Потом ему довелось побывать и матросом на торговом корабле, и приказчиком в лавке, и старателем на золотых приисках, и даже солдатом в наемной армии Клана Алчности.
Однако казарменная жизнь не пришлась ему по душе. Там если чему и учили, так это красиво ходить. В своих странствиях Бенластир научился владеть оружием лучше, чем на военной службе. Но честно заработанным там званием десятника гордился и не забывал при знакомстве добавлять его к своему имени.
Много разных земель повидал десятник, насмотрелся чудных людей и обычаев, не одного врага уложил в честном бою. Больше всего ему понравилось у охотников-горцев в Клане Тревоги. Там никто не спрашивал его, кто таков, откуда и зачем пожаловал. Принимали таким, как он есть, и не пытались учить уму-разуму.
Вероятно, Бенластир совсем перебрался бы к ним, если бы не тянуло его время от времени назад, в родные края. То на сенокос наймется, то в пастухи, то помощником к кузнецу. Вот и призыв на войну застал его в знакомых с детства местах. И он пошел защищать пусть не свой дом, но свою землю, те поля, леса и дороги, по которым он так любил бродить. Пошел если и не с радостью, то с сознанием того, что поступает правильно. Должен же кто-то показать миролюбивым землякам, как нужно сражаться или, на худой конец, хотя бы защищаться от вражеских ударов.
Правда, из этой затеи мало что вышло. Фермеры слушали его внимательно, но мудреную военную науку постигали с большим трудом. Лишь свой небольшой отряд десятник успел кое-чему научить. Так ведь и люди в нем подобрались бывалые, имеющие опыт хотя бы в кулачных поединках. Жаль, что времени на обучение у него оказалось мало. Война не захотела ждать. И теперь, не очень-то доверяя результатам учебы, Бенластир старался успеть повсюду, как будто и в самом деле мог в одиночку решить исход сражения. В конце концов Старейшина Губ не выдержал и попытался образумить беспокойного воина.
— Послушай меня, Бенластир, — сказал он, крепко ухватив пробегавшего мимо десятника за плечо. — Я, конечно, во всей этой войне не шибко разбираюсь. Но скажу тебе по-простому. Если самому и воз на себе везти, и телегой править — или надорвешься, или в канаву угодишь. Остановись, погляди кругом и реши, где твоя помощь нужнее всего. Вот туда и впрягайся. А так бегать — только ветер зря поднимать
— Твоя правда, Старейшина, — улыбнулся в ответ десятник. — Но не могу я долго на одном месте стоять. Отвык за столько лет бродяжничества. Ты уж не серчай, но я по-своему буду делать. Авось не перевернется наша с тобой телега.
И Бенластир побежал дальше. Губ лишь сокрушенно покачал головой. На самом деле особых причин для недовольства у старейшины не было. Бенластир действительно всюду оказывался вовремя. И когда час спустя два дюжих северянина из Клана Злобы, носивших на голове уродливые рогатые шлемы, одолели-таки уставшего вождя, повалили на траву и собирались расправиться с ним, именно десятник подоспел на помощь.
Одного чужака он проткнул мечом, а с другим возникли трудности. Меч Бенластира застрял где-то между ребер поверженного врага. Пришлось отражать удар тяжелой секиры голой рукой. Старейшина в это время тоже не зевал и, не вставая с земли, уложил второго северянина рядом с первым. Губ остался невредим, а вот Бенластир держать в раненой руке меч больше не мог. Но все допытывался, не ранен ли Старейшина и не нужно ли отвести его в лазарет.
— Со мной-то все в порядке, — утирая пот, ответил вождь клана. — А вот тебе, сердечный друг, придется к лекарям прогуляться. И не смей со мной спорить! Я же тебя не на гулянку посылаю, а по делу. Пусть тебе руку подлечат, а ты там пока за порядком последи. Беспокоюсь я за них что-то.
И Старейшина слегка подтолкнул десятника в сторону лазарета. Тому ничего другого не оставалось, кроме как подчиниться.
Вот так и получилось, что когда Старейшина получил от Обуздывающего Тревогу приказ об отступлении, Бенластира рядом с ним не оказалось. А как раз сейчас, принимая трудное решение, Губ хотел бы чувствовать его поддержку.
— Ну, ничего не поделаешь. Сам же его отослал, — чуть слышно вздохнул Старейшина и уже громко обратился к окружившим его бойцам: — Всем отходить за ручей. Старайтесь держаться вместе и обязательно найдите охотников. С ними легче будет пробиваться. Меня не ждите. Со мной остаются только те, у кого нет семьи, кого дома никто не ждет.
