“Блютопия”. “Дурдом”. “Мистер Хлыстер”. “В клочья”. “Подземка”. “Дерьмовый город”. Вскоре я уже толком не мог отличить одно заведение подобного рода от другого: черные стены, тусклый свет, масса техники и полное отсутствие вкуса. Тем не менее я довольно быстро отточил процедуру своих поисков — чтобы определить, здесь Спанки или нет, мне требовалось лишь подойти к балкону, нависавшему над пульсирующей танцплощадкой, и окинуть сканирующим взглядом расстилавшееся передо мной пространство.
В одной насквозь провонявшей потом коробке, которая называлась бар “Боль”, я вроде бы напал на его след, однако тот уже, что называется, основательно простыл — я опоздал минимум на час. А Спанки теперь действительно оставлял за собой следы, которые были доступны моему глазу, — крохотные голубые блестки, сверкавшие, словно перхоть, в неоновом свете. В дискотеках он чувствовал себя как дома, а возможно, они и были тем единственным домом, который у него еще оставался. Он буквально расцветал в царившей там атмосфере едва прикрытой сексуальной агрессивности, которую неизменно генерировали подобного рода заведения. Жертвы и хищники, заполнявшие их, были все на виду, словно куски мяса, помеченные соответствующими бирками. По иронии судьбы все эти танцбары позаимствовали свои названия у модных мазохистских обрядов, хотя их владельцы толком даже и не знали, что значит невыносимая боль или отъявленная жестокость.
Покинув очередной бар, я двинулся к реке, по следам своего врага. Правая нога чертовски болела, то и дело заставляя умерять шаг, однако я вытеснял боль из своего сознания, стараясь сосредоточиться лишь на отметинах, оставленных Спанки, которые служили мне единственным ориентиром. Мысленно я уже представлял себе встречу со Спанки в небольшом, украшенном вымпелами и транспарантами закутке с танцплощадкой, который располагался позади Чаринг-Кросс-роуд и назывался “Жуткая несправедливость”.
В баре буквально яблоку негде было упасть. Я обратил внимание на то, что публика пила в основном пиво, это отчасти отличало ее от толпы, заполнявшей “Эвиан энд Экстаз”. Судя по всему, здесь праздновалось какое-то событие, а посетители были сплошь в карнавальных масках. Наиболее отчетливо след Спанки ощущался у края танцплощадки, примерно в таком же углу, в каком когда-то состоялось наше знакомство. Сам он уже ушел, однако след был еще совсем свежим, а потому я был уверен, что маршрут выбрал верно. “Интересно, — подумал я, — а он сам может чувствовать приближение охотника?”
Все это время я старательно маскировал свои мысли, хотя было чертовски трудно постоянно поддерживать столь высокий уровень их концентрации. Я снова подошел к главному входу в бар, но там след Спанки был заметно “прохладнее”. Вернувшись по нему к пожарному выходу, я снова ощутил его, причем так явственно, словно в нос мне ударил характерный аромат даэмона, пробивавшийся сквозь запахи пота и наркотиков, которые пронизывали атмосферу бара.
Толкнув заднюю дверь, я очутился в длинном и захламленном переулке, тянувшемся между двумя кирпичными административными зданиями, построенными в викторианском стиле. Сердце мое отчаянно колотилось о сломанные ребра, ибо я видел, что под воздействием тепла его тела голубоватые искорки светящихся следов местами приобретали янтарный оттенок. У меня не было сомнений, что оставившее их существо только что побывало здесь.
Свернув за угол, я тут же напрягся в предвкушении ожидавшего меня зрелища.
Ссутулившаяся фигура Спанки нависала над телом какой-то девушки, а отсвечивающие блеском окровавленные руки копошились в глубине ее груди. Девушка была мертва или, во всяком случае, умирала; ее бритая голова так сильно запрокинулась назад, что лицо оказалось прижатым к стене, а юбка, потемневшая от семени Спанки, была задрана поверх бедер, нелепо обнимавших его обнаженные ноги.
На сей раз рогатые отростки на спине Спанки отчетливо проступали сквозь шелковую ткань его синего пиджака, нацелившись своими заостренными концами в сторону затылка. Явно застигнутый в самый разгар жуткой похоти, он медленно повернул голову и глянул на меня красными, незрячими глазами. Из его рта, сведенного надменной ухмылкой, исторгались потоки слюны. Несмотря на внешнее сходство с человеком, даэмон уже не казался мне обычным смертным, ибо в нем, в сущности, не осталось ничего человеческого.
