Штитсин слишком поздно понял свою ошибку: следовало связать этого дурака и бросить в темницу. Но он не сделал этого вовремя, и сейчас человек Вождя возился с огромным засовом.
— Убейте его! — заорал Штитсин, но никто из воинов не решился тронуть посланника Вождя Клана. — Стреляйте же! — И глава рода сам вскинул пистолет, но слишком, слишком поздно. Посланник успел открыть ворота. Он упал, сраженный пулей Штитсина, но воины Флота уже ворвались в крепость.
— Деритесь! — орал Штитсин. — Убейте их! Не отступать! — Но он уже понял, что удержать Твердыню не удастся.
Воины словно проснулись. Перед ними сейчас был старый враг, о чьей жестокости и трусости они наслышаны с детства. Чудовища, которым каким-то образом удалось одержать верх над доблестными халианами. Среди воинов не было ни одного, кто бы не потерял подругу или товарища на Цели, и у каждого имелись свои причины для ненависти к Флоту.
Во дворе замка загрохотали выстрелы. Несколько человек упало. Их товарищи отступили к воротам, кое-кто укрылся за повозками. Придя в себя, люди начали отстреливаться. У них имелись лишь винтовки и пистолеты, но как же много было этих голокожих тварей! Сраженные пулями, рухнули халиане…
— В подземный ход! — завопил Штитсин, устремляясь вниз по лестнице. — Все в подземный ход! — Сам он уже достиг бокового входа в Большую Палату. — Все к выходу из замка! — Воины устремились за командиром.
Штитсин остановился внизу, пропуская вперед своих солдат, потом присоединился к арьергарду. Ствол его ружья раскалился. Штитсин знал, что за ним тенью следует Картрайт…
Дождавшись, пока все воины исчезнут в туннеле, Штитсин нащупал в стене третий кирпич сверху и нажал потайную кнопку. В ста ярдах, на том берегу реки, раздался взрыв. Конечно, печально, что одна из стен замка, верой и правдой служившая многим поколениям, теперь разрушена, но зато ни один враг не войдет в туннель: вход закрыт.
— Командиры! Пересчитать людей! — крикнул Штитсин.
Помощники быстро провели перекличку и доложили. Лишь две трети его войска сумело выйти из крепости. «Мы отомстим за них!»— подумал Штитсин. Он оглянулся.
— А где Картрайт?
Картрайт был рядом. Он перевязывал лапу раненому воину. Медицинскому искусству Синдиков нет равных. Картрайт повернулся к военачальнику.
— Ты искал меня?
Штитсин вдруг понял, что его ужасно раздражает сильный акцент человека. Даже теперь, столько лет спустя. Он напомнил себе, что человеческая глотка не приспособлена к звукам халианского языка.
— Что скажешь, Картрайт? Наши потомки должны проклясть этого посланника, который открыл людям ворота крепости!
Послышался протестующий ропот. Потрясенный Штитсин повернулся к своим воинам.
— Как вы можете защищать его? — прошипел он. — Он предатель!
Ропот смолк, но халиане продолжали беспокойно переглядываться.
— А, так вы защищаете его, но боитесь объяснить, почему? — зарычал Штитсин. — Разнор, говори ты! Ты ведь мой первый помощник! Как ты можешь защищать это гнусное предательство?
Разнор взглянул на своих младших командиров, потом снова повернулся к Штитсину.
— Да я не защищаю, отец-командир, но только он был верен и предан Вождю Клана.
Штитсин изумленно посмотрел на своего помощника.
— Он ведь знал, что умрет, — пояснил Разнор. — Но остался верен своей присяге Вождю. Подобное мужество заслуживает уважения. Пусть он был безумцем — но не заслуживает вечного позора.
Штитсин зло глянул на него, но промолчал. Да и что тут можно сказать?
Но Разнор еще не закончил:
— Кто мы такие, чтобы осуждать верность Вождю Клана? И скажи, Штитсин, почему мы должны думать, будто он нас предал? Мы же не можем знать, что лучше и что хуже для всего нашего Клана!
Штитсин опешил.
— Да как ты смел забыть о своих погибших товарищах?! Вспомни о них! Неужели ты забыл о Цели?
