– Как у человека, который увидел паука.
Собеседник пропустил выпад мимо ушей.
– И сопричастность. Она успела узнать ощущение силы. А темная сила или светлая – для нее сейчас не важно. Важна только ее величина! Чем она значительнее, тем труднее от нее отказаться.
– Как от наркотика?
Жрец пожал плечами:
– Можно сказать и так. Можно иначе. Представь, что у тебя разом отняли все органы чувств. Зрение, слух, обоняние… То же самое испытывает человек, вкусивший могущества и вмиг лишившийся его.
– Но почему она все-таки отказалась?
– Да потому, что она глупа! – повысил он голос. – Потому, что ее всю жизнь воспитывали насмерть перепуганные люди, которые страх перед неизведанным всосали с молоком матери. И так – из поколения в поколение, на протяжении всей истории человечества. В основе страха всегда лежит нечто ирреальное, невидимое… И воспринимается оно как Дьявол, не иначе.
– А разве не так?
– Так. Да только Божественное и Дьявольское не означает Добро и Зло. Это даже не две стороны одной медали.
– Удобная философия.
– Она единственно правильная, – убежденно сказал Жрец. – Протон и электрон служат одной цели: созданию атома. И никто не отождествляет электрон со злом потому, что он имеет отрицательный заряд.
– Зачем вы показали ей Шар? – хмуро спросил Артур.
Собеседник хмыкнул:
– Я показал! Она прекрасно обошлась и без меня.
– То есть?
– Девочка сама вошла с ним в контакт. Или он вошел в контакт с ней.
Что-то кольнуло Артура. Какое-то неясное беспокойство. Он удивился, когда понял, что испытывает чувство вины и жалости. «Ты всю жизнь шел к одной цели, – напомнил он себе. – И не только свою жизнь, ты лишь продолжил начатое твоими предками много тысяч лет назад… Тебя ежедневно, ежечасно приучали к той простой мысли, что твоя цель оправдывает все – любые жертвы, а иначе и быть не может. Так и было всегда, до тех пор, пока Жрец, человек (человек ли?), чье отражение маячило в зеркале, не потребовал привести эту девочку». И самое странное, пока он, Артур, собственноручно не доставил ее по назначению. Раньше он не чувствовал ничего подобного. Все его ощущения были притуплены и загнаны глубоко в подсознание. Оставался только мозг-компьютер, который вычислял, составлял планы, рушил их, создавал новые. Как, когда, где войти в контакт – так, чтобы девочка ничего не заподозрила…
– Тебе жаль ее.
Артур вздрогнул от неожиданности. Собеседник прочитал его мысли.
– Если бы не я, вы бы ее не получили, – глухо проговорил он.
– И все равно тебе ее жаль.
Жрец вздохнул, будто сокрушаясь.
– Ты бы мог пожертвовать и большим, ведь так? Я очень хорошо тебя понимаю… Потому что сам в свое время – не так уж давно, лет двадцать назад, – был близок к тому, чтобы перейти черту…
– Вы врете, – отчаянно сказал Артур. – Шар тут ни при чем. Вы сами давно были готовы к этому. Всю жизнь! Вам нужен был лишь толчок. Импульс.
– Само собой. Да, мне нужен был импульс.
Жрец вдруг забормотал, будто в горячке:
– Этот старик Тхыйонг… Он всегда был добр ко мне. Я даже испытал нечто вроде укола совести – потом, когда все кончилось… когда я стоял на коленях возле его тела. Оно было таким маленьким и старым! Шея у него была страшно худая, будто цыплячья, с выпирающим кадыком и морщинистая. Я сломал ее двумя пальцами… Старик спас мне жизнь, когда я попал под лавину на перевале Митхонг-Ха, в Восточном Тибете. Я пролежал под снегом трое суток. Моя душа была уже на пути в Нирвану… Только представь себе: серое низкое небо – будто предвестник смерти. Серый смерзшийся снег в сумерках, целые глыбы снега! С тех пор я возненавидел снег. Зимой всегда старался уехать куда-нибудь подальше на юг, лишь бы не видеть занесенные улицы, дороги, крыши домов… Фобия своего рода. Тебе смешно?