И он стал перечислять имена, ни разу не сбившись и ничего не напутав. Набралось человек тридцать, большей частью бойцов из отряда Бенластира. Они молча выходили вперед и становились рядом со Старейшиной.
— Все, — сказал он наконец. — Остальные уходят, и как можно скорее. Синкул, возьми мой посох. Ты знаешь, что с ним делать. А мы попробуем задержать врага. Прощайте, да хранят вас Предки!
Никто не посмел возразить Губу. Да и что тут можно было сказать?! Даже самые упрямцы и тугодумы поняли, что судьба устами Старейшины уже разделила их на тех, кто уходит и будет жить, и других, которые остаются, чтобы ценой своей жизни дать остальным шанс продолжить борьбу. И безжалостное время не позволяет им не то что поспорить, а даже проститься по-человечески. Иначе жертва эта может оказаться напрасной. Не говоря лишних слов, уходящие просто прикладывали к груди сжатые кулаки, а затем раскрывали ладони навстречу остающимся в знак того, что их сердца остаются здесь, на поле боя. И молча, один за другим потянулись в глубь леса. Хотя многим из них легче было бы встретить смерть вместе с соплеменниками, чем терзаться потом мучительными воспоминаниями и угрызениями совести. Но они вынуждены были с тяжелым сердцем выполнять приказ своего вождя.
— И постарайтесь остаться в живых, — прошептал Губ им вслед. — Чтобы потом было из кого выбрать нового Старейшину.
ДЫЛТАРКУТ
Дылтаркут с первого взгляда невзлюбил этот лес. Слишком большой, темный и густой, чтобы обрадовать сердце кочевника. Нельзя сказать, что он ненавидел все деревья без разбора. Иногда они могли даже приносить пользу. Например, Дылтаркут с удовольствием переждал бы полуденный зной в тени какого-нибудь дерева. Желательно стоящего в стороне от других, чтобы никто не мог подобраться к отдыхающему воину незамеченным. Еще он не отказался бы от охапки сухих веток для костра во время ночной стоянки. И конечно же, дерево необходимо при изготовлении стрел. Вот, пожалуй, и все. А в остальном лес казался кочевнику бесполезной и даже опасной ошибкой природы. Даже охотиться он предпочел бы в степи, а уж воевать…
Трудно избавиться от неприятного холодка в животе, когда с каждым шагом твоего двурогого коня сплошная стена деревьев стремительно приближается, ты виден врагу, как на ладони, а сам можешь лишь догадываться, откуда вылетит роковая стрела. И даже достигнув края леса, всадник по-прежнему представляет собой прекрасную мишень, потому что совершенно непонятно, куда двигаться дальше в этих зарослях. А конь, верный друг и помощник степняка, вдруг становится досадной обузой. Нужно все время думать, проскочит ли он сквозь кусты, не сломает ли ногу, запутавшись в корнях деревьев.
Нет, такая война не для Дылтаркута! Совсем другое дело — схватка в степи. На полном скаку атаковать врага, наклониться в седле, уходя от его могучего, но слишком медленного и неуклюжего удара, и, уже пролетая мимо, изловчиться и поразить его в спину. Потом развернуть коня, опытным взглядом определить самое ценное из снаряжения поверженного противника, не замедляя движения, свеситься из седла, подхватить добычу и спрятать под полой халата или в седельной сумке. Особенно ценились, дороже любого оружия, те вещи, которые можно отобрать только у мертвого врага. Например, отрубленный палец с дорогим перстнем или золотая серьга вместе с ухом бывшего владельца. Успеть в неразберихе боя получить такой трофей, да еще и улизнуть от разъяренных мстителей — вот высшая доблесть степного воина. И в таком бою Дылтаркут был одним из лучших во всем клане.
Но сегодня ему не довелось сражаться на равнине. Первую атаку степняков защитники долины остановили мощным ответным ударом. Второй отряд, в котором находился Дылтаркут, очень умело, не спеша, но и не давая опомниться, загнали в лес, как матерого хребтолома в ловчую яму. Сначала на пути всадников загорелась трава, и отряду пришлось повернуть ближе к лесу. Конь Дылтаркута испугался огня, пришлось потратить немало времени, чтобы заставить его обогнуть горящий участок степи. Степняк все еще отставал от своих, когда дорогу им преградил широкий ров, укрытый для маскировки ветками и присыпанный землей. Первые ряды на всем скаку угодили в ловушку. Послышались проклятия всадников, вылетающих из седла, отчаянное ржание ломающих ноги лошадей. Большинство воинов все же успели притормозить перед препятствием, но сзади их настигал степной пожар.
