О, они точны, как электрические часы в Гринвичской обсерватории! По ним вы проживете значительно дольше, чем по своим. А какая прочность, какая надежность конструкции!
Дальше происходит невероятное. Продавец швыряет часы в вазу с водой, потом извлекает их оттуда и, таинственно прижав палец к губам, размахнувшись, хлопает их об пол. Потом часами забивается гвоздь, туго влезающий в доску.
– Посмотрите, они идут! И даже лучше. И ни пылинки, ни царапинки! Берете?
Действительно, часы идут. Тикают. И ни пылинки, ни царапинки! Но нам почему-то не хочется приобретать часы, чтобы забивать ими гвозди. Тем более что те, которые швыряли об пол, лежат в кармане «артиста».
Мы заходим в другой магазин. Заходим в него уже в третий раз. Не только потому, что нам приглянулось кое-что из товара, а потому, что за прилавком стоит очень красивая девушка. У нее черные густые волосы, падающие на открытые плечи, громадные черные глаза, матовая, чуть смуглая кожа лица. Она стройна и гибка, пальцы ее длинны, как у пианистки.
– Это платье? Будьте любезны. – Она кладет платье на прилавок и, подперев подбородок руками, улыбаясь, рассматривает наши обожженные солнцем лица.
– Рыбаки? – спрашивает она.
– Да, рыбаки. Мы работали в тропиках, у экватора.
– Были в Африке?
– Были.
– Вы из России? Это правда, что там часто идет снег?
– Да, зимой.
– А я никогда не видела снега. Это, наверно, так интересно!
Нам хочется поговорить с черноглазой, но в этот момент из глубины магазина показывается хозяин-индус: плечистый, с полным лицом, лысиной и громадными усами. Потирая руки, на которых поблескивают кольца, он подходит к нам и начинает щебетать:
– Русские? О, это очень приятно. Очень, очень! Да, да, конечно, вы должны купить это платье. Всего три фунта. Ах, вы не знаете, как оно будет выглядеть на женщине? Но это мы сейчас устроим!
Усатый индус вынимает из кармана ключ и говорит:
– Вот там комната. Сью померит платье, и это все будет стоить пять фунтов. Но зато какая у нее фигура!..
Хозяин треплет Сью по спине. Она смотрит в окно и чуть покусывает нижнюю губу.
– Гуд бай, Сью! – говорим мы.
– Хэллоу! Всего четыре фунта!
– Гуд бай, – слышим мы голос Сью и захлопываем за собой стеклянную дверь.
Долго идем молча. Сью – такая же реклама, такой же товар, как и все другие, выставленные в витринах магазина.
Из узких дверей магазина-чулана выглядывает седой человек. Лицо его грустно. Глаза печальны. В них беспокойство и сомнение. Его магазин особенный. Здесь продаются священные книги: библии, евангелия, молитвенники. Распятия, кресты, четки. Есть «святая вода». Вот она – «шкалик», заплетенный в соломку. С одной стороны этикетка: «Старая святая вода 1884 года»; с другой стороны – другая этикетка: «В состав воды входят витамины и вещества, освежающие кожу».
Хозяин тяжело вздыхает – все равно плохо берут: торговля хиреет, доход мизерный. Как же тут не беспокоиться и не сомневаться? Старик с неприязнью смотрит на бесстрастное лицо бога и что-то шепчет.
Высокий человек с ниточкой усов под тонким, как лезвие бритвы, носом и набриолиненной узкой головой, преграждая нам путь, шепчет густым басом:
– Неужели вы покинете Гибралтар без сувенира?
И мы уже в магазине гибралтарских, испанских и африканских сувениров. На стенах – флажки и вымпелы с изображением эмблемы города, открытки, значки, цветастые платочки. На полках – стадо слонов, статуэтки из тяжелого эбенового и светло-палевого сандалового дерева.
– Сэр, это же настоящее эбеновое дерево. Прошу вас!
И в моей руке оказывается статуэтка – носатый урод, тяжелый, как чугунная гиря.
