.. Ладно, забыли, не красней больше — загоришься. Если сейчас некогда разговаривать, прикоснись к моей лапке. Да, вот так.
Упрям выполнил требование, и резной глаз птички осветился глубоко сидящей красной искрой.
— Вот. Теперь тот, кто вызов шлет, просто скажет, что нужно, а я тебе потом, как снова лапку тронешь, видением и представлю.
— Спасибо тебе, добрая труженица, — сказал Упрям. — Спасибо, что зла не держишь. А хочешь, я тебя из рамы вырежу и второе крыло приделаю?
— Да ну тебя, — смутилась птичка. — Занятная мысль, конечно. Работать я уже не смогу, а летать, может, и получится… Славный ты мальчик, Упрям. Не надо мне второго крыла. И ничего не надо. На самом деле мне тут совсем не скучно, это я уж так, для красного словца. Наоборот интересно — я ведь свою работу люблю. Ну, поболтали и будет — у тебя зелье стынет.
Упрям повернулся к Василисе:
— Правильно птичка говорит, продолжим. А весело вы тут с Наумом живете, — заметила княжна
Заклинание прошло как по маслу. Ученик чародея испытал глубокое удовольствие, знакомое, быть может, только песнопевцам. Слова лились свободно, легко, живо, ни на волос не отступая от задуманного ни в длительности, ни в высоте звука. Василиса прикоснулась губами к краю чаши, стала пить, запрокидывая голову, а когда осушила все до последней капли и взглянула на себя в зеркало — восхищенно охнула. Было отчего! Вместо девушки смотрел на нее невысокий, но стройный парень, жилистый, проворный — ощущались в нем и сила, и сноровка, и ум. Сечка на боку и Василисе шла, но теперь, казалось, стала частью тела.
Черты лица не утратили общности с Василисиными, и князя получившийся добрый молодец напоминал изрядно, но сходство было такого рода, что ничего существеннее пересудов досужих кумушек вызвать не могло.
— Здорово! — признала княжна.
— Эй, отроки, обедать идете? — донеслось снизу.
— Идем! — крикнул Упрям в дверь и вернулся к зеркалу. Василиса уже переминалась с ноги на ногу, но осталась — ей хотелось узнать, кто вызывает башню Наума, и она встала на прежнее место, хотя теперь это не требовалось.
После прикосновения к резной лапке искра в глазу птички погасла, а далекое отражение в зеркале пришло мгновенно, явив одетого в белое чародея преклонных лет, но крепкого — от него исходило ощущение глубокой мощи. Серые глаза были подобны грозовым тучам над бескрайними лесными просторами. Упрям узнал его: чародей Светорад несколько раз гостил в Дивном. Наум почитал его вернейшим другом.
— Наум, если можешь, ответь мне скорее, — сказал он и протянул руку вверх — должно быть, к птичке, вырезанной в раме его зеркала. На стеклянной поверхности заплясали радужные блики.
— А как это сделать? — спросил Упрям у птички.
— Ну, без подготовки сложно, — отозвалась та. — Но ты не волнуйся, я последний вызов хорошо запоминаю, могу сама ответить. Подожди немного. Вот сейчас… ага, чирик!
Светорад со своей стороны так быстро шагнул навстречу, что, казалось, готов был ворваться в дивнинскую башню.
— Упрям? Вот вымахал-то как… Здравствуй, позови-ка мне учителя, да поскорее.
— И тебе поздорову. Наум… не может подойти.
— Вот как, — опечалился Светорад. — Я слышал о нападении, малый. Наум жив?
— Враги не добрались до него, — сказал Упрям, помедлив.
Ладожский чародей по-своему истолковал его заминку:
— Не, доверяешь зеркалу? Разумно. Тот, кто решился злоумыслить против Наума, должен быть сильным магом. Послушай, вот что я тебе скажу: мне надо с ним поговорить как можно скорее. Понимаешь меня? И еще передай Науму, коли сможешь: я верю ему, как самому себе, но не все в стольной Ладоге со мной согласны. Все ли понял? Передашь?
Чего ж не понять? Плохо дело в стольной Ладоге. Быть может, Светорад один там остался, кто не допускает мысли предательстве Наума.
