«ДА!!» – ответили ее черные ликующие глаза и немного растерянная улыбка. И, догадавшись, что Дрого сейчас может сделать то, что не положено мужчине, и стать смешным, она позвала сама:
– Нага! Нага!
Она появилась сразу (видимо, ждала), с Аймилой на руках. Пошепталась с племянницей и увела ее в жилище. Уходя, Туйя не отрывала глаз от мужа и улыбалась, улыбалась… А вскоре туда же торопливо проскользнули Ола и Дана, и начались непонятные для Дрого хлопоты…
– Ну что? Зря волновался!
Арго улыбался. Всем он был доволен в этот день: и тем, что сборы почти закончены и даже новый челн готов – право же, ничуть не хуже тех, что Серые Совы делают! – и своей невесткой (Молодец! Не задержала!). Да и тем, что сидят они, как встарь, как в мужском доме: он с сыновьями да друзья Дрого – Вуул, Донго, Аун. И уходить не хочется, хоть и обещался сегодня Колдуну…
– Год назад нас в Потаенный дом уводили, – вдруг произнес Донго. – Да, должно быть, как раз в один из этих дней.
(А общинники готовились к свадьбам, подумал Дрого, когда и его сестра должна была стать хозяйкой очага…)
Видимо, не один он вспомнил об этом. Мужчины примолкли и как-то погрустнели.
– Ну, мне пора! – Вождь поднялся с хозяйского места. – Колдун ждет на закате. А вы пируйте. Дрого, не скупись! Сегодня – ты хозяин. В путь все готово, но выступим дня через два… Значит, и отдохнуть можно.
Дрого понимал: отец шутит, – но все же и в самом деле добавил еды, нанизал на вертел свежие куски мяса, пустил по кругу хмельное питье (отдых так отдых!). Но есть уже не хотелось, говорить – тоже. Слова Донго, произнесенные без всякого умысла, почему-то все изменили. Словно тень легла на старых друзей… Из-за Каймо, быть может? Сам он прислушивался к тому, что происходит снаружи, ждал нечаянную весть из своего жилища. Рано, наверное, ну а вдруг – именно сейчас?..
Вуул демонстративно скрестил большие пальцы: чтобы шутка не обернулась злом!
– Ну, Дрого, считай, ты – отец! Как сына-то назовешь?
Дрого повторил жест.
– Ты о чем это? Детское имя дает мать!
– Ну а отец и присоветовать может, почему бы и нет? Скажи: пусть как тебя самого звали – Нагу! Будешь на самого себя любоваться… Такого еще и не бывало, поди!
(Конечно, отводящий жест оберегает, отделяет шутку от неосторожного слова, не дает ей бедой обернуться, но все же…)
– Вуул! А когда ты сделаешь Эйру хозяйкой своего очага? Страдает, поди…
– О, хорошо, что напомнил! Пойду Начальный дар готовить.
Дрого понимал, почему Вуул все это затеял. Говорят, мужская болтовня о таком помогает роженице. Может, так оно и есть? Все равно ничем другим помочь Туйе он не может. И даже узнать ничего не может: там только женщины. Разве что пригласят Колдуна… Нет, лучше не надо! Ведь его приглашают, если трудно, если все затягивается или идет не так, как должно!
Гости собрались уходить. Дрого и Анго вышли вместе с ними. Багровый, почти кровавый диск солнца больше чем наполовину скрылся за зубцы дальнего леса. Бабочка, словно из ниоткуда, опустилась на грудь Дрого, потрепетав крыльями, расправила их и замерла. В неестественном свете этого вечера она казалась на белой замше странным глазастым сгустком крови. Анго хотел ее прихлопнуть, но Дрого не дал. Осторожно подтолкнул пальцем – и, описав вокруг его головы замысловатый пируэт, непрошеная гостья растворилась в воздухе.
– Ну, добрых снов! – Прощальным жестом они поочередно опустили руки на плечи друг другу. Вуул рассмеялся:
– Сегодня ты, поди, и вовсе не заснешь! Ничего! Воля предков, – все хорошо будет! Завтра встретимся, а ты уже отец!
Он сам и все остальные слегка дернули каждый свою мочку левого уха, чтобы не сглазить! «Отведи худое!» – пробормотал вдобавок Донго, коснувшись рукой ближайшей сосны. Прочие последовали его примеру.
Вуул, Аун и Донго ушли – каждый к себе.
– Постоим немного? – предложил Анго. Он видел, куда смотрит Дрого, и понимал, как трудно его брату оторвать взгляд от своего жилища… Может, и в самом деле что-нибудь заметят или услышат?
Нет, ничего! По теням видно: там женщины, но что происходит – не понять.
– Подойдем к общим кострам?
Анго прав. Сегодня – последняя Ночь Воздержания, и запреты должны блюстись особенно строго. Нельзя подходить к женщине, нельзя говорить с женщиной… но кто может запретить подойти к общему костру! Тем более что там – стража… А оттуда до жилища Дрого – всего два шага, не более!