– А это? Ах, какая прелесть! Вы понюхайте. Чувствуете? Так пахнет только сандал. И сколько бы лет ни прошло, запах не исчезнет. Он даже станет сильнее, напоминая вам о нашей приятной встрече.
Виктор доверчиво нюхает лопоухую деревянную обезьяну. Действительно, от нее исходит нежный, приятный запах. А продавец не дает нам опомниться. Он сует обезьяну Виктору в карман и кудахчет, как курица: «Это с берегов озера Чад, из Центральной Африки. Мой компаньон нес тысячу миль на спине через джунгли, только у нас, только для вас...» И тут я встречаюсь с глазами узкоголового и вижу в них, читаю: «Ну как бы вам все это всучить?»
В каюте на изделии «с берегов озера Чад» я нахожу маленькое клеймо: «Made in USA». Лопоухая обезьяна из сандалового дерева ровно через два дня перестала пахнуть. А нечаянно упавший с полки носатый урод из «тяжелого эбенового дерева», раскалывается, как гнилой орех, показав свою свинцовую сердцевину.
Большие зеркальные витрины, большие зеркальные двери. В этом солидном заведении не торгуют залежалыми японскими шелками, итальянским нейлоном и сомнительными африканскими сувенирами. Здесь вам предложат телевизоры с метровым экраном, приемники, умещающиеся в кармане для часов, киноаппараты с голубой оптикой. И вот витрина: автоматические винтовки, пистолеты, кинжалы. Коллекция? Нет, товар. Пожалуйста, приобретайте! А вот и продавец: крепкий парень спортивного вида, широкая челюсть, светлые глаза, шрам через всю щеку. Со знанием дела он рекомендует:
– Прошу вас, сэр. Браунинг для заднего кармана. Восемь зарядов – и ни одного мимо! Всего шесть фунтов. А этот, отделанный серебром и перламутром, можете подарить жене. Он удобно помещается в сумочке. Парабеллум. Его пуля делает в человеке вот такую дырку.
– Все эти товары из Западной Германии? – спрашиваю я.
– Йес, сэр. А вы из России?
– Йес, сэр. А вы были в России?
– Йес. Сталинград. Вовремя оттуда выскочил. Вот благодаря этому, – и он показывает рукой на шрам.
И тут же спохватывается.
– Сэр, но мы отвлеклись. Вот газовый револьвер. Если вам надоела теща и нужно от нее... Ха-ха!.. Шучу, сэр, шучу... Суете ствол в замочную скважину и... Ха-ха!.. Шутки, конечно. Но ни один медицинский эксперт не подкопается. А этот – стреляет чернилами: «Бац!» И потом хоть напильником чернила сдирай. А может, вам нужно вот это?
Продавец вынимает из-под прилавка изящную лакированную трость. Неуловимое движение руки, и из трости выскакивает сверкающий клинок. Нет, нам не нужна трость с клинком. И вообще оружия нам не нужно. Продавец кивает нам головой и спешит к хилому, жидконогому старичку, который приценивается к подзорной трубе.
При выходе из магазина бросается в глаза большой снимок: группа офицеров НАТО на стрельбище. За их спинами щит с количеством выбитых очков. На первом месте – Западная Германия. А на заднем плане целится куда-то за кадр широкоплечий белокурый парень с парабеллумом в руке.
Заглядываем в книжный магазин. В глаза бросаются яркие обложки книг и журналов.
– Что у вас интересненького?
– У нас все интересное. Покопайтесь вот здесь. – Широким жестом продавец указывает в сторону полок с небольшими книжками в пестрых обложках. Это комиксы. Пресловутые книжонки, от которых за версту тянет трупным смрадом, пороховым дымом, кровью. С любой из них смотрят на вас раскрытые в крике рты, глаза, вылезшие из орбит, и изуродованные тела, плавающие в лужах крови. Нет, не хочется нам копаться в этом бульварном чтиве, в этой литературной помойке! А ведь почти на каждой из этих книжонок изображена медаль с надписью: «Золотая книжная медаль». Значит, это не просто книжки, это «литература», отмеченная медалью, как там, в «свободном мире», отмечают выдающиеся произведения!