— Если смогу, обязательно, — сказал Упрям.
Светорад кивнул, прикидывая, какой скрытый смысл может содержать этот простой ответ, данный в опаске быть услышанным чужими ушами. И догадка ему явно не понравилась.
— Что ж, бывай здоров, Упрям.
— И ты тоже, Светорад. Спасибо, птичка добрая, — добавил ученик чародея, когда блики в зеркале сменились его собственным отражением.
— Не за что, — ответила та и замерла.
— Кто это был? — спросила княжна. — Голос такой грозный…
— Скорее взволнованный. Это сам Светорад, чародей ладожский и Совета Славянских Старцев Разумных головы помощник. Друг Наума.
— Ты не попросил его о помощи.
— Не сообразил. Да и чем он поможет? Что бы ни говорили в Ладоге, они далеко, а мы здесь. Я думаю, пора нам князю-батюшке все рассказать. Благо теперь есть что — у нас появились подозреваемые.
— Это разве подозреваемые? Ромейскую братию хлебом не корми, дай на славян потявкать. И это все, что можно сказать наверняка. К подозрениям такие выводы присовокуплять… Ладно, давай это после решим, а теперь нас уже внизу заждались.
* * *
Дружинники Ласа, разместившись кто где, дружно стучали ложками о тарелки и нахваливали своего кашевара. Готовил Неяда и впрямь хорошо, но, по скромному мнению Упряма, до Василисы ему было далековато. Там, где не хватало качества, Неяда брал количеством. Глядя, как молодцы наворачивают угощение, ни разу в жизни не замеченный в жадности Упрям невольно прикинул, во что обойдется хозяйству прокорм стражи.
— Да что их в детинце, голодом, что ли, морили?
— Мы уж думали, не дождемся вас, — встретил их десятник. — Вот, во главе стола садитесь, герои.
— Да, я сейчас, — Княжна, уже ни на кого не глядя, ринулась мимо обедающих к двери, ведущей в отхожее место, вызвав град шуток:
— Хор-рошие зелья здесь делают!
— Упрям, а для тещи моей такого не наваришь?
— Цыц! — не слишком грозно прикрикнул Лас. — Упрям, у меня две новости: одна скверная, другая — не ведаю, как посмотришь. С какой начинать?
— Давай со скверной, — вздохнул Упрям, уже взявшийся было за ложку.
— Вестник из кремля был. Оба пленных мертвы, и что погубило их — неясно. Хотя что я: неясно? Как пить дать — злое колдовство не позволило им рты раскрыть. На первом допросе они молчали, а как хотели к ним с пристрастием подступить — оба уже околели. Причем вестник сказал, что обоих на лицах изумление осталось. Следовало ожидать. Особенно после истории с Хапой Цепким, тоже очень вовремя скончавшимся в ромейских застенках.
— А вторая весть?
— Князь-батюшка тебя к себе требует. А зачем — не сказано.
— Что ж, хорошо. Поем и двинусь. Да и Невдогада заодно провожу — ему срочно нужно домой вернуться, и так уже лишние сутки сидит.
— Помогает, — важно подчеркнул десятник. — Хороший паренек. Давай я пару молодцев отряжу, они проводят.
— Не стоит, я сам.
Лас оглянулся в ту сторону, куда ушла княжна, и шепотом спросил:
— А что, не зелье ли и вправду так подействовало?
— Да, можно сказать и так, — согласился Упрям и занялся кашей.
— Так мне б мерочку зелья — для дяди…
— Ага, для дяди, — хмыкнул Неяда, подкладывая сослуживцу, кажется названному Карасем, добавки. — Ты, Лас, лучше перестань веревки глотать.
Десятник смерил его мрачным взглядом:
— Дождешься у меня… Да, еще, Упрям: тут мальчишка из города тебя дожидается, от кузнеца послан, речет.
— Так впустите, что же его держать-то?
— Ослух, кликни отрока.
Вошедший мальчишка двенадцати, не более, лет звался Тихоном и был учеником кузнеца Твердяты, к которому вчера заезжал Упрям. Подражая наставнику, он чинно поклонился сперва очагу, потом ученику чародея, потом десятнику и вроде бы собрался почтить каждого из присутствующих в отдельности, но Упрям прервал его:
— Здравствуй и ты, Тихон. Отчего же Твердята сам не пришел? Али неладно что?
