Из глаз исчезло прежнее тепло. Это он, ребенок, зловещее наследие, точил ее изнутри, питаясь ее любовью.
И доктор – он из того же стана врагов. Это он пытается сохранить жизнь ребенка.
– Мириам, перестань ходить к этому доктору, – потребовал он.
– Боже мой, Кевин, что с тобой происходит! Ты сошел с ума?
– Я не сошел с ума, Мириам. И ты это видишь сама.
Она посмотрела на него: ни жалости, ни сочувствия уже не было в этом взгляде. Он чувствовал только отвращение и страх.
– Кевин, зачем ты это сделал? Ради бога, ответь, почему из всех людей в мире ты решил убить именно мистера Милтона?
Охранник у двери вскинул брови и тут же отвел глаза в сторону.
– Ты не поверила мне с самого начала, не веришь и теперь, но все раскроется на суде.
– На суде? – Она усмехнулась. Как все это было на нее непохоже: вся мимика, жесты. Словно бы ее телом и душой уже овладел кто-то изнутри. Так же, наверное, обстояло с Глорией Джеффи. – Какого суда ты ждешь? Тебя признают виновным в убийстве, и ты лишаешь себя последней надежды – защиты таких адвокатов, как Пол, Тед или Дейв. Лучших адвокатов в городе и, быть может, во всей стране.
– Я сделал запрос на адвоката.
– Кто же это?
– Он почти неизвестен на уголовных процессах. Он мало кому известен, не богат и, самое главное, не связан с этим отребьем.
"Впрочем, – прибавил он про себя, – если я проиграю, он запросто может стать одним из них".
– Но, Кевин, разве благоразумно поступать так?
– Более чем благоразумно. У меня появится шанс открыть правду на процессе.
– Пол говорит, что тебя может спасти только медицинское освидетельствование. Обвинение выдвигает убийство первой степени. Если это будет прокурорская экспертиза, тебя признают находившимся в полном сознании. Пол говорит, что это заблокирует линию защиты – единственная надежда для тебя будет потеряна.
– Еще бы. Уж он-то найдет тебе любых медицинских экспертов. И меня признают окончательно безумным.
– О да! Он предлагает замечательного доктора, к которому фирма уже раньше обращалась.
Намек понятен, подумал он. С каждой минутой было все яснее – она становится одной из них. Бесполезно говорить с ней до окончания процесса.
– Доктора сказали однозначно: я психически здоров и способен отвечать за свои поступки. Если же меня признают невменяемым, правды не узнает никто.
Он подался вперед, осторожно, стараясь не привлечь внимания надзирателя.
– Но этого никогда не случится, Мириам. Мы не станем обращаться за повторной экспертизой. Никогда. – И решительно рубанул ладонью по столу, так, что она даже привскочила.
Мириам пискнула и закрыла рот ладонью. Глаза ее остекленели, наливаясь влагой. Она покачала головой.
– Все просто убиты тем, что случилось – наши родители, коллеги, Норма и Джин.
– А как же Хелен? – он скривился в безумной усмешке. – Вы, поди, про нее уже забыли, в этой суматохе? И ты, и все остальные.
– Я не забыла про нее. И никто не забыл. В том, что случилось с тобой, есть и ее вина, но она была очень больна и не отвечала за то, что делала и говорила.
Открыв ридикюль, Мириам достала оттуда дамский платочек, чтобы промокнуть слезы на щеках. Затем она выудила маленькое зеркальце и стала поправлять косметику – тот урон, что был нанесен ей слезами.
– Слава богу, она пошла на поправку.
– В самом деле? – Он сдвинулся в сторону. – И как именно? Она умерла?
– Кевин, что ты такое говоришь. Если я говорю – пошла на поправку – это значит, что ей стало лучше. Лечение помогло. Она вышла из комы. Появился аппетит, она уже может говорить вполне вразумительно. Пол надеется, что через неделю ее можно будет забрать домой.
– Вот как? Домой? Она никогда не изъявляла желания туда возвращаться.
– А вот теперь, представь себе, постоянно только об этом и спрашивает – когда мы заберем ее туда. Норма и Джин постоянно ее навещают. Говорят, это прямо чудо.
