– Мы будем рады. Собственно, я был бы рад еще больше, откажись вы вовсе от поездки в столицу.
– Вы связываете то, что случилось здесь, с обстановкой в Лхассе?
Настоятель хмуро указал на стену за алтарем:
– Мы успели отремонтировать ее. Пришлось красить заново (видите, цвет немного отличается? Это потому, что краска еще не высохла). Бандиты намалевали на ней свой знак. Вот такой. – И настоятель начертил что-то на земле прутиком. – Вам это говорит о чем-нибудь?
Рисунок больше всего походил на паука. Чонгу он не был знаком, зато его Учитель, кажется, понял все прекрасно. Лицо его стало таким мрачным, что Чонг поостерегся приставать с расспросами. Только на рассвете следующего дня, когда храм Пяти Хрустальных Колонн остался позади, любопытство наконец пересилило.
Низкорослые мохнатые лошади темной масти, пофыркивая, шли шагом, осторожно ставя копыта на утоптанный снег. Недавно здесь прошел караван. Таши-Галла безучастно покачивался в седле. Несмотря на пронизывающий холод, он был одет легко, только мохнатая теплая шапка наползала на самые брови.
– Это был знак Солнца, – вдруг проговорил он. – Знак Бон. Маги используют его для вызова духа Небесного Огня. Это очень сильное колдовство.
– Значит, на храм напали не разбойники?
– Зачем разбойники стали бы тратить время и громить статуи святых? Они сразу бросились бы грабить сокровищницу. Нет, у них были другие мотивы. Ненависть… Я уже жалею, что взял тебя с собой.
– Но вы же едете…
– Я не вправе отказаться от приглашения императора. Но я не хотел подвергать опасности еще и тебя.
– Ну, – беспечно отозвался Чонг, – настоятель ведь сказал, что в столице пока все по-прежнему. Пусть на улицах солдаты, зато никто не решится напасть открыто.
Таши-Галла тяжело вздохнул:
– Ты молод и глуп. Там, в императорском дворце, зреет гнойник. Он сидит еще глубоко… Но те бандиты, что напали на храм – это уже ростки. Они чувствуют свою силу и безнаказанность. Нет, все-таки я должен был ехать один.
– Я уже взрослый, Учитель. И могу за себя постоять.
Таши-Галла внимательно посмотрел на своего ученика, и его губы тронула улыбка.
– Конечно, ты взрослый. Помнишь тот день, когда ты откатил камень и спас жизнь детенышу барса?
– Если бы не вы…
– Нет. Спарша обязан жизнью только тебе. Ты совершил настоящее чудо – своей любовью и терпением.
Он помолчал.
– У него был раздроблен крестцовый отдел позвоночника. Барсенок был обречен. Честно говоря, я просто не знал способа вернуть его к жизни.
По лицу Чонга скользнула тень.
– А я был так зол на вас… Вы отказались рассказать мне рецепт приготовления снадобья, и я подумал… Подумал, что вы не хотите, чтобы зверь выжил.
Некоторое время они ехали молча, бок о бок. Изредка Чонг незаметно поглядывал на Учителя, гадая, сердится тот или нет.
«Разве я говорил тебе, что владею каким-то особым секретом?» – «Ага, теперь вы отказываетесь!» – «Пойми, его невозможно спасти». – «Тогда зачем я откатывал камень? Зачем я дал ему надежду? Пусть бы он умер быстро и легко», – и на глазах у него закипели слезы. Ему хотелось заткнуть себе уши, оглохнуть вовсе, только бы не слышать, как барсенок дышит, надрываясь, пуская розовые пузыри – все медленнее, медленнее…
– Ты никогда не замечал, мой мальчик, что зло выглядит привлекательнее, чем добро? Оно шире, разнообразнее… И иногда кажется более могущественным. Твоего барсенка можно было воскресить с помощью обряда Тантры. Мне знаком этот обряд. Бывает, что родственники умершего приходят к черному магу с одной-единственной просьбой: вернуть к жизни любимого человека… И не хотят понять (любящее сердце часто лишено способности слушать доводы разума), что маг не в силах это сделать. Он может лишь заставить ожить мертвое тело – душа же ему не принадлежит. Его обычно не слушают. Только просят… Я смог бы проделать то же самое и со Спаршей. Но я знал последствия. И когда на следующее утро я увидел, что барсенок жив и что это не просто бездушная мертвая оболочка… Я понял, что нашел своего преемника.
