Печень и почка, селезенка, поджелудочная железа. Желчный пузырь ему не требовался. Затем они начали восстановление кишечника, зашили разрез в стенке желудка и склеили рваную рану, пересекающую брюшную полость.
— Чудесный член, — вскользь заметила Джессап. — Необычный для высокого мужчины.
Барда только хмыкнула. Ей не хотелось продолжать обсуждение. Джессап, с присущей ей приземленностью, вполне могла развить эту тему основательно, с многочисленными вариациями.
— Лично я всегда предпочитаю невысоких мужчин.
Но сегодня Джессап была несносна.
— Давление поднимается, эй, он уже может это делать. Если на него не набросится какой-нибудь вирус, — добавила она.
— Может быть, и сможет, — ответила Барда и принялась работать над его левой ногой.
Существовало множество сервомеханизмов, роботов и других электронных ассистентов хирурга, но так как каждый человек слегка отличается от другого, так и машины, даже самые сложные, не могут заменить чутье живого хирурга. Самые лучшие роботы не сравнятся с человеком в ловкости и сноровке. Машине можно доверить работу, которую Джессап называла черной, но она никогда не заменит человеческие руки.
Спустя какое-то время они закончили собирать Роджера Элиота Кристофера О'Хара в единое целое. Обе валились с ног от усталости. И Ред объявил им своим неумолимым голосом, что необходим немедленный отдых, поскольку уровень работоспособности упал ниже отметки, допустимой для хирургических операций.
Чтобы воскресить О'Хару, потребовалось целых четыре часа и все их хирургическое искусство. К тому же в смене Барди и Нелли он не был первым пациентом.
Санитар вывез носилки с О'Харой из операционной. Барди и Джессап проследовали за ним через дезинфицирующие зеленые лучи и вышли в коридор.
— Это офицер? — спросил санитар.
— Да, — ответила Барди.
Действие адреналина закончилось, и она ощущала легкое головокружение. Барди взялась за ручку тележки.
— Я справлюсь сам. Неужто вы не доверяете мне, девочки?
Барда усмехнулась:
— Конечно, доверяю, Наффи, но только не в этом случае.
Наффи надулся, он уже насмотрелся на лежащего без сознания О'Хару.
— Делай как знаешь. Ты всегда поступаешь по-своему. Хотя какая от него польза? Сектор 22, койка 4.
Две усталые женщины повернулись к центральному табло.
— Из показаний монитора ясно, что О'Хара вычеркнут из списков. Вы уверены в том, что сможете снова внести его туда?
— Наффи, ты имел больше права доступа, чем мы в последнее время, — сказала Барди решительно, и они с Нелли вошли в двадцать второй сектор.
Наффи очень ловко управлял антигравитационной тележкой. Она осторожно переместила пациента на кровать, принявшую его в объятия своих высокочувствительных датчиков.
Вернувшись в свою каюту, Барди первым делом запрограммировала свой экран на десятиминутные отчеты о состоянии лейтенанта О'Хары. Затем приняла душ из распылителя: всего лишь одна чашка воды дала ощущение свежести. И наконец, заказала горячий коктейль с повышенным содержанием протеина, легла в постель и поела. Ее разбудил звонок, и она долго терла глаза, пытаясь посмотреть на экран. Состояние О'Хары не изменилось. Она попробовала не спать до следующего отчета, но это было ужасно трудно. Тогда Барди перепрограммировала устройство разбудить ее только в случае значительных отклонений и уснула прежде, чем голова ее коснулась подушки.
К своему удивлению, она проспала целых десять часов. Проснувшись, она почувствовала себя виноватой. Экран мерцал без изменений, Барди никак не могла сообразить, почему наблюдение за пациентом проводится здесь. И тут ее осенило: Шалтай — О'Хара! Она перемотала записи.
Он тоже проспал десять часов. Показатели его жизнедеятельности были удовлетворительными. Никаких намеков на отторжение новых органов. Как, впрочем, и никаких признаков пробуждения и проблесков сознания.
— Это даже к лучшему, — решила Барди. Ведь до сих пор еще не изобрели универсальный болеподавитель. Ей не нравилось думать о боли, неизбежной в ее профессии.
Барди оделась, выпила протеиновый коктейль, зарядивший ее энергией на весь предстоящий день, и вышла из каюты. Коридор был на удивление пуст. Доносившийся отовсюду храп наводил на мысль, что новых нападений не было. Ну, наконец-то долгожданное затишье в этой бойне. До мобилизации ей оставалось тринадцать дней, и их еще надо было прожить. Барди стояла перед дилеммой: полностью загрузить себя работой на весь этот срок или отдохнуть и постараться направить мысли в мирное русло.
