Отвечать бессмысленно, Кирман знает все, что он может сказать. В логике поступков Кирмана журналист разобраться не мог — почему, например, он скрывается, если может действовать в открытую? В том, что Кирман способен на многое, Крафт убедился. И о каком запасе времени толкует биолог? Крафт подумал, что надо бы вернуться к машине и взять диктофон — если предстоит долгая беседа, лучше иметь документальную запись.
— Не беспокойтесь, — сказал Кирман, — вы ничего не забудете.
20 октября, воскресенье.
В час ночи Рихтер стоял у окна своего кабинета, смотрел на суету перед входом и пытался анализировать ситуацию. Ситуация анализу не поддавалась. Понять можно было лишь общие закономерности, которые не позволяли ответить на конкретный и главный вопрос: где сейчас Кирман и как до него добраться? К тому же и журналиста упустили.
Этот эпизод был совершенно загадочным. О том, что Крафт едет в район поиска, Рихтеру сообщили утром. Сказали, что репортера нужно направить таким образом, чтобы он увидел момент поимки Кирмана. Пусть у Крафта создастся впечатление о прекрасной работе поисковых отрядов. Рихтер, понимавший насколько трудным будет поиск в пустыне, подчинился приказу с большой неохотой. Но мнение свое сообщил. Судя по всему, это мнение сыграло определенную роль: три часа спустя последовал новый приказ. Крафта изолировать, информации не давать. Рихтер пожал плечами и отдал соответствующее распоряжение. Ему было не до Крафта.
А потом все пошло наперекосяк. Журналиста остановили на первом контрольном пункте, он и не думал скрываться. Действуя в соответствии с предписанием, лейтенант Додж повез Крафта на базу. Что, черт возьми, произошло в пути? Если верить службе наблюдения — ничего.
Но на базу Додж прибыл один и уверял, что один и ехал от самого кордона. Зачем? Этого он не знал. Был приказ, и он поехал. Чей приказ? Неизвестно. Бред и чушь. Если в этом замешан Кирман, то как? Куда делся журналист? И куда, наконец, делся сам «форд»? Додж подошел к зданию штаба пешком. Куда он дел машину? На этот вопрос лейтенант не смог ответить — он не знал. Действительно не знал.
В окнах лабораторий горел свет — работа не прекращалась ни на минуту. За время службы на базе Шеррард Рихард перезнакомился практически со всеми и со многими подружился. Он не мог, не имел права проморгать работу, которая велась под вывеской сверхсекретного «Зенита». Рихтер прекрасно понимал, что в этой ситуации именно он окажется козлом отпущения, — когда все кончится, ему воздадут сполна. Почти наверняка придется уйти в отставку. Такой оборот Рихтера не очень беспокоил — деньги у него есть, откроет свое дело; в конце концов, он и сам собирался, выйдя на пенсию, купить бар или кафетерий. Семьи у него нет, а женщины всегда найдутся.
Никто на его месте не справился бы лучше с делом Кирмана. Кто, черт возьми, виноват — он или игра в сверхсекретность? Если бы его вовремя информировали о «Зените» и о прекращении работы, он легко поймал бы Кирмана на подлоге. Но, не зная ни о чем, как можно кого-то поймать? Много раз он слушал, о чем говорили наедине Кирман и эта Тинсли — в их беседах не было ничего, что его как офицера службы безопасности могло бы обеспокоить. «Зенит» не упоминался никогда. О чем они говорили, гуляя по пустыне, Рихтер не знал. Он мог бы, конечно, всадить микрофоны в костюм Кирмана или платье Бет, но считал это лишним. Наружное наблюдение, которое он изредка практиковал, никогда ничего не давало. В общем, с его точки зрения Кирман был чист.