— Неладно, — пробасил Тихон. — Твердята чародею Науму поклон шлет и пожелание поправиться скорее, а тебя Упрям, просит заехать к нему, порадовать старика мудрым советом.
— А что неладно-то? Зелье скисло али не настоялось?
— Про то не ведаю, а что велено, передал.
— Ну, спасибо за службу, обязательно заеду, как смогу. Садись, откушай наших харчей.
— Благодарствуй, велено мне вернуться сразу же. В другой раз. Прощай.
— Что ж «прощай»-то, сегодня, чай увидимся, — сказал Упрям, но Тихон уже скрылся.
Лас, почесав затылок, протянул:
— Неужто с твоими зельями что-то не так может быть? Я, пожалуй, для дяди не буду спешить, после возьму.
— Верно, — встрял Карась. — Нечего на зелья едины уповать. Ты лучше веревку, коли невтерпеж, кусочками помельче нарезай…
— Ох, дождетесь! — пригрозил Лас, перекрывая счастливое ржание своего десятка. — Ох, дождетесь у меня ночных тревог!.. Отольются вам мои веревки… тьфу, нечистая! — ругнулся, не постеснявшись гостеприимного крова, Лас, сообразив, что именно ляпнул предательский язык, но было уже поздно.
Башня сотряслась от нового взрыва хохота, перешедшего в истерическое всхлипывание, когда наконец-то явилась княжна — или, стоило сказать, Невдогад. Почему-то бледный и взопревший. Тут уже и Лас не удержался.
— Упрям, — не замечая творившегося вокруг, позвала Василиса. — Если не трудно, на пару слов наверх…
Неяда, растянувшись на лавке, засучил ногами, а Карась сполз под стол.
— Ну, будет вам! — поборов смех, рявкнул Лас. — Хороши охраннички — да приди сейчас ворог, взял бы вас голыми руками!
Надо отдать должное выучке болеславичей — это проняло.
Упрям поднялся вслед за Василисой в спальню чародея, его горло оказалось в цепком капкане пальцев, а пальцы у Невдогада оказались куда как сильны.
— Ты… чего? — прохрипел ученик чародея.
— Я? Это ты — чего? Ты что со мной сделал, недоучка?
— Да что… такое?
Хватка вдруг ослабла, и Василиса, всхлипывая, даже не села, а упала на подвернувшуюся лавку.
— Что сотворил? Хоть бы… Да как же… Ты ж меня, дубина, совсем парнем сделал! Со всеми причитающимися!..
— Ф-фу, я уж думал, что-то страшное. А чего же ты ожидала? Заиметь лицо мало без бороды — и девичьими персями щеголять?
Василиса подняла на него блестящие глаза:
— Ну да… пожалуй, правда. Т-ты… предупредить не мог? Не мог, да?!
— А что такого? — развел руками Упрям. — Все в порядке вещей. Сейчас ты, пусть ненадолго, никакая не Василиса, а Невдогад. И уж такой Невдогад, что никто не догадается. Все честно.
— Да, ты прав. Это я, дура, просто… просто, понимаешь… Испугалась я. От неожиданности. Смотрю, понимаешь, и думаю: что ж я теперь делать-то буду с…
— А не надо думать, уж поверь, думать решительно не над чем.
Поднявшись и нетвердо стоя на ногах, княжна приблизила губы к уху Упряма и доверительно сообщила:
— Да я же просто не умею!
— Было бы из-за чего переживать, — утешил тот. — Дело, между нами говоря, нехитрое, наживное…
— Стоп! Вот только без намеков, не хочу я это дело себе наживать. Мне непривычно находиться в мужском теле. Непривычно, неприлично и, в конце концов, не очень приятно. Так что давай, говори, когда и как мне вновь девицей обернуться.
— Когда — сама решай, — ответил Упрям. — Я записал на бересточке заветные слова, они в чаровальне лежат. Только, прежде чем взять, пообещай, что не сделаешь этого немедленно. Мы все-таки не забавы ради, а пользы государственной для…
— Обещаю.
