родители Элвина
были приятными ничтожествами, к которым она чувствовала скорее
некоторую привязанность, чем уважение. Они только потратили бы
зря время в бесплодных разговорах, а затем поступили бы точно
так же, как сейчас Алистра.
Джезерак выслушал ее рассказ без видимых эмоций. Если он
и был встревожен или удивлен, то умело скрыл это - так умело,
что Алистра была несколько разочарована. Ей-то представлялось,
что ничего более необычного и важного никогда не происходило, и
безучастное поведение Джезерака ее обескуражило. Когда она
завершила рассказ, он расспросил ее о некоторых подробностях и
намекнул, что она могла и ошибиться. Какие причины были
предполагать, что Элвин действительно покинул город? Возможно,
над ней просто подшутили; участие Хедрона, казалось бы, только
подтверждало эту догадку. Может быть, именно в этот самый
момент Элвин смеется над ней, скрываясь где-нибудь в Диаспаре.
Единственное, чего Алистра добилась от Джезерака -
обещания сделать необходимые запросы и снова связаться с ней в
течение суток. В то же время ей не следовало беспокоиться и
говорить обо всей этой истории кому бы то ни было. Не нужно
сеять тревогу по случаю инцидента, который, вероятно,
разъяснится в ближайшие часы.
Алистра покинула Джезерака в расстроенных чувствах. Но
она была бы довольна, если б могла увидеть его поступки,
последовавшие непосредственно за ее уходом.
Джезерак имел друзей в Совете; за свою долгую жизнь он и
сам бывал его членом, и, в случае невезения, мог войти в него
вновь. Он соединился с тремя наиболее влиятельными коллегами и
осторожно попытался заинтересовать их. Как наставник Элвина, он
сознавал свое двусмысленное положение и торопился обезопасить
себя. Впрочем, в происшедшее стоило посвятить лишь немногих.
Все немедленно пришли к выводу, что первым делом надо
связаться с Хедроном и потребовать разъяснений. Но превосходное
намерение не могло быть выполнено. Хедрон предусмотрительно
скрылся из пределов досягаемости.
Хозяева очень тактично не напоминали Элвину о
двусмысленности его положения. Он мог бывать во всех уголках
деревушки Эрли, которой управляла Серанис - хотя слово
"управлять" было, пожалуй, слишком сильным. Иногда она казалась
Элвину благосклонным диктатором, иногда же представлялось, что
она вообще не располагает никакой властью. Пока ему совершенно
не удавалось понять общественное устройство Лиса - то ли оно
было слишком простым, то ли настолько сложным, что все
хитросплетения ускользали от его взгляда. Удалось выяснить лишь
то, что Лис делился на многочисленные поселки; Эрли могла
служить типичным примером. Но, в сущности, типичных примеров не
было вообще, поскольку Элвина убеждали, что каждый поселок
стремится как можно больше отличаться от соседей. Все это было
предельно запутанно.
Несмотря на небольшие размеры и малочисленность
населения, не превышавшего тысячу человек, Эрли была полна
сюрпризов. Здешняя жизнь отличалась от диаспарской едва ли не
во всех отношениях. Расхождения касались даже столь
фундаментальных вещей, как речь. Голос для нормального общения
использовался разве что детьми; взрослые редко произносили хоть
слово, и Элвин в конце концов решил, что и это они делают
только из вежливости к нему. Странно и неловко было сознавать
себя опутанным сетью беззвучных и неощутимых слов, но Элвин в
итоге привык к этому. Он удивлялся тому, как устная речь вообще
выжила, не находя себе употребления, но позднее обнаружил, что
люди Лиса очень любили пение и вообще все виды музыки. Без этой
побудительной причины они, вероятно, давным-давно стали бы
совершенно немыми.
Они были всегда при деле, занимаясь задачами, для Элвина
обычно непостижимыми. Когда же он понимал, что они делают, их
работа почти всегда представлялась совершенно ненужной. К
примеру, немалая часть пищи жителей Лиса выращивалась, а не
синтезировалась по разработанным миллионы лет назад прообразам.