Может, Рихтера сбивала с толку убежденность в том, что Кирман должен быть чист? Кирман — ведущий специалист, руководитель работ по генетической бомбе. Зарабатывал он в десятки раз больше Рихтера. Фанатиком науки не был — свидетельством тому его связь с Тинсли, но и глупостей никогда не совершал. В его аполитичности Рихтер давно убедился — человек, работающий над бомбой и представляющий последствия ее возможного применения, должен быть вне подозрений.
Сейчас Рихтер понимал, что у медали была и другая сторона. Кирману было решительно плевать на то, сколько людей убьет его бомба, но когда представилась возможность использовать работу для достижения собственных целей, он не преминул сделать это.
Все сегодня катилось к черту. Кирмана нет, Додж порет чушь, Тинсли спятила, машина репортера исчезла вместе с ним, причем на территории базы! Если добавить к этому гибель самолета, развороченный взрывом пакгауз и неполадки со связью, обнаруженные в последний час, да еще полную неизвестность впереди…
Звякнул телефон. Рихтер поднял трубку. Докладывал лейтенант Карстнер, отвечавший за наружное наблюдение. Судя по голосу, он сам не верил в то, что говорил:
— «Форд» обнаружен, сэр. Он на стоянке перед штабом.
— Не понял, — оторопел Рихтер. — Я проходил там четверть часа назад.
— Машина только что появилась, сэр. Собственно… Она ниоткуда не приехала. Ее не было, а потом она возникла там, где стоит сейчас.
У Рихтера заныли пальцы, сжимавшие трубку.
— Там этот репортер, Крафт, — продолжал Карстнер. — Сидит спокойно, оглядывается, но не выходит.
— Ну так подойдите и приволоките его, — рявкнул Рихтер вовсе не оттого, что был сердит на Карстнера. Он просто отгонял подступивший страх, нечто подобное он испытал утром, когда эта проклятая мышь…
— Слушаюсь, сэр.
Рихтер бросил трубку и подошел к окну. «Форд» действительно был на стоянке. Из здания выбежали несколько десантников и набросились на машину, будто это была операция по захвату террориста, все произошло мгновенно. Крафта вытолкнули, сжали со всех сторон и повели.
Рихтер бросился вон из комнаты, не стал ждать лифта, с каждым лестничным пролетом страх становился все более липким. Он боялся не Крафта и не странного этого «форда». Он боялся того, что случится с ним самим — и скоро, через час или даже через минуту. Он сбился с шага и едва не упал, с трудом сохранив равновесие. Что-то случится.
x x x
Кирман закончил рассказ. Многого он не смог выразить словами, но Крафт понял, и Кирман знал, что репортер ничего не забудет. Теперь нужно сделать так, чтобы он все забыл. На время, конечно, — до того момента, когда он вернется в Нью-Йорк. Кирман вовсе не хотел давить на психику Крафта, выводы пусть делает сам.
Кирману не нужно было выглядывать на дорогу, он и так знал, что присходит. Территория была ярко освещена, в небе — после захода солнца оно почернело и заволоклось облаками — висели вертолеты, гул моторов стал таким привычным, что не воспринимался как помеха. Один из вертолетов завис над «фордом», и в свете прожектора машину нельзя было не увидеть. Пилот, однако, ничего не замечал.
Рассказывая Крафту о работе, Кирман одновременно следил за всеми действиями контрразведки, «говорил» с людьми, и люди соглашались с ним, не могли не соглашаться — их психика не была приспособлена для конфликтов с внушением, шедшим, казалось, из глубины собственного подсознания. Все это Кирману не нравилось. Не нравилось командовать, скрываться, но еще больше не хотелось быть убитым. Навязанная ему игра на выживание затягивала. За одним поступком неизбежно следовал другой.
— Я думал, — сказал Кирман репортеру, — что физическое могущество дает и физическую свободу. Не свободу навязывать свою волю, а свободу быть собой, понимаете? Не получается… Все время я вынужден поступать так, как требуют обстоятельства. Мне плохо, Роберт. Боже мой, как плохо… Вы понимаете меня?