— Все просто, убедишься, что рядом никого нет, откроешь и прочитаешь вслух. Можно сначала про себя, чтобы потом не сбиться. Главное — в зеркале отражаться.
— Обязательно в стеклянном?
— Нет, сойдет и медное. Я, собственно, и без зеркал это делал, лужами обходился в свое время.
— Притопывать ногами, помахивать руками — надо?
— Ни в коем случае. Глянула на себя, прочитала, и все. Очень хорошо. Ну, неси, да идем вниз, к нашим хохотунам. Кстати, а из-за чего веселье?
— Да как сказать, в сущности, из-за меня. Но, думаю, если ты спросишь Ласа о веревках, то услышишь в подробностях, что он думает не только обо мне и моих зельях, но также о своих бойцах и об их чувстве смешного.
* * *
Отправиться в кремль сразу же не удалось. Едва покончили с обедом, объявился еще один посетитель. Желанный, но уже давно не ожидаемый.
Был это Буян, и ворвался он во двор, а после в башню с видом таким, будто выдержал битву со стаей волков, и теперь за ним гонится другая, вдвое больше против прежней. Обманувшиеся стражники даже за ворота выглянули — но нет, все было тихо.
На радость Упряма волкодав ответил без рвения, от приветственных объятий отказался, деловито цапнул за рукав и потянул в зельехранилище. Ученик чародея и не подумал противиться. Василиса и Лас подались следом, однако десятник на пороге остановился и почел за лучшее вернуться — настолько красноречивым был косой взгляд пса. Против присутствия княжны, однако, Буян возражать не стал.
В хранилище он подвел Упряма все к той же полке.
— Буянушка, здесь ли искать? Правее?.. Это?.. Вижу, что нет, это от радикулита. Ах, наверное, глубже? Тут ларчик какой-то…
Пес рьяно завилял хвостом и стал перебирать лапами.
— Хм, замка нет. Чую, словом Наума запечатан. Знаю ли я это слово?
Пес старательно закивал.
— Что же за слово-то?
— Может, то, которым ты книгу в читальне открывал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Упрям выполнил требование, и резной глаз птички осветился глубоко сидящей красной искрой.
— Вот. Теперь тот, кто вызов шлет, просто скажет, что нужно, а я тебе потом, как снова лапку тронешь, видением и представлю.
— Спасибо тебе, добрая труженица, — сказал Упрям. — Спасибо, что зла не держишь. А хочешь, я тебя из рамы вырежу и второе крыло приделаю?
— Да ну тебя, — смутилась птичка. — Занятная мысль, конечно. Работать я уже не смогу, а летать, может, и получится… Славный ты мальчик, Упрям. Не надо мне второго крыла. И ничего не надо. На самом деле мне тут совсем не скучно, это я уж так, для красного словца. Наоборот интересно — я ведь свою работу люблю. Ну, поболтали и будет — у тебя зелье стынет.
Упрям повернулся к Василисе:
— Правильно птичка говорит, продолжим. А весело вы тут с Наумом живете, — заметила княжна
Заклинание прошло как по маслу. Ученик чародея испытал глубокое удовольствие, знакомое, быть может, только песнопевцам. Слова лились свободно, легко, живо, ни на волос не отступая от задуманного ни в длительности, ни в высоте звука. Василиса прикоснулась губами к краю чаши, стала пить, запрокидывая голову, а когда осушила все до последней капли и взглянула на себя в зеркало — восхищенно охнула. Было отчего! Вместо девушки смотрел на нее невысокий, но стройный парень, жилистый, проворный — ощущались в нем и сила, и сноровка, и ум. Сечка на боку и Василисе шла, но теперь, казалось, стала частью тела.
Черты лица не утратили общности с Василисиными, и князя получившийся добрый молодец напоминал изрядно, но сходство было такого рода, что ничего существеннее пересудов досужих кумушек вызвать не могло.
— Здорово! — признала княжна.
— Эй, отроки, обедать идете? — донеслось снизу.