– Значит, рецепта не существовало, – пробормотал Чонг.
– Ты нашел его сам.
Произнеся эту фразу, Таши-Галла чуть развернулся к своему ученику. И это спасло ему жизнь. Стрела с черным оперением на ладонь разминулась с его спиной и со звонким щелчком ударилась о камень.
Вторую стрелу, нацеленную в грудь Чонга, Учитель поймал на лету, будто вынув ее из воздуха.
– Канун Нового года, – пробормотал он сквозь зубы. – Все кругом радуются и становятся добрее…
Десятка два всадников, одетых вполне по-разбойничьи, с гортанными криками взяли их в кольцо. Однако если это и была обычная шайка, грабящая на дорогах, то удача сопутствовала им во всем. Чонг успел отметить дорогое оружие, сработанное кузнецами Базго, и богато украшенную монгольскую сбрую на лошадях.
Прокаленные на горном солнце черные лица скалились в волчьих усмешках. Скрюченные пальцы подрагивали на рукоятках мечей. Мигни вожак – и вся свора тут же кинется на жертву и растерзает ее в мгновение ока…
Однако вожак не спешил. А куда спешить? Он ощущал небывалую ранее силу и уверенность. Это была его земля. Ни один правительственный отряд не сунется сюда – это гарантировал знак, который вожак носил с собой.
Не слезая с коня, он отвесил шутовской поклон.
– Великий отшельник решил совершить паломничество? И какие же дары вы везете Амиде Будде?
Всадники загоготали.
– Мы готовы отдать вам все, что имеем, – сказал Таши-Галла, незаметно сдвигаясь и прикрывая своим телом Чонга. – Однако не вы ли недавно учинили разбой в храме Хрустальных Колонн? – И взгляд его скользнул по фигуре бандита вниз.
Вожак непроизвольно опустил руку к поясу, стараясь прикрыть ладонью грубо сделанный талисман из зеленоватой бронзы. Знак Солнца, мелькнуло в голове у Чонга. Бон, Черная религия.
Таши-Галла улыбнулся, будто вел светский разговор о погоде.
– По-моему, ваши сердца не смягчить даже самыми богатыми дарами, – произнес он.
– Убить их, – коротко приказал вожак, и свора кинулась…
…Они были вовсе не плохими бойцами, эти всадники. И хлеб свой, надо полагать, ели не зря – стоило только увидеть, как они бросились в атаку: слаженно, четко, в мгновение ока. Будь на месте Учителя кто другой, менее искусный – лежать бы ему на камнях с перерезанным горлом.
Если бы на его месте бы кто другой…
Чонг поймал себя на мысли, что никогда до этого не видел своего Учителя в настоящем бою. А увидев, понял, что, обучая его, Таши-Галла относился к нему бережно, точно к любимому цветку. Только что мастер был спокоен и неподвижен – и вдруг взорвался целым вихрем движений, став со своим конем единым целым. Чонг даже приоткрыл рот от удивления – при всей своей подготовке он не сумел не то что понять, а хотя бы толком разглядеть, что делал Учитель. А когда пришпорил лошадь, чтобы поспешить на помощь, все было кончено. Волна нападавших накатилась и отхлынула, оставив троих на земле под утренним солнцем: двое, скрючившись, постанывали, еще один, налетевший первым, лежал молча, вытянув руки по швам и глядя в небо стеклянными глазами. Три лошади без седоков, пофыркивая, перебирали ногами и покачивали головами, будто осуждая бросивших их хозяев.
Таши-Галла и Чонг соскочили на землю. Оставшиеся в живых бандиты – тоже.