Ну, нам пора в порт. Мимо нас проносятся автомобили: городские бизнесмены спешат в испанский город Альхесирас. Там сегодня бой быков. Улицы пустеют. По затихшей Майн-стрит бродит, размахивая дубинкой, полицейский, да у газетного киоска столпилась кучка людей – вывешена лотерейная таблица, а под ней – железная корзина. Корзина полна бумажек, а карманы по-прежнему пусты. Еще более пусты, нежели до покупки лотерейного билета.
В проходной будке дежурный вежливо берет под козырек, возвращает нам увольнительные удостоверения, а потом, заговорщицки подмигнув, осторожно вынимает из кармана пачку фотографий рискованного содержания. Поняв, что мы не воспользуемся его коммерческими побуждениями, он провожает нас потускневшим взглядом.
«Красивая жизнь», – говорил портовый агент. Столкнувшись с такой жизнью, пошлую наготу и продажность которой не прикроет никакая яркая мишура, хочется лишний раз помыть руки...
Без сожаления покидали мы Гибралтар. Низкие тучи прижались к самому городу, в узких улочках которого жизнь идет по жестоким законам джунглей. И еще раз представились мне жадные, подобострастные лица торговцев, наглые, притворно-приветливые физиономии полисменов, самодовольные – различных мелких и крупных боссов; вспомнились тяжелые руки безработных, с которых сошли уже мозоли, и лихорадочно блестящие глаза голодных девушек с Майн-стрит.
ГЛАВА XV
Путь домой. – Морские охотники. – Последние дни судовой жизни. – Берег.
Над Гибралтарским проливом торопливо скользят белые летние облака. Отражаясь в проливе, они плывут армада за армадой на северо-восток. Может быть, они спешат туда же, куда и мы. Может, они и доберутся до широких русских полей, тенистых зеленых лесов, прохладных спокойных озер, если не изойдут дождями да туманами, если не развеются ветрами или не выпадут снегом на оранжево-красные скалы Альп.
А мы спешим на запад: лишь обогнув острый подбородок Пиренейского полуострова, мы сменим курс.
Атлантический океан вновь подхватывает наше судно в свои сильные руки и начинает раскачивать, швырять по крутым сизым волнам, напевая в снастях то сердитые, то ласковые морские песни. Мы спешим в родной порт. Утром и вечером штурманы и капитан слышат один и тот же вопрос:
– Сколько миль прошли за ночь? За сутки? Сколько еще миль до берега?
Не доверял штурманам, нервируя их, мы сами бродим по голубому полю Атлантики, Бискайского залива, Северного моря, по узким проливам, на которых прочерчены тоненькие, красные пунктиры – дорожки-тропинки для теплоходов: до сих пор кругом мины. Нет, штурманы не ошиблись, еще многие сутки, многие мили отделяют нас от Родины.
На судне пахнет краской и хозяйственным мылом. Еще раз моем, чистим каюты, драим «медяшку», а боцман все находит какие-то местечки, которые нужно еще раз или заново подкрасить. Уже не гудят в каютах вентиляторы; мы мерзнем и завинчиваем на ночь иллюминаторы.
Проходим Бискай. На этот раз он более милостив к нам, нежели в начале рейса, – волнение совсем пустяковое, каких-нибудь три-четыре балла при попутном ветре. Здесь, в заливе, нам удается увидеть, как охотятся за меч-рыбой. Да, за ней охотятся. Почти так же, как и за китами: бьют гарпуном.
