Кстати, что тамслышно про его исчезнувшего Помощника?
Красивое личико Улы перекосилось еще больше. Отволнения он даже перешел на нормальный человеческий язык:
— Этот слабонервный придурок всплыл в одном из измерений в невменяемом состоянии. На все расспросы он отвечает идиотским хихиканьем или трехэтажным матом. Попытки перевоспитать его ни к чему ни привели.
— А по морде били? — деловито осведомилась я. — Иногда помогает.
Ула даже немножко обиделся:
— Что мы, звери, что ли? У нас свои, истинно христианские, методы.
Я решила не уточнять, что это за методы. Помнится, члены святой инквизиции тоже пользовались истинно христианскими методами…
Карету так тряхануло на ухабе, что я чуть не слетела с сиденья. Голова Джеральда ритмично застучала о дверцу кареты. Вот блин, если парень останется дебилом, придется искать ему невесту. Я осторожно засунула черепушку студента обратно в ковер и тут заметила, что Ула опять исчез. Я заскучала и высунулась в окно. Ничего интересного, одни ветки и деревья — мы уже с час как покинули поместье, а пейзаж за окном так и не менялся. У меня вообще создавалось впечатление, что мы плутаем по бесконечному лесу. Внезапно карета остановилась и в окне возникла сюрреалистически красивая рожа Ларсена.
— Вылезай! — порадовал меня он.
— Мы же только недавно выехали, — возмутилась я, — и потом, где эти твои доктора? Кругом темный лес.
Ларсен невозмутимо вытащил стонущего Джеральда и перекинул его себе через плечи на манер коромысла. Только после этого он удосужился мне ответить:
— Дальше карета не проедет. Придется идти пешком. Это недалеко, — и потопал вперед с бедным студентом на плечах. Я сперва растерялась и застыла с открытым ртом у кареты, но, видя, что Ларсен и не собирается сбавлять темп, ломанулась за ним. Сделать это в средневековых юбках было ой как непросто. Кружева нижних юбок так и норовили поближе познакомиться со всеми кустами и ветками, а плащу так приглянулся можжевельник, что он вцепился в него всеми нитками… В общем, когда я, запыхавшаяся и вздрюченная до невозможности, наконец догнала Ларсена, об меня можно было спички зажигать, такая я была злая. Ларсен же невозмутимо топал вперед, лишь изредка вскидывая на плечах сползающее тельце Джеральда. Я почти с ненавистью глянула на перекошенное страдающее лицо студента и отвернулась. Только лишних жертв нам сейчас не хватало. Я решила подумать о чем-нибудь другом и вспомнила, что хотела расспросить Ларсена о том, что он узнал от слуг:
— Ларсен! — окликнула я кучера. Усилившееся пыхтение означало, что он внимательно слушает. — Что же все-таки творится в поместье? Почему все слуги так перепутаны?
— Они уверены, что в округе появился оборотень, — преспокойно ответил Ларсен. Я так и подпрыгнула:
— Оборотень? Ой, Ларсен, миленький, че, правда? Настоящий?
— Не знаю, — все также спокойно ответил кучер, — его никто не видел, но в округе за последние несколько недель пропало десять молодых девушек. Одна из них, жена кузнеца, была на сносях, а оборотни особенно охотятся за беременными.
Я отодрала юбку от какого-то настырного кустарника и спросила:
— А почему люди так уверены, что это оборотень, если его никто не видел? Может, за девушек кто-то просто хочет бабла срубить по-быстрому.
— Чо?
— Ну выкуп за них потребовать, — объяснила я.
— Чаво? — Ларсен явно не понимал. Наверное, Джеральд, полумертвым грузом висящий на его плечах, затруднял его мыслительный процесс.
— Ой, ну как тебе объяснить, — задумалась я. — Ну вот смотри, кто-то их похитил, а потом потребует денег за их возвращение.
Ларсен минут пять переваривал мое сообщение, затем остановился, чтобы перевести дух, и безо всяких церемоний свалил Джеральда на землю. Я его понимала. За последнее время Джеральд так отожрался, что размерами напоминал уже не студента, а примерно министра продовольствия и сельского хозяйства, у которого закрома Родины находятся за щеками.
