Он сам завоюет себе вечную славу и землю для своих Владений. Он, Фердинанд Восьмой, наследник древних Правителей, истинный Император этого мира. И никто не устоит перед его могуществом…
Сзади послышалось тихое покашливание. Фердинанд резко повернулся. Перед ним стоял адъютант, со свитком в руке. На свитке виднелась сургучная печать, с гербом Атегатта — меч, рассекающий камень.
— Ваше Высочество… Из Вивлена прибыл господин Долла. — Лейтенант замешкался. Фердинанд вырвал у него из рук свиток, пробежал глазами и вдруг почувствовал, как часто и сильно бьется его сердце.
Империя объявила ему войну.
94
— Сколько стрел ты сможешь отбить сейчас, армельтинец? — Темнолицый, мощного телосложения аведжиец в потертом кожаном доспехе поднял руку и оскалился как голодный гурпан. Аттон замер, придерживая рукоять меча. Пятеро головорезов с готовыми к стрельбе тяжелыми арбалетами быстро окружили его. За ними, раздвигая ветки, появились другие, с копьями и булавами.
— Неплохо для здешних мест. Далековато от моря забрались… — Аттон убрал руку с меча.
Корсар развел руками.
— Ну так дела… А монах-то где? Неужели ушел? Да… Ну, да Иллар с ним… — он подошел поближе. По правую руку громила носил короткий и широкий данлонский меч, а с левого бока свисала длинная бантуйская абордажная сабля. На широком, вышитом мелкими жемчужинами поясе болтался маленький кривой нож в ножнах.
Аттон оценил слаженность действий морских разбойников, да жесткие лица их, иссеченные шрамами многих сражений, говорили о многом.
— Судя по всему, вы ищете меня? И на кого работаете?
— Такое дело вот… Работодателя нашего укоротили в Циче. Щуколовом звали… Уж не твоих ли рук дело, Птица-Лезвие? А знатный был боец. Не чета, тебе, конечно… Уж наслышаны… Потому и арбалеты в упор. Имя Дибо тебе что-нибудь говорит?
Аттон промолчал, вглядываясь в сосредоточенные лица арбалетчиков. Корсар заметил его взгляд и предупредил.
— Только дернись, и эти ребята сделают из тебя анбирского ежа…
— Угу… Ну и чего медлите?
— Вот так сразу? Может и не мешало бы, с твоей-то репутацией… Но мы не палачи, а вольные рыцари! — Громила засмеялся. — Там, в ущелье — это вы их всех порешили?
— Нет… — Аттон, сообразив, что сейчас его убивать не станут, скинул заплечный мешок и уселся на траву. — Сами управились, без нас. Видимо что-то важное понадобилось от меня господину Дибо, раз уж за мной погнали в такую даль уртских корсаров…
Арбалетчики продолжали держать его под прицелом. Громила подошел ближе, и усевшись напротив, достал флягу из складок широкого пояса.
— Водки хочешь? Наша, аведжийская, на тертых орехах химмы…
Аттон отрицательно покачал головой, вытащил из мешка кусок лепешки, сушеное мясо и принялся жевать, равнодушно поглядывая вокруг.
— Да уж… Кровищи, как в праздник Лун, на жертвенной площади Зиффа… Ты нашел, то, о чем тебя просил герцог?
Аттон вытер рот ладонью и утвердительно кивнул.
— Это хорошо… Теперь отдай нам, мы отнесем это в Циче.
— Я и сам дорогу знаю…
Громила отхлебнул из фляги и поморщился.
— Как же, знаешь, кто бы сомневался. Вот коня у тебя нет… И оленя тоже — нет… Даже мула какого завалящего, и то нет. А до ближайшего городка, где можно животину объезженную купить, ногами дней восемь топать. А Первая Луна на исходе…
— Вот и дайте мне коня, коль уж вы такие добрые тут собрались…
— Коня? Конь, Птица-Лезвие, в этих краях больших денег стоит… Да и не в коне дело. Отдай нам то, зачем пришел, и иди с миром. Господин Дибо сам управиться перед герцогом. И все будут довольны. И тебе хорошо — и живой, и не надо в Аведжию топать, и нам в радость — денег заработаем дитям малым на прокорм…
— Так катакомбы рядом… И охраны никакой нет. Спуститесь и возьмите, что нужно… — Аттон доел, запил водой из бурдюка и зевнул. Бережно складывая остатки еды, он незаметно освободил крепления лезвий в потайных карманах и чуть поправил перевязь с мечом за спиной.