Артур покачал головой. Ему не было смешно, ему было страшно.
– Мое тело вмерзло в глыбу льда. Мы с ней были одним целым, по крайней мере, мне так казалось. И я совершенно не ощущал холода, было тепло и уютно, как в детстве: мама накрывает тебя пушистым большим одеялом, и ты проваливаешься в сон… Потом, где-то на грани чувствительности, как отголосок чего-то потустороннего, показалась розовая полоса – оттуда, из-за туч… Говорят, человек перед смертью вспоминает всю свою жизнь, от первого мгновения. Не знаю. Я ничего не вспоминал. Мне просто было хорошо и радостно… И вдруг я почувствовал движение. Это было странно – ощутить движение в полной неподвижности… И понял, что меня откапывают. Я увидел лицо старика, я просил его, чтобы он оставил меня в покое, но тот все копал и копал… Он был очень терпелив! И наконец, он вытащил меня изо льда. Я посмотрел ему в глаза и испугался. Глаза были такими добрыми…
– Почему же ты испугался? – спросил Артур.
– Потому что я уже тогда знал, что старик умрет… Не сейчас, не сразу. Пройдут годы, мы подружимся с ним, и он назовет меня своим сыном, сделает преемником. А потом я убью его – двумя пальцами. Сломав шею, как цыпленку. И ничего, ничего нельзя изменить. Все было предрешено.
…Все было предрешено – странно, что старик Тхыйонг (Тот, Кто Знает, в переводе с санскрита) не сумел распознать такой простой вещи.
У него было шесть жен, которые приходили в его дом по очереди, через перевал, из селения, что лежало в долине в двух днях пути к югу. Все они были закутаны в какие-то то ли платья, то ли просто куски вылинявшей ткани и громадные темные платки по самые брови, однако при этом имели на ногах хорошие горные ботинки и альпинистские рюкзаки за спиной. В рюкзаках они приносили мужу еду и одежду. Старшая жена была с супругом приблизительно одних лет, а самой младшей было, наверное, не больше семнадцати. Жрец, в ту пору еще бывший не Жрецом, а Найденышем (так, не долго думая, его окрестил старик Тхыйонг), учился у своего наставника странным наукам. Таким, что впору было испугаться. Учился находить в горах травы и коренья, дающие способность человеку разговаривать с духами темной стороны. Учился тонкому и сладкому, будто изысканное вино, искусству убивать одним незаметным движением, крошечным усилием – если бы люди знали, думал он иногда, как это просто: отнять жизнь… Учился приносить в жертву богам черного барана, по брызгам крови на земле определяя чью-то судьбу. А иногда и изменять ее по своей воле. Последнее знание, впрочем, было опасным, и Тхыйонг делился им неохотно.
– Тебе никогда не бывает страшно? – спросил он однажды.
Непогода и ночь застали их в горах, на пути к дому, и Жрец (который тогда еще не был Жрецом) отыскал крошечную пещеру в скалах – единственное сухое место среди бушевавшего вокруг ливня. Тхыйонгу все было нипочем: он мог высушить на себе промокшую до нитки одежду меньше чем за минуту, искусственно повысив температуру тела. Жрецу такое пока не удавалось, и сейчас он стучал зубами от холода.
Дров, конечно, не было – откуда им взяться. Но старик покопался в котомке, извлек оттуда несколько мелких камней, сложил их в кучу, прошептал что-то под нос – и в пещере вспыхнул жаркий огонь («Горючий камень», – объяснил он).
Скоро Найденыш согрелся. Дрожь отпустила, и стало неудержимо клонить в сон. Лицо Тхыйонга потеряло четкость, расплылось и окрасилось в два цвета: черный и красный. И Найденыш подумал с непонятным раздражением: «Так было и раньше. Сто лет назад, тысячу, сто тысяч – здесь ничего не изменилось с тех пор. Люди научились шить одежду из звериных шкур, благополучно перескочили из рабовладения в феодализм, пали Рим и Вавилон, взлетел искусственный спутник, упала на Хиросиму ядерная бомба, появился компьютер и гигиенические прокладки – а здесь, на Тибете, время остановилось. Словно кто-то забыл завести вставшие часы».
