Когда их разговор закончился, Фергус ушел, а отец Томас немедленно вернулся к Коллину и Мэтью.
– Мэтью, – негромко сказал он, – послушай меня, сын мой. Ты сейчас должен пойти со мной. Я прослежу, чтобы о твоем отце позаботились.
Мэтью качнул было отрицательно головой, но что-то в тоне отца Томаса все-таки убедило его. Взгляд добрых карих глаз священника проникал в самую душу, а выражение его лица ясно говорило, что медлить нельзя. Не вполне понимая, в чем дело, Мэтью осторожно опустил голову Брана на землю. Он взял плащ из рук Коллина и покрыл тело отца. Отец Томас что-то прошептал на ухо Коллину, и тот быстро ушел, уводя Дэниела – точь-в-точь как только что Фергус.
12
Девондейл
Похороны Брана Люина состоялись на следующий день. Размышляя об этом дне, как это с ним часто случалось в последующие годы, Мэтью вспоминал, что на них присутствовали почти все люди, которых он знал в Девондейле, а также многие, с кем он раньше никогда не встречался. Том Келторп с женой приехали даже из Мехлена, хотя Мэтью так и не понял, каким образом они узнали о случившемся.
Мэтью казалось, будто он движется в каком-то тумане. Разговоры доходили до его сознания бессвязными обрывками. Он чувствовал себя совершенно одиноким. Ночь он провел в доме Лары, которая все это время не отходила от него. Они не разговаривали – не могли. До раннего утра она сидела рядом с ним, держала его за руку и смотрела, как постепенно сереет, а потом голубеет небо. А когда он не выдержал и заплакал, Лара прижала к груди его голову и стала гладить по волосам, покачиваясь и баюкая его.
Во время церковной службы, вспоминал Мэтью, мужчины и женщины заплакали, когда заговорил отец Томас. Священник попытался произнести слова утешения и объяснить, что происшедшее несчастье не имеет никакого разумного объяснения. Если бы кто-нибудь попросил его об этом, Мэтью не смог бы повторить ни одного слова, сказанного тем утром. Он сидел в первом ряду, бессмысленно глядя перед собой.
Когда служба закончилась, прихожане стали медленно выходить из церкви, с покрасневшими глазами и опухшими лицами. Разбившись на группы, они негромко обсуждали случившееся. Тело Брана было предано земле на небольшом кладбище рядом с церковью.
Едва они отошли от могилы на несколько шагов, как к ним приблизился Джерам Квинн. Его лицо было мрачно: как и все остальные, он еще не оправился от потрясения.
– Мэтью, – сказал он, – я хочу сказать тебе, что очень скорблю о твоем отце. Хороший он человек был. Если бы я мог что-то предпринять, предвидеть каким-то образом…
– Благодарю вас, – ответил Мэтью, пожимая руку констебля. Ему снова пришлось сделать над собой усилие, чтобы удержать слезы, набегавшие на глаза: он отдастся горю позже, когда останется один.
– Благодарю вас, – повторил вслед за ним и отец Томас. – Если вы позволите, Джерам, я хотел бы поговорить с Мэтью наедине.
Квинн ответил:
– Отец, я знаю, что сейчас не лучшая минута, чтобы об этом говорить, но… – Казалось, констебль подыскивал подходящие слова. – Но вы же понимаете: мальчику придется поехать со мной. Разумеется, побеседуйте с ним, но затем он должен отправиться с нами в Эндерон.
Трумен Палмер, стоявший неподалеку, услышал его слова и вмешался в разговор:
– О чем вы таком говорите, Квинн? Только что убили отца мальчика…
– Я это знаю, – спокойно ответил констебль. – Если бы было возможно поступить иначе… Но у меня нет выбора: ему придется поехать со мной и ответить на обвинение.
– Ответить на обвинение? – резко воскликнул мэр. – Вы с ума сошли! Только что был убит его отец. Что с вами случилось?
– Мне бы очень хотелось, чтобы все было иначе, честное слово. Мне тоже это вовсе не по вкусу, но я обязан исполнить свой долг.