– Вот как? – усмехнулся он откровенно.
– Теперь ты понимаешь, что может сделать медицина. Если бы тобой некоторое время занялись психиатры.
– Нет уж, спасибо, – он встал и покачал головой.
– Кевин!
– Ты лучше иди, Мириам, я в самом деле устал и должен подготовиться к разговору с адвокатом. Главное – держи меня в курсе дела, если с тобой что-то произойдет.
– То есть?
– Скоро это случится.
– Что случится? Кевин, ты снова пугаешь меня.
– Увидишь, – лаконично отозвался он поднимаясь.
Скрестив руки за спиной, он повернулся к решетке. Странно, подумалось ему вдруг. Если Хелен в самом деле пошла на поправку, то с чего это ее потянуло обратно? Или ее чем-то напичкали в амбулатории – стерли память и все остальное? А вдруг ей сделали лоботомию?
И почему Мириам беременна? Отец Винсент ведь сказал, что, как только дьявол окажется умерщвлен – в его телесном обличье, то и его потомство в людях исчезнет. Почему все затягивается? И сколько это еще будет продолжаться? Или он не знал про этого доктора, который работает на фирму? Надо поговорить с ним. Почему священник так ни разу и не явился повидаться с ним? И почему он вызвал полицию? Это было неотъемлемой частью ритуала?
Много непонятного ... слишком много. Ему предстоит защищаться на процессе самостоятельно. Он докажет, что совершил убийство в пределах необходимой самообороны. Это будет пик его юридической карьеры: он будет отстаивать свои интересы, свою правду один, без адвоката со стороны, и докажет всем, что он спас человечество, убив дьявола.
– Мы запросили на освидетельствование данные с компьютера, – пробормотал он, – и показания Беверли Морган. А потом еще есть Маккензи, который может рассказать об их последней встрече, отец Винсент... человек духовного сана, к тому же психиатр, который верит в существование дьявола.
– Со мной все в порядке, – твердил он, по пути в камеру.
– Само собой, – откликнулся надзиратель. – Пока ты в наших руках.
Кевин не услышал его. Когда за ним закрылась железная дверь, он бросился к койке и через несколько секунд уже лихорадочно строчил в блокноте, вытащенном из-под подушки.
* * *
Имя адвоката было Уильям Самсон. Двадцатисемилетний юрист походил больше всего на молодого Ван Джонсона – типичный американец, юный, свеженький, как кусок яблочного пирога. Самсон отказывался верить своей удаче. Такое громкое дело плыло прямо в руки. Прежде у него была всего одна уголовная защита: оправдание девятнадцатилетнего ученика колледжа, обвиненного в ограблении винно-водочной лавки, неподалеку от университета, с применением оружия. Грабитель был в лыжной маске, и полиция по горячим следам обнаружила у парня такую же дома, при отсутствии прочего горнолыжного снаряжения. Лыжником он не был. К тому же подходил под внешнее описание, соответствуя ростом и телосложением, и были весьма серьезные свидетельские показания, что у него карточные долги. И все же были сомнения в его виновности, поскольку полиция так и не обнаружила пистолета, и, к тому же, подруга подтверждала его алиби, свидетельствуя, что в тот вечер подозреваемый был у нее.
Однако Самсон ничуть не сомневался в том, что она лжет. У него была слабая вера в свидетельские показания, пусть даже под присягой. Узнав об этом, подружка тут же впала в панику. За день до суда он посоветовал клиенту пойти на переговоры. Он убедил прокурора ограничиться только невооруженным нападением. Поскольку это была первая судимость, сошлись на шести месяцах заключения плюс пять лет условно.
Кевин не был посвящен в детали преступления. Да ему и дела не было. Ему был нужен по возможности честный юрист, не подверженный дьявольскому растлению, вот и все. На первой встрече Кевин объяснил адвокату, что он намерен отстаивать убийство в целях самозащиты. Самсон терпеливо выслушал, делая пометки, но чем дальше говорил Кевин, тем яснее становилось, что помощи ждать неоткуда. Самсон уже составил мнение о клиенте: сумасброд, типичный случай истерической паранойи. С особенным воодушевлением он порекомендовал повторную медэкспертизу.