– Тебе не бывает страшно? – вновь спросил старик.
– А чего мне бояться? – сквозь дрему удивился Найденыш.
– Тьмы, – получил он расплывчатый ответ. – Тебя не пугает тьма? Не в физическом смысле, а…
– Нет, не пугает. – Он поразмыслил и добавил: – Наоборот, мне интересно. Жутковато, но интересно. Тьма – это ведь не пещера. – Он обвел рукой кругом. – Это скорее тоннель – так мне кажется по крайней мере. И мне страсть как хочется узнать, что там, в его конце.
Еще подумав немного, он осторожно поинтересовался:
– А почему вы спросили? Ведь вы сами…
Старик вздохнул:
– Я – другое дело. Я Тхыйонг по рождению и воспитанию. Но ты… У тебя был выбор.
Найденыш зевнул. И почти грубо сказал:
– Я хочу спать, Учитель. У меня нет настроения отвечать на вопросы.
Похоже, старик обиделся. Прислонился спиной к холодным камням и прикрыл глаза, будто задремал. А Найденыш, напротив, вдруг почувствовал, что сонливость как рукой сняло. Он посмотрел на огонь, и тот неожиданно вырос, взметнулся вверх, словно кто-то подкинул туда новую порцию горючего камня.
В этом огне, в самой его середине, был чужой город. Странный, абсолютно не похожий на те города, что строят люди – да и не люди в нем жили, а те, кто населял Землю задолго до них. Город погибал. Найденыш видел это ясно, во множестве устрашающих деталей – так, словно он сам умирал вместе с городом. В бессильной ярости запрокинув голову, он грозил кулаком небу, откуда низвергался жидкий огонь – целые лавины жидкого огня, от которого не существовало спасения. Лишь немногие уцелели – те, кто успел заблаговременно покинуть город… Они уцелели – чтобы умереть чуть позже, только в отличие от тех, сгоревших – более страшно и мучительно. Найденыш видел их тела, бродя по фосфоресцирующим развалинам: маленькие бесформенные холмики пыли, от которых исходило зеленоватое свечение. И сам он начинал потихоньку светиться – первый признак надвигающейся смерти…
– Откуда во мне это? – сквозь зубы процедил он.
– Что именно? – флегматично уточнил Тхыйонг.
– Вся эта чертовщина, что мне видится. Это ведь не сон, не наркотический бред… Если, конечно, вы не подмешали мне в еду какую-нибудь дрянь.
Старик улыбнулся – это выразилось в том, что сухая щель его рта слегка раздвинулась, ни на йоту не отклонившись от горизонтали.
– Разве ты не научился распознавать наркотик в воде и пище?
– Разве вы не можете дать мне наркотик, который я не способен распознать? – в тон ему возразил Найденыш.
Тхыйонг внимательно посмотрел на ученика – то ли с осуждением за непочтительность, то ли с гордостью за удачное приобретение.
– Чему вы радуетесь? – буркнул Найденыш.
– Тому, что я не ошибся в тебе. – Чертов старик аж зажмурился от удовольствия. – Раньше у меня были сомнения, но теперь…
– Что же во мне особенного?
Тхыйонг промолчал. Несколько долгих минут он сидел неподвижно, потом приподнялся, по-простецки держась за поясницу, подбросил в угасающее пламя гостку горючего камня, снова сел… Разве что не попросил: «Прикрой форточку, внучек», – фыркнул про себя Найденыш.
– Что тебе известно о Древних? – неожиданно спросил Тхыйонг.
Ученик пожал плечами:
– Ну, был такой народ – давно, еще до появления человечества. Они достигли небывалого могущества: телепатия, полеты к звездам, магия… Потом Они погибли. Вы сами рассказывали. В своей гордыне Они решили, что встали вровень с богами. И боги Их уничтожили.