Часть кочевников попытались перепрыгнуть канаву, но безуспешно. Ширина рва в действительности оказалась еще большей, чем казалось издали. Остальные степняки решили вырваться из западни по узкой полосе свободной земли вдоль опушки леса. Как выяснилось, слишком узкой. Из зарослей густым роем вылетели стрелы, а дорогу к отступлению преградили падающие деревья. Оставался один путь к спасению — свернуть в лес и попытаться укрыться в густом кустарнике. Но Дылтаркут никак не мог решиться доверить свою жизнь каким-то деревьям.
Секундная растерянность спасла ему жизнь. Его не было в числе первых всадников, достигших края леса и тут же попавших под удары тяжелых боевых топоров. С ужасом наблюдая, как гибнут один за другим его соплеменники, кочевник краем глаза заметил чудака рыцаря, прибившегося к их отряду. Тот каким-то образом ухитрился отыскать брешь в рядах противника, увернулся от топора одного из них, отбросил Щитом другого и через мгновение скрылся в зарослях.
Не раздумывая, Дылтаркут кинулся за ним. И почти успел. Одна из стрел задела ему щеку, другая попала в шею скакуну. Животное сразу же завалилось на бок, но степняк успел оттолкнуться ногами от седла и улетел прямо в колючие кусты остролиста. Он попытался выбраться, до крови исцарапал лицо и не защищенные доспехами участки тела и чуть не завизжал от неожиданной боли. Одновременно с болью пришла спасительная мысль: эти кусты — замечательное место для укрытия. Ни один человек не полезет сюда по доброй воле, а значит, никто его здесь не найдет. Он отполз еще немного в самую середину зарослей, где шипов все-таки было чуть меньше, и затаился.
Когда шум боя отдалился, степняк решил пробираться к своим, но из кустов выйти так и не рискнул. Больше часа он, где согнувшись, где на четвереньках, а то и вовсе ползком, крался по краю леса. Несколько раз он видел за кустами одиноких воинов противника, стоявших к нему спиной и не ожидавших нападения, но не трогал их и двигался дальше. Жизнь дороже любого трофея. Что, если где-то рядом скрывались другие враги, не замеченные непривычными к лесу глазами степняка?
Так, не отвлекаясь по пустякам, он и добрался до того места, где почти одновременно с его отрядом был разгромлен Второй Легион. Здесь снова шел бой, и проскочить мимо было невозможно. Дылтаркут решил еще раз переждать опасность, укрывшись под грудой мертвых тел. Тем более что сам он, за время путешествия по колючим кустам весь покрывшийся кровавыми царапинами, порезами и ссадинами, мог в случае чего сойти если не за убитого, то хотя бы за раненого.
Удача по-прежнему сопутствовала хитроумному кочевнику. Лязг оружия вновь откатился куда-то в сторону. Самое время двигаться дальше. Он оглянулся по сторонам и уже выбрал безопасное направление, когда вдруг заметил неподалеку от себя труп легионера в необычайно дорогих доспехах. Откровенно говоря, за один только шлем можно было купить все стойбище Дылтаркута. А ведь были еще панцирь, перчатки, сапоги и, самое главное, меч в ножнах, украшенных драгоценными камнями.
Вот это была добыча! Ради такого стоило полдня ползать на четвереньках. Оставалась только одна трудность — это был союзник, причем человек, несомненно, известный. Любую вещь, принадлежавшую ему, сразу же узнают. Кроме, может быть, вот этой. В ухе легионера вместо серьги на тонкой золотой цепочке висел крупный бриллиант. Стоил он немного дешевле шлема, зато и спрятать его было легче. Конечно, вместе с ухом камень смотрелся бы куда красивей. Но это был бы слишком явный след. Никто, кроме Детей Степи, не имеет привычки отрезать врагам уши. Придется обойтись одним камнем.
Дылтаркут наклонился, чтобы лучше разглядеть драгоценность, а заодно и понять, как проще ее снять, и случайно задел ногой странно вывернутую руку легионера. Раздался слабый стон.
Проклятие! Он, оказывается, еще живой. Благоразумнее было бы убраться отсюда куда подальше. Но расставаться с сокровищем, которое степняк почти что держал в руках, очень не хотелось. Что же делать? Добить раненого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46