— Все эти девушки были из бедных семей, — прогудел, отдуваясь Ларсен. — У их родни и гроша лишнего не наберется, чтобы заплатить. Стал бы этот похититель ради гроша так стараться.
— Ну не скажи, — пробормотала я. — Десять девушек — десять грошей, а это уже денежка.
Ларсен явно не был знаком с философией Раскольникова, поэтому отрицательно замотал головой:
— Жители уверены, что это оборотень. Мужчины несколько раз обходили округу с ружьями, заряженными серебряными пулями, и один из них клянется, что видел страшного человека на четвереньках неподалеку от церкви.
Ишь ты, лишнего гроша у них в доме не найдется, а ружья серебром заряжают. Или у них прямые поставки из графского дома?
— А что же тот мужик не выстрелил в него? — спросила я, с сочувствием наблюдая, как Ларсен снова взваливает ковер с Джеральдом на плечи. — А то, знаешь, мерещиться может всякое, смотря что пить.
— Он и выстрелил, но не попал. А тот человек или животное, уж не знаю, как называть, взял да и ушел под землю. Провалился и сгинул, — мрачно-торжественно заключил Ларсен. — Оборотень и есть.
Да тут прямо клуб любителей страшных историй на ночь “Для тех, кто не закусывает”. У меня была куча объяснений причин, по которым эти девушки могли исчезнуть. От банального загула до скрытой формы протеста против мужского произвола. Видала я, кстати, этого кузнеца. Оборотень и то по сравнению с ним Леонардо Ди Каприо. От такого красавца не то что сбежать, харакири хочется сделать, причем без предварительной тренировки.
— Все равно я не понимаю, при чем здесь Маленберги. Ведь именно графа считают оборотнем, не так ли?
— Как только пропали первые три девушки, деревенские жители перевешали всех подозрительных типов в округе. Но поскольку девушки не перестали пропадать, люди стали подозревать графа, — пояснил Ларсен. — Он вообще издавна пользуется дурной славой.
Классный образ мышления! Наверное, у местных где-нибудь есть старая-престарая заповедь, оставленная еще первыми поселенцами: “Если чё не так, граф — крайний”. Хотя их подозрения, возможно, не так и беспочвенны. Всадил же кто-то Джеральду в шею отравленную иглу…
— И давно начали пропадать эти девушки?
— Да где-то месяца два-три назад, — не совсем уверенно ответил Ларсен, — я не уточнял. Но вот уже три недели никаких похищений в округе не было, хотя это-то можно объяснить…
Тут нашу беседу прервал Джеральд. Он громко застонал и засучил ногами.
— Эй, эй, — забеспокоилась я. — По-моему, он кончается.
Ларсен перекинул кулек себе на руки и вгляделся в синюшное лицо несчастного студента:
— Подыхает, — коротко резюмировал он. — Ну ничего, уже скоро будем на месте. Недалеко осталось, — и кучер, перехватив поудобнее полутрупик Джеральда, ринулся вперед, через бурелом, ломая ветки и оставляя за собой широкую просеку. Разумеется, ни о каком продолжении разговора не могло быть и речи, поэтому я не узнала самого важного…
Я оставила всю кружевную оторочку нижней юбки на кустах и вдобавок запыхалась так, что думала умру прямо на дороге в самой неэстетичной позе личиком в прошлогодней листве. Но вот Ларсен сбавил темп, и мы вылетели на миленькую полянку прямо в самой чаще леса. Тут стоял небольшой домик, и на крыльце его сидел некто, окутанный клубами дыма.
Мы подошли поближе. Ларсен вдруг оробел и плелся совсем маленьким шажками. Наконец мы приблизились, и я разглядела, что на крыльце сидит бабулька бандитского вида и дымит трубкой как паровоз. Она хитро прищурилась, увидев нас, и, пыхнув трубкой еще раз, ткнула Ларсена в живот:
— Что, опять за старое взялся? Небось на какого-нибудь бандита работаешь.