Она зашла в комнату для дежурных и обнаружила, что они с Нелли дежурят в следующую смену, если, конечно, доживут. В запасе один час. На информационном табло сводки о последней атаке. Победа или поражение — не все ли равно. В любом случае будет груда раненых тел. Она почувствовала угрызения совести от таких непатриотических мыслей. И все-таки какие бы победы ни были одержаны, она не находила в них ни доблести, ни славы. Нет никакого оправдания подобным действиям. Барди не помнила уже, что заставило ее пойти на эту работу, разве что минутное умопомрачение. Правда, она многое знала и умела, но ведь и на передовой было предостаточно легкой, рутинной и подчас ненужной работы.
Барди очнулась от раздумий и очень удивилась, что стоит около койки 4 в секторе 22. Показатели превзошли все ожидания: новые органы пока функционировали нормально, даже кожа О'Хары приобрела здоровый оттенок.
— Да из него даже мычания не выжмешь, — сказал Наффи, неслышно подойдя сзади. Он перевел взгляд с экрана на ее лицо.
— Ты не устал, Наффи? — Его реплика почему-то задела Барди.
— От дежурства? Несомненно, — усмехнулся Наффи. — Он действительно должен очень надолго прийти в себя, чтобы осознать, что все еще жив! И тогда он будет страшно благодарен.
Ворчание Наффи рассмешило Барди:
— Так что ж ты не возьмешь его за руку и не убедишь в этом?
— Он не в моем вкусе, — резко ответил Наффи и вышел.
Барди просмотрела сводки. Внешне все выглядело хорошо. Еще бы, ему ведь не надо было бороться ни с горячкой, ни с болью.
Она прикоснулась к его груди, кожа была теплой, затем положила руку на лоб, отведя назад необыкновенно мягкие волосы. Потрясающе красивое лицо. Лениво она провела пальцем по тонкому розовому шраму на щеке и тут с удивлением заметила слабую улыбку.
— О'Хара? О'Хара? — произнесла она мягко. Потом немного громче. — Роджер!
Улыбка светилась на лице. Дыхание стало глубже, и он снова уснул, слегка повернув голову к ней. Он все еще улыбался.
— Эй, Роджер, проснись, проснись.
Он досадливо нахмурился.
— Роджер, я знаю, что ты здесь. Открой глаза!
— Вы добились больших успехов. — Голос дежурной сестры испугал Барди. — Но ведь мы тоже старались.
— С каких это пор по выражению лица судят о том, пришел человек в себя или нет?
— Но это единственная реакция, которую удалось получить от Спящего красавца.
— Это не кома, — сказала Барди, изучая показания приборов.
— Да. Образец нормального сна. Даже если его отключить от оборудования, поддерживающего жизнедеятельность, ничего не изменится.
— Можно попробовать, — заметила Барди, но в это время пациент в другой кровати жалобно застонал, и она поспешно направилась к нему.
После смены, прошедшей довольно спокойно, они с Нелли опять постояли около кровати номер 4.
Перед следующей сменой Барди сделала перерыв, чтобы посетить сектор 22. Теперь кровать номер 4 окружали несколько врачей, включая Главного Психиатра.
— А, хирург Мэйкем, — сказал Брэндис, коварно улыбаясь: — Как я понял, именно вы продемонстрировали на этом пациенте чудеса хирургии. И наверное, сможете объяснить, каким образом он впал в сомнамбулическое состояние?
— Он все еще не пришел в себя? — удивилась Барди. На лицах медиков отразились интерес и недоверие.
— Вообще говоря, он получил сильные телесные повреждения. Возможно, травма была настолько глубокой, что он не желает осознавать это.
— И тогда… — продолжил Брэндис, игнорируя ее предположение, — …это расстройство может быть психосоматическим?
Барди пожала плечами. Она чинила тела, а не мозги.
— Скафандр сохранил ему жизнь, возможно, и сознание тоже. Он может представлять, насколько сильно покалечен. Но как долго он был в сознании, неизвестно; скафандр фиксировал только параметры жизнедеятельности.
— Хорошая мысль. — Брэндис и другие повернулись, чтобы взглянуть на безмятежное лицо спящего. — Вполне возможно, он знает о состоянии своего тела, поскольку записи указывают на желание освободиться от телесной оболочки.
По тону Брэндиса Барди поняла, что он раздосадован тем, что такой уникальный случай ускользнул от него. Брэндис имел огромный опыт в консультациях по вопросам «сознания».