В бинокль хорошо видно охотничье судно – небольшой парусно-моторный двухмачтовый баркас, способный развивать на моторе приличную скорость, а это одно из важнейших качеств, которыми должно обладать судно, преследующее меч-рыбу. У баркаса длинный крепкий бушприт, вытянувшийся с носа судна далеко вперед почти параллельно воде. На конце бушприта – крестовина с упором для ног: здесь сидит гарпунер. Особенность имеет и фок-мачта: она оснащена крепкой, большой реей. На этой рее, вцепившись руками в ванты, стоят, зорко всматриваясь в воду, пятеро наблюдателей. Вот один из них заметил в сотне метров от судна пенный, как от торпеды, след. Меч-рыба! Судно резко ложится на правый борт и, набирая скорость, мчится к рыбе. А та не торопится; возможно, она только что опустошила какой-нибудь косяк и теперь спокойно плывет, выставив из воды свой острый спинной плавник. Еще десяток минут погони, бушприт уже над рыбой, его тень скользит по волнам, по серому рыбьему телу. Гарпунер прицеливается и с силой вонзает длинный тонкий гарпун в спину меч-рыбы. Всплеск... каскад брызг... Двигатель на судне останавливается: через ролик убегает в океан крепчайший нейлоновый шнур. Капитан, мужчина в красном свитере и белом шерстяном колпаке, высовывается из рубки и машет рукой.
– Стоп!.. Хватит травить...
Матросы, спустившиеся с мачты, подтягивают рыбу к борту судна и, когда она всплывает, бросают в нее «железную лилию» – разновидность «кошки», которой в деревнях достают утонувшие в колодцах ведра. Острые когти «кошки» вонзаются в рыбье тело, и вскоре рыбу вытаскивают на палубу при помощи небольшой стрелы. Там уже лежат несколько ошкеренных исполинов – дневная добыча охотников за меч-рыбой.
На наших глазах у поднятой рыбины отсекают ее костяной меч и швыряют в волны.
– Какой сувенир пропадает!.. – сокрушается Саша Хлыстов.
И я тоже вздыхаю: эта же мысль пришла в голову и мне.
Капитан переводит рукоятку телеграфа на «полный вперед», и вскоре маленькое суденышко исчезает за горизонтом. Некоторое время мы еще стоим на верхнем мостике, окидывая взглядом унылую водную пустыню, а потом расходимся по каютам с одной мыслью: как бы подстегнуть время? Как же оно медленно тянется! Совсем недавно мечтали о таком дне, чтобы встать не в четыре-пять часов утра, а хотя бы к завтраку, в семь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Дальше происходит невероятное. Продавец швыряет часы в вазу с водой, потом извлекает их оттуда и, таинственно прижав палец к губам, размахнувшись, хлопает их об пол. Потом часами забивается гвоздь, туго влезающий в доску.
– Посмотрите, они идут! И даже лучше. И ни пылинки, ни царапинки! Берете?
Действительно, часы идут. Тикают. И ни пылинки, ни царапинки! Но нам почему-то не хочется приобретать часы, чтобы забивать ими гвозди. Тем более что те, которые швыряли об пол, лежат в кармане «артиста».
Мы заходим в другой магазин. Заходим в него уже в третий раз. Не только потому, что нам приглянулось кое-что из товара, а потому, что за прилавком стоит очень красивая девушка. У нее черные густые волосы, падающие на открытые плечи, громадные черные глаза, матовая, чуть смуглая кожа лица. Она стройна и гибка, пальцы ее длинны, как у пианистки.
– Это платье? Будьте любезны. – Она кладет платье на прилавок и, подперев подбородок руками, улыбаясь, рассматривает наши обожженные солнцем лица.
– Рыбаки? – спрашивает она.
– Да, рыбаки. Мы работали в тропиках, у экватора.
– Были в Африке?
– Были.
– Вы из России? Это правда, что там часто идет снег?
– Да, зимой.
– А я никогда не видела снега. Это, наверно, так интересно!
Нам хочется поговорить с черноглазой, но в этот момент из глубины магазина показывается хозяин-индус: плечистый, с полным лицом, лысиной и громадными усами. Потирая руки, на которых поблескивают кольца, он подходит к нам и начинает щебетать:
– Русские? О, это очень приятно. Очень, очень! Да, да, конечно, вы должны купить это платье. Всего три фунта. Ах, вы не знаете, как оно будет выглядеть на женщине? Но это мы сейчас устроим!