Теперь нападавшие стали осторожнее. Выставив перед собой клинки и выстроившись полукругом, они подступали мелкими шажками, мягко ставя ногу на носок, с тем чтобы при случае мгновенно отскочить назад. Вперед уже никто не лез, каждый сознавал: первый взмахнувший мечом первым и ляжет. Мастер не собирался играть в игры. Он был настроен убивать.
Чонг прижался спиной к спине Учителя и старался дышать ровнее, скользя взглядом по застывшим фигурам, подмечая даже не движение – намек на движение – спружиненные ноги, наклоненные вперед туловища, слыша свист воздуха, прорывающегося сквозь стиснутые зубы вместе с облачками пара. Вожак, облаченный в грубую одежду из шкуры волка (голова зверя с мертвыми пустыми глазницами и верхней зубастой челюстью служила своего рода шапкой), остался сидеть на лошади, раздраженно следя за действиями своих подопечных. У тех, казалось, стояла дыбом шерсть на загривках. Они дошли до границы невидимого круга и остановились. Напряжение повисло в воздухе, готовое вот-вот разразиться молнией. Все ждали: кто же бросится первым. Он не выживет, не сумеет отвести удар мастера, но первым быть кто-то должен. Сейчас он прыгнет. Сейчас… Еще мгновение…
– Назад, – процедил вожак.
Свора послушалась. Многие вроде бы вздохнули с облегчением.
– Я знаю тебя, старик, – хрипло сказал главарь.
– Ты мне тоже знаком, – отозвался Таши-Галла. – Правда, тогда ты еще не напоминал хищника. Так, щеночек. Не думал, что встречу тебя когда-нибудь.
Конь загарцевал под всадником. И тот и другой были отменно сложены: мускулистые, худощавые и стремительные, они, как никто другой, были словно созданы для боя. «Пожалуй, только этот всадник и мог бы противостоять Учителю, – подумал Чонг. – Только он…»
– А ты постарел. Зубы уже не те. И руки стали медлительнее. В былые времена ты бы успел положить шестерых как минимум. И меня заодно. А теперь… Теперь я, пожалуй, смог бы тебя убить – один на один.
– Так убей.
– Ну нет, – хмыкнул вожак. – Это было бы слишком просто. Слишком почетно – для предателя!
И он со злостью хлестнул коня.
Чонг рассеянно обошел труп разбойника. На шее у мертвого висел тот же знак, что был и у вожака. Чонг повертел его в руках, пожал плечами и оставил на прежнем месте. Амулет бережет лишь того, кто сам по поводу и без повода не сует голову в петлю.
– А почему он назвал вас предателем? – спросил Чонг.
И увидел вдруг глаза Учителя. Они были черны и глубоки, и на дне их плескалась боль – целое море боли, будто стрела пробила грудь и засела глубоко в плоти зазубренным наконечником.
– Его зовут Кьюнг-Ца, – сказал вдруг Таши-Галла, обращаясь к ближайшему валуну. – Он из рода Потомков Орла, если мне не изменяет память. Мы вместе были учениками ламы Юнгтуна Шераба, черного мага.
…Две мохнатые лошадки шли рядом, пуская пар из ноздрей. Всадники ехали молча: один был глубоко погружен в свои думы, судя по выражению лица, не слишком-то радостные, и это было странно: во всем году нет праздника радостнее, чем Новый год. Другой, совсем молодой монах, казалось, был весь обращен в слух…
– Он тогда был молод – моложе, чем ты сейчас. Он даже не был учеником, просто выполнял кое-какую работу по дому. Ухаживал за лошадьми, копался в саду… Знаешь, лошади уже тогда слушались его больше, чем старшего конюха. Не любили – они всегда начинали дрожать при его появлении – а именно слушались, будто он их чем-то завораживал. А ведь в то время он не только не имел права присутствовать на занятиях, но ни один из учеников его даже близко к себе не подпускал. Это считалось недостойным. Но в нем была какая-то… – Таши-Галла замолчал, подыскивая нужное слово, – какая-то одержимость. Она буквально пожирала его изнутри. Кьюнг-Ца еще тогда, когда переступил порог дома Учителя и ему дали в руки лопату и грабли, поклялся, что со временем станет лучшим и победит всех учеников, одного за другим. А потом – самого Учителя. Его, по-моему, он ненавидел больше всего…
Он наконец добился своего: его приняли в ученики. Он ходил за ламой, словно собачонка, ловя каждое слово. За садом и конюшнями смотрели другие, он занял подобающее место в школе… Но настоящим магом так и не стал. Даже старшим учеником, как мечталось.