— Мартин...
Сейчас его голос скорее походил на какие-то утробные звуки, нечто среднее между человеческой речью и свиным хрюканьем. Не глядя на мертвую девушку, он выпустил ее из рук.
— Ты застал меня, что называется, на месте преступления. Да, я только что сожрал ее душу. Впрочем, особо там поживиться было нечем. Но если бы я знал о твоем приходе, то обязательно и тебе оставил бы кусочек.
— Но ты ведь знал, что я приду.
Он повернулся ко мне и взмахнул сочащимися кровью руками над все еще возбужденным членом. Со странным чувством разочарования я заметил, что его орган несколько уступал по размерам моему.
— По правде говоря, Мартин, я и в самом деле смутно предчувствовал твой приход.
— И посчитал бы себя чуть ли не оплеванным, если бы этого не случилось, не так ли? — проговорил я, одновременно поглядывая по сторонам в поисках выхода из переулка. — Ты же сам дал ясно понять, что мое присутствие сегодня необходимо более, чем когда-либо. С чего бы это, ты не скажешь?
— Мартин, я что-то совершенно не понимаю твоего изменившегося тона.
Пожалуй, еще никогда Спанки не был настолько опасен, как в эти минуты. Натянув штаны и застегнув ремень, он перешагнул через труп своей жертвы и, все так же потирая руки, медленно двинулся в мою сторону.
— Кстати, Спанки, ты помнишь, с какой неохотой я рассказывал тебе о своем брате? Просто мне не хотелось, чтобы ты догадался о моих чувствах к Джои, а потому я и носил память о нем в тайниках своего сердца. Потому-то Джои никогда не уходил слишком далеко от меня — я специально держал его рядом с собой, чтобы это воспоминание как бы обжигало меня. А кто сидит у тебя внутри? Кто тот молодой человек, который пригласил даэмона пожить в недрах своего тела?
— Мартин, моя бывшая личность в данный момент не представляет никакого интереса. С ней давно покончено. Завтра в полночь тело Уильяма Бомона окончательно умрет.
— И ты полагаешь, что обеспечил ему по-настоящему прекрасную жизнь?
— До встречи со мной он знал лишь каждодневную рутину беспросветной жизни. Разве кто-то упустил бы подобный повторный шанс? Я дал ему жизнь и молодость — как дам их также и тебе.
— Мне они не нужны.
— У тебя нет иного выбора.
Теперь нас разделяло менее трех футов, и я даже ощущал на себе горячее зловоние его едва сдерживаемого дыхания.
— Бомон позволил тебе разрушить его личность?
— Ну, некоторое время он все же посопротивлялся, однако продолжалось это недолго. Другие до него тоже пытались — такова уж человеческая натура.
— А все-таки мне кажется, что ты боишься, и выдает тебя твоя же манера то и дело посматривать на часы. Если ты так и не доберешься до меня или не сможешь найти себе другого хозяина, то в итоге окажешься в оболочке, которая с каждой секундой будет все больше гнить и разлагаться. И тогда случится поистине немыслимое: живая душа даэмона окажется заперта внутри человеческого трупа.
Из горла Спанки вырвался протяжный рев, он шагнул вперед, едва сдерживаясь, чтобы не причинить мне какой-нибудь вред. Впрочем, на это он никогда бы не отважился, ибо я оставался его единственной надеждой на выживание.
— А скажи, Спанки, что случится завтра ночью в одну минуту первого? Ведь ты же не можешь просто так взять и вознестись к Небесам, правильно? Ты сам избрал путь смертного, а потому тебе предстоит либо продолжать следовать по нему, либо умереть.
Молчание. Я заметил, что он всегда молчал, когда я оказывался прав.
— Прежде чем умру я, погибнет масса невинных людей — если, конечно, ты добровольно не согласишься обменять свою жизнь на их жизни.
Уж в этом-то я ничуть не сомневался, однако в данный момент мне необходимо было заставить его раскрыть как можно больше своих карт. Мне требовалось время, чтобы хорошенько все обдумать.
