Так, да не так! Дрого действительно вернулся к уже привычному, уже обжитому очагу, к своей хозяйке, души не чаявшей в молодом муже, а теперь еще больше гордящейся им. Весть о Каймо не произвела на нее никакого впечатления, словно Дрого для полноты рассказа упомянул о какой-то падали, валяющейся подле жилища хищника. Впрочем, остальные общинники отнеслись к этой вести точно так же. Кроме Даны, быть может…
А вот для Анго изменилось многое, и он чувствовал это, хотя и не понимал, в чем дело. В отцовском доме почти все оставалось по-прежнему. Все те же вдовы готовили пищу, носили воду, убирали, следили за постелями и одеждой – Лана, Ола, Эйра, а порой и Дана; как и прежде, делать это они старались в отсутствие мужчин. Все так же проходили дни – в трудах и охоте, все так же гостевал он у брата – вдвоем с отцом или в одиночку. И чаще, чем прежде, мог бы он коротать вечера у своего очага, слушая рассказы Арго (теперь они с Колдуном почти не встречались), да только не хотелось этого! Тягостно стало в их жилище. Чем ближе к вечеру, тем тягостнее.
Нет, Лашилла, казалось бы, ничем не мешает. Не приходит, не сидит с ними подолгу, не встревает в разговор. Появляется, когда уже в сон уходить пора. И сразу – к отцу в постель. И никогда до рассвета не остается, возвращается к себе, во вдовье жилище. То, что отец в полном праве брать Лашиллу в свою постель, Анго знал. Знал и то, что многие этому даже рады – женщины, во всяком случае. Мужчины больше ворчали, но тоже добродушно: «Нас предостерег, а оно вон как обернулось!» Но и в этом не было осуждения: хороша вождю оказалась – ну и ладно!.. Так в чем же дело? У него не было ответа, но одно знал Анго несомненно: все более чуждым ему становится самое первое его человечье жилье с появлением здесь Лашиллы. Даже своя постель кажется не такой мягкой, не такой удобной. И словно что-то невидимое, но упорное и властное все больше и больше отделяет его от отца.
Пробовал с братом поговорить, но тот не понял, удивился даже: «Прости, Анго, но если кому из нас и ревновать отца, то это уж мне! Ты ведь мою мать, Айю, и не знаешь вовсе! А мы и потеряли ее совсем недавно, этой осенью. Может, если бы отец новую хозяйку очага взял, и я бы приревновал. А так – нет. Даже хорошо, если ему это в помощь! Так что нас с тобой это вовсе не касается. Перестань».
И не возразишь ничего: все так. Но и не так!
Анго понимал: он знает Лашиллу, свою бывшую мать, как никто другой. И все то, что он испытывает сейчас, все его беспокойство связано с этим, и другие все равно не поймут. Не поймут еще и потому, что ему, в сущности, и нечего им сказать: смутная, сосущая, изматывающая тревога – и больше ничего! А Лашиллу успели полюбить многие, и это несмотря на то, что она взята от лашии , что тот, кого дети Мамонта чаще всего называют Крыланом … Ну а сам он, действительно ли знает свою бывшую мать? Едва ли. Все прежние сомнения – как были, так и остались. Сейчас видно одно: Лашилла всеми силами стремится соблюдать все законы и обычаи детей Мамонта. Не хуже, чем сам Анго! Вот и с ним обращается она ровно – как с мужчиной. Посторонним мужчиной. И ни тени насмешки не сквозит в этом ее обращении.
Вождь заметил перемены, происходящие с Анго. Вначале пытался смягчить – и сам говорил, и через Дрого. Анго соглашался со всем, но взгляд его оставался хмурым, озабоченным. Не в лицо отца смотреть предпочитал – в землю, словно разглядывал пробивающуюся первую зелень.
Арго понял: этого не переменить! Разве что после, время сгладит… Или родственники Лашиллы найдутся, и она уйдет к ним.
(Трудно сознаться даже себе самому, но при одной этой мысли по сердцу пробегает неприятный холодок.)