Сквозь мутный туман, окутывавший все вокруг него, Мэтью постепенно начинал понимать, что имеет в виду Квинн. Он без интереса смотрел на подходивших помощников констебля.
– Вы потеряли рассудок, Квинн! – гневно произнес Палмер. – Это очевидный случай самообороны. Вы при этом сами присутствовали. Вы видели, что произошло.
Квинн медленно покачал головой:
– С того мгновения, когда он выбил меч из руки Рэмзи и начал его душить, это уже не было самообороной. Возможно, на его месте я сделал бы то же самое, но это ничего не меняет. – Его голос звучал устало. – Иди, поговори с твоим священником, парень, – сказал он, обращаясь к Мэтью. – Мы будем ждать тебя здесь.
– Но это просто смешно! – сказал Палмер. – Я не позволю вам увезти мальчика.
Эта мысль немедленно передалась толпе, уже успевшей собраться вокруг. Люди начали придвигаться поближе, и помощники констебля бросали по сторонам встревоженные взгляды. Мэтью заметил, что они положили руки на рукояти мечей.
– Мне бы очень хотелось, чтобы все было по-другому, – медленно повторил Квинн. – Если вы не верите ничему другому, поверьте хотя бы этому. – Затем он возвысил голос, чтобы его могли расслышать все стоявшие рядом: – Моя власть есть продолжение власти самого короля Малаха, и у меня нет выбора – я обязан исполнить свой долг. Думаю, тебе лучше прямо сейчас отправиться со мной, сынок, – сказал он, кладя руку на плечо Мэтью.
– Не прикасайтесь к мальчику, – произнес отец Томас, подчеркивая каждое слово. В его голосе послышалась угрожающая нота, Мэтью никогда такого от него не слыхал.
Квинн с внезапно помрачневшим лицом повернулся к священнику:
– Не вмешивайтесь в ход королевского правосудия, отец. Уж вам-то лучше других должно быть ясно, что этого делать не следует.
– Я сказал: не прикасайтесь к мальчику, – повторил отец Томас.
Помощники констебля шагнули было вперед, но тот остановил их жестом.
– Не отягощайте одного преступления другим, прошу вас, – сказал Квинн. – Вдумайтесь в то, что вы собираетесь сделать!
– Я вдумался, – ответил отец Томас, – и я не желаю выдавать этого мальчика правосудию Малаха.
– Вы не оставляете мне иного выхода – взять его! – приказал Квинн помощникам.
– Стойте! – послышалось откуда-то сбоку.
Мэтью по голосу узнал Коллина. Тот стоял в стороне, до отказа натянув тетиву лука и целясь в одного из помощников констебля.
– Э-эй, тебя это тоже касается! – крикнул с другой стороны Дэниел. – Убери-ка руку с меча!
Как и Коллин, он целился из лука прямо в помощника констебля. Тот остановился, но руку с рукояти меча не убрал. Квинн откинул плащ, высвобождая правую руку, чтобы иметь возможность выхватить меч.
– Я не так хорошо стреляю, как они, – раздался голос Лары, – но даже я на таком расстоянии не промахнусь.
Мэтью быстро обернулся и увидел, как из благоразумно отшатнувшейся толпы вышла Лара. В ее руках был взведенный арбалет, стрела которого была нацелена констеблю прямо в грудь. Мэтью не видел у нее оружия, когда они расстались, и не мог сообразить, где она раздобыла арбалет.
По тонкому лицу Квинна пробежало выражение крайней досады, но быстро исчезло. Справившись со своими чувствами, констебль глубоко вздохнул.
– Учитывая все обстоятельства, я знаю, чего вы опасаетесь, – сказал он отцу Томасу. – Даю вам слово… его будут судить по справедливости.
– При всем должном уважении к вашей должности, констебль, должен сказать, что вы и понятия не имеете, чего я опасаюсь, – сухо ответил отец Томас. – Учитывая все обстоятельства.
