А я, как дурак, остался здесь, чтобы строить принцу благостную
рожу. Вот тут мне и захотелось завыть; тоскливо завыть, как волк в
осеннюю ночь. Но я вместо этого встал и отправился надевать доспехи.
Внизу собрались воины, которые ждали только меня, и я почувствовал,
как мои плечи потихоньку начинают подгибаться под непосильной
тяжестью.

От Лейна до Саргола никак не больше дневного перехода. Но как же
невозможно долго этот переход тянулся в такой компании! Самый молодой
из собранного с бору по сосенке отряда еще перед переправой стер себе
ногу, а потом замочил сапоги на главном мосту, и приходилось тащиться,
как улитки - ну не бросать же его, дурня, в самом деле! Да, впрочем,
добрая половина остальных выглядела не лучше. Никто бы не смог
подумать, что эти три десятка полукрестьян-полусолдат в разбитых
сапогах и заляпанных грязью плащах, которых возглавлял наемник на
гордом рыцарском коне, и есть один из ошметков блестящего воинства,
ушедшего штурмовать Кариссу.
Всю эту нелепую свиту Дэниел набрал себе совершенно случайно. он
просто встретил троих парней из эдмундовского ополчения, собравшихся
пробираться к дому, и решил отправиться вместе с ними: меньше
подозрений будет. А дальше маленький отряд начал разрастаться, как
снежный ком. На каждой дневке прибивались к нему люди и вовсе
случайные. Кого и кнутом и лаской поставил под копье барон: скостил
подати, да еще и богато наградить пообещал. Но уж если не пойдешь...
Кого-то привела в войско горькая судьба, привела так или иначе. Были
здесь и вор, прощенный за службу, и крестьянский парень, лопух и
вечный неудачник, и юный горожанин, мечтавший стать наемным солдатом
больше всего на свете... Для Дэниела они и воинами-то не были, а
назвать их врагами и вовсе язык не поворачивался. И бросить их, дорог
не знающих, костер без дыма разложить не умеющих... Не по-рыцарски это
как-то было. Да что там - не по-рыцарски, просто нечестно.
Были в такой компании и свои преимущества. Опытный воин, который
мог дать добрый совет и помочь, а мог и вздуть за леность и нытье, но
при этом не был поставлен сверху рыцарем, а просто помогал
разношерстному воинству по доброй воле, очень быстро стал всеобщим
любимцем, чем-то, вроде одного на всех старшего брата. И, возникни у
кого-нибудь сомнения, каждый поклялся бы, что видел воина Дэна на поле
боя и чуть ли не сражался с ним плечом к плечу. Поклялся, и тут же в
это уверовал бы.
Дэниел смеялся про себя, думая, каким хитрым способом обеспечил
себе тылы. А ведь и в мыслях такого не держал, просто жалко было
разгильдяев.
К холмам, на которых стоял Саргол, они вышли только поздним
вечером, в сумерках. Вдали уже виден был могучий донжон цитадели,
почти двойник карисского Альстока. Дэниел слегка удивился, увидев на
два пальца левее башни дрожащее пламя многих костров. Казалось, что
целая армия встала лагерем под стенами. Хотя, откуда было взяться той
армии?
Но все вопросы разрешились очень легко, когда они свернули направо
и начали подниматься вверх по холмам, к городу. За поворотом стоял
орденский патруль. К счастью, никого из рыцарей в нем не оказалось.
Было здесь с дюжину воинов, которых возглавлял, похоже, не менее, чем
сотник, широкоплечий мужчина с рыжей бородой. С усмешкой оглядев
разномастное воинство из десятка всадников и двух десятков пеших, он
мрачно спросил:
- Кто и куда?
Вся гоп-армия замялась, только бурчали что-то невнятное, и Дэниелу
пришлось выехать вперед.
- Сборный отряд, отступаем из-под Кариссы.
Сотник скользнул по Дэну тяжелым взглядом.
- А ты кто?
- Дэн, наемник из людей Эда де Барна.
- Значит так, наемник, въезд в город закрыт, веди своих вон туда.
Сотник махнул кольчужной рукавицей в сторону костров.
- Там таких уже много набралось. Утром доложишься кому-нибудь из
лагерных командиров.
Один из бедолажного воинства, сын торговца сукном, не выдержал:
- Как же так, сударь, я ведь здесь и живу, на Каменной улице,
второй дом от площади.
Сотник ничего не сказал. Он просто слегка опустил кончик копья,
потом повернулся к Дэниелу.
- Заткни щенка и веди людей. И быстро.