Колдун тоже хмур. О том, что случилось, что не внял все же вождь его предостережениям, он и сам узнал, безо всяких духов. На следующее же утро после той ночи, когда Лашилла Лану собой подменила. Только и сказал наедине: «Твои дела, великий вождь!» Арго ничего не ответил. Жаль старого и понять его можно: когда духи отказывают в помощи, самому нужно что-то выдумать. Серьезное, заковыристое…
В конце концов, не собирается же он делать безродную хозяйкой своего очага! В конце концов, он не нарушил ни одного обычая, не говоря уж о Законе крови! Лашилла – не сестра и не лашии ; она – спасенная пленница лашии! Плохо, конечно, что она еще не очищена, но уж тут и сам Колдун виноват! Любовного корня у него нет, очистить женщину и то не может, а мог ли он, Арго, мужчина, не утративший мужскую силу, удержать себя в ту ночь?!
Так говорил себе Арго снова и снова. Очень убедительно! Но было одно в его памяти, одно, недавнее, о чем знал только он, вождь, и больше никто. О чем он старался не думать, не вспоминать, но как только его мысли обращались к Лашилле, за ними неизбежно вставало и это . Как собственная тень при свете: ее можно не замечать какое-то время, но прогнать прочь невозможно.
То же самое жилище, что и сейчас, – новое, только-только построенное. И женская половина не пустует: на своей лежанке догорает Айя. Только что ушел Колдун, за травами, хотя и сказал: «Безнадежно!» Сильного лечения он, оставленный духами, дать не может, а без него и травы бесполезны. Дрого в глубоком забытьи, для него надежда еще есть, если только черная хонка не подберется… За пологом входа – ветер и дождь вперемешку со снегом. Полог колеблется, и мечутся языки пламени, и как живые ползают по стенам причудливые тени…
Глаза Айи закрыты, горячая сухая рука – в руке мужа. Тени непрерывно скользят по ее лицу, губы шевелятся, силятся что-то сказать… Или это только тени?
Вдруг Лия резко раскрыла глаза, в них – боль и ужас.
– Айя! Айя!
Видно, она не сразу понимает, где находится, не сразу узнает его. Узнав, силится улыбнуться:
– Муж мой…
И вдруг – последняя вспышка: поток горячих, бессвязных слов.
– Берегись! Берегись ее! Айя знает, видела… Придет… Другая… Смотри, смотри – ЕГО ТЕНЬ!!! Приведет… Крылана… Всем вам, всем! Муж мой, берегись! Гони…
Обессиленная, откинулась на травную подушку. Вождя трясло: ему казалось, что тени извивались так, словно передразнивали слова умирающей, что одна из них вдруг нависла на какой-то миг над ложем Дрого… Злобная, безжалостная…
Уже оттуда, совсем оттуда послышался последний шепот жены:
– Айя подождет…
Когда вернулся Колдун, все было кончено. Арго сидел на прежнем месте, все так же сжимал руку жены, еще теплую, но уже мертвую.
Перемена в жизни Лашиллы почти не изменила ее. Все такая же работящая, все такая же услужливая, она стала еще внимательнее к Лане, всячески стремилась угодить ей. Лане было даже неловко: «Бедная, – думала она, – ей кажется, что мне от этого хуже, и не может понять, что самую большую услугу мне она уже оказала. Никто больше тревожить не будет. Никто. Буду жить спокойно. Одна».
Только в одном изменилась Лашилла: не опускала больше глаз под взглядами мужчин, смотрела прямо, спокойно. Теперь уже они, мужчины, невольно опускали взор: «Хороша, да не для нас!»
Лашилле было радостно: начало положено! Да, она знала: не жена, никто! Но это – пока , это временно! Она не остановится, она пойдет дальше, она знает, чего хочет! В конце концов, даже сам Арго заморочен: запрет на запрете! Может, и нужны они, эти запреты, – для других. Но ведь не для вождя! И уж конечно не для нее, нет! Главное – как их обойти; она давно поняла эту нехитрую истину. Со временем поймет и вождь… А он ничего, Арго! Неплох. Хотя, конечно, до ТОГО, КТО ХОЛОДНЕЕ ВЕЛИКОГО ЛЬДА, ему далеко. Но что говорить о ТОМ? Он убит, его нет…
Выйдя из жилища вождя, Лашилла пошла не к себе. По тропе, к краю Огненного круга . Вот еще непонятное: каждый вечер делают, и переступить его не смей, – а зачем? Почему? Говорят, Защита от нечисти! И зачем эта стража? От кого? Да и не сторожат они, болтают о чем-то – и все!..