Громила прищурившись смотрел на него.
— Э-э-э, нет… Чего это нам в пещеры лезть? А вдруг там монах твой притаился, тот, который с двумя клинками… Или, упаси Иллар, нелюдь какой оттуда выскочит?
— Ну, тогда проводите меня к вашему герцогу, да и все… И мне хорошо, и вам, опять-таки выгода…
— А нам Фердинанд не указ, армельтинец… Герцог про нас может и знать не знает, ведать не ведает. И вообще, воюет Его Высочество с королевством. Заняты они, понимаешь ли… А нам господин Дибо хозяин, ему мы и ответ держать будем. Но без тебя, Птица-Лезвие…
— В странные игры играет ваш хозяин… Гнева Великого Герцога не страшитесь? Я, вроде как, добровольно вызвался, и слово свое держу… А монах Дибо мне, господа корсары, и не хозяин вовсе… Мне надо к Фердинанду явиться, воюет он где, или раков в пруду ловит. — Аттон улыбнулся вожаку.
— Ну-у, так дело не пойдет, армельтинец… — Громила легко вскочил на ноги и сделал пару шагов назад, зайдя за спины головорезов.
Ближайший к Аттону стрелок уже истекал потом, стараясь удержать тяжелый арбалет, направленный на цель. Аттон, все это время прислушивавшийся к далеким странным звукам, приблизительно установил, где наемники оставили своих лошадей. Он напрягся, собирая все силы для мгновенного броска, внутренне представил траектории полета стрел и сосредоточился на низкорослом черноусом аведжийце, ниже всех опустившем арбалет.
Краснолицый громила поднял руку для команды. По его лицу пробежала легкая тень сожаления.
— Я не могу отступить. Мы уже послали весточку о твоей находке. И к тому же… Наверное, я все равно приказал бы убить тебя, армельтинец. Отомстил бы за Щуколова, да и шлюхам было бы что рассказать в таверне… Вот и все, Птица-Лезвие! Твой черед отправляться к Джайллару! Передавай привет Гайсеру, если встретишь…
Аттон рванулся в сторону, брошенное им лезвие глухо чавкнуло, войдя в переносицу усатому стрелку. Арбалет его дернулся, толстый зазубренный болт пробил горло стоявшему напротив корсару. В мгновенье вся поляна пришла в движение. Аттон, бросив все четыре лезвия в разные стороны, метнулся обратно к мешку, арбалеты взвизгнули почти одновременно с предсмертными криками. Пока ошеломленные корсары оторопело таращились по сторонам, Аттон уже бежал, что было силы продираясь сквозь колючий кустарник.
95
Алан Сивый плевал себе под ноги и с мольбой в глазах поглядывал на капрала.
— Господин капрал, ну что… Ну, хоча бы чарку одну… Как за Норк выйдем, тама ведь только воду пьют, безбожники…
Остальные мечники зашумели, с тоской глядя на корчму. Рыжий как огонь, без единого седого волоска, пожилой капрал, по прозвищу Людоед, потряс перед носом у Сивого огромным мозолистым кукишем.
— Во, видал! Это тебе чарка, рыбий глаз… А вот это… — Людоед показал остальным мечникам многохвостую плеть из жил мантикоры, — А это вам девки гулящие… Никак на войну идем. Лейтенант придет, толку, что молодой… Как начнет вам, пьяным, кулачищем зубы считать, да и мне за одно, что не углядел…
— Так это, господин капрал, воевать-то рыцари будут… — Сивый махнул рукой на железную панту, стоящую в стороне, на пригорке. — А мы что? Мы и пить то не будем, чуток, только… И травки пожуем сразу…
— Все ты не уймешься, рыбий глаз… Сказал нет, значить нет… — Людоед повернул голову и заметил сигнальщика с зеленым флагом, объезжающего на олене ряды войск. — Становись, заразы… Сейчас выход трубить будут.