И Штитсин произнес пламенную речь о зверствах Флота, о падающем с неба огне, об обугленных останках халиан, об убитых детенышах, которым никогда не суждено стать воинами и доказать свое мужество в бою, о матерях, которые не узнают вечной жизни.
Когда он замолчал, воинов, всех до одного, переполняли ненависть и гнев. Каждый из них, не колеблясь, убил бы сейчас любого из воинов Флота, окажись тот поблизости. И даже на Картрайта кое-кто смотрел с холодной враждебностью. Но человек сохранял самообладание, на его лице застыла улыбка.
— Они готовы, военачальник, — сказал он. — Командуй своим войском. Направь их гнев туда, куда считаешь нужным.
Штитсин знал, куда направить этот гнев.
— Отныне и навсегда, — провозгласил он, — люди Флота станут жалеть, что появились на этом свете! Они пожалеют о том, что решились заявиться в наш Край! Мы будем уничтожать их всеми возможными средствами! Мы будем убивать всех, кто случайно заблудится, будем уничтожать их продовольственные транспорты. Они не найдут здесь ни пищи, ни крова! Мы заставим их покинуть нашу Твердыню!
— Честь и хвала Вождю Клана Рухас! — Командир десантников поклонился, словно действительно думал то, что говорит.
Эрнсейт верил, что так оно и есть. Офицеры Флота могли ненавидеть халиан, как заклятых врагов, но они уважали их, как храбрых воинов. У тех же, кто видел, как Синдикат злоупотреблял доверием халианской знати, используя ее в своих темных целях, к уважению добавлялось сочувствие.
Поэтому Эрнсейт склонил голову, подражая людскому приветствию.
— Вождь Клана воздает хвалу благородному союзнику. Надеюсь, ты в добром здравии, капитан Инглиш?
— Да. Надеюсь, благородный Вождь также здоров.
— Также. — Эрнсейт старался сдержать нетерпение. Нельзя нарушать ритуал. И все же он постарался поскорее перейти к делу. — Моя забота — это благо моего Клана, жизнь и честь моих людей.
— Несомненно, мало что может омрачить честь Клана Рухас!
Ясно. Очевидно, Инглюй уже слышал о том, что произошло в Крае.
— Да, мало что может омрачить, и мои люди хотят покончить с этим малым. Придет время, когда я сам должен буду отправиться в Край.
— Воистину, большая честь для Вождя, он неутомим в заботах о своих воинах!
Ну наконец-то.
— Я слышал, что глава рода Края не оставляет следов?
— Да, никто до сих пор не мог найти его следов, как и следов его людей. Верно и то, что он — опытный воин, с острыми когтями и мертвой хваткой.
Засады, устроенные Штитсином, принесли уже немало вреда. Эрнсейт принял решение. Он величественно поднялся и провозгласил:
— Я сам туда отправлюсь. Такой отважный военачальник заслуживает того, чтобы им занялся сам Вождь Клана.
— Честь и хвала Эрнсейту, Вождю Клана Рухас, — тихо ответил капитан.
— Они явились, военачальник Штитсин.
Глава рода кивнул, не отводя взгляда от облака пыли над дорогой. Они стояли на склоне холма, скрытые деревьями и густым кустарником. Штитсин взглянул на муравьев внизу. «Муравьи», — подумал Штитсин, невесело усмехнувшись сравнению. Люди Флота в моральном отношении — те же муравьи. Они ничего не смыслят в чести и доблести.
— Будь готов, Картрайт.
— Я готов следовать за тобой, как всегда, Штитсин.
Глава рода кивнул:
— Мой верный щит. Будь готов. Они приближаются!
Колонна медленно двигалась по дороге. Когда они прошли мимо затаившегося в засаде отряда Рода Края, Штитсин с яростным воплем выскочил из укрытия и устремился вниз, навстречу врагам. Он знал, что его воины последуют за ним, со всех сторон обрушатся на людей. Он знал, что Картрайт присоединится к воинам, готовый защитить тех, кто отстанет.
Вот они, безволосые, голокожие недоумки! Штитсин вскинул пистолет одной лапой, другой вытащил меч из ножен…
И внезапно среди воинов Флота он увидел халиан.
Штитсин замер.
