И люди бегали, как слепые, и кричали от боли, и никто не мог ни помочь им, ни погасить этот свет, который во всех мирах был благом, а здесь принёс горе и страх». Вот так.
И замолк, ожидая реакции Бегуна.
– Эвона как, – отреагировал Чернов. – Но ты процитировал из Книги кусок про свет. А что про туман?
– Про туман ничего, – радостно сообщил Кармель.
– Ничего общего, – резюмировал Чернов. – Не к месту цитата.
Слово было латинское, но Кармель смысл понял.
– Почему не к месту? – обиделся он. – Суть одна: и там и здесь – пустота, ничто. Нет вокруг жизни. Но туман много приятней слепящего света, согласись? Ждать будет легко.
– Ждать? Сколько ждать?
– В Книге сказано: «И прошёл срок, который нужен был бы луне, если б луна была, и прошёл срок, который нужен был бы солнцу, если б оно было в небе, а не в домах, и ещё один срок луны прошёл, и тогда Бегун решил, что побежит с плотной повязкой на глазах, потому что открылось у него внутреннее зрение. И он побежал…»
– А дальше?
– А дальше Путь привёл всех в место, называемое Лутес, где было много вкусной пьяной жидкости, совсем не похожей на наши вина.
– Так написано?
– Так написано.
– А почему ждали две луны и одно солнце? И мучились…
– Потому что у Бегуна не открылось внутреннее зрение.
– А зачем мне здесь внутреннее зрение?
– Так туман ведь… – удивился Кармель. – Глазам не больно, но они ничего не видят.
– Я же всех вижу, а все – меня.
– Это здесь, в Вефиле. Но мы уже посылали людей за стены города, пока ждали тебя, и там невозможно бежать. Это похоже на молоко: так же вязко и ничего не видно. И трудно дышать. Как в воде.
– Знаешь, я никогда не плавал в молоке, – признался Чернов, – и уж тем паче не бегал. Но у меня была одна знакомая лягушка, которой удалось взбить из молока сметану и выбраться на свежий воздух. Терпение и труд, Кармель, – это такое взрывное сочетание… – Он развернулся и пошёл к дому Хранителя. Сказал, обернувшись: – Хочу переодеться. А то торчал невесть в какой антисанитарии…
Кармель слова не понял, но поспешил за Бегуном. И остальные горожане туда же потянулись. Как же иначе: Бегун вернулся. Бегун что-то задумал…
Чернов переоделся в собственные рибоковские штаны, постиранные и чем-то даже проглаженные, натянул полотняную рубаху, а кроссовки отдал женщине помыть. А и то верно: спешить было некуда.
– Перекусишь? – спросил Кармель.
– Хлеба и сыра, – сказал Чернов, памятуя, что ему – бежать в молоке или тумане – что там за хреновина за стенами, а делать это на полный желудок затруднительно. – И воды. Вина не надо.
Кармель накрыл стол, сел напротив, сообщил:
– Очень хорошее место на Пути ты нашёл, Бегун. Я имею в виду не туман, конечно, а то место, в котором обитает Огонь Небесный. Очень богатое, сытное, хотя и опасные люди там живут.
Хорошо – напомнил.
– Что с ранеными?
– Ты знаешь? – удивился Кармель. – Тебя же не было с нами, ты ушёл на Путь…
На Путь? Тюрьма, коллектор душный, зал с мониторами – это Путь?..
– Я знаю. У меня открылось внутреннее зрение. Объяснение, предложенное Книгой, Кармеля устроило.
– Мы потеряли Иава и Асана, – печально сказал он. – Молодые ребята, горячие. Не надо было им брать мечи…
– Что значит потеряли? Умерли они, что ли?
– Не знаю. Их увезли, истекающих кровью. Мы не сумели помешать, нас всех что-то остановило – ни рукой, ни ногой невозможно пошевелить. А в это время Иава и Асана забрали люди в белых одеждах, а им помогали люди в чёрном. Мы хотели потом, когда заклятие неподвижности спало, броситься на их поиски, но красные нити не позволили выйти из Вефиля. А потом ты побежал и забрал нас оттуда.
– Так чего ж ты нашёл хорошего в этом месте?
– Много полезных вещей наменяли.
О Сущий, что ж за детей ты дал мне в спутники, подумал Чернов, приканчивая смастыренный им бутерброд из лепёшки и ломтя сыра. Они потеряли двух соплеменников, буквально – потеряли, а радуются дешёвым сувенирам, купленным в ближайших к аттракциону киосках! Прямо-таки капитан Кук и туземцы… И ещё махонький вопрос – к месту: а каково придётся тем двоим, Иаву и Асану, когда они оклемаются – это несомненно, Зрячий подтвердил! – и обнаружат, что город исчез с лица земли, что они – одни в чужом и страшном, а вовсе не радостном и весёлом мире. И что у них нет идентификационных карт на животах…
– Вспомнил. Задрал чистую рубаху: на месте птичка. Похоже, прав Зрячий: виртуальность – это вполне действующая штуковина, нужны только условия, чтобы она действовала. Захочет Сущий – условия будут.