Сегодня в первой страже – Морт и Крейм, почти ровесник Дрого. Морт разглядывал Дрого словно в первый раз. Прищурившись, с улыбкой. Понимает…
– Не знаю, конечно… но мне кажется, все идет как надо!
(«Понятно! Ты здесь уже давно и переговариваешься со своей Нагой не хуже, чем я с Туйей… пока она не скрылась за пологом! Что ж, спасибо на добром слове!»)
Дрого кивнул, и только!
(Туйя хочет, чтобы он не был смешным. Да будет так!)
А глаза все равно приклеены к пологу, закрывающему вход в его жилище. Быстро темнеет, но за шкурами – только слабые отблески очага, да неясные тени… Хоть бы кто-нибудь!..
Повезло! Полог откинулся – ему даже почудилось: увидел на миг глаза Туйи! – и оттуда, семеня, почти выбежала Ола. Заметив Дрого, едва заметно кивнула и ободряюще улыбнулась: «Все хорошо!» Дрого невольно перевел дыхание.
– Ну что же, пойдем? – улыбнулся Анго.
– Сейчас.
Конечно, пора уходить домой, но что-то держало его здесь, в быстро надвигающейся ночи, в центре стойбища, которое через день-другой будет покинуто всеми. Дрого огляделся.
Подступившая ночь была теплой, безветренной, но какой-то… мрачной. Угрожающей. Молчащей. Не слышно птиц, и – Дрого вспомнил! – в травах на закате не звенело, как прежде. Из-за сосен вставало Око Небесной Старухи – огромное, воспаленное, в кровавых пятнах. Тишину нарушил одинокий волчий вой – в нем звучали тоска и ярость.
– Пойдем, Анго.
Уже повернувшись к жилищу отца, он вдруг схватил брата за руку:
– Смотри!
Женская фигура, почти неразличимая, двигалась к краю стойбища, к Огненному кругу. И что самое странное (или это только показалось?) – от их жилища!
– Лашилла?
Анго кивнул:
– Я знаю: она ходит туда каждый вечер. Потом возвращается. К себе.
– Зачем?
Анго пожал плечами:
– Хочет побыть одна, быть может? Так и люди порой поступают.
(«Люди»?! Странная оговорка!)
– Ты знаешь, – усмехнулся Дрого, – уже сколько раз вспоминаю и не могу вспомнить: на кого похожа Лашилла? Как заноза: словно видел я ее где-то прежде, и все тут!
Анго удивился:
– Прежде? Разве что у лашии , когда мы перед боем присматривались. Она оленя жрала. Вместе с Клыкастым. Клыкастого потом отец завалил…
– ПОСТОЙ! – Дрого схватил брата за руку. – Вспомнил, да! Я еще думал: самец это или самка?.. Но ведь она сказала потом: ее в жертву должны были принести! Крылану! Саму съесть должны были! Так почему же тогда…
Глаза Анго широко распахнулись. Как же он сам об этом не подумал?! Не вспомнил! Просто для него мать, набивающая брюхо, пока остальные лашии клянчат, – зрелище привычное… А здесь она сразу стала другой! Вот и не сообразил!.. А ведь здесь ответ на все его сомнения: она лгала! От начала и до конца – лгала и лжет!
– Нужно сказать отцу! Как только он вернется!
Братья пошли назад, к себе. Мысли Дрого мешались. Почему-то мучительно хотелось спать. Веки опускались, словно к каждому из них по кремневому желваку привязано. От хмельной воды, что ли?.. Дрого резко встряхнул головой. Впрочем, это к лучшему. Сейчас он придет, рухнет на свою мягкую, пахучую лежанку – и спать, спать! А завтра…
Вот и дом. И любимая лежанка. А отца еще нет, он все еще у Колдуна…
Взгляд Анго какой-то озабоченный.
– Брат! Да ты совсем спишь! Что с тобой такое?!
(«И вправду, что это со мной? Вуул сказал: „Сегодня ты, поди, и вовсе не заснешь!“ А он… Совсем как тогда, у истока Большой воды!.. Промою-ка глаза, на всякий случай».)
Немного полегчало. Но все равно хочется поскорее откинуться на лежанку, забраться под шкуру…
– Анго, а как ты? В сон не клонит?
– Нет. Пока что нет. А ты ложись, если хочешь. Да и я, пожалуй, скоро лягу.
– Если дождешься отца, скажи о Лашилле. Я, похоже, не дождусь. Впрочем, и утром не поздно…
Колдун встретил Арго приветливо: заранее разостлал белую шкуру, подал травный отвар. Почти бесцветные глаза внимательно изучали лицо гостя. «Словно в первый раз видит!» – подумал Арго.
– Великий вождь выглядит все лучше и лучше. Я рад; для новой тропы это особенно хорошо!
– О чем говорит могучий Колдун? Я не был болен.
– Быть может. Но оставим это, я хочу говорить о другом.
– О чем же?