— Идем! — крикнул Упрям в дверь и вернулся к зеркалу. Василиса уже переминалась с ноги на ногу, но осталась — ей хотелось узнать, кто вызывает башню Наума, и она встала на прежнее место, хотя теперь это не требовалось.
После прикосновения к резной лапке искра в глазу птички погасла, а далекое отражение в зеркале пришло мгновенно, явив одетого в белое чародея преклонных лет, но крепкого — от него исходило ощущение глубокой мощи. Серые глаза были подобны грозовым тучам над бескрайними лесными просторами. Упрям узнал его: чародей Светорад несколько раз гостил в Дивном. Наум почитал его вернейшим другом.
— Наум, если можешь, ответь мне скорее, — сказал он и протянул руку вверх — должно быть, к птичке, вырезанной в раме его зеркала. На стеклянной поверхности заплясали радужные блики.
— А как это сделать? — спросил Упрям у птички.
— Ну, без подготовки сложно, — отозвалась та. — Но ты не волнуйся, я последний вызов хорошо запоминаю, могу сама ответить. Подожди немного. Вот сейчас… ага, чирик!
Светорад со своей стороны так быстро шагнул навстречу, что, казалось, готов был ворваться в дивнинскую башню.
— Упрям? Вот вымахал-то как… Здравствуй, позови-ка мне учителя, да поскорее.
— И тебе поздорову. Наум… не может подойти.
— Вот как, — опечалился Светорад. — Я слышал о нападении, малый. Наум жив?
— Враги не добрались до него, — сказал Упрям, помедлив.
Ладожский чародей по-своему истолковал его заминку:
— Не, доверяешь зеркалу? Разумно. Тот, кто решился злоумыслить против Наума, должен быть сильным магом. Послушай, вот что я тебе скажу: мне надо с ним поговорить как можно скорее. Понимаешь меня? И еще передай Науму, коли сможешь: я верю ему, как самому себе, но не все в стольной Ладоге со мной согласны. Все ли понял? Передашь?
Чего ж не понять? Плохо дело в стольной Ладоге. Быть может, Светорад один там остался, кто не допускает мысли предательстве Наума.
— Если смогу, обязательно, — сказал Упрям.
Светорад кивнул, прикидывая, какой скрытый смысл может содержать этот простой ответ, данный в опаске быть услышанным чужими ушами. И догадка ему явно не понравилась.
— Что ж, бывай здоров, Упрям.
— И ты тоже, Светорад. Спасибо, птичка добрая, — добавил ученик чародея, когда блики в зеркале сменились его собственным отражением.
— Не за что, — ответила та и замерла.
— Кто это был? — спросила княжна. — Голос такой грозный…
— Скорее взволнованный. Это сам Светорад, чародей ладожский и Совета Славянских Старцев Разумных головы помощник. Друг Наума.
— Ты не попросил его о помощи.
— Не сообразил. Да и чем он поможет? Что бы ни говорили в Ладоге, они далеко, а мы здесь. Я думаю, пора нам князю-батюшке все рассказать. Благо теперь есть что — у нас появились подозреваемые.
— Это разве подозреваемые? Ромейскую братию хлебом не корми, дай на славян потявкать. И это все, что можно сказать наверняка. К подозрениям такие выводы присовокуплять… Ладно, давай это после решим, а теперь нас уже внизу заждались.
* * *
Дружинники Ласа, разместившись кто где, дружно стучали ложками о тарелки и нахваливали своего кашевара. Готовил Неяда и впрямь хорошо, но, по скромному мнению Упряма, до Василисы ему было далековато. Там, где не хватало качества, Неяда брал количеством. Глядя, как молодцы наворачивают угощение, ни разу в жизни не замеченный в жадности Упрям невольно прикинул, во что обойдется хозяйству прокорм стражи.
— Да что их в детинце, голодом, что ли, морили?
— Мы уж думали, не дождемся вас, — встретил их десятник. — Вот, во главе стола садитесь, герои.
— Да, я сейчас, — Княжна, уже ни на кого не глядя, ринулась мимо обедающих к двери, ведущей в отхожее место, вызвав град шуток:
— Хор-рошие зелья здесь делают!
— Упрям, а для тещи моей такого не наваришь?