Лашилла полной грудью вдыхала холодный, влажный воздух весны… Хорошо! И у нее – все впереди! И если уж на то пошло, у вождя – тоже! Он сильный, он могучий, он… может быть, и впрямь «мудрый»… Но – ГЛУПЫЙ! И она, Лашилла, прибавит ему ума! И они… а что? Неплохо заживут! Совсем неплохо…
Она стояла у самого края Огненного круга и всматривалась в глухую даль, все еще переговаривающуюся сама с собой капелью и журчанием… Она сама не знала, чего ждет здесь , когда все известно, все решено… И все-таки – ждала . Но Круг – НЕ переступала. Ни разу.
Дни шли за днями. И здесь прошел лед: с глухим ворчанием вспороло реку однажды под утро, и три дня уносила она на север остатки своей зимней коры. Ждали Большого разлива, как там, на родине, и он тоже пришел, Большой разлив, да только… посмеялись общинники, и все! И это – БОЛЬШАЯ ВОДА? И это – Великий Ее Разлив?! Там, на родине, глазом не охватишь эти весенние воды! А здесь… Ну вышла чуть-чуть из берегов, ну и что?! Нет, не видать им больше этого весеннего великолепия!
А тут еще и погода переменилась. Вначале пошли дожди, какие-то хмурые, безотрадные. Потом – вроде бы и не в срок уже, а повеяло холодом. Настоящим, зимним. И вот уже вновь ложатся белые хлопья на освобожденную было землю, на первую зелень… Этот негаданный возврат зимы в дни, когда весна уже перевалила на вторую половину, раздражал и даже пугал. Люди знали: такое бывало и прежде, такое ненадолго, следом – и уже совсем скоро! – придет и настоящее тепло. А снег этот все равно не настоящий : вот он прямо на глазах уходит в землю, умирает, и даже зелень не погибла… Все так! Но знали и другое: спроста в мире не бывает ничего! И этот поздний снег – тоже какое-то предвестие, как и тот, нетающий, летний, что выгнал их из родимых мест… Быть может, настало время и отсюда уходить? Дальше, пока их не остановит воля предков?
Задумывался об этом и вождь, все чаще задумывался. Понимал: нужно поговорить с Колдуном. Но… чем дальше, тем меньше желания испытывал он идти в знакомую хижину Колдуна, где еще совсем недавно проводил едва ли не все вечера. Почему? Ответ ясен: как бы то ни было, а он, Арго, вождь детей Мамонта, оказался слаб! Предостережению внял, но не исполнил. И ему стыдно.
В один из дней, на переломе погоды, Колдун подошел сам и решительно заговорил:
– Великий вождь! Скоро распогодится, скоро уснет Небесная Старуха. Пора думать о нашей тропе!
– Духи уже говорили с могучим Колдуном? – осведомился Арго как ни в чем не бывало.
– Нет. Выбирать тропу нам, людям. Без помощи.
– И что же думает о ней могучий Колдун?
– Думает, что настало время поговорить. Быть может, великий вождь детей Мамонта навестит Колдуна? Сегодня, после заката.
– Да будет так!
Разговор был недолог и сух. Оба собеседника и здесь, на одной шкуре, у одного очага, словно стыдились друг друга, избегали друг на друга смотреть.
Колдун сказал просто: духи молчат, а его собственное предложение – уходить! Чем скорее, тем лучше. И вновь – через текучие воды.
– Но, могучий Колдун, – усомнился Арго, – ведь после уничтожения лашии эта тварь не давала знать о себе. Ни разу! Быть может, ее уже нет и все предосторожности напрасны?