Их было много, и они были так перемешаны с людьми, что Штитсин боялся выстрелить, чтобы не попасть в своих. Он стоял, раздираемый тоской и бессильной яростью, и его воины также остановились, как вкопанные. Но вот сквозь толпу воинов протиснулся Картрайт и зашипел на ухо Штитсину:
— Эти халиане — предатели!
Эти слова словно разбудили Штитсина. Как обычно, он почувствовал благодарность к союзнику — Синдику. С воплем «Предатели!» он бросился вперед, на своих, с пистолетом и мечом…
И тут он увидел еще одного халианина, на голову выше других, с яркими желтыми пятнами.
Штитсин снова застыл на месте, как громом пораженный.
— Вождь моего Клана!
— Пусть так, — ответил ему Эрнсейт. — Сложи оружие, Штитсин! Люди Флота — достойные воины. Мы вместе хоронили погибших. Они теперь — наши союзники.
Штитсин стоял, его душа разрывалась на части. Верность боролась с ненавистью…
— Ни один настоящий Вождь не станет руководить столь позорным делом! — выпалил Картрайт.
— Молчи, червь! — грозно сказал Эрнсейт.
Вперед выступили несколько воинов Флота и направились к Картрайту. Вождь Клана перевел взгляд на воинов Края.
— Сложите оружие! — приказал он. — Заключите мир с достойным противником. Теперь они ваши союзники и ваша защита.
— Он предатель! — взвизгнул Картрайт. — Ваш Вождь предал вас!
Штитсин снова обрел способность действовать.
Он с воплем бросился на Вождя:
— Умри, предатель, продавший честь!
Халиане с криками ужаса бросились между ними, но было уже поздно. Штитсин подлетел к Вождю и замахнулся мечом…
Меч со звоном отскочил от брони, защищавшей грудь Эрнсейта, а вождь, выпустив когти, одной лапой вцепился в открытую грудь Штитсина. Другой же — схватил его за горло…
Все поплыло перед глазами Штитсина, заволакиваясь красной пеленой. Изо рта хлынула кровь. Через несколько мгновений все было кончено.
Эрнсейт стоял над мертвым телом, тяжело дыша. Он чувствовал возбуждение и даже торжество, но к этому примешивалась горечь утраты.
Он поднял глаза. Взгляд его полнился ненавистью.
— Вы схватили мерзавца?
— Да, Вождь, — ответил один из офицеров Флота. Два десантника подтащили Картрайта и бросили его к ногам халианина.
Человек вскочил, сжимая в руке нож, который прятал до того в рукаве. Эрнсейт замахнулся, но Картрайт уже упал, получив удар ногой в спину от одного из десантников.
Халиане окружили Синдика, корчившегося на земле от боли.
— Это и был настоящий враг, — сказал Эрнсейт капитану. — Он не предал ваш род, потому что он не вашего рода. Он предал меня и моих людей, предал доверие Штитсина.
Капитан кивнул, лицо его было каменным.
— Так и берите его себе — он ваш.
Кое-кто из десантников невольно вскрикнул, считая такое решение несправедливым. Но крики тут же смолкли, когда люди увидели, как задрожал Синдик.
— Это справедливо, — сурово ответил капитан. — Что ты сделаешь с ним, Вождь Эрнсейт?
— Мы вытянем из него все, что он знает, — ответил Вождь. — А потом он ответит за преступления перед Кланом. Он умрет. — Эрнсейт повернулся к своим воинам. — Унесите тело военачальника Штитсина. Он погиб с честью, как настоящий воин. Похороните его со всеми почестями и с песней славы. Хотя он и пошел по ложному пути, но действовал во имя Халии и во славу Клана!
Халиане одобрительно загудели в ответ. Воины Штитсина подняли тело своего командира и понесли в замок.
— А как быть с этим гадом? — зло спросил Разнор.
Лицо Эрнсейта потемнело.
— Он будет похоронен рядом с военачальником Штитсином, голый и без оружия, чтобы в Вечной жизни мог служить подножием духу Штитсина.
Люди беспокойно зашевелились, услышав это, но капитан заявил:
— Это верно! Пусть тот, кто предал дух, теперь служит этому духу! И пусть об этом сложат песню!
— Пусть сложат, — эхом отозвался Эрнсейт. — Сегодня умер доблестный воин, а завтра умрет его злая тень. Воины, несите тело. Сородичи, пойте песню славы!