– Почему?
Таши-Галла вдруг рассмеялся.
– Есть пословица: бодливой корове бог рог не дает. Магия ведь не принадлежит магу, как какой-нибудь инструмент, вроде меча. Наоборот, он становится ее служителем, жрецом… Он может превратиться в раба, если не имеет достаточно ума и воли. А Кьюнг-Ца… Он не хотел служить. Его снедало одно стремление: повелевать. Получать, ничего не отдавая взамен. Он был обречен. Шар отторг его.
– Шар? – удивился Чонг.
Таши-Галла выглядел смущенным. Он проговорился.
Ощущение было странным. Таши-Галла – двадцатипятилетний ученик, приближенный к Великому магу, даже не догадывался о той особенности дома, где жил вот уже двенадцатую весну. И сколько здесь хранится еще загадок и тайн – не счесть.
Он спускался по каменным ступеням мрачной винтовой лестницы все глубже и глубже и удивлялся про себя: оказывается, подземная часть дома во много раз превосходила по размерам наружную. Лестница была погружена в темноту, но Таши-Галла видел и так: за годы тренировок у него выработалось внутреннее зрение. Он мог различать предметы даже сквозь стены, правда с трудом, но здешние, он это почувствовал, были покрыты каким-то составом, делавшим их непроницаемыми. Впереди шел лама Юнгтун Шераб, одетый в длинный черный балахон.
Вскоре Таши-Галла сообразил, что вокруг стало светлее. Свет проникал непонятно откуда:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Вы связываете то, что случилось здесь, с обстановкой в Лхассе?
Настоятель хмуро указал на стену за алтарем:
– Мы успели отремонтировать ее. Пришлось красить заново (видите, цвет немного отличается? Это потому, что краска еще не высохла). Бандиты намалевали на ней свой знак. Вот такой. – И настоятель начертил что-то на земле прутиком. – Вам это говорит о чем-нибудь?
Рисунок больше всего походил на паука. Чонгу он не был знаком, зато его Учитель, кажется, понял все прекрасно. Лицо его стало таким мрачным, что Чонг поостерегся приставать с расспросами. Только на рассвете следующего дня, когда храм Пяти Хрустальных Колонн остался позади, любопытство наконец пересилило.
Низкорослые мохнатые лошади темной масти, пофыркивая, шли шагом, осторожно ставя копыта на утоптанный снег. Недавно здесь прошел караван. Таши-Галла безучастно покачивался в седле. Несмотря на пронизывающий холод, он был одет легко, только мохнатая теплая шапка наползала на самые брови.
– Это был знак Солнца, – вдруг проговорил он. – Знак Бон. Маги используют его для вызова духа Небесного Огня. Это очень сильное колдовство.
– Значит, на храм напали не разбойники?
– Зачем разбойники стали бы тратить время и громить статуи святых? Они сразу бросились бы грабить сокровищницу. Нет, у них были другие мотивы. Ненависть… Я уже жалею, что взял тебя с собой.
– Но вы же едете…
– Я не вправе отказаться от приглашения императора. Но я не хотел подвергать опасности еще и тебя.
– Ну, – беспечно отозвался Чонг, – настоятель ведь сказал, что в столице пока все по-прежнему. Пусть на улицах солдаты, зато никто не решится напасть открыто.
Таши-Галла тяжело вздохнул:
– Ты молод и глуп. Там, в императорском дворце, зреет гнойник. Он сидит еще глубоко… Но те бандиты, что напали на храм – это уже ростки. Они чувствуют свою силу и безнаказанность. Нет, все-таки я должен был ехать один.