— Пытаюсь, — вздохнул Крафт.
Он смотрел на висевший над ними вертолет и старался посильнее вжаться в груду обломков, хотя и знал, что пилот его не видит.
— Сейчас вы пойдете, — сказал Кирман. Крафт зашевелился. — Не бойтесь. Вы сядете в машину и поедете к штабу. Все, о чем мы здесь говорили, вы на время забудете. Поэтому там, — Кирман мотнул головой, — вы будете вполне искренни, обвинить вас будет не в чем. Да и я подстрахую. Через час вы будете в дороге. Главное для вас теперь — уехать отсюда.
— А вы, Дик? Если я верно понял… Вы же через час-другой… ну… заснете, и каждый, кто сможет…
— Да, засну. Но я приму меры, чтобы меня не нашли.
— У меня есть еще вопросы, Дик, — сказал Крафт. — Вы мне все рассказали о работе, и я понял. Но я почти ничего не знаю о вас лично, а читателям, понимаете…
— Не нужно, Роберт. И без интимных подробностей это будет бомба, верно? Поймите, я не хочу на вас давить…
— Понимаю, — сказал Крафт.
— Роберт, — медленно, со значением заговорил Кирман, — вы хоть поняли, что нас всех ждет? Пусть мне сейчас и не удастся. Пусть вы не сумеете ничего опубликовать и никто не узнает правды. Но все равно, Роберт, в эволюции человечества произойдет взрыв, наши желания ничего не изменят. Ничего. Как не изменило бы ничего решение обезьяны не становиться человеком. Понимаете, Роберт?
— Понимаю, — повторил Крафт. — Дик, я хочу спросить… Это… очень больно?
— Очень. Но я ведь от незнания пошел на такой шаг. Мне казалось, что это единственный способ.
— И еще… Вам не хочется подышать, а? Вы ведь привыкли дышать, а теперь…
— Не хочется, Роберт. Это инстинкт. Старые инстинкты исчезли, возникли новые. Я ведь долго вообще не знал, что не дышу. И чувства голода нет, я знаю, что это такое, но есть не хочу. Многого нет, и многое появилось. Я разговариваю с вами и одновременно решаю проблему репликации в зародышевом состоянии. И в то же время чувствую всех, кто находится на базе. Мыслей не выделяю, могу и это, но сейчас меня интересует общее, я хочу знать состояние людей… Или: я смотрю на вас и вижу, как вы светлеете.
— Что? — не понял Крафт.
— Температура. Вы волнуетесь, и у вас повышаются температура и кровяное давление. А я это вижу… Идите, Роберт, пора.
Крафт поднялся. Ему не хотелось выходить на открытое пространство, простреливаемое лучами прожекторов.
— Идите, Роберт, — повторил Кирман.
А ведь он может просто взять меня мысленно за руку и повести как ребенка, подумал Крафт. Но он не сделает этого, он хочет, чтобы я сам…
— Да, — сказал Кирман, — я хочу, чтобы вы были свободны в своих поступках, Роберт.
— Прощайте, Дик, — сказал Крафт. — Честно: мне очень хотелось бы увидеть вас у себя в Нью-Йорке, а не так вот… Я напишу.
Он заставил себя обогнуть груду обломков. Он шел в лучах прожекторов и не щурился.
x x x
— Господа, — начал президент, — время неурочное, но и ситуация чрезвычайная.
Купера подняли с постели час назад — звонил Сьюард и настойчиво требовал созыва Комитета национальной безопасности. Несколько минут спустя он прибыл сам, уставший, осунувшийся, издерганный, протянул президенту тонкую папку с анализом последних событий на базе Шеррард и молча ждал, пока Купер прочитает. Президент — он не успел толком одеться и чувствовал себя неловко — прочитал и попросил миссис Скрэнтон собрать членов Комитета в комнате решений в цокольном этаже Белого дома. Строго секретно и конфиденциально.