Колдун помедлил. Как когда-то давно, еще там , на родине, во время долгой их беседы, мучительного рассказа, он опустил в огонь какие-то травы, подставил дыму свое лицо.
– Великий вождь! Быть может, мои опасения и напрасны – хорошо, если так! Но ты должен знать, как оно бывает, с женщинами… если еще и нечисть замешана! А для этого… Я должен досказать тебе. Помнишь? Ты остановил меня тогда, сам остановил. Сказал: «Ясно и без того!» Я не стал настаивать… Хотел это в себе оставить. Навсегда. Сейчас вижу: нет! Нельзя!
– Великий Колдун! Не знаю, о чем ты хочешь говорить. Но, быть может, и впрямь лучше не тревожить это? Ты видишь: я своему Колдуну и без того верю. А что не смог совету последовать, так…
– НЕТ! Ты называешь меня и великим, и могучим, и мудрым. Могучий? Куда там, потерявший Сипу могучим быть не может. Великий? Хорру был великий. И его враг из Рода детей Куницы. Мне до них далеко. А вот мудрый… быть может! Так наберись терпения, выслушай старого до конца! Вся мудрость его говорит: пора! Если еще не поздно!
– Хорошо. Арго выслушает все.
(«Ты имеешь на это право. Ты долго терпел, долго носил все это в себе… Неужели не только то, что мне уже известно, но и худшее?!»)
– Когда я вернулся из Проклятой ложбины второй раз, не найдя там тела Хорру, ко мне пришел нежданный гость: колдун из стойбища детей Куницы. Тот самый, помнишь? На кого Хорру порчу наводил, да лишь себя сгубил!.. Я испугался, не скрою, сделал защитный жест, а он улыбнулся, и я понял: не враг . Пришел с миром. Но зачем?
А он сказал: «Знаю, ты не пошел путем своего наставника, хоть он и открыл тебе обряд призыва . Хочешь, я научу тебя защите от того, к кому обращены эти слова?» Я ответил, что никогда не обращусь к тому, кто мне неведом и страшен, и Слова призыва , как и весь обряд, умрут вместе со мной. А он сказал: «Ты боишься, но ты не понимаешь, насколько опасно твое знание. Не лучше ли иметь оружие против Врага, даже если оно тебе не пригодится, чем встретить внезапную опасность безоружным?» Я согласился, и он показал мне Знак и назвал Слово… Имя Света – так он говорил. Он меня спас!
Зиму, весну, лето… еще зиму мне было хорошо. Первый Колдун. Единственный настоящий. Вначале боялся: придет Хорру . Не пришел… Люди меня полюбили, поняли: я не Хорру, другой. Я многое умел: трижды Посвященный! Лечил, помогал. Летал к духам… нашим, не тем … Хорру там не было, ни вверху, ни внизу… Советовал. Все – удачно. Все было хорошо… Потом…
Казалось, Колдун всхлипнул, как женщина, удерживающая слезы. Достал старательно перевязанный пучок каких-то трав, бережно положил его в огонь. Повалил пахучий дым.
– Потом подросла малышка Майа. Серая Совушка… Ты уже давно не был ползунчиком, но вряд ли помнишь ее.
(Нет, вождь что-то помнил. Имя. Тогда счастливчик Мииту, чудом вырванный из жарких лап хонки, еще мог невозбранно прыгнуть на спину вождя и прокатиться на его плечах по стойбищу, бесцеремонно втиснуться в круг пирующих и потребовать лакомства – олений язык и мозг… До возни с подружками было еще далеко, а взрослые девушки интересовали лишь тем, что у них можно было выпросить что-нибудь вкусненькое или интересное – бляшку, обломок булавки, кусок перламутровой раковины. Но имя Майа он запомнил потому, что его часто повторяли взрослые и в ту страшную ночь, и после нее…)
– Она приходила в наше стойбище и прежде. Конечно приходила, да я смотрел и не видел: девчонка. А в ту весну – увидел. И сейчас вижу. Стоит в весенней рубахе, босиком, ножки крепкие, пальчики молодую траву как будто гладят. На голове – не обруч, а венок из желтых цветов, тех, что потом пухом разлетаются. И волосы – как эти цветы, плащом на всю спину. Она с Корой о чем-то болтала. Видимо, почувствовала, что я на нее смотрю, обернулась… Личико круглое, белое, носик маленький, в крапинках… Только и они ее красили. А глазки синие и лучатся. Как свет. Посмотрела на меня Да как рассмеется! Видимо, хорошо я выглядел – великий Колдун, молодой дурень!.. Я понял: ходит она к Коре, а у Коры – брат. В то лето мужчиной должен был стать… Не было его тогда в стойбище. Значит, весной замуж не выйдет, значит, есть время. В ту же ночь стал себе делать любовную повязку. Все как надо. Все, что знал, исполнил. Духи обещали – смеялись, должно быть. Как Майа. Она всегда надо мной смеялась… Хоть и Колдун был, а молодой. В жены хотел ее взять. Ну вот. Майа ночевала у Коры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91