Сивый, посмотрев в сторону сигнальщика, подпрыгнул от досады…
— Эй, господин капрал, это что… Жалованье получили ведь… Это, как же так, в бой с полными карманами идтить?
— Эх, рыбий глаз… Какой ты прямо змей степной… Ну бери баклагу и бегом… В корчму и обратно… Не помирать же, при таких деньгах…
96
Восседая на огромном белом олене, король Могемии и Боравии осматривал поле выбранное им для решающей битвы. За спиной короля зеленела свежей молодой листвой дубрава, а впереди расстилалась ровная степь, покрытая жесткой колючей травой. Армия Фердинанда из четырех конных бригад и бесчисленных отрядов пехотинцев приближалась с юга, неотвратимо, как осенняя буря. Король посмотрел на свои войска, расположившиеся на кромке леса, и покачал большой седой головой.
Его собственная армия насчитывала до пяти тысяч человек, из них едва ли не половину составляли ремесленники, крестьяне и прочий сброд. Вся Боравия присягнула на верность Фердинанду, а маркизы Суолларра и Готтолаора предали его, беспрепятственно пропустив аведжийцев. Да что там говорить, его бароны позорно бежали со своими дружинами… Но у короля еще остались верные люди, и теперь головы предателей, насаженные на колья, украшают вход в его шатер.
Проезжая мимо своих солдат, король напялил на голову шлем в виде медвежьей головы. Мечники и копейщики, рыцари и простолюдины, смотрели на него одинаковыми взглядами, в которых король видел преданность. Простые люди всегда любили его. Король Венцель Добрый… Король-сумасшедший… Король-пьяница… Он разбрасывал во время праздников горсти монет вокруг себя, и выпив лишнего, а по-другому он и не пил, выходил под бурю оваций бороться с любым желающим, и всегда щедро вознаграждал победившего его. Он миловал преступников, и даровал свободу каторжникам. Люди, ненавидевшие своих лордов, жили, подчас, одной лишь надеждой, что где-то в замке Барга, живет добрый и справедливый король. Теперь они, оставив свои дома, пришли и встали под его знамена.
Венцель неторопливо проезжал, вглядываясь в лица всех встречных. Знать, вовсю трубившая о своей ненависти к аведжийцам, и не простившая ему брака с княгиней Нестской, первая бросилась к ногам Великого Герцога. А этим людям было все равно. Они пришли воевать за свого короля.
Венцеля нагнал генерал Итен, молодой рифлерец. Итен привел тысячу лучших в Лаоре пехотинцев, дань королю от Великого Герцога Рифлерского Вильгельма Третьего, в честь многолетней дружбы.
— Ваше Величество! Разведка сообщает, что аведжийцы приближаются. Завтра утром они будут здесь.
— Хорошо, генерал! — Венцель остановил оленя.
Итен остановил своего коня рядом. Король окинул взглядом молодого генерала и усмехнулся в усы…
— Я знаю, генерал, что вам нашептывают члены военного совета. Что король совсем тронулся умом, и что, мол надо немедленно отводить войска к Барге и укрепиться в городе.. Так, генерал?
На красивом тонком лице рифлерца появился румянец смущения.
— Посмотрите, генерал, вокруг… И скажите, что вы видите? Скажите, вы видите регулярную королевскую армию? Нет? И я не вижу… — Король стянул перчатку и вытер высокий лоб ладонью. Он не пил пятый день, и поэтому губы его слегка дрожали. — Моя армия уже делит те крошечные земельные наделы, что швырнул им Фердинанд… Швырнул — и они бросились, как стая голодных гурпанов, рвать и давить друг друга. В Барге нас задушат, генерал, задушат спящими, и смерть наша станет позором. Укройся я в Барге — и Фердинанд продолжит жечь деревни и уничтожать мой народ… Вы слышали донесения разведки? Вы, солдат в двадцатом поколении, вы представляете себе сад, где на каждом дереве висит по ребенку? Огры, генерал, убивали только воинов и только в бою… Они не травили колодцев и не насиловали женщин… Мы примем этот бой, даже, если нас останется только двое…
— Да, Ваше Величество! — Молодой рифлерец вытянулся в седле и замер с выражением отчаянной отваги на лице.