Квинн повернулся к Мэтью, обращаясь только к нему:
– Я знаю, что ты парень умный. Подумай, чем все это может закончиться. Ведь в дело будут замешаны и твои друзья тоже, а не ты один. Я прямо тебя спрашиваю: ты поедешь со мной?
Мэтью заколебался. Он поочередно посмотрел на отца Томаса, на констебля, на Коллина и Дэниела, а потом на Лару. Он как будто висел над пропастью, а множество глаз наблюдало за ним.
Прошедшей ночью он снова и снова взвешивал все свои поступки, но не ощущал никакой вины из-за смерти Берка, хотя умом понимал, что определенные последствия неизбежны. В сущности, Мэтью все было сейчас безразлично, и он уже приготовился ответить констеблю, что согласен поехать с ним, как вдруг ему на ум пришли слова, некогда сказанные отцом: «Если когда-нибудь со мной что-нибудь случится, обратись к отцу Томасу. Верь ему и слушайся его».
– Я останусь с отцом Томасом, сударь, – ответил в конце концов Мэтью.
Оба помощника констебля сделали было шаг к нему, но Квинн покачал головой и сказал:
– Стойте. По-моему, крови здесь уже достаточно было пролито. Вы понимаете, что я вернусь за вами?
– Попытайтесь, – ответил отец Томас.
Толпа расступилась, пропуская пятерых человек, пятившихся от констебля и его помощников. Мэтью взглянул через плечо назад и с изумлением заметил, что у конюшен напротив постоялого двора стоят Эйкин Джибб и Лукас Эмсон. Они держали под уздцы шесть лошадей.
Когда они добрались до конюшен, Лара быстро забежала внутрь и переоделась. Когда она вышла обратно, вместо черного траурного платья на ней были штаны и куртка для верховой езды.
– Что ты такое затеяла? – спросил Мэтью, заметив ее новый наряд.
– Еду с вами.
– Но это безумие! – горячо возразил он. – Тебе с нами ехать не годится. Даже я не знаю, куда мы направляемся и что будем делать.
– Ты, может, не заметил, но я только что пригрозила королевскому констеблю застрелить его, – пояснила Лара. – Как ты думаешь, понравится ли ему, когда он обнаружит, что я вдобавок и его лошадей отвязала и прогнала?
– Ты отвязала его лошадей?!
Мэтью взглянул на Лукаса, но кузнец-великан только плечами пожал в ответ.
– Но ведь… но…– забормотал Мэтью, не зная, что еще сказать. – Послушай, тебе ехать нельзя. Во-первых, ты чересчур молода, и вдобавок ты… девушка…
– Ах ты, великовозрастный болван! Моя мать была на год моложе меня, когда проделала на коне весь путь от Ломаного холма до Девондейла. Кроме того, я могу скакать на лошади не хуже тебя, да и кого бы то ни было, если уж на то пошло. Вдобавок ты… ты… мне твое разрешение не требуется, чтобы ехать, куда захочу. Отец Томас сказал, что я могу ехать с вами, – прибавила она.
– Отец Томас?
Лара уже вскочила в седло, и по выражению ее лица Мэтью понял, что вести себя благоразумно ему скорее удастся убедить дверь сарая. Через минуту вернулся отец Томас – он тоже переоделся, сменив свои черные одеяния на те же самые сапоги и темно-зеленые штаны, что были на нем несколько дней тому назад. Прицепив меч к седлу, он вскочил на лошадь и объявил, что пора трогаться в путь.
Мэтью уже ничему больше не удивлялся: Эйкин Джибб тоже сел на коня!
– Вперед, – сказал отец Томас и поехал по Северной дороге прочь от Девондейла.
Последнее, что увидел Мэтью в родном городке, была фигура Джерама Квинна, смотревшего им вслед.
13
Алор-Сатар, дворец Караса Дурена в Рокое
Раид аль-Мули наклонился вперед и задумался над следующим ходом. Фланг его армии был в опасности – ему угрожал белый сокол Дурена, а его крепость была прикована к ферзю черным соколом. Обычно он любил играть в кешерит, изобиловавший различными хитростями и комбинациями. Игра была старинная; в его стране ее называли «шека», а в стране Дурена – «кешерит». На других языках ее называли другими словами. С Дуреном, однако, играть было не очень-то приятно.