– Было бы так, мои духи-помощники вернулись бы ко мне! Да и пути в иные Миры открылись бы. Ничего этого нет, я по-прежнему глух и слеп! Нет, великий вождь, не дай себя обмануть: Он слишком хитер! Он выжидает!
– Но ты сам говорил: духи уже возвращались!
– К Анго и ради Анго. Не ко мне.
– Бежать! Снова бежать! – с горечью вымолвил вождь. – Что же, так и будем вечно бегать, пока последние дети Мамонта не полягут где-нибудь… как те , сородичи Лашиллы! Не лучше ли остаться здесь и дождаться эту тварь, и покончить с ней наконец! Если она еще и впрямь жива!
– Вижу, мудрый Арго не верит больше своему Колдуну! Что ж, выбирать тропу для Рода – дело вождя. Только пусть он призовет на помощь всю свою мудрость! И выслушает еще раз: будь это место для нас, духи дали бы знать, если не мне, то тебе, вождь! Последние дети Мамонта и здесь полечь могут… когда нежить вновь возьмется за дело! «Покончить»! – Колдун впервые усмехнулся, одними губами. – Поверь, Арго, если только ты можешь еще мне верить…
Не договорив, он махнул рукой. Но вождь понял. И почувствовал злобу. Совсем не ту, что вела его в бой на лашии . Иную, давно забытую: злобу на того, кто сказал неприятную правду.
(«Что это со мной? Или настал срок прийти новому вождю?»)
– Пусть так! За весь наш путь могучий Колдун ни разу не дал дурного совета. Должно быть, прав он и в этот раз! Когда же следует нам встать на тропу?
Колдун ответил немедля. Видимо, обдумал заранее.
– Новая тропа – важнее Большой охоты. Готовиться нужно. Одноглазая заснет не сегодня завтра, тогда и начнем. Мужчины от своих жен должны уйти, – как обычно, на весь срок. Мужских домов у нас здесь нет. Придется вождю прикинуть, как людей расселить. Мужчина может и у себя остаться, лишь бы женщины не касался все это время… Ни своей, ни чужой!..
Вождь понял намек. На этот раз он почувствовал не злобу – досаду.
(«Что же, он совсем уже беспомощным меня считает, если не выдержал тогда!.. „Не выдержал“!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
А вот для Анго изменилось многое, и он чувствовал это, хотя и не понимал, в чем дело. В отцовском доме почти все оставалось по-прежнему. Все те же вдовы готовили пищу, носили воду, убирали, следили за постелями и одеждой – Лана, Ола, Эйра, а порой и Дана; как и прежде, делать это они старались в отсутствие мужчин. Все так же проходили дни – в трудах и охоте, все так же гостевал он у брата – вдвоем с отцом или в одиночку. И чаще, чем прежде, мог бы он коротать вечера у своего очага, слушая рассказы Арго (теперь они с Колдуном почти не встречались), да только не хотелось этого! Тягостно стало в их жилище. Чем ближе к вечеру, тем тягостнее.
Нет, Лашилла, казалось бы, ничем не мешает. Не приходит, не сидит с ними подолгу, не встревает в разговор. Появляется, когда уже в сон уходить пора. И сразу – к отцу в постель. И никогда до рассвета не остается, возвращается к себе, во вдовье жилище. То, что отец в полном праве брать Лашиллу в свою постель, Анго знал. Знал и то, что многие этому даже рады – женщины, во всяком случае. Мужчины больше ворчали, но тоже добродушно: «Нас предостерег, а оно вон как обернулось!» Но и в этом не было осуждения: хороша вождю оказалась – ну и ладно!.. Так в чем же дело? У него не было ответа, но одно знал Анго несомненно: все более чуждым ему становится самое первое его человечье жилье с появлением здесь Лашиллы. Даже своя постель кажется не такой мягкой, не такой удобной. И словно что-то невидимое, но упорное и властное все больше и больше отделяет его от отца.