Когда Элвин указал на это, ему терпеливо объяснили, что народ
Лиса любит наблюдать за ростом разных организмов, проводить
сложные генетические эксперименты и разрабатывать все более
изысканные вкусы и запахи. Эрли славилась своими фруктами, но
когда он съел несколько отборных плодов, они не показались ему
лучше тех, которые он мог сотворить в Диаспаре одним лишь
мановением пальца.
Вначале ему казалось, что люди Лиса, быть может, успели
утратить власть над некогда известными им силами и машинами,
которые Элвин принимал как должное и на которых основывалась
вся жизнь Диаспара. Но вскоре он понял, что дело не в этом.
Знания и орудия имелись, но применялись только в самых важных
случаях. Наиболее впечатляющим примером была система
транспорта, если ее можно было так назвать. На короткие
расстояния люди шли пешком, находя в этом удовольствие. Если
они спешили или нуждались в перемещении небольших грузов, то
использовали специально выращенных животных. Существо для
перевозки грузов было невысоким шестиногим зверем, очень
послушным и сильным, но туповатым. Гоночные животные были
совсем другой породы: обычно они ходили на четырех ногах, но
когда нужно было набрать скорость по-настоящему, они
использовали только могучие задние конечности. Такие животные
могли пересечь весь Лис за несколько часов, пассажир же
восседал на шарнирном сиденье, пристегнутом к спине существа.
Наверное, ничто на свете не подвигло бы Элвина отважиться на
подобную скачку, но среди юношей Лиса она была популярным
спортом. Породистые рысаки были аристократами животного мира и
прекрасно знали об этом. Они располагали довольно обширным
запасом слов, и до Элвина часто доносились их хвастливые
разговоры о прошлых и будущих победах. Когда он пытался
проявить дружелюбие и принять участие в беседе, животные
изображали непонимание, а если он был настойчив, то они галопом
мчались прочь с видом оскорбленного достоинства.
Этих двух видов животных было достаточно для всех
обычных нужд. К тому же они доставляли своим владельцам немало
удовольствия, которого не могли дать механические агрегаты. Но
когда требовалась предельная скорость или необходимо было
переместить большие грузы, то для этого без колебаний
использовались специальные машины.
Несмотря на изобилие сюрпризов, которыми животный мир
Лиса одарил Элвина, его значительно больше поразили предельные
состояния человеческой жизни. Самые юные и самые старые - и
тех, и других он видел впервые и не скрывал своего изумления.
Самый пожилой житель Эрли едва достиг своего второго столетия,
и ему оставалось лишь несколько лет жизни. Когда он сам
достигнет такого возраста, думал о себе Элвин, его тело едва
изменится, а этот старик, не имеющий к тому же в качестве
компенсации череды будущих воплощений, уже почти исчерпал свои
физические силы. Его волосы были совершенно белыми, лицо было
покрыто неправдоподобно мелкой сеткой морщин. Казалось, что
большую часть времени он проводит, сидя на солнце или неспешно
гуляя по селу и обмениваясь беззвучными приветствиями со всеми
встречными. Насколько Элвин мог судить Элвин, старик был вполне
удовлетворен и не страдал от ощущения надвигающегося
необратимого конца.
Это отношение к жизни настолько отличалось от принятого
в Диаспаре, что практически выходило за пределы понимания
Элвина. Почему следует смиряться со смертью, когда ее можно
было преодолеть, прожить тысячу лет и, перепрыгнув через века,
начать все заново в мире, который был сотворен при твоем
участии? Он был полон решимости прояснить эту загадку, как
только у него появится шанс откровенно поговорить о ней. Элвину
было трудно поверить, что Лис сделал выбор по своей воле, зная
об имеющейся альтернативе.
Частичным решением загадки для него явились дети, эти
маленькие существа, бывшие для него столь же незнакомыми, как и
прочие животные Лиса. Немало времени провел он среди детей,
наблюдая за их играми, и наконец был принят ими как друг.
Иногда ему казалось, что они вообще не люди - так чужды были
ему их поведение, их логика и даже их язык. Не веря своим
глазам, он смотрел на взрослых и спрашивал себя: возможно ли,
чтоб они развились из этих необычайных существ, проводивших
большую часть жизни в своем собственном мире.