И колонна направилась к Твердыне, темневшей на фоне ночного неба. Они шли, и траурный плач сопутствовал им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Убейте его! — заорал Штитсин, но никто из воинов не решился тронуть посланника Вождя Клана. — Стреляйте же! — И глава рода сам вскинул пистолет, но слишком, слишком поздно. Посланник успел открыть ворота. Он упал, сраженный пулей Штитсина, но воины Флота уже ворвались в крепость.
— Деритесь! — орал Штитсин. — Убейте их! Не отступать! — Но он уже понял, что удержать Твердыню не удастся.
Воины словно проснулись. Перед ними сейчас был старый враг, о чьей жестокости и трусости они наслышаны с детства. Чудовища, которым каким-то образом удалось одержать верх над доблестными халианами. Среди воинов не было ни одного, кто бы не потерял подругу или товарища на Цели, и у каждого имелись свои причины для ненависти к Флоту.
Во дворе замка загрохотали выстрелы. Несколько человек упало. Их товарищи отступили к воротам, кое-кто укрылся за повозками. Придя в себя, люди начали отстреливаться. У них имелись лишь винтовки и пистолеты, но как же много было этих голокожих тварей! Сраженные пулями, рухнули халиане…
— В подземный ход! — завопил Штитсин, устремляясь вниз по лестнице. — Все в подземный ход! — Сам он уже достиг бокового входа в Большую Палату. — Все к выходу из замка! — Воины устремились за командиром.
Штитсин остановился внизу, пропуская вперед своих солдат, потом присоединился к арьергарду. Ствол его ружья раскалился. Штитсин знал, что за ним тенью следует Картрайт…
Дождавшись, пока все воины исчезнут в туннеле, Штитсин нащупал в стене третий кирпич сверху и нажал потайную кнопку. В ста ярдах, на том берегу реки, раздался взрыв. Конечно, печально, что одна из стен замка, верой и правдой служившая многим поколениям, теперь разрушена, но зато ни один враг не войдет в туннель: вход закрыт.
— Командиры! Пересчитать людей! — крикнул Штитсин.
Помощники быстро провели перекличку и доложили. Лишь две трети его войска сумело выйти из крепости. «Мы отомстим за них!»— подумал Штитсин. Он оглянулся.
— А где Картрайт?
Картрайт был рядом. Он перевязывал лапу раненому воину. Медицинскому искусству Синдиков нет равных. Картрайт повернулся к военачальнику.
— Ты искал меня?
Штитсин вдруг понял, что его ужасно раздражает сильный акцент человека. Даже теперь, столько лет спустя. Он напомнил себе, что человеческая глотка не приспособлена к звукам халианского языка.
— Что скажешь, Картрайт? Наши потомки должны проклясть этого посланника, который открыл людям ворота крепости!
Послышался протестующий ропот. Потрясенный Штитсин повернулся к своим воинам.
— Как вы можете защищать его? — прошипел он. — Он предатель!
Ропот смолк, но халиане продолжали беспокойно переглядываться.
— А, так вы защищаете его, но боитесь объяснить, почему? — зарычал Штитсин. — Разнор, говори ты! Ты ведь мой первый помощник! Как ты можешь защищать это гнусное предательство?
Разнор взглянул на своих младших командиров, потом снова повернулся к Штитсину.
— Да я не защищаю, отец-командир, но только он был верен и предан Вождю Клана.
Штитсин изумленно посмотрел на своего помощника.
— Он ведь знал, что умрет, — пояснил Разнор. — Но остался верен своей присяге Вождю. Подобное мужество заслуживает уважения. Пусть он был безумцем — но не заслуживает вечного позора.
Штитсин зло глянул на него, но промолчал. Да и что тут можно сказать?
Но Разнор еще не закончил:
— Кто мы такие, чтобы осуждать верность Вождю Клана? И скажи, Штитсин, почему мы должны думать, будто он нас предал? Мы же не можем знать, что лучше и что хуже для всего нашего Клана!
Штитсин опешил.
— Да как ты смел забыть о своих погибших товарищах?! Вспомни о них! Неужели ты забыл о Цели?
И Штитсин произнес пламенную речь о зверствах Флота, о падающем с неба огне, об обугленных останках халиан, об убитых детенышах, которым никогда не суждено стать воинами и доказать свое мужество в бою, о матерях, которые не узнают вечной жизни.