Пока Сущий хотел…
Женщина принесла помытые кроссовки.
Они были ещё влажными, но Чернов всё же обулся. Встал, отряхнул с рубахи хлебные крошки.
– Куда ты? – опять испуганно спросил Кармель.
– Похоже, что я не добежал, – сказал Чернов. – Вы тут сидите смирно, за ворота – ни шагу. А я попробую – в молоке.
Он бежал к воротам и понимал, что решение бежать «в молоке» не принадлежало ему. Опять, как Зрячему, кто-то или что-то подсказал или подсказало ему это решение, и он послушался, привычно уже приняв нашёптанное за рождённое собой. Он – Вечный, слово сказано, а значит, ему свыше предписано слышать и слушаться и не противиться ни на миг. Никогда ни единым чувством не вмешиваться! Он уже попробовал – вопреки «сладкому взрыву» – испугаться высоты над крышами Джексонвилля: что из этого вышло?..
Он выскочил в туман, который всё же оказался туманом, а не молоком, и бежать в нём было легко, хотя и душновато, и не видно ничего, но он бежал и думал: Сущий, если Ты и вправду ведёшь меня, прости и верни на Путь, я – неверующий болван, не держи на меня зла, я больше никогда не усомнюсь в том, что я всего лишь – орудие Твоё, а орудию негоже сопротивляться руке, взявшей его, поверь мне и проверь меня…
Он уже просил Сущего наслать на врагов Огонь Небесный. Тогда получилось. Услышал его Сущий, так?.. И осознал вдруг: а ведь он верит в Него, раз просит!..
Но не успел ни удивиться этой внезапной мысли, ни ужаснуться, ни восхититься. Ничего не успел. Вдруг наткнулся на что-то плотное, мокрое и холодное. И в этом плотном, мокром, холодном опять – как и совсем недавно на ночной безлюдной улице Джексонвилля – полетел, как с горы, как в детстве, как зимой после уроков: слетая к чёртовой матери с самодельных деревянных санок и кубарем, вверх тормашками, зарываясь в снег.
Глава десятая
СПИЧКА
Очень странным оказался этот снежный «сладкий взрыв»… Количество испытанных «взрывов» за всё время, что Чернов знаком с этим, с позволения сказать, явлением, таково, что он может даже вести статистику, внедрять методологию (для кого, правда?..) и сравнивать один «взрыв» с другим. Этот – ну очень странный. Во-первых, холодно. Никакого всепоглощающего тепла, которое окатывало волной всякий раз, как наступал этот эрзац-оргазм! Во-вторых, темно. В смысле – не видно ничегошеньки. Обычно после «сладкого взрыва» мысли становились яснее, зрение острее, а слух… что?.. чутче?.. Корявое словечко… Ну да ладно, к глубинам лингвистики можно обратиться и впоследствии, сейчас не до них, тем более имеется ещё и «в-третьих», А вот в-третьих, Чернов, вопреки тенденциям, никуда не бежал с дивным, поражающим воображение ускорением, не летел над крышами по ночному небу, аки ангел полуночи, а, напротив, лежал лежмя, не в силах пошевелиться, придавленный… Чем? Детскими санками?.. Он попытался повертеть головой, открыл рот, сделал глубокий вдох… Гортань моментально забилась чем-то холодным, мокрым, тающим… Ну, конечно, первое впечатление от начинавшегося «взрыва» не обмануло! Это же именно снег! Чернов даже на момент возрадовался: при всей неприглядности положения налицо имеется явная победа человеческого интеллекта над загадкой коварной судьбы: что вокруг? Темно, холодно, мокро?.. Правильный ответ даёт олимпийский чемпион Игорь Чернов – снег, снег кругом, снизу, сверху, сбоку… Получен ответ, пусть и немалой ценой – чуть не задохнулся, вон до сих пор откашливается.