— Доктор Мэйкем добилась реакции лейтенанта О'Хары, — вмешалась дежурная сестра. Она стояла с другой стороны, и Барди ее не заметила. С каким удовольствием Барди свернула бы ей шею!
— Когда и какой? — Выражение нетерпения на лице Брэндиса стало почти алчным.
— О, я лишь слегка коснулась его лба. — Барди чувствовала себя глупо: прикосновение считалось анахронизмом; сложнейшие приборы измеряли температуру с высокой точностью.
— И?.. — Ободрил ее Брэндис.
— Слабая улыбка. Возможно, рефлекторная. — Она почувствовала румянец на щеках.
— Несомненно, — насмешливо пробормотал кто-то.
— Кто бы мог подумать, что такому красивому мужчине нужно еще и мозгами шевелить!
— А кто это знает? — Слова вырвались, прежде чем Барди успела подумать, и тут же залилась краской.
— Вполне естественное тщеславие, — невозмутимо заметил Брэндис, в его холодном взгляде не отразились никакие эмоции.
Брэндис был довольно привлекательным парнем, в отличной форме, и, если верить госпитальным сплетням, проявлял недюжинную активность в гетеросексуальных связях, что, вообще говоря, нарушало профессиональную этику. Словом, Барди почувствовала, что он завидует.
— Итак, доктор Мэйкем, не будете ли вы так добры повторить ваш опыт? — Он отошел в сторону и освободил место Барди.
Барди не понравились ни его выражения, ни манеры, ни требования. Неохотно она вышла вперед, чувствуя себя еще более нелепо, чем в те времена, когда была студенткой первого курса медицинского колледжа, и положила руку на широкий лоб О'Хары.
— И это все? — презрительно спросил Брэндис. Никакой реакции пациента не наблюдалось.
Барди боролась с желанием повернуться и убежать. С мрачным выражением лица она передвинула руку и в точности повторила свои действия.
— Роджер О'Хара! Роджер!
Ее пальцы медленно скользнули по лбу и отвели назад его кудри. Когда слабая улыбка вновь тронула его губы, она уже не знала, радоваться или нет. Лучше бы провалиться сквозь землю. Впрочем, эксперимент есть эксперимент.
— Эй, Роджер, проснись, проснись.
И снова его брови пришли в движение, на лице появилось почти незаметное выражение недовольства, и голова слегка отодвинулась от нее.
— Я знаю, ты здесь, очнись!
Барди замолчала, чтобы прочистить горло.
— По крайней мере — это все, что я говорила.
Последовала долгая и неловкая пауза, пока ее коллеги переваривали увиденное.
— И это все, чего вы добились? — нахмурился Брэндис.
Барди неопределенно кивнула. Ее профессиональный статус был восстановлен, и это доставило ей удовольствие.
— Это самый значительный отклик, полученный от него, — одобрительно сказала дежурная сестра.
— А не попробовать ли и вам. — Движением руки Брэндис пригласил сестру повторить действия Барди.
Никакой реакции.
— Интересно. Весьма интересно.
На воротнике у Барди тихо запищало устройство вызова.
— Начало смены, коллеги. Извините, мне пора.
Она покинула сектор 22 настолько быстро, насколько ей позволило чувство собственного достоинства.
Большинство случаев в этой смене были обычной рутиной: ампутации, дикие рваные раны от последнего изобретения халиан — кромсателя. Она испытывала удовлетворение, спасая жизни, и все же одна и та же галлюцинация преследовала ее: улыбка О'Хары на лице каждого пациента.
В конце смены она вернулась в сектор 22 к кровати 4 и просмотрела последние показания приборов. Из них следовало, что Роджер О'Хара так и не приходил в себя. Из медперсонала никого, кроме нее, в секторе не было. Испытывая явную неловкость, Барди погладила лоб О'Хары, запутав пальцы в кудрях, затем скользнула вниз по щеке. Появилась улыбка.
— Роджер, — сказала она мягко, ласково. — Ты здесь, я знаю это, пожалуйста, перестань прятаться. Все хорошо, проснись. Ты в своем собственном теле. Мы не позволили тебе умереть, ты знаешь. Поэтому у тебя есть выбор. С тобой все в порядке. Ты действительно существуешь! Ты все еще цел и поправляешься даже лучше, чем можно было ожидать.
Она повторила ласку, и он пошевелился, глубокое «М-м-м» зародилось в его гортани, и он облизнул губы.
— Роджер, милый мальчик.
Она погрузила палец в стакан воды и провела им по его губам, которые, как это ни странно, были не такими уж и сухими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37