— Я всегда полагал, что за крупномасштабными проявлениями жестокости таится страстная мольба о помощи. Ты действительно ни во что не ставишь человеческую жизнь, и поэтому именно ты, а не я войдешь в “Макдональдс” с автоматом в руках, чтобы стать очередным “героем”. И не слишком ли много усилий ты употребляешь всего лишь ради того, чтобы расшевелить мою совесть? Ты мог бы заново проделать со мной свои фокусы с галлюцинациями, однако пользы от этого все равно не будет. Что касается меня, то ты допустил одну принципиальную ошибку. Впрочем, не переживай, твоей вины в этом нет, ибо предсказать ее было попросту невозможно.
По его лицу пробежала тень, что показалось мне почти человеческой реакцией.
— О чем это ты толкуешь?
— Ты наивно полагал, что, предоставляя мне все то, о чем я мечтал, ты даровал мне свободу. Прекрасная одежда, шикарные апартаменты, сексуальные женщины — в общем, все те прелести жизни, которые можно увидеть по телевизору. Так называемые аксессуары. Я же всего лишь сменил одну ловушку на другую, более роскошно обставленную. Однако, отняв у меня все это, ты сделал меня по-настоящему свободным человеком. Теперь я действительно располагаю реальной силой.
Я повернулся и пошел прочь. У меня не было ни малейших сомнений в том, что он не осмелится причинить мне какой-нибудь вред, и все же я испытывал громадное напряжение, контролируя каждый свой шаг.
Что и говорить, я никак не мог помешать ему творить свои черные дела, и все же это двуногое сверхъестественное существо никоим образом не оправдало моих надежд. Для всего того, что зародилось в глубине человеческой психики, в нем не было ни обаяния, ни волшебства. Впрочем, в данный момент самым главным для меня было не выпускать его из виду, хотя я и так нисколько не сомневался в том, что он тоже не отважится слишком удаляться от меня. Стрелки часов едва миновали полночь — начинался отсчет последних суток земного существования Спанки. Разумеется, о том, чтобы хоть на минуту сомкнуть глаза, теперь не могло быть и речи.
— Мартин, я все равно одержу верх! — прокричал он мне вслед. — И если я умру, вместе со мной умрешь ты.
Выходя на улицу, я чувствовал, как ко мне снова возвращается былой страх, и едва было не позволил ему, как тогда, завладеть мною.
“Интересно, — пронеслось у меня в голове, — какой новый фортель он может выкинуть, чтобы заставить меня в очередной раз испытать то же самое чувство?”
Глава 34
Раздвоенность
Наступило утро среды, хотя до рассвета было еще далеко. Несмотря на прошедший дождь, на улицах по-прежнему ощущался затхлый запах минувшей ночи, в котором витали ароматы жареного лука, духов и человеческого пота. Это был запах перенаселенного города.
Спанки и я с некоторого расстояния наблюдали друг за другом.
Временами он перехватывал мой взгляд с противоположной стороны улицы и криво ухмылялся, словно намекая на характер сложившейся ситуации. Я же отчаянно пытался соображать, но ни к какому конкретному выводу так и не приходил. Я совершенно не представлял себе, как можно проникнуть в его планы, не обнажив при этом своих собственных мыслей.
Уходя из больницы, я прихватил дешевые наручные часы, лежавшие на соседней тумбочке, — их хозяин пребывал в состоянии комы, так что какое-то время они ему явно не понадобятся. Стрелки показывали четверть четвертого. Никогда еще время не тянулось так медленно, как сейчас.
Мы удалились от основных транспортных артерий города, углубившись в мрачные переулки. Даэмон шагал по противоположному тротуару, неизменно стараясь подстроиться под мой шаг, легонько подпрыгивая на цыпочках и явно выжидая удобного момента.
Мы оба прекрасно сознавали, что с каждой минутой его мощь становится все сильнее, и все же он продолжал сохранять дистанцию. Как знать, возможно, если бы я находился в непосредственной близости от него, мне удалось бы получить хоть какое-то представление относительно его намерений. В данный же момент я пребывал в полнейшем неведении о том, каков будет его следующий шаг, и постепенно начинал мириться с подобным положением. Я чертовски устал, безумно хотел спать, однако отлично понимал, что, если хотя бы на мгновение утрачу бдительность, он, возможно, воспользуется своей возросшей силой, чтобы установить надо мной полный контроль.
Шина на моем мизинце то и дело соскальзывала, однако главное неудобство представляла боль в правом колене, хотя я и пытался всячески скрыть это от него. Глянув в сторону Спанки, я инстинктивно почувствовал, что он наконец пришел к какому-то решению.