Старик покачал головой:
– Боги никогда никого не уничтожают и не наказывают, мой мальчик. Вернее, не наказывают собственноручно: обычно они делают так, что провинившийся казнит себя сам. Так было и с Древними. Это было просто. Достаточно было шепнуть им на ухо, что магию можно использовать, чтобы убивать… Убивать ради славы и власти, жажды мести и просто так, потому что убивать легко – гораздо легче, чем давать жизнь… – Он помолчал. – Знаешь, в каком-то смысле людям повезло больше, чем Древним. Вся история человечества – это бесконечные войны. Люди знают о войне больше, чем о любви, всемирной гармонии, тайне рождения… Они привыкли бряцать оружием – но они научились точно угадывать, где проходит грань… Они все время балансируют на этой грани, но до сих пор ни разу не переступили через нее. Древние оказались менее опытны.
– И что же с ними произошло? – спросил Найденыш.
– Была война. Было то, что ты видишь иногда в своих… гм… снах. Животный страх. Огонь. Смерть… Древние оказались не готовы к этому – и ушли. Единственное, что они успели – это спасти часть своих Знаний, заключив их в Шар. Кто-то из Древних уцелел – очень немногие, те, что сумели спрятаться от Небесного Огня. Их потомки расселились по свету и взяли в жены женщин из человеческих племен, положив начало династии Хранителей Шара. Мои предки на протяжении тридцати поколений были Хранителями. Шар, которому мы служим, находится в святилище высоко в горах, за границей снегов. Мой отец привел меня туда, когда мне исполнилось двенадцать лет…
Старик помолчал.
– Он велел мне подойти к Шару и коснуться его рукой. Мне было страшно. Я никак не мог побороть страх – мне чудилось, будто моя рука превратится в звериную лапу. Или сгорит в огне, или просто исчезнет – я всего мог ожидать от этого прикосновения… Но все-таки я решился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Собеседник пропустил выпад мимо ушей.
– И сопричастность. Она успела узнать ощущение силы. А темная сила или светлая – для нее сейчас не важно. Важна только ее величина! Чем она значительнее, тем труднее от нее отказаться.
– Как от наркотика?
Жрец пожал плечами:
– Можно сказать и так. Можно иначе. Представь, что у тебя разом отняли все органы чувств. Зрение, слух, обоняние… То же самое испытывает человек, вкусивший могущества и вмиг лишившийся его.
– Но почему она все-таки отказалась?
– Да потому, что она глупа! – повысил он голос. – Потому, что ее всю жизнь воспитывали насмерть перепуганные люди, которые страх перед неизведанным всосали с молоком матери. И так – из поколения в поколение, на протяжении всей истории человечества. В основе страха всегда лежит нечто ирреальное, невидимое… И воспринимается оно как Дьявол, не иначе.
– А разве не так?
– Так. Да только Божественное и Дьявольское не означает Добро и Зло. Это даже не две стороны одной медали.
– Удобная философия.
– Она единственно правильная, – убежденно сказал Жрец. – Протон и электрон служат одной цели: созданию атома. И никто не отождествляет электрон со злом потому, что он имеет отрицательный заряд.
– Зачем вы показали ей Шар? – хмуро спросил Артур.
Собеседник хмыкнул:
– Я показал! Она прекрасно обошлась и без меня.
– То есть?
– Девочка сама вошла с ним в контакт. Или он вошел в контакт с ней.