– Я уже взрослый, Учитель. И могу за себя постоять.
Таши-Галла внимательно посмотрел на своего ученика, и его губы тронула улыбка.
– Конечно, ты взрослый. Помнишь тот день, когда ты откатил камень и спас жизнь детенышу барса?
– Если бы не вы…
– Нет. Спарша обязан жизнью только тебе. Ты совершил настоящее чудо – своей любовью и терпением.
Он помолчал.
– У него был раздроблен крестцовый отдел позвоночника. Барсенок был обречен. Честно говоря, я просто не знал способа вернуть его к жизни.
По лицу Чонга скользнула тень.
– А я был так зол на вас… Вы отказались рассказать мне рецепт приготовления снадобья, и я подумал… Подумал, что вы не хотите, чтобы зверь выжил.
Некоторое время они ехали молча, бок о бок. Изредка Чонг незаметно поглядывал на Учителя, гадая, сердится тот или нет.
«Разве я говорил тебе, что владею каким-то особым секретом?» – «Ага, теперь вы отказываетесь!» – «Пойми, его невозможно спасти». – «Тогда зачем я откатывал камень? Зачем я дал ему надежду? Пусть бы он умер быстро и легко», – и на глазах у него закипели слезы. Ему хотелось заткнуть себе уши, оглохнуть вовсе, только бы не слышать, как барсенок дышит, надрываясь, пуская розовые пузыри – все медленнее, медленнее…
– Ты никогда не замечал, мой мальчик, что зло выглядит привлекательнее, чем добро? Оно шире, разнообразнее… И иногда кажется более могущественным. Твоего барсенка можно было воскресить с помощью обряда Тантры. Мне знаком этот обряд. Бывает, что родственники умершего приходят к черному магу с одной-единственной просьбой: вернуть к жизни любимого человека… И не хотят понять (любящее сердце часто лишено способности слушать доводы разума), что маг не в силах это сделать. Он может лишь заставить ожить мертвое тело – душа же ему не принадлежит. Его обычно не слушают. Только просят… Я смог бы проделать то же самое и со Спаршей. Но я знал последствия. И когда на следующее утро я увидел, что барсенок жив и что это не просто бездушная мертвая оболочка… Я понял, что нашел своего преемника.
– Значит, рецепта не существовало, – пробормотал Чонг.
– Ты нашел его сам.
Произнеся эту фразу, Таши-Галла чуть развернулся к своему ученику. И это спасло ему жизнь. Стрела с черным оперением на ладонь разминулась с его спиной и со звонким щелчком ударилась о камень.
Вторую стрелу, нацеленную в грудь Чонга, Учитель поймал на лету, будто вынув ее из воздуха.
– Канун Нового года, – пробормотал он сквозь зубы. – Все кругом радуются и становятся добрее…
Десятка два всадников, одетых вполне по-разбойничьи, с гортанными криками взяли их в кольцо. Однако если это и была обычная шайка, грабящая на дорогах, то удача сопутствовала им во всем. Чонг успел отметить дорогое оружие, сработанное кузнецами Базго, и богато украшенную монгольскую сбрую на лошадях.
Прокаленные на горном солнце черные лица скалились в волчьих усмешках. Скрюченные пальцы подрагивали на рукоятках мечей. Мигни вожак – и вся свора тут же кинется на жертву и растерзает ее в мгновение ока…
Однако вожак не спешил. А куда спешить? Он ощущал небывалую ранее силу и уверенность. Это была его земля. Ни один правительственный отряд не сунется сюда – это гарантировал знак, который вожак носил с собой.
Не слезая с коня, он отвесил шутовской поклон.
– Великий отшельник решил совершить паломничество? И какие же дары вы везете Амиде Будде?
Всадники загоготали.
– Мы готовы отдать вам все, что имеем, – сказал Таши-Галла, незаметно сдвигаясь и прикрывая своим телом Чонга. – Однако не вы ли недавно учинили разбой в храме Хрустальных Колонн? – И взгляд его скользнул по фигуре бандита вниз.