Несмотря на роскошь, царившую во дворце Дурена, аль-Мули с радостью предпочел бы оказаться сейчас у дома и читать стихи под сенью шатра в окружении своих жен и детей. Близкое общение с Дуреном и другими варварами было, к сожалению, необходимой жертвой с его стороны. В политике, как хорошо знал аль-Мули, приходится делить ложе со странными партнерами. Его собственный отец, предыдущий калифар пяти баджанийских племен, еще в детстве говорил ему об этом. И сейчас еще, сорок восемь лет спустя, он продолжал убеждаться в истинности этих слов.
Когда посланный привез ему приглашение Дурена, он отнесся к нему весьма подозрительно. Даже когда гонец сложил к его ногам склянки с благовонными маслами и прочие дары, ему захотелось сперва отослать все это тут же обратно, но благоразумие победило. Лучше быть союзником льва, чем воевать с ним. Недостаток природных богатств в его стране, усугубленный трехлетней засухой и закрытием элгарских торговых портов для кораблей Баджании, заставил его в конце концов решиться стать союзником могущественной державы.
Даже сами подданные Дурена его боялись, как заметил аль-Мули. А он – нет, не боялся. Дурен испытывал не меньшую нужду в Баджании, чем она в нем, а именно такая взаимная потребность друг в друге и приводит иногда к прочным союзам. Можно было, конечно, желать союза с кем-нибудь понадежнее – доверия к Дурену аль-Мули не питал ни малейшего. Человек несомненно умный, Дурен был мрачен и непредсказуем, и баджаниец считал, что он слегка сумасшедший. Однако выбор у аль-Мули был крайне ограничен…
На севере собаки-сибийцы были совершенно ненадежны, да и нингарцы на юге были немногим лучше. Они так долго уже враждовали между собой, что вряд ли могли забыть о своих сварах на какое-то время, достаточное, чтобы объединиться в единую боеспособную армию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Мэтью, – негромко сказал он, – послушай меня, сын мой. Ты сейчас должен пойти со мной. Я прослежу, чтобы о твоем отце позаботились.
Мэтью качнул было отрицательно головой, но что-то в тоне отца Томаса все-таки убедило его. Взгляд добрых карих глаз священника проникал в самую душу, а выражение его лица ясно говорило, что медлить нельзя. Не вполне понимая, в чем дело, Мэтью осторожно опустил голову Брана на землю. Он взял плащ из рук Коллина и покрыл тело отца. Отец Томас что-то прошептал на ухо Коллину, и тот быстро ушел, уводя Дэниела – точь-в-точь как только что Фергус.
12
Девондейл
Похороны Брана Люина состоялись на следующий день. Размышляя об этом дне, как это с ним часто случалось в последующие годы, Мэтью вспоминал, что на них присутствовали почти все люди, которых он знал в Девондейле, а также многие, с кем он раньше никогда не встречался. Том Келторп с женой приехали даже из Мехлена, хотя Мэтью так и не понял, каким образом они узнали о случившемся.
Мэтью казалось, будто он движется в каком-то тумане. Разговоры доходили до его сознания бессвязными обрывками. Он чувствовал себя совершенно одиноким. Ночь он провел в доме Лары, которая все это время не отходила от него. Они не разговаривали – не могли. До раннего утра она сидела рядом с ним, держала его за руку и смотрела, как постепенно сереет, а потом голубеет небо. А когда он не выдержал и заплакал, Лара прижала к груди его голову и стала гладить по волосам, покачиваясь и баюкая его.
Во время церковной службы, вспоминал Мэтью, мужчины и женщины заплакали, когда заговорил отец Томас. Священник попытался произнести слова утешения и объяснить, что происшедшее несчастье не имеет никакого разумного объяснения. Если бы кто-нибудь попросил его об этом, Мэтью не смог бы повторить ни одного слова, сказанного тем утром. Он сидел в первом ряду, бессмысленно глядя перед собой.