Пробовал с братом поговорить, но тот не понял, удивился даже: «Прости, Анго, но если кому из нас и ревновать отца, то это уж мне! Ты ведь мою мать, Айю, и не знаешь вовсе! А мы и потеряли ее совсем недавно, этой осенью. Может, если бы отец новую хозяйку очага взял, и я бы приревновал. А так – нет. Даже хорошо, если ему это в помощь! Так что нас с тобой это вовсе не касается. Перестань».
И не возразишь ничего: все так. Но и не так!
Анго понимал: он знает Лашиллу, свою бывшую мать, как никто другой. И все то, что он испытывает сейчас, все его беспокойство связано с этим, и другие все равно не поймут. Не поймут еще и потому, что ему, в сущности, и нечего им сказать: смутная, сосущая, изматывающая тревога – и больше ничего! А Лашиллу успели полюбить многие, и это несмотря на то, что она взята от лашии , что тот, кого дети Мамонта чаще всего называют Крыланом … Ну а сам он, действительно ли знает свою бывшую мать? Едва ли. Все прежние сомнения – как были, так и остались. Сейчас видно одно: Лашилла всеми силами стремится соблюдать все законы и обычаи детей Мамонта. Не хуже, чем сам Анго! Вот и с ним обращается она ровно – как с мужчиной. Посторонним мужчиной. И ни тени насмешки не сквозит в этом ее обращении.
Вождь заметил перемены, происходящие с Анго. Вначале пытался смягчить – и сам говорил, и через Дрого. Анго соглашался со всем, но взгляд его оставался хмурым, озабоченным. Не в лицо отца смотреть предпочитал – в землю, словно разглядывал пробивающуюся первую зелень.
Арго понял: этого не переменить! Разве что после, время сгладит… Или родственники Лашиллы найдутся, и она уйдет к ним.
(Трудно сознаться даже себе самому, но при одной этой мысли по сердцу пробегает неприятный холодок.)
Колдун тоже хмур. О том, что случилось, что не внял все же вождь его предостережениям, он и сам узнал, безо всяких духов. На следующее же утро после той ночи, когда Лашилла Лану собой подменила. Только и сказал наедине: «Твои дела, великий вождь!» Арго ничего не ответил. Жаль старого и понять его можно: когда духи отказывают в помощи, самому нужно что-то выдумать. Серьезное, заковыристое…
В конце концов, не собирается же он делать безродную хозяйкой своего очага! В конце концов, он не нарушил ни одного обычая, не говоря уж о Законе крови! Лашилла – не сестра и не лашии ; она – спасенная пленница лашии! Плохо, конечно, что она еще не очищена, но уж тут и сам Колдун виноват! Любовного корня у него нет, очистить женщину и то не может, а мог ли он, Арго, мужчина, не утративший мужскую силу, удержать себя в ту ночь?!
Так говорил себе Арго снова и снова. Очень убедительно! Но было одно в его памяти, одно, недавнее, о чем знал только он, вождь, и больше никто. О чем он старался не думать, не вспоминать, но как только его мысли обращались к Лашилле, за ними неизбежно вставало и это . Как собственная тень при свете: ее можно не замечать какое-то время, но прогнать прочь невозможно.
То же самое жилище, что и сейчас, – новое, только-только построенное. И женская половина не пустует: на своей лежанке догорает Айя. Только что ушел Колдун, за травами, хотя и сказал: «Безнадежно!» Сильного лечения он, оставленный духами, дать не может, а без него и травы бесполезны. Дрого в глубоком забытьи, для него надежда еще есть, если только черная хонка не подберется… За пологом входа – ветер и дождь вперемешку со снегом. Полог колеблется, и мечутся языки пламени, и как живые ползают по стенам причудливые тени…
Глаза Айи закрыты, горячая сухая рука – в руке мужа. Тени непрерывно скользят по ее лицу, губы шевелятся, силятся что-то сказать… Или это только тени?
Вдруг Лия резко раскрыла глаза, в них – боль и ужас.
– Айя! Айя!
Видно, она не сразу понимает, где находится, не сразу узнает его. Узнав, силится улыбнуться:
– Муж мой…
И вдруг – последняя вспышка: поток горячих, бессвязных слов.