Вожак непроизвольно опустил руку к поясу, стараясь прикрыть ладонью грубо сделанный талисман из зеленоватой бронзы. Знак Солнца, мелькнуло в голове у Чонга. Бон, Черная религия.
Таши-Галла улыбнулся, будто вел светский разговор о погоде.
– По-моему, ваши сердца не смягчить даже самыми богатыми дарами, – произнес он.
– Убить их, – коротко приказал вожак, и свора кинулась…
…Они были вовсе не плохими бойцами, эти всадники. И хлеб свой, надо полагать, ели не зря – стоило только увидеть, как они бросились в атаку: слаженно, четко, в мгновение ока. Будь на месте Учителя кто другой, менее искусный – лежать бы ему на камнях с перерезанным горлом.
Если бы на его месте бы кто другой…
Чонг поймал себя на мысли, что никогда до этого не видел своего Учителя в настоящем бою. А увидев, понял, что, обучая его, Таши-Галла относился к нему бережно, точно к любимому цветку. Только что мастер был спокоен и неподвижен – и вдруг взорвался целым вихрем движений, став со своим конем единым целым. Чонг даже приоткрыл рот от удивления – при всей своей подготовке он не сумел не то что понять, а хотя бы толком разглядеть, что делал Учитель. А когда пришпорил лошадь, чтобы поспешить на помощь, все было кончено. Волна нападавших накатилась и отхлынула, оставив троих на земле под утренним солнцем: двое, скрючившись, постанывали, еще один, налетевший первым, лежал молча, вытянув руки по швам и глядя в небо стеклянными глазами. Три лошади без седоков, пофыркивая, перебирали ногами и покачивали головами, будто осуждая бросивших их хозяев.
Таши-Галла и Чонг соскочили на землю. Оставшиеся в живых бандиты – тоже.
Теперь нападавшие стали осторожнее. Выставив перед собой клинки и выстроившись полукругом, они подступали мелкими шажками, мягко ставя ногу на носок, с тем чтобы при случае мгновенно отскочить назад. Вперед уже никто не лез, каждый сознавал: первый взмахнувший мечом первым и ляжет. Мастер не собирался играть в игры. Он был настроен убивать.
Чонг прижался спиной к спине Учителя и старался дышать ровнее, скользя взглядом по застывшим фигурам, подмечая даже не движение – намек на движение – спружиненные ноги, наклоненные вперед туловища, слыша свист воздуха, прорывающегося сквозь стиснутые зубы вместе с облачками пара. Вожак, облаченный в грубую одежду из шкуры волка (голова зверя с мертвыми пустыми глазницами и верхней зубастой челюстью служила своего рода шапкой), остался сидеть на лошади, раздраженно следя за действиями своих подопечных. У тех, казалось, стояла дыбом шерсть на загривках. Они дошли до границы невидимого круга и остановились. Напряжение повисло в воздухе, готовое вот-вот разразиться молнией. Все ждали: кто же бросится первым. Он не выживет, не сумеет отвести удар мастера, но первым быть кто-то должен. Сейчас он прыгнет. Сейчас… Еще мгновение…
– Назад, – процедил вожак.
Свора послушалась. Многие вроде бы вздохнули с облегчением.
– Я знаю тебя, старик, – хрипло сказал главарь.
– Ты мне тоже знаком, – отозвался Таши-Галла. – Правда, тогда ты еще не напоминал хищника. Так, щеночек. Не думал, что встречу тебя когда-нибудь.
Конь загарцевал под всадником. И тот и другой были отменно сложены: мускулистые, худощавые и стремительные, они, как никто другой, были словно созданы для боя. «Пожалуй, только этот всадник и мог бы противостоять Учителю, – подумал Чонг. – Только он…»
– А ты постарел. Зубы уже не те. И руки стали медлительнее. В былые времена ты бы успел положить шестерых как минимум. И меня заодно. А теперь… Теперь я, пожалуй, смог бы тебя убить – один на один.