Усатый индус вынимает из кармана ключ и говорит:
– Вот там комната. Сью померит платье, и это все будет стоить пять фунтов. Но зато какая у нее фигура!..
Хозяин треплет Сью по спине. Она смотрит в окно и чуть покусывает нижнюю губу.
– Гуд бай, Сью! – говорим мы.
– Хэллоу! Всего четыре фунта!
– Гуд бай, – слышим мы голос Сью и захлопываем за собой стеклянную дверь.
Долго идем молча. Сью – такая же реклама, такой же товар, как и все другие, выставленные в витринах магазина.
Из узких дверей магазина-чулана выглядывает седой человек. Лицо его грустно. Глаза печальны. В них беспокойство и сомнение. Его магазин особенный. Здесь продаются священные книги: библии, евангелия, молитвенники. Распятия, кресты, четки. Есть «святая вода». Вот она – «шкалик», заплетенный в соломку. С одной стороны этикетка: «Старая святая вода 1884 года»; с другой стороны – другая этикетка: «В состав воды входят витамины и вещества, освежающие кожу».
Хозяин тяжело вздыхает – все равно плохо берут: торговля хиреет, доход мизерный. Как же тут не беспокоиться и не сомневаться? Старик с неприязнью смотрит на бесстрастное лицо бога и что-то шепчет.
Высокий человек с ниточкой усов под тонким, как лезвие бритвы, носом и набриолиненной узкой головой, преграждая нам путь, шепчет густым басом:
– Неужели вы покинете Гибралтар без сувенира?
И мы уже в магазине гибралтарских, испанских и африканских сувениров. На стенах – флажки и вымпелы с изображением эмблемы города, открытки, значки, цветастые платочки. На полках – стадо слонов, статуэтки из тяжелого эбенового и светло-палевого сандалового дерева.
– Сэр, это же настоящее эбеновое дерево. Прошу вас!
И в моей руке оказывается статуэтка – носатый урод, тяжелый, как чугунная гиря.
– А это? Ах, какая прелесть! Вы понюхайте. Чувствуете? Так пахнет только сандал. И сколько бы лет ни прошло, запах не исчезнет. Он даже станет сильнее, напоминая вам о нашей приятной встрече.
Виктор доверчиво нюхает лопоухую деревянную обезьяну. Действительно, от нее исходит нежный, приятный запах. А продавец не дает нам опомниться. Он сует обезьяну Виктору в карман и кудахчет, как курица: «Это с берегов озера Чад, из Центральной Африки. Мой компаньон нес тысячу миль на спине через джунгли, только у нас, только для вас...» И тут я встречаюсь с глазами узкоголового и вижу в них, читаю: «Ну как бы вам все это всучить?»
В каюте на изделии «с берегов озера Чад» я нахожу маленькое клеймо: «Made in USA». Лопоухая обезьяна из сандалового дерева ровно через два дня перестала пахнуть. А нечаянно упавший с полки носатый урод из «тяжелого эбенового дерева», раскалывается, как гнилой орех, показав свою свинцовую сердцевину.
Большие зеркальные витрины, большие зеркальные двери. В этом солидном заведении не торгуют залежалыми японскими шелками, итальянским нейлоном и сомнительными африканскими сувенирами. Здесь вам предложат телевизоры с метровым экраном, приемники, умещающиеся в кармане для часов, киноаппараты с голубой оптикой. И вот витрина: автоматические винтовки, пистолеты, кинжалы. Коллекция? Нет, товар. Пожалуйста, приобретайте! А вот и продавец: крепкий парень спортивного вида, широкая челюсть, светлые глаза, шрам через всю щеку. Со знанием дела он рекомендует:
– Прошу вас, сэр. Браунинг для заднего кармана. Восемь зарядов – и ни одного мимо! Всего шесть фунтов. А этот, отделанный серебром и перламутром, можете подарить жене. Он удобно помещается в сумочке. Парабеллум. Его пуля делает в человеке вот такую дырку.
– Все эти товары из Западной Германии? – спрашиваю я.
– Йес, сэр. А вы из России?
– Йес, сэр. А вы были в России?