– Берегись! Берегись ее! Айя знает, видела… Придет… Другая… Смотри, смотри – ЕГО ТЕНЬ!!! Приведет… Крылана… Всем вам, всем! Муж мой, берегись! Гони…
Обессиленная, откинулась на травную подушку. Вождя трясло: ему казалось, что тени извивались так, словно передразнивали слова умирающей, что одна из них вдруг нависла на какой-то миг над ложем Дрого… Злобная, безжалостная…
Уже оттуда, совсем оттуда послышался последний шепот жены:
– Айя подождет…
Когда вернулся Колдун, все было кончено. Арго сидел на прежнем месте, все так же сжимал руку жены, еще теплую, но уже мертвую.
Перемена в жизни Лашиллы почти не изменила ее. Все такая же работящая, все такая же услужливая, она стала еще внимательнее к Лане, всячески стремилась угодить ей. Лане было даже неловко: «Бедная, – думала она, – ей кажется, что мне от этого хуже, и не может понять, что самую большую услугу мне она уже оказала. Никто больше тревожить не будет. Никто. Буду жить спокойно. Одна».
Только в одном изменилась Лашилла: не опускала больше глаз под взглядами мужчин, смотрела прямо, спокойно. Теперь уже они, мужчины, невольно опускали взор: «Хороша, да не для нас!»
Лашилле было радостно: начало положено! Да, она знала: не жена, никто! Но это – пока , это временно! Она не остановится, она пойдет дальше, она знает, чего хочет! В конце концов, даже сам Арго заморочен: запрет на запрете! Может, и нужны они, эти запреты, – для других. Но ведь не для вождя! И уж конечно не для нее, нет! Главное – как их обойти; она давно поняла эту нехитрую истину. Со временем поймет и вождь… А он ничего, Арго! Неплох. Хотя, конечно, до ТОГО, КТО ХОЛОДНЕЕ ВЕЛИКОГО ЛЬДА, ему далеко. Но что говорить о ТОМ? Он убит, его нет…
Выйдя из жилища вождя, Лашилла пошла не к себе. По тропе, к краю Огненного круга . Вот еще непонятное: каждый вечер делают, и переступить его не смей, – а зачем? Почему? Говорят, Защита от нечисти! И зачем эта стража? От кого? Да и не сторожат они, болтают о чем-то – и все!..
Лашилла полной грудью вдыхала холодный, влажный воздух весны… Хорошо! И у нее – все впереди! И если уж на то пошло, у вождя – тоже! Он сильный, он могучий, он… может быть, и впрямь «мудрый»… Но – ГЛУПЫЙ! И она, Лашилла, прибавит ему ума! И они… а что? Неплохо заживут! Совсем неплохо…
Она стояла у самого края Огненного круга и всматривалась в глухую даль, все еще переговаривающуюся сама с собой капелью и журчанием… Она сама не знала, чего ждет здесь , когда все известно, все решено… И все-таки – ждала . Но Круг – НЕ переступала. Ни разу.
Дни шли за днями. И здесь прошел лед: с глухим ворчанием вспороло реку однажды под утро, и три дня уносила она на север остатки своей зимней коры. Ждали Большого разлива, как там, на родине, и он тоже пришел, Большой разлив, да только… посмеялись общинники, и все! И это – БОЛЬШАЯ ВОДА? И это – Великий Ее Разлив?! Там, на родине, глазом не охватишь эти весенние воды! А здесь… Ну вышла чуть-чуть из берегов, ну и что?! Нет, не видать им больше этого весеннего великолепия!
А тут еще и погода переменилась. Вначале пошли дожди, какие-то хмурые, безотрадные. Потом – вроде бы и не в срок уже, а повеяло холодом. Настоящим, зимним. И вот уже вновь ложатся белые хлопья на освобожденную было землю, на первую зелень… Этот негаданный возврат зимы в дни, когда весна уже перевалила на вторую половину, раздражал и даже пугал. Люди знали: такое бывало и прежде, такое ненадолго, следом – и уже совсем скоро! – придет и настоящее тепло. А снег этот все равно не настоящий : вот он прямо на глазах уходит в землю, умирает, и даже зелень не погибла… Все так! Но знали и другое: спроста в мире не бывает ничего! И этот поздний снег – тоже какое-то предвестие, как и тот, нетающий, летний, что выгнал их из родимых мест… Быть может, настало время и отсюда уходить? Дальше, пока их не остановит воля предков?