К четверти шестого у меня сложилось впечатление, что мы прошагали не меньше половины Северного Лондона, однако этому подонку, похоже, вообще была неведома усталость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
В одной насквозь провонявшей потом коробке, которая называлась бар “Боль”, я вроде бы напал на его след, однако тот уже, что называется, основательно простыл — я опоздал минимум на час. А Спанки теперь действительно оставлял за собой следы, которые были доступны моему глазу, — крохотные голубые блестки, сверкавшие, словно перхоть, в неоновом свете. В дискотеках он чувствовал себя как дома, а возможно, они и были тем единственным домом, который у него еще оставался. Он буквально расцветал в царившей там атмосфере едва прикрытой сексуальной агрессивности, которую неизменно генерировали подобного рода заведения. Жертвы и хищники, заполнявшие их, были все на виду, словно куски мяса, помеченные соответствующими бирками. По иронии судьбы все эти танцбары позаимствовали свои названия у модных мазохистских обрядов, хотя их владельцы толком даже и не знали, что значит невыносимая боль или отъявленная жестокость.
Покинув очередной бар, я двинулся к реке, по следам своего врага. Правая нога чертовски болела, то и дело заставляя умерять шаг, однако я вытеснял боль из своего сознания, стараясь сосредоточиться лишь на отметинах, оставленных Спанки, которые служили мне единственным ориентиром. Мысленно я уже представлял себе встречу со Спанки в небольшом, украшенном вымпелами и транспарантами закутке с танцплощадкой, который располагался позади Чаринг-Кросс-роуд и назывался “Жуткая несправедливость”.
В баре буквально яблоку негде было упасть. Я обратил внимание на то, что публика пила в основном пиво, это отчасти отличало ее от толпы, заполнявшей “Эвиан энд Экстаз”. Судя по всему, здесь праздновалось какое-то событие, а посетители были сплошь в карнавальных масках. Наиболее отчетливо след Спанки ощущался у края танцплощадки, примерно в таком же углу, в каком когда-то состоялось наше знакомство. Сам он уже ушел, однако след был еще совсем свежим, а потому я был уверен, что маршрут выбрал верно. “Интересно, — подумал я, — а он сам может чувствовать приближение охотника?”
Все это время я старательно маскировал свои мысли, хотя было чертовски трудно постоянно поддерживать столь высокий уровень их концентрации. Я снова подошел к главному входу в бар, но там след Спанки был заметно “прохладнее”. Вернувшись по нему к пожарному выходу, я снова ощутил его, причем так явственно, словно в нос мне ударил характерный аромат даэмона, пробивавшийся сквозь запахи пота и наркотиков, которые пронизывали атмосферу бара.
Толкнув заднюю дверь, я очутился в длинном и захламленном переулке, тянувшемся между двумя кирпичными административными зданиями, построенными в викторианском стиле. Сердце мое отчаянно колотилось о сломанные ребра, ибо я видел, что под воздействием тепла его тела голубоватые искорки светящихся следов местами приобретали янтарный оттенок. У меня не было сомнений, что оставившее их существо только что побывало здесь.
Свернув за угол, я тут же напрягся в предвкушении ожидавшего меня зрелища.
Ссутулившаяся фигура Спанки нависала над телом какой-то девушки, а отсвечивающие блеском окровавленные руки копошились в глубине ее груди. Девушка была мертва или, во всяком случае, умирала; ее бритая голова так сильно запрокинулась назад, что лицо оказалось прижатым к стене, а юбка, потемневшая от семени Спанки, была задрана поверх бедер, нелепо обнимавших его обнаженные ноги.
На сей раз рогатые отростки на спине Спанки отчетливо проступали сквозь шелковую ткань его синего пиджака, нацелившись своими заостренными концами в сторону затылка. Явно застигнутый в самый разгар жуткой похоти, он медленно повернул голову и глянул на меня красными, незрячими глазами. Из его рта, сведенного надменной ухмылкой, исторгались потоки слюны. Несмотря на внешнее сходство с человеком, даэмон уже не казался мне обычным смертным, ибо в нем, в сущности, не осталось ничего человеческого.
— Мартин...
Сейчас его голос скорее походил на какие-то утробные звуки, нечто среднее между человеческой речью и свиным хрюканьем. Не глядя на мертвую девушку, он выпустил ее из рук.