— Нет, бабушка, — покраснел Ларсен и в один момент превратился из престарелого работника с большой дороги в провинившегося школьника. — У нас тут это… Человеку помочь надо. Отравили его.
— А что мне за это будет? — деловито спросила бабка, сморкаясь в полосатый носок.
У нас с Ларсеном отвисли челюсти. А бабка тем временем продолжила:
— Пусть вон красотка твоя дров мне нарубит, а то мы с дедом второй день печку не топили…
От такой наглости я сначала оторопела, а потом, разъярившись, завопила:
— Ах, тебе дров надо, кочерга ты лысая! А в сопатку тебе топором ни разу не попадали…
Закончить фразу мне не удалось. Бабка так и не узнала, что точно я собиралась с ней сделать, потому что вдруг раздался страшный грохот. Рядом с бабкиной избушкой мощно рухнули две вековые ели, а топор, свистя и вертясь, наподобие бумеранга, пролетел в сантиметре от бабкиного длинного носа и воткнулся в дверной косяк… Когда бабуся выползла из-под крыльца, она была уже на все согласная. Мои сверхъестественные способности опять подействовали, но я никак не могла к этому привыкнуть. Что уж тут говорить о Ларсене, который высыпал Джеральда из ковра, и сам обморочно упал рядом, закрывая голову руками.
— Прости, товарка, не признала, — бабка сноровисто отвинтила крышку у небольшой фляжки и вбулькала в себя все ее содержимое. После этого она повеселела и спросила меня: — В Бресарпс была в этом году? Ух и шабаш был в этот раз! Я так плясала! Правда, Чертовку Марту заловили инквизиторы, но ее дух был с нами! А как она горела…
— Короче, бабка, — перебила я ностальгирующую старушку, — ты будешь оживлять моего мужа, или мне тебе дрова еще и порубить? (Топор в дверном косяке угрожающе зашевелился).
— Не, не, — бабка шустро растолкала Ларсена, и они вместе принялись затаскивать Джеральда в избушку. Втащив его на порог, бабка зычно гаркнула, обращаясь к кому-то в доме: — Эй ты, хрен с горы, поруби дрова! Нам тут с неба упало…
Из дома проворно выскочил трухлявый дед и, ничему не удивляясь, принялся бодро выковыривать топор из дверного косяка. Бабка кивнула мне:
— Заходи, подруга, не стой! Оживим мы твоего благоверного. Но… оно тебе надо?
— Оно мне надо, — сурово ответила я и, пригнувшись, вошла в избушку.
Внутри все было как полагается. Пучки трав повсюду вперемежку с сушеными лягушками, куча пузырьков и фляжек, черная кошка на подоконнике и метла в углу (явно обкатанная, то есть облётанная). В общем, дизайн был строго выдержан в одном стиле.
Я скромно присела на лавку у окна, стараясь не мешать процессу. Джеральда уже разложили на столе, и бабка внимательно ощупывала моего задохлика. Тот стонал и, похоже, всерьез собрался умирать.
— Чем травили, знаешь? — осведомилась бабка.
Я протянула ей иголку, завернутую в платочек. Бабуля обнюхала ее и оживилась:
— О! Настойка из ааронова посоха! Давненько мне не встречался этот яд. Ну что ж, сейчас приготовим противоядие… Только вот мне нужны медвежьи уши.
— Издеваешься, бабка, — протянула я, — Как это я у живого медведя уши резать буду?
Бабка как-то странно на меня уставилась и, поковырявшись в носу, спросила:
— А ты что, товарка, в травах не разбираешься?
— Не моя специализация, — гордо отрезала я. — А вот топоры кидать по движущимся мишеням у меня хорошо получается…
Доморощенная ведьма поняла намек и занялась своими травками. Мне, конечно, не хотелось быть такой бестактной, но иначе бабушку было просто не расшевелить. Джеральд уже с полчаса томным хрипом деликатно намекал на свою предстоящую кончину, а бабуля даже и не начинала его лечить. Однако времени у нас было маловато. Я плохо знала нравы того времени, но подозревала, что если заявлюсь в усадьбу на ночь глядя в компании одного лишь кучера и мужа в ковре, то опущу доброе имя баронессы Валленхельм ниже плинтуса. Так что нам надо было торопиться.