Верхние этажи были погружены во мрак — президент спал, это мог видеть каждый американец. Автомобили с членами Комитета прибывали на площадку за домом.
— Ситуация чрезвычайная, — повторил Купер.
Он встретился взглядом со Сьюардом, и тот едва заметно кивнул.
— Господин вице-директор, — обратился к Сьюарду президент, — вы лучше меня обрисуете положение, верно?
Сьюард вытянул из папки шесть голубоватых листков и пустил по рукам. Генерал Хэйлуорд пробежал страницу взглядом, сложил лист вчетверо и сунул в карман. Госсекретарь Вард читал медленно, останавливаясь на каждом слове и поглядывая на президента. Министр обороны Кшемински читал внимательно, но быстро, перевернул лист, не нашел ничего на обороте, и глубоко задумался. Генерал Вудворт, вызванный по специальному требованию Сьюарда, читать не стал — он уже знал все. Генерал Палмер, председатель штаба ракетно-космических сил, и адмирал Бургойн, руководивший флотом, решили почему-то читать вместе и склонились над листом, едва не сталкиваясь лбами.
— А теперь, — сказал Сьюард, когда текст был прочитан, — о выводах. Наши аналитики работают совместно с генетиками из биологического отдела министерства обороны. Итак, Кирман наверняка на базе, но обнаружить его невозможно. Я не говорю «трудно», господа, я говорю «невозможно». Он полностью контролирует мышление всего персонала. Это здесь мы после анализа всех нюансов информации сделали вывод о том, что Кирман в Шеррарде. Там, на месте, убеждены, что он пропал, испарился. Совершенно явные признаки остаются непонятыми, очевидных явлений не замечают. Мы здесь слишком поздно поняли, что никто на базе не отреагирует даже на прямое изображение Кирмана, если оно появится, скажем, на экране. Его не заметят. Мы перевели всю систему коммуникаций и управления базой на компьютеры центра. Но согласитесь, господа, задача оказалась более чем сложной — дистанционно управлять огромной базой при отсутствии достоверной информации и саботаже со стороны персонала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— Не беспокойтесь, — сказал Кирман, — вы ничего не забудете.
20 октября, воскресенье.
В час ночи Рихтер стоял у окна своего кабинета, смотрел на суету перед входом и пытался анализировать ситуацию. Ситуация анализу не поддавалась. Понять можно было лишь общие закономерности, которые не позволяли ответить на конкретный и главный вопрос: где сейчас Кирман и как до него добраться? К тому же и журналиста упустили.
Этот эпизод был совершенно загадочным. О том, что Крафт едет в район поиска, Рихтеру сообщили утром. Сказали, что репортера нужно направить таким образом, чтобы он увидел момент поимки Кирмана. Пусть у Крафта создастся впечатление о прекрасной работе поисковых отрядов. Рихтер, понимавший насколько трудным будет поиск в пустыне, подчинился приказу с большой неохотой. Но мнение свое сообщил. Судя по всему, это мнение сыграло определенную роль: три часа спустя последовал новый приказ. Крафта изолировать, информации не давать. Рихтер пожал плечами и отдал соответствующее распоряжение. Ему было не до Крафта.
А потом все пошло наперекосяк. Журналиста остановили на первом контрольном пункте, он и не думал скрываться. Действуя в соответствии с предписанием, лейтенант Додж повез Крафта на базу. Что, черт возьми, произошло в пути? Если верить службе наблюдения — ничего.
Но на базу Додж прибыл один и уверял, что один и ехал от самого кордона. Зачем? Этого он не знал. Был приказ, и он поехал. Чей приказ? Неизвестно. Бред и чушь. Если в этом замешан Кирман, то как? Куда делся журналист? И куда, наконец, делся сам «форд»? Додж подошел к зданию штаба пешком. Куда он дел машину? На этот вопрос лейтенант не смог ответить — он не знал. Действительно не знал.