Когда служба закончилась, прихожане стали медленно выходить из церкви, с покрасневшими глазами и опухшими лицами. Разбившись на группы, они негромко обсуждали случившееся. Тело Брана было предано земле на небольшом кладбище рядом с церковью.
Едва они отошли от могилы на несколько шагов, как к ним приблизился Джерам Квинн. Его лицо было мрачно: как и все остальные, он еще не оправился от потрясения.
– Мэтью, – сказал он, – я хочу сказать тебе, что очень скорблю о твоем отце. Хороший он человек был. Если бы я мог что-то предпринять, предвидеть каким-то образом…
– Благодарю вас, – ответил Мэтью, пожимая руку констебля. Ему снова пришлось сделать над собой усилие, чтобы удержать слезы, набегавшие на глаза: он отдастся горю позже, когда останется один.
– Благодарю вас, – повторил вслед за ним и отец Томас. – Если вы позволите, Джерам, я хотел бы поговорить с Мэтью наедине.
Квинн ответил:
– Отец, я знаю, что сейчас не лучшая минута, чтобы об этом говорить, но… – Казалось, констебль подыскивал подходящие слова. – Но вы же понимаете: мальчику придется поехать со мной. Разумеется, побеседуйте с ним, но затем он должен отправиться с нами в Эндерон.
Трумен Палмер, стоявший неподалеку, услышал его слова и вмешался в разговор:
– О чем вы таком говорите, Квинн? Только что убили отца мальчика…
– Я это знаю, – спокойно ответил констебль. – Если бы было возможно поступить иначе… Но у меня нет выбора: ему придется поехать со мной и ответить на обвинение.
– Ответить на обвинение? – резко воскликнул мэр. – Вы с ума сошли! Только что был убит его отец. Что с вами случилось?
– Мне бы очень хотелось, чтобы все было иначе, честное слово. Мне тоже это вовсе не по вкусу, но я обязан исполнить свой долг.
Сквозь мутный туман, окутывавший все вокруг него, Мэтью постепенно начинал понимать, что имеет в виду Квинн. Он без интереса смотрел на подходивших помощников констебля.
– Вы потеряли рассудок, Квинн! – гневно произнес Палмер. – Это очевидный случай самообороны. Вы при этом сами присутствовали. Вы видели, что произошло.
Квинн медленно покачал головой:
– С того мгновения, когда он выбил меч из руки Рэмзи и начал его душить, это уже не было самообороной. Возможно, на его месте я сделал бы то же самое, но это ничего не меняет. – Его голос звучал устало. – Иди, поговори с твоим священником, парень, – сказал он, обращаясь к Мэтью. – Мы будем ждать тебя здесь.
– Но это просто смешно! – сказал Палмер. – Я не позволю вам увезти мальчика.
Эта мысль немедленно передалась толпе, уже успевшей собраться вокруг. Люди начали придвигаться поближе, и помощники констебля бросали по сторонам встревоженные взгляды. Мэтью заметил, что они положили руки на рукояти мечей.
– Мне бы очень хотелось, чтобы все было по-другому, – медленно повторил Квинн. – Если вы не верите ничему другому, поверьте хотя бы этому. – Затем он возвысил голос, чтобы его могли расслышать все стоявшие рядом: – Моя власть есть продолжение власти самого короля Малаха, и у меня нет выбора – я обязан исполнить свой долг. Думаю, тебе лучше прямо сейчас отправиться со мной, сынок, – сказал он, кладя руку на плечо Мэтью.
– Не прикасайтесь к мальчику, – произнес отец Томас, подчеркивая каждое слово. В его голосе послышалась угрожающая нота, Мэтью никогда такого от него не слыхал.
Квинн с внезапно помрачневшим лицом повернулся к священнику:
– Не вмешивайтесь в ход королевского правосудия, отец. Уж вам-то лучше других должно быть ясно, что этого делать не следует.
– Я сказал: не прикасайтесь к мальчику, – повторил отец Томас.