Когда он замолчал, воинов, всех до одного, переполняли ненависть и гнев. Каждый из них, не колеблясь, убил бы сейчас любого из воинов Флота, окажись тот поблизости. И даже на Картрайта кое-кто смотрел с холодной враждебностью. Но человек сохранял самообладание, на его лице застыла улыбка.
— Они готовы, военачальник, — сказал он. — Командуй своим войском. Направь их гнев туда, куда считаешь нужным.
Штитсин знал, куда направить этот гнев.
— Отныне и навсегда, — провозгласил он, — люди Флота станут жалеть, что появились на этом свете! Они пожалеют о том, что решились заявиться в наш Край! Мы будем уничтожать их всеми возможными средствами! Мы будем убивать всех, кто случайно заблудится, будем уничтожать их продовольственные транспорты. Они не найдут здесь ни пищи, ни крова! Мы заставим их покинуть нашу Твердыню!
— Честь и хвала Вождю Клана Рухас! — Командир десантников поклонился, словно действительно думал то, что говорит.
Эрнсейт верил, что так оно и есть. Офицеры Флота могли ненавидеть халиан, как заклятых врагов, но они уважали их, как храбрых воинов. У тех же, кто видел, как Синдикат злоупотреблял доверием халианской знати, используя ее в своих темных целях, к уважению добавлялось сочувствие.
Поэтому Эрнсейт склонил голову, подражая людскому приветствию.
— Вождь Клана воздает хвалу благородному союзнику. Надеюсь, ты в добром здравии, капитан Инглиш?
— Да. Надеюсь, благородный Вождь также здоров.
— Также. — Эрнсейт старался сдержать нетерпение. Нельзя нарушать ритуал. И все же он постарался поскорее перейти к делу. — Моя забота — это благо моего Клана, жизнь и честь моих людей.
— Несомненно, мало что может омрачить честь Клана Рухас!
Ясно. Очевидно, Инглюй уже слышал о том, что произошло в Крае.
— Да, мало что может омрачить, и мои люди хотят покончить с этим малым. Придет время, когда я сам должен буду отправиться в Край.
— Воистину, большая честь для Вождя, он неутомим в заботах о своих воинах!
Ну наконец-то.
— Я слышал, что глава рода Края не оставляет следов?
— Да, никто до сих пор не мог найти его следов, как и следов его людей. Верно и то, что он — опытный воин, с острыми когтями и мертвой хваткой.
Засады, устроенные Штитсином, принесли уже немало вреда. Эрнсейт принял решение. Он величественно поднялся и провозгласил:
— Я сам туда отправлюсь. Такой отважный военачальник заслуживает того, чтобы им занялся сам Вождь Клана.
— Честь и хвала Эрнсейту, Вождю Клана Рухас, — тихо ответил капитан.
— Они явились, военачальник Штитсин.
Глава рода кивнул, не отводя взгляда от облака пыли над дорогой. Они стояли на склоне холма, скрытые деревьями и густым кустарником. Штитсин взглянул на муравьев внизу. «Муравьи», — подумал Штитсин, невесело усмехнувшись сравнению. Люди Флота в моральном отношении — те же муравьи. Они ничего не смыслят в чести и доблести.
— Будь готов, Картрайт.
— Я готов следовать за тобой, как всегда, Штитсин.
Глава рода кивнул:
— Мой верный щит. Будь готов. Они приближаются!
Колонна медленно двигалась по дороге. Когда они прошли мимо затаившегося в засаде отряда Рода Края, Штитсин с яростным воплем выскочил из укрытия и устремился вниз, навстречу врагам. Он знал, что его воины последуют за ним, со всех сторон обрушатся на людей. Он знал, что Картрайт присоединится к воинам, готовый защитить тех, кто отстанет.
Вот они, безволосые, голокожие недоумки! Штитсин вскинул пистолет одной лапой, другой вытащил меч из ножен…
И внезапно среди воинов Флота он увидел халиан.
Штитсин замер.
Их было много, и они были так перемешаны с людьми, что Штитсин боялся выстрелить, чтобы не попасть в своих. Он стоял, раздираемый тоской и бессильной яростью, и его воины также остановились, как вкопанные. Но вот сквозь толпу воинов протиснулся Картрайт и зашипел на ухо Штитсину:
— Эти халиане — предатели!