Венцель улыбнулся.
— Укройте своих мечников в лесу. Командир рифдольцев атаман Кнут обеспечит вам прикрытие от аведжийской разведки. Я поведу в бой войска лично. Если атака будет удачна — постарайтесь прикрыть мне фланги. Аведжийская конница способна перемещаться удивительно быстро. Они обязательно постараются зайти с флангов и с тыла. В тылу будут стоять сельские дружины. Воины они не ахти, конечно, но продержатся смогут. — Король увидел, что невдалеке солдаты разливают по кружкам пенящуюся жидкость… — Вперед, генерал! Ведите свои войска… А я пойду, побеседую с солдатами, перед боем…
Король пришпорил оленя. Завидев его, солдаты смущенно опустили головы и прикрыли кружки ладонями. Король, как в молодости, спрыгнул с оленя на землю и швырнул поводья подскочившему адъютанту. Потом с легкой улыбкой сдернул с седла огромный, изукрашенный резьбой, серебряный рог.
— Эх… Пейте, пейте, солдатики! И мне налейте… На том свете точно не нальют!
Со всех сторон к ним начали сходится воины. Кто-то затянул песню. Венцель хлопал солдат по плечам и сыпал шутку за шуткой. Солдаты радостно хохотали и гордо поднимали головы.
Их добрый король был рядом, он был с ними. И на его медвежьем шлеме блестел девиз древних могемских правителей:
«Первые среди равных!»
97
Ук горестно вздыхал и жаловался самому себе на свою тяжкую судьбу. Ему было холодно, и он очень хотел есть. Четыре дня назад на завод полный рыбы, набросился двурог. Сети пришлось опустить. Рыбаки, почесав грязные чубатые головы, ушли в порт, оставив его, Ука, на вышке, посреди моря, в пяти лигах от Канцы, ждать когда чудовище уйдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Сзади послышалось тихое покашливание. Фердинанд резко повернулся. Перед ним стоял адъютант, со свитком в руке. На свитке виднелась сургучная печать, с гербом Атегатта — меч, рассекающий камень.
— Ваше Высочество… Из Вивлена прибыл господин Долла. — Лейтенант замешкался. Фердинанд вырвал у него из рук свиток, пробежал глазами и вдруг почувствовал, как часто и сильно бьется его сердце.
Империя объявила ему войну.
94
— Сколько стрел ты сможешь отбить сейчас, армельтинец? — Темнолицый, мощного телосложения аведжиец в потертом кожаном доспехе поднял руку и оскалился как голодный гурпан. Аттон замер, придерживая рукоять меча. Пятеро головорезов с готовыми к стрельбе тяжелыми арбалетами быстро окружили его. За ними, раздвигая ветки, появились другие, с копьями и булавами.
— Неплохо для здешних мест. Далековато от моря забрались… — Аттон убрал руку с меча.
Корсар развел руками.
— Ну так дела… А монах-то где? Неужели ушел? Да… Ну, да Иллар с ним… — он подошел поближе. По правую руку громила носил короткий и широкий данлонский меч, а с левого бока свисала длинная бантуйская абордажная сабля. На широком, вышитом мелкими жемчужинами поясе болтался маленький кривой нож в ножнах.
Аттон оценил слаженность действий морских разбойников, да жесткие лица их, иссеченные шрамами многих сражений, говорили о многом.
— Судя по всему, вы ищете меня? И на кого работаете?
— Такое дело вот… Работодателя нашего укоротили в Циче. Щуколовом звали… Уж не твоих ли рук дело, Птица-Лезвие? А знатный был боец. Не чета, тебе, конечно… Уж наслышаны… Потому и арбалеты в упор. Имя Дибо тебе что-нибудь говорит?
Аттон промолчал, вглядываясь в сосредоточенные лица арбалетчиков. Корсар заметил его взгляд и предупредил.