– Йес. Сталинград. Вовремя оттуда выскочил. Вот благодаря этому, – и он показывает рукой на шрам.
И тут же спохватывается.
– Сэр, но мы отвлеклись. Вот газовый револьвер. Если вам надоела теща и нужно от нее... Ха-ха!.. Шучу, сэр, шучу... Суете ствол в замочную скважину и... Ха-ха!.. Шутки, конечно. Но ни один медицинский эксперт не подкопается. А этот – стреляет чернилами: «Бац!» И потом хоть напильником чернила сдирай. А может, вам нужно вот это?
Продавец вынимает из-под прилавка изящную лакированную трость. Неуловимое движение руки, и из трости выскакивает сверкающий клинок. Нет, нам не нужна трость с клинком. И вообще оружия нам не нужно. Продавец кивает нам головой и спешит к хилому, жидконогому старичку, который приценивается к подзорной трубе.
При выходе из магазина бросается в глаза большой снимок: группа офицеров НАТО на стрельбище. За их спинами щит с количеством выбитых очков. На первом месте – Западная Германия. А на заднем плане целится куда-то за кадр широкоплечий белокурый парень с парабеллумом в руке.
Заглядываем в книжный магазин. В глаза бросаются яркие обложки книг и журналов.
– Что у вас интересненького?
– У нас все интересное. Покопайтесь вот здесь. – Широким жестом продавец указывает в сторону полок с небольшими книжками в пестрых обложках. Это комиксы. Пресловутые книжонки, от которых за версту тянет трупным смрадом, пороховым дымом, кровью. С любой из них смотрят на вас раскрытые в крике рты, глаза, вылезшие из орбит, и изуродованные тела, плавающие в лужах крови. Нет, не хочется нам копаться в этом бульварном чтиве, в этой литературной помойке! А ведь почти на каждой из этих книжонок изображена медаль с надписью: «Золотая книжная медаль». Значит, это не просто книжки, это «литература», отмеченная медалью, как там, в «свободном мире», отмечают выдающиеся произведения!
Ну, нам пора в порт. Мимо нас проносятся автомобили: городские бизнесмены спешат в испанский город Альхесирас. Там сегодня бой быков. Улицы пустеют. По затихшей Майн-стрит бродит, размахивая дубинкой, полицейский, да у газетного киоска столпилась кучка людей – вывешена лотерейная таблица, а под ней – железная корзина. Корзина полна бумажек, а карманы по-прежнему пусты. Еще более пусты, нежели до покупки лотерейного билета.
В проходной будке дежурный вежливо берет под козырек, возвращает нам увольнительные удостоверения, а потом, заговорщицки подмигнув, осторожно вынимает из кармана пачку фотографий рискованного содержания. Поняв, что мы не воспользуемся его коммерческими побуждениями, он провожает нас потускневшим взглядом.
«Красивая жизнь», – говорил портовый агент. Столкнувшись с такой жизнью, пошлую наготу и продажность которой не прикроет никакая яркая мишура, хочется лишний раз помыть руки...
Без сожаления покидали мы Гибралтар. Низкие тучи прижались к самому городу, в узких улочках которого жизнь идет по жестоким законам джунглей. И еще раз представились мне жадные, подобострастные лица торговцев, наглые, притворно-приветливые физиономии полисменов, самодовольные – различных мелких и крупных боссов; вспомнились тяжелые руки безработных, с которых сошли уже мозоли, и лихорадочно блестящие глаза голодных девушек с Майн-стрит.
ГЛАВА XV
Путь домой. – Морские охотники. – Последние дни судовой жизни. – Берег.
Над Гибралтарским проливом торопливо скользят белые летние облака. Отражаясь в проливе, они плывут армада за армадой на северо-восток. Может быть, они спешат туда же, куда и мы. Может, они и доберутся до широких русских полей, тенистых зеленых лесов, прохладных спокойных озер, если не изойдут дождями да туманами, если не развеются ветрами или не выпадут снегом на оранжево-красные скалы Альп.