— Цыц! — не слишком грозно прикрикнул Лас. — Упрям, у меня две новости: одна скверная, другая — не ведаю, как посмотришь. С какой начинать?
— Давай со скверной, — вздохнул Упрям, уже взявшийся было за ложку.
— Вестник из кремля был. Оба пленных мертвы, и что погубило их — неясно. Хотя что я: неясно? Как пить дать — злое колдовство не позволило им рты раскрыть. На первом допросе они молчали, а как хотели к ним с пристрастием подступить — оба уже околели. Причем вестник сказал, что обоих на лицах изумление осталось. Следовало ожидать. Особенно после истории с Хапой Цепким, тоже очень вовремя скончавшимся в ромейских застенках.
— А вторая весть?
— Князь-батюшка тебя к себе требует. А зачем — не сказано.
— Что ж, хорошо. Поем и двинусь. Да и Невдогада заодно провожу — ему срочно нужно домой вернуться, и так уже лишние сутки сидит.
— Помогает, — важно подчеркнул десятник. — Хороший паренек. Давай я пару молодцев отряжу, они проводят.
— Не стоит, я сам.
Лас оглянулся в ту сторону, куда ушла княжна, и шепотом спросил:
— А что, не зелье ли и вправду так подействовало?
— Да, можно сказать и так, — согласился Упрям и занялся кашей.
— Так мне б мерочку зелья — для дяди…
— Ага, для дяди, — хмыкнул Неяда, подкладывая сослуживцу, кажется названному Карасем, добавки. — Ты, Лас, лучше перестань веревки глотать.
Десятник смерил его мрачным взглядом:
— Дождешься у меня… Да, еще, Упрям: тут мальчишка из города тебя дожидается, от кузнеца послан, речет.
— Так впустите, что же его держать-то?
— Ослух, кликни отрока.
Вошедший мальчишка двенадцати, не более, лет звался Тихоном и был учеником кузнеца Твердяты, к которому вчера заезжал Упрям. Подражая наставнику, он чинно поклонился сперва очагу, потом ученику чародея, потом десятнику и вроде бы собрался почтить каждого из присутствующих в отдельности, но Упрям прервал его:
— Здравствуй и ты, Тихон. Отчего же Твердята сам не пришел? Али неладно что?
— Неладно, — пробасил Тихон. — Твердята чародею Науму поклон шлет и пожелание поправиться скорее, а тебя Упрям, просит заехать к нему, порадовать старика мудрым советом.
— А что неладно-то? Зелье скисло али не настоялось?
— Про то не ведаю, а что велено, передал.
— Ну, спасибо за службу, обязательно заеду, как смогу. Садись, откушай наших харчей.
— Благодарствуй, велено мне вернуться сразу же. В другой раз. Прощай.
— Что ж «прощай»-то, сегодня, чай увидимся, — сказал Упрям, но Тихон уже скрылся.
Лас, почесав затылок, протянул:
— Неужто с твоими зельями что-то не так может быть? Я, пожалуй, для дяди не буду спешить, после возьму.
— Верно, — встрял Карась. — Нечего на зелья едины уповать. Ты лучше веревку, коли невтерпеж, кусочками помельче нарезай…
— Ох, дождетесь! — пригрозил Лас, перекрывая счастливое ржание своего десятка. — Ох, дождетесь у меня ночных тревог!.. Отольются вам мои веревки… тьфу, нечистая! — ругнулся, не постеснявшись гостеприимного крова, Лас, сообразив, что именно ляпнул предательский язык, но было уже поздно.
Башня сотряслась от нового взрыва хохота, перешедшего в истерическое всхлипывание, когда наконец-то явилась княжна — или, стоило сказать, Невдогад. Почему-то бледный и взопревший. Тут уже и Лас не удержался.
— Упрям, — не замечая творившегося вокруг, позвала Василиса. — Если не трудно, на пару слов наверх…
Неяда, растянувшись на лавке, засучил ногами, а Карась сполз под стол.
— Ну, будет вам! — поборов смех, рявкнул Лас. — Хороши охраннички — да приди сейчас ворог, взял бы вас голыми руками!
Надо отдать должное выучке болеславичей — это проняло.