Что-то кольнуло Артура. Какое-то неясное беспокойство. Он удивился, когда понял, что испытывает чувство вины и жалости. «Ты всю жизнь шел к одной цели, – напомнил он себе. – И не только свою жизнь, ты лишь продолжил начатое твоими предками много тысяч лет назад… Тебя ежедневно, ежечасно приучали к той простой мысли, что твоя цель оправдывает все – любые жертвы, а иначе и быть не может. Так и было всегда, до тех пор, пока Жрец, человек (человек ли?), чье отражение маячило в зеркале, не потребовал привести эту девочку». И самое странное, пока он, Артур, собственноручно не доставил ее по назначению. Раньше он не чувствовал ничего подобного. Все его ощущения были притуплены и загнаны глубоко в подсознание. Оставался только мозг-компьютер, который вычислял, составлял планы, рушил их, создавал новые. Как, когда, где войти в контакт – так, чтобы девочка ничего не заподозрила…
– Тебе жаль ее.
Артур вздрогнул от неожиданности. Собеседник прочитал его мысли.
– Если бы не я, вы бы ее не получили, – глухо проговорил он.
– И все равно тебе ее жаль.
Жрец вздохнул, будто сокрушаясь.
– Ты бы мог пожертвовать и большим, ведь так? Я очень хорошо тебя понимаю… Потому что сам в свое время – не так уж давно, лет двадцать назад, – был близок к тому, чтобы перейти черту…
– Вы врете, – отчаянно сказал Артур. – Шар тут ни при чем. Вы сами давно были готовы к этому. Всю жизнь! Вам нужен был лишь толчок. Импульс.
– Само собой. Да, мне нужен был импульс.
Жрец вдруг забормотал, будто в горячке:
– Этот старик Тхыйонг… Он всегда был добр ко мне. Я даже испытал нечто вроде укола совести – потом, когда все кончилось… когда я стоял на коленях возле его тела. Оно было таким маленьким и старым! Шея у него была страшно худая, будто цыплячья, с выпирающим кадыком и морщинистая. Я сломал ее двумя пальцами… Старик спас мне жизнь, когда я попал под лавину на перевале Митхонг-Ха, в Восточном Тибете. Я пролежал под снегом трое суток. Моя душа была уже на пути в Нирвану… Только представь себе: серое низкое небо – будто предвестник смерти. Серый смерзшийся снег в сумерках, целые глыбы снега! С тех пор я возненавидел снег. Зимой всегда старался уехать куда-нибудь подальше на юг, лишь бы не видеть занесенные улицы, дороги, крыши домов… Фобия своего рода. Тебе смешно?
Артур покачал головой. Ему не было смешно, ему было страшно.
– Мое тело вмерзло в глыбу льда. Мы с ней были одним целым, по крайней мере, мне так казалось. И я совершенно не ощущал холода, было тепло и уютно, как в детстве: мама накрывает тебя пушистым большим одеялом, и ты проваливаешься в сон… Потом, где-то на грани чувствительности, как отголосок чего-то потустороннего, показалась розовая полоса – оттуда, из-за туч… Говорят, человек перед смертью вспоминает всю свою жизнь, от первого мгновения. Не знаю. Я ничего не вспоминал. Мне просто было хорошо и радостно… И вдруг я почувствовал движение. Это было странно – ощутить движение в полной неподвижности… И понял, что меня откапывают. Я увидел лицо старика, я просил его, чтобы он оставил меня в покое, но тот все копал и копал… Он был очень терпелив! И наконец, он вытащил меня изо льда. Я посмотрел ему в глаза и испугался. Глаза были такими добрыми…
– Почему же ты испугался? – спросил Артур.
– Потому что я уже тогда знал, что старик умрет… Не сейчас, не сразу. Пройдут годы, мы подружимся с ним, и он назовет меня своим сыном, сделает преемником. А потом я убью его – двумя пальцами. Сломав шею, как цыпленку. И ничего, ничего нельзя изменить. Все было предрешено.
…Все было предрешено – странно, что старик Тхыйонг (Тот, Кто Знает, в переводе с санскрита) не сумел распознать такой простой вещи.