Дэниел понял, что дешевле будет последовать совету, и развернул
коня.
Лагерь раскинулся где-то в полулиге от городских стен и напоминал
собой какой-то бродячий табор. Для жилья здесь приспособлены были и
какие-о обозные телеги с болтающейся мешковиной, и настоящие шатры, и
просто навесы, под которыми спали вповалку. По всему лагерю горело
побольше десятка больших и маленьких костров, от которых доносились
голоса. Дэниел различил здесь пьяные вопли, перебранки, чье-то
самозабвенное пение... Воняло около становища так, как не воняет даже
в хлеву. "Вот свиньи!" - подумал Дэниел про себя. - "Даже выгребные
ямы вырыть не удосужились." Он спрыгнул с коня, намотал повод на руку,
но, прежде, чем уходить, обернулся к новым приятелям.
- Вот что, парни, до Саргола я вас довел, а отсюда уж все дороги
открыты. Так что теперь у меня свои дела, а у вас свои. Мне этот
лагерь не нравится, так что начальство ваше изображать вовсе не
собираюсь, и вам здесь задерживаться не советую.
- А вы куда же? - растерянно спросил один из неудачливых искателей
счастья.
- Своих встречу, поговорю, да и посмотрю. А потом, наверное, в
Тааль подамся. Место там хлебное, и нашего брата любят. А вы бы по
домам расходились, так оно лучше выйдет.
И, оставив своих спутников в замешательстве, Дэниел уверенным
шагом отправился в лагерь, ведя коня в поводу. Проходя между костров,
он внимательно оглядывал сидящих. В большинстве своем были это такие
же бедолаги, потерявшие своих командиров и просто боявшиеся податься
до дому. Воинской дисциплиной здесь, естественно, и не пахло. Один раз
Дэниелу заступил дорогу пьяный бородач с ножом в руке, который
прогнусил что-то вроде: "С чего это к нам бла-а-родный пожаловал?"
просто смахнул его с дороги, ударив в лицо окованой перчаткой, и
двинулся дальше. Породистый конь брезгливо попятился в сторону, дергая
повод, чтобы не переступать через распростертое тело. костра раздался
вой и непечатная ругань.
- Слышь, Гуги, тут кто-то лихой Карлу нашему по морде дал! Дай-ка,
я его сейчас дубиной!..
Дэниел так же молча обнажил меч и продемонстрировал его честной
ком-пании. Пыл у той явно поубавился. Но двое или трое все ж таки
двинулись навстречу, непотребно ругаясь. Однако драке состояться было
не суждено. Рослый человек в хорошей кольчуге встал рядом с Дэниелом и
сказал:
- Вы что, не помните, что наш лейтенант любому драчуну обещал
задницу на голову натянуть? Распоясались, сучье племя!
А после обратился к Дэниелу:
- Пошли к нашему огню. Там люди военные собрались, не этот сброд.
Дэниел убрал меч в ножны и кивнул.
Вскоре они вышли к одному из самых больших костров лагеря,
имевшему, к тому же, наиболее приличный вид. Да и собрались вокруг
него не деревенские мужики и не разбойники, а действительно
профессиональные солдаты. Это было заметно по всему: по речи, по
выправке, по оружию. У Дэниела мелькнула мысль: "А вдруг здесь
кого-нибудь из "своих" найду? Ведь эти самые Свободные воины обычно
наемниками-то и прикидываются." Однако, никого, отмеченного
каким-нибудь традиционным знаком, в поле зрения не было. Тогда Дэниел
привязал лошадь к оглобле телеги и присел к костру. Сосед предложил
ему кусок сыра и хлеб, и Дэниел принял еду с благодарностью. Когда же
ему дали отхлебнуть из кувшина терпкого дешевого вина, он и вовсе
почувствовал себя как дома.
Не успел он насытиться, как угощавший его сосед, нескладный
рыжеволосый парень с веснушками на лице, которому на первый взгляд
нельзя было дать больше семнадцати лет, спросил:
- Из-под Кариссы?
- Из-под нее, - кивнул Дэн.
- А у кого был?
- У Эда-Смутьяна. Который сеньор де Барн.
- Свинья этот ваш де Барн, - нетрезво откликнулись с
противоположной стороны костра. - Ни хрена денег платить не желает!
Говорившего перебил еще кто-то, плохо видимый в отблесках костра.
- Тише вы! Пусть лучше расскажет, что под Кариссой было.