И тем не менее, озадачивая его, дети пробуждали в его
сердце никогда не изведанное ранее ощущение. Когда они -
впрочем, довольно редко - разражались слезами полной
безнадежности и отчаяния, их крошечные горести казались ему
более трагичными, чем долгое отступление Человека после утраты
Галактической Империи. Это было нечто слишком грандиозное и
удаленное для того, чтобы вызвать сопереживание, а хныканье
ребенка пронзало самое его сердце.
Элвин познал в Диаспаре любовь; но здесь он постиг нечто
равно драгоценное, без чего сама любовь не могла бы придти к
своему высшему итогу, вечно оставаясь незавершенной. Он постиг
нежность.
Если Элвин изучал Лис, то и Лис изучал его и не был им
разочарован. На третий день его пребывания в Эрли Серанис
предложила Элвину отправиться в глубь страны, чтобы увидеть и
другие ее части. Это предложение он принял сразу
- но с условием, что не будет ехать верхом на одном из
животных-скакунов.
- Могу заверить тебя, - сказала Серанис с необычным для ее
речей проблеском шутливости, - что здесь никто и в мыслях не
имеет рискнуть одним из своих драгоценных животных. Поскольку
это исключительный случай, я организую транспорт, в котором ты
будешь чувствовать себя по-домашнему. Твоим проводником будет
Хилвар. Но, конечно, ты можешь отправиться куда пожелаешь.
Элвин засомневался, так ли это на самом деле. Ему
казалось, что если он попытается вернуться к холмику, с вершины
которого он шагнул в Лис, то возникнут какие-нибудь возражения.
Однако сейчас это его не беспокоило, - он не торопился
вернуться в Диаспар и, в сущности, мало размышлял на эту тему
после первой встречи с Серанис. Жизнь здесь была так интересна
и необычна, что он был ею пока вполне доволен.
Он оценил жест Серанис, предложившей ему в спутники
своего сына. Впрочем, Хилвар, несомненно, был должным образом
подготовлен к тому, чтобы предотвратить любые из подстерегавших
Элвина опасностей. Надо сказать, что Элвин не сразу привык к
Хилвару. И причина этого могла бы показаться последнему
обидной. В Диаспаре физическое совершенство было столь
всеобщим, что личная красота не имела никакой цены; люди
обращали на нее внимания не более, чем на воздух, которым они
дышали. Не так обстояло дело в Лисе, и для характеристики
Хилвара наиболее лестным прилагательным было бы слово
"симпатичный". По меркам Элвина Хилвар был откровенно некрасив,
и какое-то время он сознательно избегал его. Если Хилвар и знал
об этом, то не подавал виду, и вскоре его добродушное
дружелюбие разрушило все преграды. Настало время, когда Элвин
настолько привык к широкой, чуть скошенной улыбке Хилвара, к
его силе и доброте, что не расстался бы с ним ни под каким
видом. Он едва мог поверить, что некогда находил его
непривлекательным.
Они покинули Эрли на заре, на небольшом глайдере,
который был устроен, по-видимому, по тому же принципу, что и
доставившая Элвина из Диаспара машина. Он парил в воздухе в
нескольких сантиметрах от почвы и, хотя направляющий прут
отсутствовал, Хилвар объяснил Элвину, что глайдеры могут
перемещаться только по предписанным маршрутам. Все населенные
пункты были соединены друг с другом подобным образом; но за
время пребывания в Лисе Элвину не довелось видеть других
глайдеров.
Хилвар затратил немало усилий на организацию этой
экспедиции и, по-видимому, предвкушал ее не меньше, чем Элвин.
Он спланировал маршрут в соответствии с собственными
интересами. Хилвар был страстным натуралистом и надеялся
обнаружить в сравнительно малонаселенных районах Лиса, которые
они должны были посетить, новые виды насекомых. Он намеревался
направиться к югу, насколько машина сможет их довезти, а
остаток пути следовало идти пешком. Не вполне сообразив, что из
этого следует, Элвин не возражал.