— Ты застал меня, что называется, на месте преступления. Да, я только что сожрал ее душу. Впрочем, особо там поживиться было нечем. Но если бы я знал о твоем приходе, то обязательно и тебе оставил бы кусочек.
— Но ты ведь знал, что я приду.
Он повернулся ко мне и взмахнул сочащимися кровью руками над все еще возбужденным членом. Со странным чувством разочарования я заметил, что его орган несколько уступал по размерам моему.
— По правде говоря, Мартин, я и в самом деле смутно предчувствовал твой приход.
— И посчитал бы себя чуть ли не оплеванным, если бы этого не случилось, не так ли? — проговорил я, одновременно поглядывая по сторонам в поисках выхода из переулка. — Ты же сам дал ясно понять, что мое присутствие сегодня необходимо более, чем когда-либо. С чего бы это, ты не скажешь?
— Мартин, я что-то совершенно не понимаю твоего изменившегося тона.
Пожалуй, еще никогда Спанки не был настолько опасен, как в эти минуты. Натянув штаны и застегнув ремень, он перешагнул через труп своей жертвы и, все так же потирая руки, медленно двинулся в мою сторону.
— Кстати, Спанки, ты помнишь, с какой неохотой я рассказывал тебе о своем брате? Просто мне не хотелось, чтобы ты догадался о моих чувствах к Джои, а потому я и носил память о нем в тайниках своего сердца. Потому-то Джои никогда не уходил слишком далеко от меня — я специально держал его рядом с собой, чтобы это воспоминание как бы обжигало меня. А кто сидит у тебя внутри? Кто тот молодой человек, который пригласил даэмона пожить в недрах своего тела?
— Мартин, моя бывшая личность в данный момент не представляет никакого интереса. С ней давно покончено. Завтра в полночь тело Уильяма Бомона окончательно умрет.
— И ты полагаешь, что обеспечил ему по-настоящему прекрасную жизнь?
— До встречи со мной он знал лишь каждодневную рутину беспросветной жизни. Разве кто-то упустил бы подобный повторный шанс? Я дал ему жизнь и молодость — как дам их также и тебе.
— Мне они не нужны.
— У тебя нет иного выбора.
Теперь нас разделяло менее трех футов, и я даже ощущал на себе горячее зловоние его едва сдерживаемого дыхания.
— Бомон позволил тебе разрушить его личность?
— Ну, некоторое время он все же посопротивлялся, однако продолжалось это недолго. Другие до него тоже пытались — такова уж человеческая натура.
— А все-таки мне кажется, что ты боишься, и выдает тебя твоя же манера то и дело посматривать на часы. Если ты так и не доберешься до меня или не сможешь найти себе другого хозяина, то в итоге окажешься в оболочке, которая с каждой секундой будет все больше гнить и разлагаться. И тогда случится поистине немыслимое: живая душа даэмона окажется заперта внутри человеческого трупа.
Из горла Спанки вырвался протяжный рев, он шагнул вперед, едва сдерживаясь, чтобы не причинить мне какой-нибудь вред. Впрочем, на это он никогда бы не отважился, ибо я оставался его единственной надеждой на выживание.
— А скажи, Спанки, что случится завтра ночью в одну минуту первого? Ведь ты же не можешь просто так взять и вознестись к Небесам, правильно? Ты сам избрал путь смертного, а потому тебе предстоит либо продолжать следовать по нему, либо умереть.
Молчание. Я заметил, что он всегда молчал, когда я оказывался прав.
— Прежде чем умру я, погибнет масса невинных людей — если, конечно, ты добровольно не согласишься обменять свою жизнь на их жизни.
Уж в этом-то я ничуть не сомневался, однако в данный момент мне необходимо было заставить его раскрыть как можно больше своих карт. Мне требовалось время, чтобы хорошенько все обдумать.
— Я всегда полагал, что за крупномасштабными проявлениями жестокости таится страстная мольба о помощи. Ты действительно ни во что не ставишь человеческую жизнь, и поэтому именно ты, а не я войдешь в “Макдональдс” с автоматом в руках, чтобы стать очередным “героем”. И не слишком ли много усилий ты употребляешь всего лишь ради того, чтобы расшевелить мою совесть? Ты мог бы заново проделать со мной свои фокусы с галлюцинациями, однако пользы от этого все равно не будет. Что касается меня, то ты допустил одну принципиальную ошибку. Впрочем, не переживай, твоей вины в этом нет, ибо предсказать ее было попросту невозможно.