В окнах лабораторий горел свет — работа не прекращалась ни на минуту. За время службы на базе Шеррард Рихард перезнакомился практически со всеми и со многими подружился. Он не мог, не имел права проморгать работу, которая велась под вывеской сверхсекретного «Зенита». Рихтер прекрасно понимал, что в этой ситуации именно он окажется козлом отпущения, — когда все кончится, ему воздадут сполна. Почти наверняка придется уйти в отставку. Такой оборот Рихтера не очень беспокоил — деньги у него есть, откроет свое дело; в конце концов, он и сам собирался, выйдя на пенсию, купить бар или кафетерий. Семьи у него нет, а женщины всегда найдутся.
Никто на его месте не справился бы лучше с делом Кирмана. Кто, черт возьми, виноват — он или игра в сверхсекретность? Если бы его вовремя информировали о «Зените» и о прекращении работы, он легко поймал бы Кирмана на подлоге. Но, не зная ни о чем, как можно кого-то поймать? Много раз он слушал, о чем говорили наедине Кирман и эта Тинсли — в их беседах не было ничего, что его как офицера службы безопасности могло бы обеспокоить. «Зенит» не упоминался никогда. О чем они говорили, гуляя по пустыне, Рихтер не знал. Он мог бы, конечно, всадить микрофоны в костюм Кирмана или платье Бет, но считал это лишним. Наружное наблюдение, которое он изредка практиковал, никогда ничего не давало. В общем, с его точки зрения Кирман был чист.
Может, Рихтера сбивала с толку убежденность в том, что Кирман должен быть чист? Кирман — ведущий специалист, руководитель работ по генетической бомбе. Зарабатывал он в десятки раз больше Рихтера. Фанатиком науки не был — свидетельством тому его связь с Тинсли, но и глупостей никогда не совершал. В его аполитичности Рихтер давно убедился — человек, работающий над бомбой и представляющий последствия ее возможного применения, должен быть вне подозрений.
Сейчас Рихтер понимал, что у медали была и другая сторона. Кирману было решительно плевать на то, сколько людей убьет его бомба, но когда представилась возможность использовать работу для достижения собственных целей, он не преминул сделать это.
Все сегодня катилось к черту. Кирмана нет, Додж порет чушь, Тинсли спятила, машина репортера исчезла вместе с ним, причем на территории базы! Если добавить к этому гибель самолета, развороченный взрывом пакгауз и неполадки со связью, обнаруженные в последний час, да еще полную неизвестность впереди…
Звякнул телефон. Рихтер поднял трубку. Докладывал лейтенант Карстнер, отвечавший за наружное наблюдение. Судя по голосу, он сам не верил в то, что говорил:
— «Форд» обнаружен, сэр. Он на стоянке перед штабом.
— Не понял, — оторопел Рихтер. — Я проходил там четверть часа назад.
— Машина только что появилась, сэр. Собственно… Она ниоткуда не приехала. Ее не было, а потом она возникла там, где стоит сейчас.
У Рихтера заныли пальцы, сжимавшие трубку.
— Там этот репортер, Крафт, — продолжал Карстнер. — Сидит спокойно, оглядывается, но не выходит.
— Ну так подойдите и приволоките его, — рявкнул Рихтер вовсе не оттого, что был сердит на Карстнера. Он просто отгонял подступивший страх, нечто подобное он испытал утром, когда эта проклятая мышь…
— Слушаюсь, сэр.
Рихтер бросил трубку и подошел к окну. «Форд» действительно был на стоянке. Из здания выбежали несколько десантников и набросились на машину, будто это была операция по захвату террориста, все произошло мгновенно. Крафта вытолкнули, сжали со всех сторон и повели.