Слава богу, бабушка наконец подорвалась готовить пойло для Джеральда. На печи забулькали отвратно пахнущие отвары в горшочках, а сама лекарка начала резво растирать в ступке какое-то растение. Попутно она пытала Ларсена расспросами о его нынешней беспутной жизни.
— Не сделала я из тебя человека! — сокрушалась бабуля, тыкая пестиком в ступку. — Опять ведь работаешь на какого-нибудь душегуба? Не отвечай, по глазам вижу. Даже знаю, кто это. Бароном себя называет. Ну барон из него, как из Припадочной Греты ворожея. Богат он, конечно, сказочно, а вот откуда у него титул появился… Хотя, коли денежки есть, все купить можно.
Ларсен сокрушенно кивнул и поклялся бабке, что непременно завяжет после этого дела. Мол, у него перед бароном какие-то обязательства. Я же, начиная с этой минуты, сидела тихо-тихо, как правительство перед дефолтом, внимательно прислушиваясь к словам бабуси. Загадочная личность барона меня занимала давно. Вернее, даже не личность, а его причастность ко всему делу с Маленбергами и их оборотнем. Уж не ради ли этого мутировавшего псевдозверя мы с Джеральдом строим из себя невесть кого и вынюхиваем страшную военную тайну аристократической семьи? Словно подтверждая мои размышления, бабка загадочно произнесла:
— Уж он-то все купит, только бы Маленбергов со свету сжить… Чего ради дитяти любимого не сделаешь, — и таинственно замолчала прямо как какая-нибудь престарелая героиня мексиканских сериалов, которая начинает рассказывать семейную тайну в начале первой серии, а потом вспоминает, что это секрет, и замолкает на весь сериал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Красивое личико Улы перекосилось еще больше. Отволнения он даже перешел на нормальный человеческий язык:
— Этот слабонервный придурок всплыл в одном из измерений в невменяемом состоянии. На все расспросы он отвечает идиотским хихиканьем или трехэтажным матом. Попытки перевоспитать его ни к чему ни привели.
— А по морде били? — деловито осведомилась я. — Иногда помогает.
Ула даже немножко обиделся:
— Что мы, звери, что ли? У нас свои, истинно христианские, методы.
Я решила не уточнять, что это за методы. Помнится, члены святой инквизиции тоже пользовались истинно христианскими методами…
Карету так тряхануло на ухабе, что я чуть не слетела с сиденья. Голова Джеральда ритмично застучала о дверцу кареты. Вот блин, если парень останется дебилом, придется искать ему невесту. Я осторожно засунула черепушку студента обратно в ковер и тут заметила, что Ула опять исчез. Я заскучала и высунулась в окно. Ничего интересного, одни ветки и деревья — мы уже с час как покинули поместье, а пейзаж за окном так и не менялся. У меня вообще создавалось впечатление, что мы плутаем по бесконечному лесу. Внезапно карета остановилась и в окне возникла сюрреалистически красивая рожа Ларсена.
— Вылезай! — порадовал меня он.
— Мы же только недавно выехали, — возмутилась я, — и потом, где эти твои доктора? Кругом темный лес.