У них в пути был товарищ - Криф, наиболее примечательный
из всех любимцев Хилвара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
были приятными ничтожествами, к которым она чувствовала скорее
некоторую привязанность, чем уважение. Они только потратили бы
зря время в бесплодных разговорах, а затем поступили бы точно
так же, как сейчас Алистра.
Джезерак выслушал ее рассказ без видимых эмоций. Если он
и был встревожен или удивлен, то умело скрыл это - так умело,
что Алистра была несколько разочарована. Ей-то представлялось,
что ничего более необычного и важного никогда не происходило, и
безучастное поведение Джезерака ее обескуражило. Когда она
завершила рассказ, он расспросил ее о некоторых подробностях и
намекнул, что она могла и ошибиться. Какие причины были
предполагать, что Элвин действительно покинул город? Возможно,
над ней просто подшутили; участие Хедрона, казалось бы, только
подтверждало эту догадку. Может быть, именно в этот самый
момент Элвин смеется над ней, скрываясь где-нибудь в Диаспаре.
Единственное, чего Алистра добилась от Джезерака -
обещания сделать необходимые запросы и снова связаться с ней в
течение суток. В то же время ей не следовало беспокоиться и
говорить обо всей этой истории кому бы то ни было. Не нужно
сеять тревогу по случаю инцидента, который, вероятно,
разъяснится в ближайшие часы.
Алистра покинула Джезерака в расстроенных чувствах. Но
она была бы довольна, если б могла увидеть его поступки,
последовавшие непосредственно за ее уходом.
Джезерак имел друзей в Совете; за свою долгую жизнь он и
сам бывал его членом, и, в случае невезения, мог войти в него
вновь. Он соединился с тремя наиболее влиятельными коллегами и
осторожно попытался заинтересовать их. Как наставник Элвина, он
сознавал свое двусмысленное положение и торопился обезопасить
себя. Впрочем, в происшедшее стоило посвятить лишь немногих.
Все немедленно пришли к выводу, что первым делом надо
связаться с Хедроном и потребовать разъяснений. Но превосходное
намерение не могло быть выполнено. Хедрон предусмотрительно
скрылся из пределов досягаемости.
Хозяева очень тактично не напоминали Элвину о
двусмысленности его положения. Он мог бывать во всех уголках
деревушки Эрли, которой управляла Серанис - хотя слово
"управлять" было, пожалуй, слишком сильным. Иногда она казалась
Элвину благосклонным диктатором, иногда же представлялось, что
она вообще не располагает никакой властью. Пока ему совершенно
не удавалось понять общественное устройство Лиса - то ли оно
было слишком простым, то ли настолько сложным, что все
хитросплетения ускользали от его взгляда. Удалось выяснить лишь
то, что Лис делился на многочисленные поселки; Эрли могла
служить типичным примером. Но, в сущности, типичных примеров не
было вообще, поскольку Элвина убеждали, что каждый поселок
стремится как можно больше отличаться от соседей. Все это было
предельно запутанно.
Несмотря на небольшие размеры и малочисленность
населения, не превышавшего тысячу человек, Эрли была полна
сюрпризов. Здешняя жизнь отличалась от диаспарской едва ли не
во всех отношениях. Расхождения касались даже столь
фундаментальных вещей, как речь. Голос для нормального общения
использовался разве что детьми; взрослые редко произносили хоть
слово, и Элвин в конце концов решил, что и это они делают
только из вежливости к нему. Странно и неловко было сознавать
себя опутанным сетью беззвучных и неощутимых слов, но Элвин в
итоге привык к этому. Он удивлялся тому, как устная речь вообще
выжила, не находя себе употребления, но позднее обнаружил, что
люди Лиса очень любили пение и вообще все виды музыки. Без этой
побудительной причины они, вероятно, давным-давно стали бы
совершенно немыми.
Они были всегда при деле, занимаясь задачами, для Элвина
обычно непостижимыми. Когда же он понимал, что они делают, их
работа почти всегда представлялась совершенно ненужной. К
примеру, немалая часть пищи жителей Лиса выращивалась, а не
синтезировалась по разработанным миллионы лет назад прообразам.