Теперь предстояло определить положение своего тела относительно горизонта, чтобы понять, что делать дальше. Дышать было тяжело, и на соображение Чернов отвёл себе минимум времени. Судя по тому, как интенсивно к голове приливала кровь, положение было не самым для бегуна естественным – вверх ногами, вниз, естественно, башкой. Немного высвободив руки, Чернов разгрёб снег перед лицом, устроив таким образом некую нишу для головы. Дышать стало легче. Освежившаяся сообразиловка выдала на-гора пугающий своей оригинальностью, но, кажется, самый подходящий вариант произошедшего: Чернов всё-таки откуда-то летел, как и казалось ему, откуда-то он сверзился по прихотливым и неописуемым законам «взрывов», и что-то могучее в итоге вбило его в снег. Первая мысль: накрыло лавиной. Уж больно сходные ощущения с однажды испытанными… В своё время, время неблизкое, студенческое, Чернов проводил каждые зимние каникулы в горах Приэльбрусья, осваивая горнолыжный спорт, но не как параллельный основному – бегу, а так, для развлечения и общего развития. Инструктор-кавказец, помимо спортивной премудрости, обучал Чернова также и поведению в нештатных ситуациях, в частности, рассказывал, что предпринимать, если накрыло лавиной. И вот – неприятное совпадение: теорию тогда пришлось проверять на практике едва ли не на следующий день. Неосторожно исчезнув из поля зрения инструктора, Чернов махнул поперёк широченного целинного поля, и, естественно, за эйфорией скорости не заметил, как подрезал лавину. Небольшую, но достаточную для того, чтобы накрыть бестолкового горнолыжника с головой. Тогда в мозгу всплыли дословно, добуквенно, все указания инструктора, и Чернов откопался самостоятельно – как раз к тому моменту, когда к нему, бледному и испуганному, подъехал не менее испуганный инструктор, оглашая щедрые на эхо горы ненормативной лексикой. Горам нравилось её повторять… Тогда Чернову удалось отделаться парой царапин и утраченными навеки лыжами – их Чернов, ясное дело, отстегнул, когда выбирался.
А сейчас… Сейчас, на удивление самому себе – мол, откуда ей взяться, лавине? – ресурсов любимой сообразиловки отпущено не было, и Чернов, особо не раздумывая, стал действовать так же, как и тогда. Остервенелые самовыкапывательные движения в течение нескольких минут не только разогрели начавшее было зябнуть черновское тело, но и худо-бедно поспособствовали обретению свободы из снежного погребения. Благо погребён Чернов оказался неглубоко.
Сидя на рыхлом снегу возле ямы, в которой он только что едва не нашёл свою смерть от холода и удушья, и тяжело дыша – видно, воздух сильно разрежён, – Чернов осматривался изо всех сил, стараясь не сильно охреневать от увиденного. Получалось плохо. Видимо, очередной переход в очередное пространство-время очередного мира был неточно рассчитан Головной Канцелярией, как всегда ответственной за подобные мероприятия, и Игорь Чернов, как он сам сейчас понимал, угодил прямёхонько, на вершину некоей горы – двухтысячника, не меньше, дыхание подсказывало, – а, многометровый слой вечного снега с охотой поглотил нежданного гостя и замуровал в своих, прямо сказать, прохладных объятьях. Так что мысль про лавину отпадает – Чернов просто утонул в снежной податливой целине.
Несмотря на то что в новом бытии Чернова стояла ночь (как, впрочем, и в предыдущем, если не считать временное пребывание в туманном «переходнике»), окружающий пейзаж был ясно различим, благодаря полной луне на небе и обилию девственного снега кругом. Оставленная в доме Кармеля козья шкура сейчас очень бы пригодилась. В очередной раз постиранные женщиной куртка, хлопчатобумажная фуфайка и спортивные штаны плюс намертво грязные кроссовки – не самая лучшая экипировка для альпиниста. Но кто знал, куда Путь приведёт!.. Одно хорошо – предстоит не восхождение, а спуск, хотя теплее от этого всё равно не становится…
Осторожно ступая, вглядываясь в синий ночной снег и посекундно проваливаясь в него же на разную глубину, Чернов двигался вниз. Он, разумеется, не знал дороги, но логика, незримо присутствовавшая во всех перемещениях Чернова по разным ПВ, должна была помочь ему и сейчас. Иначе следовало бы поставить под сомнение само её существование.
Больно она, логика то есть, расстроилась бы!
По мере спуска, который осуществлялся Черновым, так сказать, «с применением смешанной техники» – иногда пешком, иногда на пятой точке, а иногда и кубарем, становилось легче дышать и, что немаловажно, существенно теплело. Снега оставалось всё меньше и меньше. То там, то здесь на ровной синеве расплывались чёрные кляксы камней. Чернов даже обнаружил некую прихотливо извивающуюся козью тропу, ведущую вниз по склону. По пути попался родник – очень похожий на тот, который Чернов так часто представлял себе во сне, но лишь представлял, а не видел – шустрый журчащий ручеёк, бьющий откуда-то прямо из-под скалы. Вода была ледяная, обжигала холодом горло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58