Рихтер бросился вон из комнаты, не стал ждать лифта, с каждым лестничным пролетом страх становился все более липким. Он боялся не Крафта и не странного этого «форда». Он боялся того, что случится с ним самим — и скоро, через час или даже через минуту. Он сбился с шага и едва не упал, с трудом сохранив равновесие. Что-то случится.
x x x
Кирман закончил рассказ. Многого он не смог выразить словами, но Крафт понял, и Кирман знал, что репортер ничего не забудет. Теперь нужно сделать так, чтобы он все забыл. На время, конечно, — до того момента, когда он вернется в Нью-Йорк. Кирман вовсе не хотел давить на психику Крафта, выводы пусть делает сам.
Кирману не нужно было выглядывать на дорогу, он и так знал, что присходит. Территория была ярко освещена, в небе — после захода солнца оно почернело и заволоклось облаками — висели вертолеты, гул моторов стал таким привычным, что не воспринимался как помеха. Один из вертолетов завис над «фордом», и в свете прожектора машину нельзя было не увидеть. Пилот, однако, ничего не замечал.
Рассказывая Крафту о работе, Кирман одновременно следил за всеми действиями контрразведки, «говорил» с людьми, и люди соглашались с ним, не могли не соглашаться — их психика не была приспособлена для конфликтов с внушением, шедшим, казалось, из глубины собственного подсознания. Все это Кирману не нравилось. Не нравилось командовать, скрываться, но еще больше не хотелось быть убитым. Навязанная ему игра на выживание затягивала. За одним поступком неизбежно следовал другой.
— Я думал, — сказал Кирман репортеру, — что физическое могущество дает и физическую свободу. Не свободу навязывать свою волю, а свободу быть собой, понимаете? Не получается… Все время я вынужден поступать так, как требуют обстоятельства. Мне плохо, Роберт. Боже мой, как плохо… Вы понимаете меня?
— Пытаюсь, — вздохнул Крафт.
Он смотрел на висевший над ними вертолет и старался посильнее вжаться в груду обломков, хотя и знал, что пилот его не видит.
— Сейчас вы пойдете, — сказал Кирман. Крафт зашевелился. — Не бойтесь. Вы сядете в машину и поедете к штабу. Все, о чем мы здесь говорили, вы на время забудете. Поэтому там, — Кирман мотнул головой, — вы будете вполне искренни, обвинить вас будет не в чем. Да и я подстрахую. Через час вы будете в дороге. Главное для вас теперь — уехать отсюда.
— А вы, Дик? Если я верно понял… Вы же через час-другой… ну… заснете, и каждый, кто сможет…
— Да, засну. Но я приму меры, чтобы меня не нашли.
— У меня есть еще вопросы, Дик, — сказал Крафт. — Вы мне все рассказали о работе, и я понял. Но я почти ничего не знаю о вас лично, а читателям, понимаете…
— Не нужно, Роберт. И без интимных подробностей это будет бомба, верно? Поймите, я не хочу на вас давить…
— Понимаю, — сказал Крафт.
— Роберт, — медленно, со значением заговорил Кирман, — вы хоть поняли, что нас всех ждет? Пусть мне сейчас и не удастся. Пусть вы не сумеете ничего опубликовать и никто не узнает правды. Но все равно, Роберт, в эволюции человечества произойдет взрыв, наши желания ничего не изменят. Ничего. Как не изменило бы ничего решение обезьяны не становиться человеком. Понимаете, Роберт?
— Понимаю, — повторил Крафт. — Дик, я хочу спросить… Это… очень больно?
— Очень. Но я ведь от незнания пошел на такой шаг. Мне казалось, что это единственный способ.