Когда Элвин указал на это, ему терпеливо объяснили, что народ
Лиса любит наблюдать за ростом разных организмов, проводить
сложные генетические эксперименты и разрабатывать все более
изысканные вкусы и запахи. Эрли славилась своими фруктами, но
когда он съел несколько отборных плодов, они не показались ему
лучше тех, которые он мог сотворить в Диаспаре одним лишь
мановением пальца.
Вначале ему казалось, что люди Лиса, быть может, успели
утратить власть над некогда известными им силами и машинами,
которые Элвин принимал как должное и на которых основывалась
вся жизнь Диаспара. Но вскоре он понял, что дело не в этом.
Знания и орудия имелись, но применялись только в самых важных
случаях. Наиболее впечатляющим примером была система
транспорта, если ее можно было так назвать. На короткие
расстояния люди шли пешком, находя в этом удовольствие. Если
они спешили или нуждались в перемещении небольших грузов, то
использовали специально выращенных животных. Существо для
перевозки грузов было невысоким шестиногим зверем, очень
послушным и сильным, но туповатым. Гоночные животные были
совсем другой породы: обычно они ходили на четырех ногах, но
когда нужно было набрать скорость по-настоящему, они
использовали только могучие задние конечности. Такие животные
могли пересечь весь Лис за несколько часов, пассажир же
восседал на шарнирном сиденье, пристегнутом к спине существа.
Наверное, ничто на свете не подвигло бы Элвина отважиться на
подобную скачку, но среди юношей Лиса она была популярным
спортом. Породистые рысаки были аристократами животного мира и
прекрасно знали об этом. Они располагали довольно обширным
запасом слов, и до Элвина часто доносились их хвастливые
разговоры о прошлых и будущих победах. Когда он пытался
проявить дружелюбие и принять участие в беседе, животные
изображали непонимание, а если он был настойчив, то они галопом
мчались прочь с видом оскорбленного достоинства.
Этих двух видов животных было достаточно для всех
обычных нужд. К тому же они доставляли своим владельцам немало
удовольствия, которого не могли дать механические агрегаты. Но
когда требовалась предельная скорость или необходимо было
переместить большие грузы, то для этого без колебаний
использовались специальные машины.
Несмотря на изобилие сюрпризов, которыми животный мир
Лиса одарил Элвина, его значительно больше поразили предельные
состояния человеческой жизни. Самые юные и самые старые - и
тех, и других он видел впервые и не скрывал своего изумления.
Самый пожилой житель Эрли едва достиг своего второго столетия,
и ему оставалось лишь несколько лет жизни. Когда он сам
достигнет такого возраста, думал о себе Элвин, его тело едва
изменится, а этот старик, не имеющий к тому же в качестве
компенсации череды будущих воплощений, уже почти исчерпал свои
физические силы. Его волосы были совершенно белыми, лицо было
покрыто неправдоподобно мелкой сеткой морщин. Казалось, что
большую часть времени он проводит, сидя на солнце или неспешно
гуляя по селу и обмениваясь беззвучными приветствиями со всеми
встречными. Насколько Элвин мог судить Элвин, старик был вполне
удовлетворен и не страдал от ощущения надвигающегося
необратимого конца.
Это отношение к жизни настолько отличалось от принятого
в Диаспаре, что практически выходило за пределы понимания
Элвина. Почему следует смиряться со смертью, когда ее можно
было преодолеть, прожить тысячу лет и, перепрыгнув через века,
начать все заново в мире, который был сотворен при твоем
участии? Он был полон решимости прояснить эту загадку, как
только у него появится шанс откровенно поговорить о ней. Элвину
было трудно поверить, что Лис сделал выбор по своей воле, зная
об имеющейся альтернативе.
Частичным решением загадки для него явились дети, эти
маленькие существа, бывшие для него столь же незнакомыми, как и
прочие животные Лиса. Немало времени провел он среди детей,
наблюдая за их играми, и наконец был принят ими как друг.
Иногда ему казалось, что они вообще не люди - так чужды были
ему их поведение, их логика и даже их язык. Не веря своим
глазам, он смотрел на взрослых и спрашивал себя: возможно ли,
чтоб они развились из этих необычайных существ, проводивших
большую часть жизни в своем собственном мире.