Задумывался об этом и вождь, все чаще задумывался. Понимал: нужно поговорить с Колдуном. Но… чем дальше, тем меньше желания испытывал он идти в знакомую хижину Колдуна, где еще совсем недавно проводил едва ли не все вечера. Почему? Ответ ясен: как бы то ни было, а он, Арго, вождь детей Мамонта, оказался слаб! Предостережению внял, но не исполнил. И ему стыдно.
В один из дней, на переломе погоды, Колдун подошел сам и решительно заговорил:
– Великий вождь! Скоро распогодится, скоро уснет Небесная Старуха. Пора думать о нашей тропе!
– Духи уже говорили с могучим Колдуном? – осведомился Арго как ни в чем не бывало.
– Нет. Выбирать тропу нам, людям. Без помощи.
– И что же думает о ней могучий Колдун?
– Думает, что настало время поговорить. Быть может, великий вождь детей Мамонта навестит Колдуна? Сегодня, после заката.
– Да будет так!
Разговор был недолог и сух. Оба собеседника и здесь, на одной шкуре, у одного очага, словно стыдились друг друга, избегали друг на друга смотреть.
Колдун сказал просто: духи молчат, а его собственное предложение – уходить! Чем скорее, тем лучше. И вновь – через текучие воды.
– Но, могучий Колдун, – усомнился Арго, – ведь после уничтожения лашии эта тварь не давала знать о себе. Ни разу! Быть может, ее уже нет и все предосторожности напрасны?
– Было бы так, мои духи-помощники вернулись бы ко мне! Да и пути в иные Миры открылись бы. Ничего этого нет, я по-прежнему глух и слеп! Нет, великий вождь, не дай себя обмануть: Он слишком хитер! Он выжидает!
– Но ты сам говорил: духи уже возвращались!
– К Анго и ради Анго. Не ко мне.
– Бежать! Снова бежать! – с горечью вымолвил вождь. – Что же, так и будем вечно бегать, пока последние дети Мамонта не полягут где-нибудь… как те , сородичи Лашиллы! Не лучше ли остаться здесь и дождаться эту тварь, и покончить с ней наконец! Если она еще и впрямь жива!
– Вижу, мудрый Арго не верит больше своему Колдуну! Что ж, выбирать тропу для Рода – дело вождя. Только пусть он призовет на помощь всю свою мудрость! И выслушает еще раз: будь это место для нас, духи дали бы знать, если не мне, то тебе, вождь! Последние дети Мамонта и здесь полечь могут… когда нежить вновь возьмется за дело! «Покончить»! – Колдун впервые усмехнулся, одними губами. – Поверь, Арго, если только ты можешь еще мне верить…
Не договорив, он махнул рукой. Но вождь понял. И почувствовал злобу. Совсем не ту, что вела его в бой на лашии . Иную, давно забытую: злобу на того, кто сказал неприятную правду.
(«Что это со мной? Или настал срок прийти новому вождю?»)
– Пусть так! За весь наш путь могучий Колдун ни разу не дал дурного совета. Должно быть, прав он и в этот раз! Когда же следует нам встать на тропу?
Колдун ответил немедля. Видимо, обдумал заранее.
– Новая тропа – важнее Большой охоты. Готовиться нужно. Одноглазая заснет не сегодня завтра, тогда и начнем. Мужчины от своих жен должны уйти, – как обычно, на весь срок. Мужских домов у нас здесь нет. Придется вождю прикинуть, как людей расселить. Мужчина может и у себя остаться, лишь бы женщины не касался все это время… Ни своей, ни чужой!..
Вождь понял намек. На этот раз он почувствовал не злобу – досаду.
(«Что же, он совсем уже беспомощным меня считает, если не выдержал тогда!.. „Не выдержал“!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91