Ларсен невозмутимо вытащил стонущего Джеральда и перекинул его себе через плечи на манер коромысла. Только после этого он удосужился мне ответить:
— Дальше карета не проедет. Придется идти пешком. Это недалеко, — и потопал вперед с бедным студентом на плечах. Я сперва растерялась и застыла с открытым ртом у кареты, но, видя, что Ларсен и не собирается сбавлять темп, ломанулась за ним. Сделать это в средневековых юбках было ой как непросто. Кружева нижних юбок так и норовили поближе познакомиться со всеми кустами и ветками, а плащу так приглянулся можжевельник, что он вцепился в него всеми нитками… В общем, когда я, запыхавшаяся и вздрюченная до невозможности, наконец догнала Ларсена, об меня можно было спички зажигать, такая я была злая. Ларсен же невозмутимо топал вперед, лишь изредка вскидывая на плечах сползающее тельце Джеральда. Я почти с ненавистью глянула на перекошенное страдающее лицо студента и отвернулась. Только лишних жертв нам сейчас не хватало. Я решила подумать о чем-нибудь другом и вспомнила, что хотела расспросить Ларсена о том, что он узнал от слуг:
— Ларсен! — окликнула я кучера. Усилившееся пыхтение означало, что он внимательно слушает. — Что же все-таки творится в поместье? Почему все слуги так перепутаны?
— Они уверены, что в округе появился оборотень, — преспокойно ответил Ларсен. Я так и подпрыгнула:
— Оборотень? Ой, Ларсен, миленький, че, правда? Настоящий?
— Не знаю, — все также спокойно ответил кучер, — его никто не видел, но в округе за последние несколько недель пропало десять молодых девушек. Одна из них, жена кузнеца, была на сносях, а оборотни особенно охотятся за беременными.
Я отодрала юбку от какого-то настырного кустарника и спросила:
— А почему люди так уверены, что это оборотень, если его никто не видел? Может, за девушек кто-то просто хочет бабла срубить по-быстрому.
— Чо?
— Ну выкуп за них потребовать, — объяснила я.
— Чаво? — Ларсен явно не понимал. Наверное, Джеральд, полумертвым грузом висящий на его плечах, затруднял его мыслительный процесс.
— Ой, ну как тебе объяснить, — задумалась я. — Ну вот смотри, кто-то их похитил, а потом потребует денег за их возвращение.
Ларсен минут пять переваривал мое сообщение, затем остановился, чтобы перевести дух, и безо всяких церемоний свалил Джеральда на землю. Я его понимала. За последнее время Джеральд так отожрался, что размерами напоминал уже не студента, а примерно министра продовольствия и сельского хозяйства, у которого закрома Родины находятся за щеками.
— Все эти девушки были из бедных семей, — прогудел, отдуваясь Ларсен. — У их родни и гроша лишнего не наберется, чтобы заплатить. Стал бы этот похититель ради гроша так стараться.
— Ну не скажи, — пробормотала я. — Десять девушек — десять грошей, а это уже денежка.
Ларсен явно не был знаком с философией Раскольникова, поэтому отрицательно замотал головой:
— Жители уверены, что это оборотень. Мужчины несколько раз обходили округу с ружьями, заряженными серебряными пулями, и один из них клянется, что видел страшного человека на четвереньках неподалеку от церкви.
Ишь ты, лишнего гроша у них в доме не найдется, а ружья серебром заряжают. Или у них прямые поставки из графского дома?
— А что же тот мужик не выстрелил в него? — спросила я, с сочувствием наблюдая, как Ларсен снова взваливает ковер с Джеральдом на плечи. — А то, знаешь, мерещиться может всякое, смотря что пить.
— Он и выстрелил, но не попал. А тот человек или животное, уж не знаю, как называть, взял да и ушел под землю. Провалился и сгинул, — мрачно-торжественно заключил Ларсен. — Оборотень и есть.
Да тут прямо клуб любителей страшных историй на ночь “Для тех, кто не закусывает”. У меня была куча объяснений причин, по которым эти девушки могли исчезнуть. От банального загула до скрытой формы протеста против мужского произвола. Видала я, кстати, этого кузнеца. Оборотень и то по сравнению с ним Леонардо Ди Каприо. От такого красавца не то что сбежать, харакири хочется сделать, причем без предварительной тренировки.
— Все равно я не понимаю, при чем здесь Маленберги. Ведь именно графа считают оборотнем, не так ли?
— Как только пропали первые три девушки, деревенские жители перевешали всех подозрительных типов в округе. Но поскольку девушки не перестали пропадать, люди стали подозревать графа, — пояснил Ларсен. — Он вообще издавна пользуется дурной славой.