— Только дернись, и эти ребята сделают из тебя анбирского ежа…
— Угу… Ну и чего медлите?
— Вот так сразу? Может и не мешало бы, с твоей-то репутацией… Но мы не палачи, а вольные рыцари! — Громила засмеялся. — Там, в ущелье — это вы их всех порешили?
— Нет… — Аттон, сообразив, что сейчас его убивать не станут, скинул заплечный мешок и уселся на траву. — Сами управились, без нас. Видимо что-то важное понадобилось от меня господину Дибо, раз уж за мной погнали в такую даль уртских корсаров…
Арбалетчики продолжали держать его под прицелом. Громила подошел ближе, и усевшись напротив, достал флягу из складок широкого пояса.
— Водки хочешь? Наша, аведжийская, на тертых орехах химмы…
Аттон отрицательно покачал головой, вытащил из мешка кусок лепешки, сушеное мясо и принялся жевать, равнодушно поглядывая вокруг.
— Да уж… Кровищи, как в праздник Лун, на жертвенной площади Зиффа… Ты нашел, то, о чем тебя просил герцог?
Аттон вытер рот ладонью и утвердительно кивнул.
— Это хорошо… Теперь отдай нам, мы отнесем это в Циче.
— Я и сам дорогу знаю…
Громила отхлебнул из фляги и поморщился.
— Как же, знаешь, кто бы сомневался. Вот коня у тебя нет… И оленя тоже — нет… Даже мула какого завалящего, и то нет. А до ближайшего городка, где можно животину объезженную купить, ногами дней восемь топать. А Первая Луна на исходе…
— Вот и дайте мне коня, коль уж вы такие добрые тут собрались…
— Коня? Конь, Птица-Лезвие, в этих краях больших денег стоит… Да и не в коне дело. Отдай нам то, зачем пришел, и иди с миром. Господин Дибо сам управиться перед герцогом. И все будут довольны. И тебе хорошо — и живой, и не надо в Аведжию топать, и нам в радость — денег заработаем дитям малым на прокорм…
— Так катакомбы рядом… И охраны никакой нет. Спуститесь и возьмите, что нужно… — Аттон доел, запил водой из бурдюка и зевнул. Бережно складывая остатки еды, он незаметно освободил крепления лезвий в потайных карманах и чуть поправил перевязь с мечом за спиной.
Громила прищурившись смотрел на него.
— Э-э-э, нет… Чего это нам в пещеры лезть? А вдруг там монах твой притаился, тот, который с двумя клинками… Или, упаси Иллар, нелюдь какой оттуда выскочит?
— Ну, тогда проводите меня к вашему герцогу, да и все… И мне хорошо, и вам, опять-таки выгода…
— А нам Фердинанд не указ, армельтинец… Герцог про нас может и знать не знает, ведать не ведает. И вообще, воюет Его Высочество с королевством. Заняты они, понимаешь ли… А нам господин Дибо хозяин, ему мы и ответ держать будем. Но без тебя, Птица-Лезвие…
— В странные игры играет ваш хозяин… Гнева Великого Герцога не страшитесь? Я, вроде как, добровольно вызвался, и слово свое держу… А монах Дибо мне, господа корсары, и не хозяин вовсе… Мне надо к Фердинанду явиться, воюет он где, или раков в пруду ловит. — Аттон улыбнулся вожаку.
— Ну-у, так дело не пойдет, армельтинец… — Громила легко вскочил на ноги и сделал пару шагов назад, зайдя за спины головорезов.
Ближайший к Аттону стрелок уже истекал потом, стараясь удержать тяжелый арбалет, направленный на цель. Аттон, все это время прислушивавшийся к далеким странным звукам, приблизительно установил, где наемники оставили своих лошадей. Он напрягся, собирая все силы для мгновенного броска, внутренне представил траектории полета стрел и сосредоточился на низкорослом черноусом аведжийце, ниже всех опустившем арбалет.
Краснолицый громила поднял руку для команды. По его лицу пробежала легкая тень сожаления.