По его лицу пробежала тень, что показалось мне почти человеческой реакцией.
— О чем это ты толкуешь?
— Ты наивно полагал, что, предоставляя мне все то, о чем я мечтал, ты даровал мне свободу. Прекрасная одежда, шикарные апартаменты, сексуальные женщины — в общем, все те прелести жизни, которые можно увидеть по телевизору. Так называемые аксессуары. Я же всего лишь сменил одну ловушку на другую, более роскошно обставленную. Однако, отняв у меня все это, ты сделал меня по-настоящему свободным человеком. Теперь я действительно располагаю реальной силой.
Я повернулся и пошел прочь. У меня не было ни малейших сомнений в том, что он не осмелится причинить мне какой-нибудь вред, и все же я испытывал громадное напряжение, контролируя каждый свой шаг.
Что и говорить, я никак не мог помешать ему творить свои черные дела, и все же это двуногое сверхъестественное существо никоим образом не оправдало моих надежд. Для всего того, что зародилось в глубине человеческой психики, в нем не было ни обаяния, ни волшебства. Впрочем, в данный момент самым главным для меня было не выпускать его из виду, хотя я и так нисколько не сомневался в том, что он тоже не отважится слишком удаляться от меня. Стрелки часов едва миновали полночь — начинался отсчет последних суток земного существования Спанки. Разумеется, о том, чтобы хоть на минуту сомкнуть глаза, теперь не могло быть и речи.
— Мартин, я все равно одержу верх! — прокричал он мне вслед. — И если я умру, вместе со мной умрешь ты.
Выходя на улицу, я чувствовал, как ко мне снова возвращается былой страх, и едва было не позволил ему, как тогда, завладеть мною.
“Интересно, — пронеслось у меня в голове, — какой новый фортель он может выкинуть, чтобы заставить меня в очередной раз испытать то же самое чувство?”
Глава 34
Раздвоенность
Наступило утро среды, хотя до рассвета было еще далеко. Несмотря на прошедший дождь, на улицах по-прежнему ощущался затхлый запах минувшей ночи, в котором витали ароматы жареного лука, духов и человеческого пота. Это был запах перенаселенного города.
Спанки и я с некоторого расстояния наблюдали друг за другом.
Временами он перехватывал мой взгляд с противоположной стороны улицы и криво ухмылялся, словно намекая на характер сложившейся ситуации. Я же отчаянно пытался соображать, но ни к какому конкретному выводу так и не приходил. Я совершенно не представлял себе, как можно проникнуть в его планы, не обнажив при этом своих собственных мыслей.
Уходя из больницы, я прихватил дешевые наручные часы, лежавшие на соседней тумбочке, — их хозяин пребывал в состоянии комы, так что какое-то время они ему явно не понадобятся. Стрелки показывали четверть четвертого. Никогда еще время не тянулось так медленно, как сейчас.
Мы удалились от основных транспортных артерий города, углубившись в мрачные переулки. Даэмон шагал по противоположному тротуару, неизменно стараясь подстроиться под мой шаг, легонько подпрыгивая на цыпочках и явно выжидая удобного момента.
Мы оба прекрасно сознавали, что с каждой минутой его мощь становится все сильнее, и все же он продолжал сохранять дистанцию. Как знать, возможно, если бы я находился в непосредственной близости от него, мне удалось бы получить хоть какое-то представление относительно его намерений. В данный же момент я пребывал в полнейшем неведении о том, каков будет его следующий шаг, и постепенно начинал мириться с подобным положением. Я чертовски устал, безумно хотел спать, однако отлично понимал, что, если хотя бы на мгновение утрачу бдительность, он, возможно, воспользуется своей возросшей силой, чтобы установить надо мной полный контроль.
Шина на моем мизинце то и дело соскальзывала, однако главное неудобство представляла боль в правом колене, хотя я и пытался всячески скрыть это от него. Глянув в сторону Спанки, я инстинктивно почувствовал, что он наконец пришел к какому-то решению.
К четверти шестого у меня сложилось впечатление, что мы прошагали не меньше половины Северного Лондона, однако этому подонку, похоже, вообще была неведома усталость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45