А мы спешим на запад: лишь обогнув острый подбородок Пиренейского полуострова, мы сменим курс.
Атлантический океан вновь подхватывает наше судно в свои сильные руки и начинает раскачивать, швырять по крутым сизым волнам, напевая в снастях то сердитые, то ласковые морские песни. Мы спешим в родной порт. Утром и вечером штурманы и капитан слышат один и тот же вопрос:
– Сколько миль прошли за ночь? За сутки? Сколько еще миль до берега?
Не доверял штурманам, нервируя их, мы сами бродим по голубому полю Атлантики, Бискайского залива, Северного моря, по узким проливам, на которых прочерчены тоненькие, красные пунктиры – дорожки-тропинки для теплоходов: до сих пор кругом мины. Нет, штурманы не ошиблись, еще многие сутки, многие мили отделяют нас от Родины.
На судне пахнет краской и хозяйственным мылом. Еще раз моем, чистим каюты, драим «медяшку», а боцман все находит какие-то местечки, которые нужно еще раз или заново подкрасить. Уже не гудят в каютах вентиляторы; мы мерзнем и завинчиваем на ночь иллюминаторы.
Проходим Бискай. На этот раз он более милостив к нам, нежели в начале рейса, – волнение совсем пустяковое, каких-нибудь три-четыре балла при попутном ветре. Здесь, в заливе, нам удается увидеть, как охотятся за меч-рыбой. Да, за ней охотятся. Почти так же, как и за китами: бьют гарпуном.
В бинокль хорошо видно охотничье судно – небольшой парусно-моторный двухмачтовый баркас, способный развивать на моторе приличную скорость, а это одно из важнейших качеств, которыми должно обладать судно, преследующее меч-рыбу. У баркаса длинный крепкий бушприт, вытянувшийся с носа судна далеко вперед почти параллельно воде. На конце бушприта – крестовина с упором для ног: здесь сидит гарпунер. Особенность имеет и фок-мачта: она оснащена крепкой, большой реей. На этой рее, вцепившись руками в ванты, стоят, зорко всматриваясь в воду, пятеро наблюдателей. Вот один из них заметил в сотне метров от судна пенный, как от торпеды, след. Меч-рыба! Судно резко ложится на правый борт и, набирая скорость, мчится к рыбе. А та не торопится; возможно, она только что опустошила какой-нибудь косяк и теперь спокойно плывет, выставив из воды свой острый спинной плавник. Еще десяток минут погони, бушприт уже над рыбой, его тень скользит по волнам, по серому рыбьему телу. Гарпунер прицеливается и с силой вонзает длинный тонкий гарпун в спину меч-рыбы. Всплеск... каскад брызг... Двигатель на судне останавливается: через ролик убегает в океан крепчайший нейлоновый шнур. Капитан, мужчина в красном свитере и белом шерстяном колпаке, высовывается из рубки и машет рукой.
– Стоп!.. Хватит травить...
Матросы, спустившиеся с мачты, подтягивают рыбу к борту судна и, когда она всплывает, бросают в нее «железную лилию» – разновидность «кошки», которой в деревнях достают утонувшие в колодцах ведра. Острые когти «кошки» вонзаются в рыбье тело, и вскоре рыбу вытаскивают на палубу при помощи небольшой стрелы. Там уже лежат несколько ошкеренных исполинов – дневная добыча охотников за меч-рыбой.
На наших глазах у поднятой рыбины отсекают ее костяной меч и швыряют в волны.
– Какой сувенир пропадает!.. – сокрушается Саша Хлыстов.
И я тоже вздыхаю: эта же мысль пришла в голову и мне.
Капитан переводит рукоятку телеграфа на «полный вперед», и вскоре маленькое суденышко исчезает за горизонтом. Некоторое время мы еще стоим на верхнем мостике, окидывая взглядом унылую водную пустыню, а потом расходимся по каютам с одной мыслью: как бы подстегнуть время? Как же оно медленно тянется! Совсем недавно мечтали о таком дне, чтобы встать не в четыре-пять часов утра, а хотя бы к завтраку, в семь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31