— Я не могу отступить. Мы уже послали весточку о твоей находке. И к тому же… Наверное, я все равно приказал бы убить тебя, армельтинец. Отомстил бы за Щуколова, да и шлюхам было бы что рассказать в таверне… Вот и все, Птица-Лезвие! Твой черед отправляться к Джайллару! Передавай привет Гайсеру, если встретишь…
Аттон рванулся в сторону, брошенное им лезвие глухо чавкнуло, войдя в переносицу усатому стрелку. Арбалет его дернулся, толстый зазубренный болт пробил горло стоявшему напротив корсару. В мгновенье вся поляна пришла в движение. Аттон, бросив все четыре лезвия в разные стороны, метнулся обратно к мешку, арбалеты взвизгнули почти одновременно с предсмертными криками. Пока ошеломленные корсары оторопело таращились по сторонам, Аттон уже бежал, что было силы продираясь сквозь колючий кустарник.
95
Алан Сивый плевал себе под ноги и с мольбой в глазах поглядывал на капрала.
— Господин капрал, ну что… Ну, хоча бы чарку одну… Как за Норк выйдем, тама ведь только воду пьют, безбожники…
Остальные мечники зашумели, с тоской глядя на корчму. Рыжий как огонь, без единого седого волоска, пожилой капрал, по прозвищу Людоед, потряс перед носом у Сивого огромным мозолистым кукишем.
— Во, видал! Это тебе чарка, рыбий глаз… А вот это… — Людоед показал остальным мечникам многохвостую плеть из жил мантикоры, — А это вам девки гулящие… Никак на войну идем. Лейтенант придет, толку, что молодой… Как начнет вам, пьяным, кулачищем зубы считать, да и мне за одно, что не углядел…
— Так это, господин капрал, воевать-то рыцари будут… — Сивый махнул рукой на железную панту, стоящую в стороне, на пригорке. — А мы что? Мы и пить то не будем, чуток, только… И травки пожуем сразу…
— Все ты не уймешься, рыбий глаз… Сказал нет, значить нет… — Людоед повернул голову и заметил сигнальщика с зеленым флагом, объезжающего на олене ряды войск. — Становись, заразы… Сейчас выход трубить будут.
Сивый, посмотрев в сторону сигнальщика, подпрыгнул от досады…
— Эй, господин капрал, это что… Жалованье получили ведь… Это, как же так, в бой с полными карманами идтить?
— Эх, рыбий глаз… Какой ты прямо змей степной… Ну бери баклагу и бегом… В корчму и обратно… Не помирать же, при таких деньгах…
96
Восседая на огромном белом олене, король Могемии и Боравии осматривал поле выбранное им для решающей битвы. За спиной короля зеленела свежей молодой листвой дубрава, а впереди расстилалась ровная степь, покрытая жесткой колючей травой. Армия Фердинанда из четырех конных бригад и бесчисленных отрядов пехотинцев приближалась с юга, неотвратимо, как осенняя буря. Король посмотрел на свои войска, расположившиеся на кромке леса, и покачал большой седой головой.
Его собственная армия насчитывала до пяти тысяч человек, из них едва ли не половину составляли ремесленники, крестьяне и прочий сброд. Вся Боравия присягнула на верность Фердинанду, а маркизы Суолларра и Готтолаора предали его, беспрепятственно пропустив аведжийцев. Да что там говорить, его бароны позорно бежали со своими дружинами… Но у короля еще остались верные люди, и теперь головы предателей, насаженные на колья, украшают вход в его шатер.
Проезжая мимо своих солдат, король напялил на голову шлем в виде медвежьей головы. Мечники и копейщики, рыцари и простолюдины, смотрели на него одинаковыми взглядами, в которых король видел преданность. Простые люди всегда любили его. Король Венцель Добрый… Король-сумасшедший… Король-пьяница… Он разбрасывал во время праздников горсти монет вокруг себя, и выпив лишнего, а по-другому он и не пил, выходил под бурю оваций бороться с любым желающим, и всегда щедро вознаграждал победившего его. Он миловал преступников, и даровал свободу каторжникам. Люди, ненавидевшие своих лордов, жили, подчас, одной лишь надеждой, что где-то в замке Барга, живет добрый и справедливый король. Теперь они, оставив свои дома, пришли и встали под его знамена.