Эти слова словно разбудили Штитсина. Как обычно, он почувствовал благодарность к союзнику — Синдику. С воплем «Предатели!» он бросился вперед, на своих, с пистолетом и мечом…
И тут он увидел еще одного халианина, на голову выше других, с яркими желтыми пятнами.
Штитсин снова застыл на месте, как громом пораженный.
— Вождь моего Клана!
— Пусть так, — ответил ему Эрнсейт. — Сложи оружие, Штитсин! Люди Флота — достойные воины. Мы вместе хоронили погибших. Они теперь — наши союзники.
Штитсин стоял, его душа разрывалась на части. Верность боролась с ненавистью…
— Ни один настоящий Вождь не станет руководить столь позорным делом! — выпалил Картрайт.
— Молчи, червь! — грозно сказал Эрнсейт.
Вперед выступили несколько воинов Флота и направились к Картрайту. Вождь Клана перевел взгляд на воинов Края.
— Сложите оружие! — приказал он. — Заключите мир с достойным противником. Теперь они ваши союзники и ваша защита.
— Он предатель! — взвизгнул Картрайт. — Ваш Вождь предал вас!
Штитсин снова обрел способность действовать.
Он с воплем бросился на Вождя:
— Умри, предатель, продавший честь!
Халиане с криками ужаса бросились между ними, но было уже поздно. Штитсин подлетел к Вождю и замахнулся мечом…
Меч со звоном отскочил от брони, защищавшей грудь Эрнсейта, а вождь, выпустив когти, одной лапой вцепился в открытую грудь Штитсина. Другой же — схватил его за горло…
Все поплыло перед глазами Штитсина, заволакиваясь красной пеленой. Изо рта хлынула кровь. Через несколько мгновений все было кончено.
Эрнсейт стоял над мертвым телом, тяжело дыша. Он чувствовал возбуждение и даже торжество, но к этому примешивалась горечь утраты.
Он поднял глаза. Взгляд его полнился ненавистью.
— Вы схватили мерзавца?
— Да, Вождь, — ответил один из офицеров Флота. Два десантника подтащили Картрайта и бросили его к ногам халианина.
Человек вскочил, сжимая в руке нож, который прятал до того в рукаве. Эрнсейт замахнулся, но Картрайт уже упал, получив удар ногой в спину от одного из десантников.
Халиане окружили Синдика, корчившегося на земле от боли.
— Это и был настоящий враг, — сказал Эрнсейт капитану. — Он не предал ваш род, потому что он не вашего рода. Он предал меня и моих людей, предал доверие Штитсина.
Капитан кивнул, лицо его было каменным.
— Так и берите его себе — он ваш.
Кое-кто из десантников невольно вскрикнул, считая такое решение несправедливым. Но крики тут же смолкли, когда люди увидели, как задрожал Синдик.
— Это справедливо, — сурово ответил капитан. — Что ты сделаешь с ним, Вождь Эрнсейт?
— Мы вытянем из него все, что он знает, — ответил Вождь. — А потом он ответит за преступления перед Кланом. Он умрет. — Эрнсейт повернулся к своим воинам. — Унесите тело военачальника Штитсина. Он погиб с честью, как настоящий воин. Похороните его со всеми почестями и с песней славы. Хотя он и пошел по ложному пути, но действовал во имя Халии и во славу Клана!
Халиане одобрительно загудели в ответ. Воины Штитсина подняли тело своего командира и понесли в замок.
— А как быть с этим гадом? — зло спросил Разнор.
Лицо Эрнсейта потемнело.
— Он будет похоронен рядом с военачальником Штитсином, голый и без оружия, чтобы в Вечной жизни мог служить подножием духу Штитсина.
Люди беспокойно зашевелились, услышав это, но капитан заявил:
— Это верно! Пусть тот, кто предал дух, теперь служит этому духу! И пусть об этом сложат песню!
— Пусть сложат, — эхом отозвался Эрнсейт. — Сегодня умер доблестный воин, а завтра умрет его злая тень. Воины, несите тело. Сородичи, пойте песню славы!
И колонна направилась к Твердыне, темневшей на фоне ночного неба. Они шли, и траурный плач сопутствовал им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37