Классный образ мышления! Наверное, у местных где-нибудь есть старая-престарая заповедь, оставленная еще первыми поселенцами: “Если чё не так, граф — крайний”. Хотя их подозрения, возможно, не так и беспочвенны. Всадил же кто-то Джеральду в шею отравленную иглу…
— И давно начали пропадать эти девушки?
— Да где-то месяца два-три назад, — не совсем уверенно ответил Ларсен, — я не уточнял. Но вот уже три недели никаких похищений в округе не было, хотя это-то можно объяснить…
Тут нашу беседу прервал Джеральд. Он громко застонал и засучил ногами.
— Эй, эй, — забеспокоилась я. — По-моему, он кончается.
Ларсен перекинул кулек себе на руки и вгляделся в синюшное лицо несчастного студента:
— Подыхает, — коротко резюмировал он. — Ну ничего, уже скоро будем на месте. Недалеко осталось, — и кучер, перехватив поудобнее полутрупик Джеральда, ринулся вперед, через бурелом, ломая ветки и оставляя за собой широкую просеку. Разумеется, ни о каком продолжении разговора не могло быть и речи, поэтому я не узнала самого важного…
Я оставила всю кружевную оторочку нижней юбки на кустах и вдобавок запыхалась так, что думала умру прямо на дороге в самой неэстетичной позе личиком в прошлогодней листве. Но вот Ларсен сбавил темп, и мы вылетели на миленькую полянку прямо в самой чаще леса. Тут стоял небольшой домик, и на крыльце его сидел некто, окутанный клубами дыма.
Мы подошли поближе. Ларсен вдруг оробел и плелся совсем маленьким шажками. Наконец мы приблизились, и я разглядела, что на крыльце сидит бабулька бандитского вида и дымит трубкой как паровоз. Она хитро прищурилась, увидев нас, и, пыхнув трубкой еще раз, ткнула Ларсена в живот:
— Что, опять за старое взялся? Небось на какого-нибудь бандита работаешь.
— Нет, бабушка, — покраснел Ларсен и в один момент превратился из престарелого работника с большой дороги в провинившегося школьника. — У нас тут это… Человеку помочь надо. Отравили его.
— А что мне за это будет? — деловито спросила бабка, сморкаясь в полосатый носок.
У нас с Ларсеном отвисли челюсти. А бабка тем временем продолжила:
— Пусть вон красотка твоя дров мне нарубит, а то мы с дедом второй день печку не топили…
От такой наглости я сначала оторопела, а потом, разъярившись, завопила:
— Ах, тебе дров надо, кочерга ты лысая! А в сопатку тебе топором ни разу не попадали…
Закончить фразу мне не удалось. Бабка так и не узнала, что точно я собиралась с ней сделать, потому что вдруг раздался страшный грохот. Рядом с бабкиной избушкой мощно рухнули две вековые ели, а топор, свистя и вертясь, наподобие бумеранга, пролетел в сантиметре от бабкиного длинного носа и воткнулся в дверной косяк… Когда бабуся выползла из-под крыльца, она была уже на все согласная. Мои сверхъестественные способности опять подействовали, но я никак не могла к этому привыкнуть. Что уж тут говорить о Ларсене, который высыпал Джеральда из ковра, и сам обморочно упал рядом, закрывая голову руками.
— Прости, товарка, не признала, — бабка сноровисто отвинтила крышку у небольшой фляжки и вбулькала в себя все ее содержимое. После этого она повеселела и спросила меня: — В Бресарпс была в этом году? Ух и шабаш был в этот раз! Я так плясала! Правда, Чертовку Марту заловили инквизиторы, но ее дух был с нами! А как она горела…
— Короче, бабка, — перебила я ностальгирующую старушку, — ты будешь оживлять моего мужа, или мне тебе дрова еще и порубить? (Топор в дверном косяке угрожающе зашевелился).