У него было шесть жен, которые приходили в его дом по очереди, через перевал, из селения, что лежало в долине в двух днях пути к югу. Все они были закутаны в какие-то то ли платья, то ли просто куски вылинявшей ткани и громадные темные платки по самые брови, однако при этом имели на ногах хорошие горные ботинки и альпинистские рюкзаки за спиной. В рюкзаках они приносили мужу еду и одежду. Старшая жена была с супругом приблизительно одних лет, а самой младшей было, наверное, не больше семнадцати. Жрец, в ту пору еще бывший не Жрецом, а Найденышем (так, не долго думая, его окрестил старик Тхыйонг), учился у своего наставника странным наукам. Таким, что впору было испугаться. Учился находить в горах травы и коренья, дающие способность человеку разговаривать с духами темной стороны. Учился тонкому и сладкому, будто изысканное вино, искусству убивать одним незаметным движением, крошечным усилием – если бы люди знали, думал он иногда, как это просто: отнять жизнь… Учился приносить в жертву богам черного барана, по брызгам крови на земле определяя чью-то судьбу. А иногда и изменять ее по своей воле. Последнее знание, впрочем, было опасным, и Тхыйонг делился им неохотно.
– Тебе никогда не бывает страшно? – спросил он однажды.
Непогода и ночь застали их в горах, на пути к дому, и Жрец (который тогда еще не был Жрецом) отыскал крошечную пещеру в скалах – единственное сухое место среди бушевавшего вокруг ливня. Тхыйонгу все было нипочем: он мог высушить на себе промокшую до нитки одежду меньше чем за минуту, искусственно повысив температуру тела. Жрецу такое пока не удавалось, и сейчас он стучал зубами от холода.
Дров, конечно, не было – откуда им взяться. Но старик покопался в котомке, извлек оттуда несколько мелких камней, сложил их в кучу, прошептал что-то под нос – и в пещере вспыхнул жаркий огонь («Горючий камень», – объяснил он).
Скоро Найденыш согрелся. Дрожь отпустила, и стало неудержимо клонить в сон. Лицо Тхыйонга потеряло четкость, расплылось и окрасилось в два цвета: черный и красный. И Найденыш подумал с непонятным раздражением: «Так было и раньше. Сто лет назад, тысячу, сто тысяч – здесь ничего не изменилось с тех пор. Люди научились шить одежду из звериных шкур, благополучно перескочили из рабовладения в феодализм, пали Рим и Вавилон, взлетел искусственный спутник, упала на Хиросиму ядерная бомба, появился компьютер и гигиенические прокладки – а здесь, на Тибете, время остановилось. Словно кто-то забыл завести вставшие часы».
– Тебе не бывает страшно? – вновь спросил старик.
– А чего мне бояться? – сквозь дрему удивился Найденыш.
– Тьмы, – получил он расплывчатый ответ. – Тебя не пугает тьма? Не в физическом смысле, а…
– Нет, не пугает. – Он поразмыслил и добавил: – Наоборот, мне интересно. Жутковато, но интересно. Тьма – это ведь не пещера. – Он обвел рукой кругом. – Это скорее тоннель – так мне кажется по крайней мере. И мне страсть как хочется узнать, что там, в его конце.
Еще подумав немного, он осторожно поинтересовался:
– А почему вы спросили? Ведь вы сами…
Старик вздохнул:
– Я – другое дело. Я Тхыйонг по рождению и воспитанию. Но ты… У тебя был выбор.
Найденыш зевнул. И почти грубо сказал:
– Я хочу спать, Учитель. У меня нет настроения отвечать на вопросы.
Похоже, старик обиделся. Прислонился спиной к холодным камням и прикрыл глаза, будто задремал. А Найденыш, напротив, вдруг почувствовал, что сонливость как рукой сняло. Он посмотрел на огонь, и тот неожиданно вырос, взметнулся вверх, словно кто-то подкинул туда новую порцию горючего камня.
