетой, мы
начинили тебя новой программой, способной перенастроить базовый мир,
который, соответственно, вполне представим в виде компьютера. Как видишь,
мы в курсе всех последних веяний в технике и науке.
- Ну, если в курсе, тогда ваша дискета начинена компьютерными вирусами...
А, кстати, давно вы меня пасете?- попытался разведать я.
- Ну и как ты думаешь, малыш? Мы давно сделали ставку на тебя. А людей
ненужных и опасных мы убирали. Например, генерала Сайко и майора Фролова,
за которыми мы следили с той поры, как высадилась на нашем берегу советская
морская пехота. Когда настал твой черед, тебя взяли за ручку и повели. Куда
нам надо. Но я думаю, ты тоже в накладе не останешься.
- Извините, гражданин начальник, но в мире-метрополии со мной вы чикаться
не собирались.
- Напротив, мы тебя спасали от людей Аслана. Это был очень серьезный
бандит, хищный такой, не просто боевик, а один из главарей
религиозно-террористической организации. Он бы тебя выжал, а потом бы
повесил за яйца.
- По-моему, ваш посланец едва не прирезал меня в госпитале.
- Захотел бы, так прирезал. У него, Егор, было две задачи, покончить с
Крыловым и одновременно отвести от тебя подозрения. В подвале же
"Хроноскафа" наши люди стреляли только по Кукину. В поезде, в бассейне и в
институте тебя, дурачок, никто не собирался убивать. Тебя, напротив, хотели
сберечь, отсекая при том лишних людей.
Да, неплохая работа, если не врет. Я подошел к двери.
- Можно глянуть, начальник?
- Само собой.
Я, осторожно приоткрыл. Там была моя хаза. Моя неприбранная квартирка,
такое тихое, засаленное, уютное гнездышко. А сам переход из иного мира в
родную метрополию находился на месте двери, заколоченной еще во время
революционных свершений (пролетариям не требовались анфилады комнат).
- Иногда у нас фокусировка не слишком точная. Но сейчас - в яблочко,-
пояснил партайгеноссе.
Ну что ж, один шаг. И я дома. Возможно, ничего особенного в ближайшее время
не случится.
- Тебе будет не хуже других, а лучше.- откликнулся высокий адский
начальник, просканировавший мои мысли.
- Но я в каком-то смысле должен отдать вам свою душу.
- Но с другими мы вообще не церемонимся... Если хочешь, Егор, отпустим
вслед за тобой Нину, хотя, честно говоря, жидков я не люблю выпускать из
своих лапок целенькими.
- А Часку можно взять?
- Часку - нет. Экий ты хваткий, товарищ Хвостов. Ее программа еще не
отработана. Кроме того, Часку кодировал Максимов и не мне в это дело лезть,
все-таки я - нижний, а он - верхний.
Я снова открыл дверь. Теперь за ней была не слишком приятного вида долина.
- А куда ж подевалась комната?
- Да я, как опытный режисссер, использовал образный прием, необходимый для
вызывания ностальгии. Попасть домой все же не так просто. Эта долина - и
есть точка перехода, если точнее межпространственная "коробка передач". Но
там тебя проводят, куда надо.
Я вышел и, закрыв дверь за собой, сделал несколько шагов вперед. Потом
оглянулся назад - ничего, кроме группки кактусов.
Кто же должен провожать? Я подумал, что на языке Мартина Бормана слово
"проводить", возможно, означает - стрельнуть в затылок. Я в растерянности
поозирался и никакого живого объекта-субъекта поблизости не зафиксировал,
однако заметна была цепочка следов, уходящая к холмам, где как мне
казалось, что-то посверкивало. Это, наверное, и есть проводка.
Где-то полчаса спустя надо мной закружила большая птица, похоже, что
журавль. Она явно намекала, что чесать надо совсем в другую сторону.
Журавль. То есть, crane, крейн. Так это же фамилия моего дружка Сашки.
Неужели это он так хитро замаскировался?
- Сашка, это ты?
Птица приземлилась и пару раз присела. В знак согласия, что ли? Потом взяла
курс в сторону от холмов. Что делать - я свернул за ней. И тут передо мной
появились неприятности. Сначала груды камней и кактусовые заросли. Потом на
вершине какой-то глыбы возникла недружелюбная ягуарья самка собственной
персоной.
Тут уж ничего не попишешь. Я сразу обессилел, ноги перестали меня нести на
встречу с желто-черной красавицей. Невзирая на жалобные крики журавля,
пришлось свернуть в прежнюю сторону, чтобы с максимальной резвостью
убраться подальше от ягуарихи. И где-то час спустя я оказался на вершине
холма. Здесь стояло несколько монолитов, вроде тех, что применяются
индюшками для слежения за звездами.
Я прошел в рамку, образованную громадными каменюками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39