— Не, не, — бабка шустро растолкала Ларсена, и они вместе принялись затаскивать Джеральда в избушку. Втащив его на порог, бабка зычно гаркнула, обращаясь к кому-то в доме: — Эй ты, хрен с горы, поруби дрова! Нам тут с неба упало…
Из дома проворно выскочил трухлявый дед и, ничему не удивляясь, принялся бодро выковыривать топор из дверного косяка. Бабка кивнула мне:
— Заходи, подруга, не стой! Оживим мы твоего благоверного. Но… оно тебе надо?
— Оно мне надо, — сурово ответила я и, пригнувшись, вошла в избушку.
Внутри все было как полагается. Пучки трав повсюду вперемежку с сушеными лягушками, куча пузырьков и фляжек, черная кошка на подоконнике и метла в углу (явно обкатанная, то есть облётанная). В общем, дизайн был строго выдержан в одном стиле.
Я скромно присела на лавку у окна, стараясь не мешать процессу. Джеральда уже разложили на столе, и бабка внимательно ощупывала моего задохлика. Тот стонал и, похоже, всерьез собрался умирать.
— Чем травили, знаешь? — осведомилась бабка.
Я протянула ей иголку, завернутую в платочек. Бабуля обнюхала ее и оживилась:
— О! Настойка из ааронова посоха! Давненько мне не встречался этот яд. Ну что ж, сейчас приготовим противоядие… Только вот мне нужны медвежьи уши.
— Издеваешься, бабка, — протянула я, — Как это я у живого медведя уши резать буду?
Бабка как-то странно на меня уставилась и, поковырявшись в носу, спросила:
— А ты что, товарка, в травах не разбираешься?
— Не моя специализация, — гордо отрезала я. — А вот топоры кидать по движущимся мишеням у меня хорошо получается…
Доморощенная ведьма поняла намек и занялась своими травками. Мне, конечно, не хотелось быть такой бестактной, но иначе бабушку было просто не расшевелить. Джеральд уже с полчаса томным хрипом деликатно намекал на свою предстоящую кончину, а бабуля даже и не начинала его лечить. Однако времени у нас было маловато. Я плохо знала нравы того времени, но подозревала, что если заявлюсь в усадьбу на ночь глядя в компании одного лишь кучера и мужа в ковре, то опущу доброе имя баронессы Валленхельм ниже плинтуса. Так что нам надо было торопиться.
Слава богу, бабушка наконец подорвалась готовить пойло для Джеральда. На печи забулькали отвратно пахнущие отвары в горшочках, а сама лекарка начала резво растирать в ступке какое-то растение. Попутно она пытала Ларсена расспросами о его нынешней беспутной жизни.
— Не сделала я из тебя человека! — сокрушалась бабуля, тыкая пестиком в ступку. — Опять ведь работаешь на какого-нибудь душегуба? Не отвечай, по глазам вижу. Даже знаю, кто это. Бароном себя называет. Ну барон из него, как из Припадочной Греты ворожея. Богат он, конечно, сказочно, а вот откуда у него титул появился… Хотя, коли денежки есть, все купить можно.
Ларсен сокрушенно кивнул и поклялся бабке, что непременно завяжет после этого дела. Мол, у него перед бароном какие-то обязательства. Я же, начиная с этой минуты, сидела тихо-тихо, как правительство перед дефолтом, внимательно прислушиваясь к словам бабуси. Загадочная личность барона меня занимала давно. Вернее, даже не личность, а его причастность ко всему делу с Маленбергами и их оборотнем. Уж не ради ли этого мутировавшего псевдозверя мы с Джеральдом строим из себя невесть кого и вынюхиваем страшную военную тайну аристократической семьи? Словно подтверждая мои размышления, бабка загадочно произнесла:
— Уж он-то все купит, только бы Маленбергов со свету сжить… Чего ради дитяти любимого не сделаешь, — и таинственно замолчала прямо как какая-нибудь престарелая героиня мексиканских сериалов, которая начинает рассказывать семейную тайну в начале первой серии, а потом вспоминает, что это секрет, и замолкает на весь сериал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55