Упрям поднялся вслед за Василисой в спальню чародея, его горло оказалось в цепком капкане пальцев, а пальцы у Невдогада оказались куда как сильны.
— Ты… чего? — прохрипел ученик чародея.
— Я? Это ты — чего? Ты что со мной сделал, недоучка?
— Да что… такое?
Хватка вдруг ослабла, и Василиса, всхлипывая, даже не села, а упала на подвернувшуюся лавку.
— Что сотворил? Хоть бы… Да как же… Ты ж меня, дубина, совсем парнем сделал! Со всеми причитающимися!..
— Ф-фу, я уж думал, что-то страшное. А чего же ты ожидала? Заиметь лицо мало без бороды — и девичьими персями щеголять?
Василиса подняла на него блестящие глаза:
— Ну да… пожалуй, правда. Т-ты… предупредить не мог? Не мог, да?!
— А что такого? — развел руками Упрям. — Все в порядке вещей. Сейчас ты, пусть ненадолго, никакая не Василиса, а Невдогад. И уж такой Невдогад, что никто не догадается. Все честно.
— Да, ты прав. Это я, дура, просто… просто, понимаешь… Испугалась я. От неожиданности. Смотрю, понимаешь, и думаю: что ж я теперь делать-то буду с…
— А не надо думать, уж поверь, думать решительно не над чем.
Поднявшись и нетвердо стоя на ногах, княжна приблизила губы к уху Упряма и доверительно сообщила:
— Да я же просто не умею!
— Было бы из-за чего переживать, — утешил тот. — Дело, между нами говоря, нехитрое, наживное…
— Стоп! Вот только без намеков, не хочу я это дело себе наживать. Мне непривычно находиться в мужском теле. Непривычно, неприлично и, в конце концов, не очень приятно. Так что давай, говори, когда и как мне вновь девицей обернуться.
— Когда — сама решай, — ответил Упрям. — Я записал на бересточке заветные слова, они в чаровальне лежат. Только, прежде чем взять, пообещай, что не сделаешь этого немедленно. Мы все-таки не забавы ради, а пользы государственной для…
— Обещаю.
— Все просто, убедишься, что рядом никого нет, откроешь и прочитаешь вслух. Можно сначала про себя, чтобы потом не сбиться. Главное — в зеркале отражаться.
— Обязательно в стеклянном?
— Нет, сойдет и медное. Я, собственно, и без зеркал это делал, лужами обходился в свое время.
— Притопывать ногами, помахивать руками — надо?
— Ни в коем случае. Глянула на себя, прочитала, и все. Очень хорошо. Ну, неси, да идем вниз, к нашим хохотунам. Кстати, а из-за чего веселье?
— Да как сказать, в сущности, из-за меня. Но, думаю, если ты спросишь Ласа о веревках, то услышишь в подробностях, что он думает не только обо мне и моих зельях, но также о своих бойцах и об их чувстве смешного.
* * *
Отправиться в кремль сразу же не удалось. Едва покончили с обедом, объявился еще один посетитель. Желанный, но уже давно не ожидаемый.
Был это Буян, и ворвался он во двор, а после в башню с видом таким, будто выдержал битву со стаей волков, и теперь за ним гонится другая, вдвое больше против прежней. Обманувшиеся стражники даже за ворота выглянули — но нет, все было тихо.
На радость Упряма волкодав ответил без рвения, от приветственных объятий отказался, деловито цапнул за рукав и потянул в зельехранилище. Ученик чародея и не подумал противиться. Василиса и Лас подались следом, однако десятник на пороге остановился и почел за лучшее вернуться — настолько красноречивым был косой взгляд пса. Против присутствия княжны, однако, Буян возражать не стал.
В хранилище он подвел Упряма все к той же полке.
— Буянушка, здесь ли искать? Правее?.. Это?.. Вижу, что нет, это от радикулита. Ах, наверное, глубже? Тут ларчик какой-то…
Пес рьяно завилял хвостом и стал перебирать лапами.
— Хм, замка нет. Чую, словом Наума запечатан. Знаю ли я это слово?
Пес старательно закивал.
— Что же за слово-то?
— Может, то, которым ты книгу в читальне открывал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63