Венцель неторопливо проезжал, вглядываясь в лица всех встречных. Знать, вовсю трубившая о своей ненависти к аведжийцам, и не простившая ему брака с княгиней Нестской, первая бросилась к ногам Великого Герцога. А этим людям было все равно. Они пришли воевать за свого короля.
Венцеля нагнал генерал Итен, молодой рифлерец. Итен привел тысячу лучших в Лаоре пехотинцев, дань королю от Великого Герцога Рифлерского Вильгельма Третьего, в честь многолетней дружбы.
— Ваше Величество! Разведка сообщает, что аведжийцы приближаются. Завтра утром они будут здесь.
— Хорошо, генерал! — Венцель остановил оленя.
Итен остановил своего коня рядом. Король окинул взглядом молодого генерала и усмехнулся в усы…
— Я знаю, генерал, что вам нашептывают члены военного совета. Что король совсем тронулся умом, и что, мол надо немедленно отводить войска к Барге и укрепиться в городе.. Так, генерал?
На красивом тонком лице рифлерца появился румянец смущения.
— Посмотрите, генерал, вокруг… И скажите, что вы видите? Скажите, вы видите регулярную королевскую армию? Нет? И я не вижу… — Король стянул перчатку и вытер высокий лоб ладонью. Он не пил пятый день, и поэтому губы его слегка дрожали. — Моя армия уже делит те крошечные земельные наделы, что швырнул им Фердинанд… Швырнул — и они бросились, как стая голодных гурпанов, рвать и давить друг друга. В Барге нас задушат, генерал, задушат спящими, и смерть наша станет позором. Укройся я в Барге — и Фердинанд продолжит жечь деревни и уничтожать мой народ… Вы слышали донесения разведки? Вы, солдат в двадцатом поколении, вы представляете себе сад, где на каждом дереве висит по ребенку? Огры, генерал, убивали только воинов и только в бою… Они не травили колодцев и не насиловали женщин… Мы примем этот бой, даже, если нас останется только двое…
— Да, Ваше Величество! — Молодой рифлерец вытянулся в седле и замер с выражением отчаянной отваги на лице.
Венцель улыбнулся.
— Укройте своих мечников в лесу. Командир рифдольцев атаман Кнут обеспечит вам прикрытие от аведжийской разведки. Я поведу в бой войска лично. Если атака будет удачна — постарайтесь прикрыть мне фланги. Аведжийская конница способна перемещаться удивительно быстро. Они обязательно постараются зайти с флангов и с тыла. В тылу будут стоять сельские дружины. Воины они не ахти, конечно, но продержатся смогут. — Король увидел, что невдалеке солдаты разливают по кружкам пенящуюся жидкость… — Вперед, генерал! Ведите свои войска… А я пойду, побеседую с солдатами, перед боем…
Король пришпорил оленя. Завидев его, солдаты смущенно опустили головы и прикрыли кружки ладонями. Король, как в молодости, спрыгнул с оленя на землю и швырнул поводья подскочившему адъютанту. Потом с легкой улыбкой сдернул с седла огромный, изукрашенный резьбой, серебряный рог.
— Эх… Пейте, пейте, солдатики! И мне налейте… На том свете точно не нальют!
Со всех сторон к ним начали сходится воины. Кто-то затянул песню. Венцель хлопал солдат по плечам и сыпал шутку за шуткой. Солдаты радостно хохотали и гордо поднимали головы.
Их добрый король был рядом, он был с ними. И на его медвежьем шлеме блестел девиз древних могемских правителей:
«Первые среди равных!»
97
Ук горестно вздыхал и жаловался самому себе на свою тяжкую судьбу. Ему было холодно, и он очень хотел есть. Четыре дня назад на завод полный рыбы, набросился двурог. Сети пришлось опустить. Рыбаки, почесав грязные чубатые головы, ушли в порт, оставив его, Ука, на вышке, посреди моря, в пяти лигах от Канцы, ждать когда чудовище уйдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45