Помощники констебля шагнули было вперед, но тот остановил их жестом.
– Не отягощайте одного преступления другим, прошу вас, – сказал Квинн. – Вдумайтесь в то, что вы собираетесь сделать!
– Я вдумался, – ответил отец Томас, – и я не желаю выдавать этого мальчика правосудию Малаха.
– Вы не оставляете мне иного выхода – взять его! – приказал Квинн помощникам.
– Стойте! – послышалось откуда-то сбоку.
Мэтью по голосу узнал Коллина. Тот стоял в стороне, до отказа натянув тетиву лука и целясь в одного из помощников констебля.
– Э-эй, тебя это тоже касается! – крикнул с другой стороны Дэниел. – Убери-ка руку с меча!
Как и Коллин, он целился из лука прямо в помощника констебля. Тот остановился, но руку с рукояти меча не убрал. Квинн откинул плащ, высвобождая правую руку, чтобы иметь возможность выхватить меч.
– Я не так хорошо стреляю, как они, – раздался голос Лары, – но даже я на таком расстоянии не промахнусь.
Мэтью быстро обернулся и увидел, как из благоразумно отшатнувшейся толпы вышла Лара. В ее руках был взведенный арбалет, стрела которого была нацелена констеблю прямо в грудь. Мэтью не видел у нее оружия, когда они расстались, и не мог сообразить, где она раздобыла арбалет.
По тонкому лицу Квинна пробежало выражение крайней досады, но быстро исчезло. Справившись со своими чувствами, констебль глубоко вздохнул.
– Учитывая все обстоятельства, я знаю, чего вы опасаетесь, – сказал он отцу Томасу. – Даю вам слово… его будут судить по справедливости.
– При всем должном уважении к вашей должности, констебль, должен сказать, что вы и понятия не имеете, чего я опасаюсь, – сухо ответил отец Томас. – Учитывая все обстоятельства.
Квинн повернулся к Мэтью, обращаясь только к нему:
– Я знаю, что ты парень умный. Подумай, чем все это может закончиться. Ведь в дело будут замешаны и твои друзья тоже, а не ты один. Я прямо тебя спрашиваю: ты поедешь со мной?
Мэтью заколебался. Он поочередно посмотрел на отца Томаса, на констебля, на Коллина и Дэниела, а потом на Лару. Он как будто висел над пропастью, а множество глаз наблюдало за ним.
Прошедшей ночью он снова и снова взвешивал все свои поступки, но не ощущал никакой вины из-за смерти Берка, хотя умом понимал, что определенные последствия неизбежны. В сущности, Мэтью все было сейчас безразлично, и он уже приготовился ответить констеблю, что согласен поехать с ним, как вдруг ему на ум пришли слова, некогда сказанные отцом: «Если когда-нибудь со мной что-нибудь случится, обратись к отцу Томасу. Верь ему и слушайся его».
– Я останусь с отцом Томасом, сударь, – ответил в конце концов Мэтью.
Оба помощника констебля сделали было шаг к нему, но Квинн покачал головой и сказал:
– Стойте. По-моему, крови здесь уже достаточно было пролито. Вы понимаете, что я вернусь за вами?
– Попытайтесь, – ответил отец Томас.
Толпа расступилась, пропуская пятерых человек, пятившихся от констебля и его помощников. Мэтью взглянул через плечо назад и с изумлением заметил, что у конюшен напротив постоялого двора стоят Эйкин Джибб и Лукас Эмсон. Они держали под уздцы шесть лошадей.
Когда они добрались до конюшен, Лара быстро забежала внутрь и переоделась. Когда она вышла обратно, вместо черного траурного платья на ней были штаны и куртка для верховой езды.
– Что ты такое затеяла? – спросил Мэтью, заметив ее новый наряд.
– Еду с вами.
– Но это безумие! – горячо возразил он. – Тебе с нами ехать не годится. Даже я не знаю, куда мы направляемся и что будем делать.
– Ты, может, не заметил, но я только что пригрозила королевскому констеблю застрелить его, – пояснила Лара. – Как ты думаешь, понравится ли ему, когда он обнаружит, что я вдобавок и его лошадей отвязала и прогнала?