Дэниел почесал в затылке и начал излагать события. Рассуждать о
происшедшем с точки зрения осаждающего оказалось весьма трудно, но это
пошло на пользу. Рассказ, в результате, не выглядел этакой книжной
речью и оттого вполне подходил к маске. Как любой не особо умевший
говорить наемник, Дэниел сбивался с темы на тему, частенько напирая на
собственное участие.
- Ну, вот, хватанул лошадь и был таков, - закончил он. - Хозяин-о
все равно мертв, не понадобиться она ему. А потом по дороге всякий
сбродный народ прибился.
- Да, крепко вам там дали, - потер голову его рыжий сосед. -
Ничего-ичего, мы тоже здесь сидим, как совы в дупле. Черные, гады, все
дороги перекрыли, не слинять никуда. Защищаться готовятся. А нас,
помяни мое слово, поставят между молотом и наковальней. маршал Дэниел
идет. Это тебе не какой-нибудь хвост собачий.
Дэниел не мог скрыть удивление.
- Да он же, вроде, помер.
- Как же, помрет такой. Он просто в отставку временно ушел, а
нынче, как дело плохо стало, король его и позвал. Говорят, тысяч
двадцать ведет, больше, чем у Гельмунда было, и через неделю под
Сарголом встанет. Правда, город черные ему задешево не отдадут,
слезами умоется, да только нам с того не легче.
- А чего в город-то не пускают?
- Готовятся они там. Уж не знаю, как готовятся, а по утрам над
цитаделью воронье кружит, как над покойником.
В этот момент рыжего перебили:
- Эй, там, подвиньтесь, и кончайте трепаться! Слепой пришел, петь
будет.
Седой человек с лютней в руке появился в отблесках костра. Он
давно не стриг усов и бороды, и было сложно сказать, сколько ему лет:
сорок или все семьдесят. Однако, он сохранил гордую осанку, и на лице
со слепыми, как будто выжжеными глазами, застыло выражение
спокойствия. Он уселся в круг неподалеку от Дэниела, отхлебнул
предложенного вина, восприняв такое предложение явно как должное, и
стал настраивать свой инструмент, бряцая струнами. Но не лютня и не
слепота певца приковали внимание Дэниела. Еще не веря в удачу, он
глядел на скреплявшую поношенный плащ железную пряжку. Такого
знакомого вида пряжку с изображением совы.
Тем временем слепой настроил свой инструмент, взял на пробу
звучный аккорд, потом примолк на секунду, перебирая струны, и вдруг
запел. Трудно было поверить, что столь сильный голос принадлежит
пожилому человеку, почти старику. В этом голосе звучали военные трубы
и лязгала сталь. Дэниел даже не заметил, как пролетели три песни. Он
не успевал уловить слов, но смысл был понятен: казалось, лютня, костер
и голос слепого певца просто вызывали в памяти или заново рождали
картины. Картины войны, полотна побед и поражений, живые описания
высокой славы и подлого предательства. Битва шла во всем мире, дралось
над окровавленными трупами воронье, и на фоне черного неба,
украшенного кровавыми звездами, плыл, извиваясь в воздухе змееподобным
телом белый крылатый дракон. Такой же, как на орденских гербах.
Вдруг музыка оборвалась. Тишина ударила по ушам, как гонг. И в
этой тишине отчетливо прозвучали слова слепого, произнесенные обычным
уже, хриплым, надтреснутым голосом:
- А знаете, парни, что отличает солдата от воина? Воин всегда
знает, за что сражается. Мне будет жаль, если отряд Корвальда, ваш
отряд, станет просто еще одним заградительным валом, отделяющим
трандальцев от королевских войск.
После этих слов старик встал с явным намерением уйти, и никто не
стал его задерживать. И, как только он отошел, тишина сразу
разорвалась.
- Я же говорил тебе, Беррит, что пора отсюда мотать. Слепой дело
говорит!
- А не надо было брать эти деньги, сам первый орал, что золото и с
покойника золото.
- У них не только золото, у них все с покойников! Да и сами-то на
кого похожи.
Кто-то, видимо, мирно дремавший на телеге, привстал:
- Заткнитесь, падлы! Мы уже взялись удержать это сборище лопухов,
а кто струсил - может катиться прямо к троллям!
Рыжий сосед Дэниела вскочил и заорал, срывая голос:
- Чума на тебя, Откель! Заткни свою поганую пасть! Это ты снюхался
с трандальцами и из солдата превратился в пастуха, который гонит
скотину на убой. Не слишком ли быстро ты решил за остальных?
Дэниел не стал дожидаться назревающей свалки и быстро скользнул в
темноту, надеясь догнать загадочного барда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24