– Так убей.
– Ну нет, – хмыкнул вожак. – Это было бы слишком просто. Слишком почетно – для предателя!
И он со злостью хлестнул коня.
Чонг рассеянно обошел труп разбойника. На шее у мертвого висел тот же знак, что был и у вожака. Чонг повертел его в руках, пожал плечами и оставил на прежнем месте. Амулет бережет лишь того, кто сам по поводу и без повода не сует голову в петлю.
– А почему он назвал вас предателем? – спросил Чонг.
И увидел вдруг глаза Учителя. Они были черны и глубоки, и на дне их плескалась боль – целое море боли, будто стрела пробила грудь и засела глубоко в плоти зазубренным наконечником.
– Его зовут Кьюнг-Ца, – сказал вдруг Таши-Галла, обращаясь к ближайшему валуну. – Он из рода Потомков Орла, если мне не изменяет память. Мы вместе были учениками ламы Юнгтуна Шераба, черного мага.
…Две мохнатые лошадки шли рядом, пуская пар из ноздрей. Всадники ехали молча: один был глубоко погружен в свои думы, судя по выражению лица, не слишком-то радостные, и это было странно: во всем году нет праздника радостнее, чем Новый год. Другой, совсем молодой монах, казалось, был весь обращен в слух…
– Он тогда был молод – моложе, чем ты сейчас. Он даже не был учеником, просто выполнял кое-какую работу по дому. Ухаживал за лошадьми, копался в саду… Знаешь, лошади уже тогда слушались его больше, чем старшего конюха. Не любили – они всегда начинали дрожать при его появлении – а именно слушались, будто он их чем-то завораживал. А ведь в то время он не только не имел права присутствовать на занятиях, но ни один из учеников его даже близко к себе не подпускал. Это считалось недостойным. Но в нем была какая-то… – Таши-Галла замолчал, подыскивая нужное слово, – какая-то одержимость. Она буквально пожирала его изнутри. Кьюнг-Ца еще тогда, когда переступил порог дома Учителя и ему дали в руки лопату и грабли, поклялся, что со временем станет лучшим и победит всех учеников, одного за другим. А потом – самого Учителя. Его, по-моему, он ненавидел больше всего…
Он наконец добился своего: его приняли в ученики. Он ходил за ламой, словно собачонка, ловя каждое слово. За садом и конюшнями смотрели другие, он занял подобающее место в школе… Но настоящим магом так и не стал. Даже старшим учеником, как мечталось.
– Почему?
Таши-Галла вдруг рассмеялся.
– Есть пословица: бодливой корове бог рог не дает. Магия ведь не принадлежит магу, как какой-нибудь инструмент, вроде меча. Наоборот, он становится ее служителем, жрецом… Он может превратиться в раба, если не имеет достаточно ума и воли. А Кьюнг-Ца… Он не хотел служить. Его снедало одно стремление: повелевать. Получать, ничего не отдавая взамен. Он был обречен. Шар отторг его.
– Шар? – удивился Чонг.
Таши-Галла выглядел смущенным. Он проговорился.
Ощущение было странным. Таши-Галла – двадцатипятилетний ученик, приближенный к Великому магу, даже не догадывался о той особенности дома, где жил вот уже двенадцатую весну. И сколько здесь хранится еще загадок и тайн – не счесть.
Он спускался по каменным ступеням мрачной винтовой лестницы все глубже и глубже и удивлялся про себя: оказывается, подземная часть дома во много раз превосходила по размерам наружную. Лестница была погружена в темноту, но Таши-Галла видел и так: за годы тренировок у него выработалось внутреннее зрение. Он мог различать предметы даже сквозь стены, правда с трудом, но здешние, он это почувствовал, были покрыты каким-то составом, делавшим их непроницаемыми. Впереди шел лама Юнгтун Шераб, одетый в длинный черный балахон.
Вскоре Таши-Галла сообразил, что вокруг стало светлее. Свет проникал непонятно откуда:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59