И тем не менее, озадачивая его, дети пробуждали в его
сердце никогда не изведанное ранее ощущение. Когда они -
впрочем, довольно редко - разражались слезами полной
безнадежности и отчаяния, их крошечные горести казались ему
более трагичными, чем долгое отступление Человека после утраты
Галактической Империи. Это было нечто слишком грандиозное и
удаленное для того, чтобы вызвать сопереживание, а хныканье
ребенка пронзало самое его сердце.
Элвин познал в Диаспаре любовь; но здесь он постиг нечто
равно драгоценное, без чего сама любовь не могла бы придти к
своему высшему итогу, вечно оставаясь незавершенной. Он постиг
нежность.
Если Элвин изучал Лис, то и Лис изучал его и не был им
разочарован. На третий день его пребывания в Эрли Серанис
предложила Элвину отправиться в глубь страны, чтобы увидеть и
другие ее части. Это предложение он принял сразу
- но с условием, что не будет ехать верхом на одном из
животных-скакунов.
- Могу заверить тебя, - сказала Серанис с необычным для ее
речей проблеском шутливости, - что здесь никто и в мыслях не
имеет рискнуть одним из своих драгоценных животных. Поскольку
это исключительный случай, я организую транспорт, в котором ты
будешь чувствовать себя по-домашнему. Твоим проводником будет
Хилвар. Но, конечно, ты можешь отправиться куда пожелаешь.
Элвин засомневался, так ли это на самом деле. Ему
казалось, что если он попытается вернуться к холмику, с вершины
которого он шагнул в Лис, то возникнут какие-нибудь возражения.
Однако сейчас это его не беспокоило, - он не торопился
вернуться в Диаспар и, в сущности, мало размышлял на эту тему
после первой встречи с Серанис. Жизнь здесь была так интересна
и необычна, что он был ею пока вполне доволен.
Он оценил жест Серанис, предложившей ему в спутники
своего сына. Впрочем, Хилвар, несомненно, был должным образом
подготовлен к тому, чтобы предотвратить любые из подстерегавших
Элвина опасностей. Надо сказать, что Элвин не сразу привык к
Хилвару. И причина этого могла бы показаться последнему
обидной. В Диаспаре физическое совершенство было столь
всеобщим, что личная красота не имела никакой цены; люди
обращали на нее внимания не более, чем на воздух, которым они
дышали. Не так обстояло дело в Лисе, и для характеристики
Хилвара наиболее лестным прилагательным было бы слово
"симпатичный". По меркам Элвина Хилвар был откровенно некрасив,
и какое-то время он сознательно избегал его. Если Хилвар и знал
об этом, то не подавал виду, и вскоре его добродушное
дружелюбие разрушило все преграды. Настало время, когда Элвин
настолько привык к широкой, чуть скошенной улыбке Хилвара, к
его силе и доброте, что не расстался бы с ним ни под каким
видом. Он едва мог поверить, что некогда находил его
непривлекательным.
Они покинули Эрли на заре, на небольшом глайдере,
который был устроен, по-видимому, по тому же принципу, что и
доставившая Элвина из Диаспара машина. Он парил в воздухе в
нескольких сантиметрах от почвы и, хотя направляющий прут
отсутствовал, Хилвар объяснил Элвину, что глайдеры могут
перемещаться только по предписанным маршрутам. Все населенные
пункты были соединены друг с другом подобным образом; но за
время пребывания в Лисе Элвину не довелось видеть других
глайдеров.
Хилвар затратил немало усилий на организацию этой
экспедиции и, по-видимому, предвкушал ее не меньше, чем Элвин.
Он спланировал маршрут в соответствии с собственными
интересами. Хилвар был страстным натуралистом и надеялся
обнаружить в сравнительно малонаселенных районах Лиса, которые
они должны были посетить, новые виды насекомых. Он намеревался
направиться к югу, насколько машина сможет их довезти, а
остаток пути следовало идти пешком. Не вполне сообразив, что из
этого следует, Элвин не возражал.
У них в пути был товарищ - Криф, наиболее примечательный
из всех любимцев Хилвара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40