— И еще… Вам не хочется подышать, а? Вы ведь привыкли дышать, а теперь…
— Не хочется, Роберт. Это инстинкт. Старые инстинкты исчезли, возникли новые. Я ведь долго вообще не знал, что не дышу. И чувства голода нет, я знаю, что это такое, но есть не хочу. Многого нет, и многое появилось. Я разговариваю с вами и одновременно решаю проблему репликации в зародышевом состоянии. И в то же время чувствую всех, кто находится на базе. Мыслей не выделяю, могу и это, но сейчас меня интересует общее, я хочу знать состояние людей… Или: я смотрю на вас и вижу, как вы светлеете.
— Что? — не понял Крафт.
— Температура. Вы волнуетесь, и у вас повышаются температура и кровяное давление. А я это вижу… Идите, Роберт, пора.
Крафт поднялся. Ему не хотелось выходить на открытое пространство, простреливаемое лучами прожекторов.
— Идите, Роберт, — повторил Кирман.
А ведь он может просто взять меня мысленно за руку и повести как ребенка, подумал Крафт. Но он не сделает этого, он хочет, чтобы я сам…
— Да, — сказал Кирман, — я хочу, чтобы вы были свободны в своих поступках, Роберт.
— Прощайте, Дик, — сказал Крафт. — Честно: мне очень хотелось бы увидеть вас у себя в Нью-Йорке, а не так вот… Я напишу.
Он заставил себя обогнуть груду обломков. Он шел в лучах прожекторов и не щурился.
x x x
— Господа, — начал президент, — время неурочное, но и ситуация чрезвычайная.
Купера подняли с постели час назад — звонил Сьюард и настойчиво требовал созыва Комитета национальной безопасности. Несколько минут спустя он прибыл сам, уставший, осунувшийся, издерганный, протянул президенту тонкую папку с анализом последних событий на базе Шеррард и молча ждал, пока Купер прочитает. Президент — он не успел толком одеться и чувствовал себя неловко — прочитал и попросил миссис Скрэнтон собрать членов Комитета в комнате решений в цокольном этаже Белого дома. Строго секретно и конфиденциально.
Верхние этажи были погружены во мрак — президент спал, это мог видеть каждый американец. Автомобили с членами Комитета прибывали на площадку за домом.
— Ситуация чрезвычайная, — повторил Купер.
Он встретился взглядом со Сьюардом, и тот едва заметно кивнул.
— Господин вице-директор, — обратился к Сьюарду президент, — вы лучше меня обрисуете положение, верно?
Сьюард вытянул из папки шесть голубоватых листков и пустил по рукам. Генерал Хэйлуорд пробежал страницу взглядом, сложил лист вчетверо и сунул в карман. Госсекретарь Вард читал медленно, останавливаясь на каждом слове и поглядывая на президента. Министр обороны Кшемински читал внимательно, но быстро, перевернул лист, не нашел ничего на обороте, и глубоко задумался. Генерал Вудворт, вызванный по специальному требованию Сьюарда, читать не стал — он уже знал все. Генерал Палмер, председатель штаба ракетно-космических сил, и адмирал Бургойн, руководивший флотом, решили почему-то читать вместе и склонились над листом, едва не сталкиваясь лбами.
— А теперь, — сказал Сьюард, когда текст был прочитан, — о выводах. Наши аналитики работают совместно с генетиками из биологического отдела министерства обороны. Итак, Кирман наверняка на базе, но обнаружить его невозможно. Я не говорю «трудно», господа, я говорю «невозможно». Он полностью контролирует мышление всего персонала. Это здесь мы после анализа всех нюансов информации сделали вывод о том, что Кирман в Шеррарде. Там, на месте, убеждены, что он пропал, испарился. Совершенно явные признаки остаются непонятыми, очевидных явлений не замечают. Мы здесь слишком поздно поняли, что никто на базе не отреагирует даже на прямое изображение Кирмана, если оно появится, скажем, на экране. Его не заметят. Мы перевели всю систему коммуникаций и управления базой на компьютеры центра. Но согласитесь, господа, задача оказалась более чем сложной — дистанционно управлять огромной базой при отсутствии достоверной информации и саботаже со стороны персонала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18