В этом огне, в самой его середине, был чужой город. Странный, абсолютно не похожий на те города, что строят люди – да и не люди в нем жили, а те, кто населял Землю задолго до них. Город погибал. Найденыш видел это ясно, во множестве устрашающих деталей – так, словно он сам умирал вместе с городом. В бессильной ярости запрокинув голову, он грозил кулаком небу, откуда низвергался жидкий огонь – целые лавины жидкого огня, от которого не существовало спасения. Лишь немногие уцелели – те, кто успел заблаговременно покинуть город… Они уцелели – чтобы умереть чуть позже, только в отличие от тех, сгоревших – более страшно и мучительно. Найденыш видел их тела, бродя по фосфоресцирующим развалинам: маленькие бесформенные холмики пыли, от которых исходило зеленоватое свечение. И сам он начинал потихоньку светиться – первый признак надвигающейся смерти…
– Откуда во мне это? – сквозь зубы процедил он.
– Что именно? – флегматично уточнил Тхыйонг.
– Вся эта чертовщина, что мне видится. Это ведь не сон, не наркотический бред… Если, конечно, вы не подмешали мне в еду какую-нибудь дрянь.
Старик улыбнулся – это выразилось в том, что сухая щель его рта слегка раздвинулась, ни на йоту не отклонившись от горизонтали.
– Разве ты не научился распознавать наркотик в воде и пище?
– Разве вы не можете дать мне наркотик, который я не способен распознать? – в тон ему возразил Найденыш.
Тхыйонг внимательно посмотрел на ученика – то ли с осуждением за непочтительность, то ли с гордостью за удачное приобретение.
– Чему вы радуетесь? – буркнул Найденыш.
– Тому, что я не ошибся в тебе. – Чертов старик аж зажмурился от удовольствия. – Раньше у меня были сомнения, но теперь…
– Что же во мне особенного?
Тхыйонг промолчал. Несколько долгих минут он сидел неподвижно, потом приподнялся, по-простецки держась за поясницу, подбросил в угасающее пламя гостку горючего камня, снова сел… Разве что не попросил: «Прикрой форточку, внучек», – фыркнул про себя Найденыш.
– Что тебе известно о Древних? – неожиданно спросил Тхыйонг.
Ученик пожал плечами:
– Ну, был такой народ – давно, еще до появления человечества. Они достигли небывалого могущества: телепатия, полеты к звездам, магия… Потом Они погибли. Вы сами рассказывали. В своей гордыне Они решили, что встали вровень с богами. И боги Их уничтожили.
Старик покачал головой:
– Боги никогда никого не уничтожают и не наказывают, мой мальчик. Вернее, не наказывают собственноручно: обычно они делают так, что провинившийся казнит себя сам. Так было и с Древними. Это было просто. Достаточно было шепнуть им на ухо, что магию можно использовать, чтобы убивать… Убивать ради славы и власти, жажды мести и просто так, потому что убивать легко – гораздо легче, чем давать жизнь… – Он помолчал. – Знаешь, в каком-то смысле людям повезло больше, чем Древним. Вся история человечества – это бесконечные войны. Люди знают о войне больше, чем о любви, всемирной гармонии, тайне рождения… Они привыкли бряцать оружием – но они научились точно угадывать, где проходит грань… Они все время балансируют на этой грани, но до сих пор ни разу не переступили через нее. Древние оказались менее опытны.
– И что же с ними произошло? – спросил Найденыш.
– Была война. Было то, что ты видишь иногда в своих… гм… снах. Животный страх. Огонь. Смерть… Древние оказались не готовы к этому – и ушли. Единственное, что они успели – это спасти часть своих Знаний, заключив их в Шар. Кто-то из Древних уцелел – очень немногие, те, что сумели спрятаться от Небесного Огня. Их потомки расселились по свету и взяли в жены женщин из человеческих племен, положив начало династии Хранителей Шара. Мои предки на протяжении тридцати поколений были Хранителями. Шар, которому мы служим, находится в святилище высоко в горах, за границей снегов. Мой отец привел меня туда, когда мне исполнилось двенадцать лет…
Старик помолчал.
– Он велел мне подойти к Шару и коснуться его рукой. Мне было страшно. Я никак не мог побороть страх – мне чудилось, будто моя рука превратится в звериную лапу. Или сгорит в огне, или просто исчезнет – я всего мог ожидать от этого прикосновения… Но все-таки я решился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59