– Ты отвязала его лошадей?!
Мэтью взглянул на Лукаса, но кузнец-великан только плечами пожал в ответ.
– Но ведь… но…– забормотал Мэтью, не зная, что еще сказать. – Послушай, тебе ехать нельзя. Во-первых, ты чересчур молода, и вдобавок ты… девушка…
– Ах ты, великовозрастный болван! Моя мать была на год моложе меня, когда проделала на коне весь путь от Ломаного холма до Девондейла. Кроме того, я могу скакать на лошади не хуже тебя, да и кого бы то ни было, если уж на то пошло. Вдобавок ты… ты… мне твое разрешение не требуется, чтобы ехать, куда захочу. Отец Томас сказал, что я могу ехать с вами, – прибавила она.
– Отец Томас?
Лара уже вскочила в седло, и по выражению ее лица Мэтью понял, что вести себя благоразумно ему скорее удастся убедить дверь сарая. Через минуту вернулся отец Томас – он тоже переоделся, сменив свои черные одеяния на те же самые сапоги и темно-зеленые штаны, что были на нем несколько дней тому назад. Прицепив меч к седлу, он вскочил на лошадь и объявил, что пора трогаться в путь.
Мэтью уже ничему больше не удивлялся: Эйкин Джибб тоже сел на коня!
– Вперед, – сказал отец Томас и поехал по Северной дороге прочь от Девондейла.
Последнее, что увидел Мэтью в родном городке, была фигура Джерама Квинна, смотревшего им вслед.
13
Алор-Сатар, дворец Караса Дурена в Рокое
Раид аль-Мули наклонился вперед и задумался над следующим ходом. Фланг его армии был в опасности – ему угрожал белый сокол Дурена, а его крепость была прикована к ферзю черным соколом. Обычно он любил играть в кешерит, изобиловавший различными хитростями и комбинациями. Игра была старинная; в его стране ее называли «шека», а в стране Дурена – «кешерит». На других языках ее называли другими словами. С Дуреном, однако, играть было не очень-то приятно.
Несмотря на роскошь, царившую во дворце Дурена, аль-Мули с радостью предпочел бы оказаться сейчас у дома и читать стихи под сенью шатра в окружении своих жен и детей. Близкое общение с Дуреном и другими варварами было, к сожалению, необходимой жертвой с его стороны. В политике, как хорошо знал аль-Мули, приходится делить ложе со странными партнерами. Его собственный отец, предыдущий калифар пяти баджанийских племен, еще в детстве говорил ему об этом. И сейчас еще, сорок восемь лет спустя, он продолжал убеждаться в истинности этих слов.
Когда посланный привез ему приглашение Дурена, он отнесся к нему весьма подозрительно. Даже когда гонец сложил к его ногам склянки с благовонными маслами и прочие дары, ему захотелось сперва отослать все это тут же обратно, но благоразумие победило. Лучше быть союзником льва, чем воевать с ним. Недостаток природных богатств в его стране, усугубленный трехлетней засухой и закрытием элгарских торговых портов для кораблей Баджании, заставил его в конце концов решиться стать союзником могущественной державы.
Даже сами подданные Дурена его боялись, как заметил аль-Мули. А он – нет, не боялся. Дурен испытывал не меньшую нужду в Баджании, чем она в нем, а именно такая взаимная потребность друг в друге и приводит иногда к прочным союзам. Можно было, конечно, желать союза с кем-нибудь понадежнее – доверия к Дурену аль-Мули не питал ни малейшего. Человек несомненно умный, Дурен был мрачен и непредсказуем, и баджаниец считал, что он слегка сумасшедший. Однако выбор у аль-Мули был крайне ограничен…
На севере собаки-сибийцы были совершенно ненадежны, да и нингарцы на юге были немногим лучше. Они так долго уже враждовали между собой, что вряд ли могли забыть о своих сварах на какое-то время, достаточное, чтобы объединиться в единую боеспособную армию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63