Кевин отказался.
– Именно этого они и добиваются, – сказал он. – Хотят, чтобы моя речь на процессе прозвучала как слова безумца.
– В таком случае вынужден признать, что не смогу защищать вас, – с чистой совестью заявил Уильям Самсон. – Никто не поверит подобным мотивам преступления. Так что простите, мистер Тейлор...
Кевина разочаровала его реакция, однако он не подал виду. Уильям Самсон, быть может, был подающим надежды молодым адвокатом, но и он действовал в рамках системы, являясь, по сути, ее рабом. Он тоже в свое время был тружеником системы. Неожиданно это чувство придало ему новые силы.
– В таком случае я буду сам себя защищать, – заявил он. – Но, все равно, приходите. Быть может, удивитесь.
Уильям Самсон уже и без того успел удивиться, узнав, что психиатры признали его предполагаемого подзащитного полностью дееспособным. Этот молодой человек готов был из кожи вон лезть ради оправдания своих подзащитных, как это часто бывает с ретивыми начинающими адвокатами. Конечно, он подозревал, что Кевин Тейлор темнит, скрывая настоящие мотивы преступления, прикрывая их идеей о проделках Сатаны и его приспешников.
Когда Кевин прочел заключение психиатрической комиссии, первое, что он подумал: это – шанс. Теперь он получил возможность выступить на процессе, как человек, находящийся в здравом уме и трезвой памяти. Люди должны это услышать. Неужели сан отца Винсента не убедит дюжину присяжных?
Однако все обернулось крахом.
Во-первых, никаких файлов "Будущее" в конторе Джона Милтона не оказалось. Они просто исчезли. Назначенная комиссия не отыскала ровным счетом ничего и близко похожего на описываемые им документы. Файлы просто исчезли. Они не числились в списке меню.
– Они уничтожили их, – убежденно заявил Кевин. – Я мог это предполагать.
Само собой, никто не прислушался к его словам, и тем не менее он считал, что игра еще не проиграна.
В первый день процесса Тодд Ланген, очередной помощник окружного прокурора, чуть старше Боба Маккензи, но с более внушительным и располагающим видом, развернул на процессе линию обвинения. Ланген напомнил Кевину его самого. Он, помнится, в свое время был таким же самоуверенным и самодовольным. Прокурор заверил присутствующих, что перед ними – вполне обычное дело, замешенное на ревности. Ланген объявил Кевина хладнокровным убийцей, сочинившим в свое оправдание смехотворную историю в надежде на снисходительность медицинской комиссии. Стало быть, и речи не может идти о том, что он умертвил Джона Милтона в целях самообороны. Это было хладнокровно и расчетливо подготовленное убийство. Норма и Джин также предстали перед судом, подтвердив то, что Кевин рассказывал Мириам о Джоне Милтоне, по сути, из ревности клевеща на него. Они – с удивлением в глазах – рассказали, что он требовал аборта, заподозрив ее в том, что она беременна от шефа Мириам, по их словам, была совершенно убита подобным отношением супруга к первенцу.
На перекрестном допросе Кевин пытался вывести обеих на разговор о судьбе Глории и Ричарда Джеффи, однако не получил ни слова в поддержку своей версии. Тогда он перешел к показаниям Хелен Сколфилд, отсутствующей на процессе. Однако подруги отказались признать, что слышали от Хелен что-либо подобное. После чего Ланген вторично опросил их: и Джин показала лишь то, что Хелен по-прежнему находится на излечении.
– Едва ли можно признать, что данная особа находится в здравом уме и твердой памяти, – заключил Ланген. После чего обернулся к жюри присяжных: – И, само собой, мистер Тейлор, в прошлом блестящий и подающий надежды молодой адвокат, недавно выигравший дело в суде, не мог не отдавать себе в этом отчета.
Затем к присяге были приведены Пол, Дейв и Тед. Все они подтвердили благородный характер мистера Милтона и лучшие намерения покойного. Они рассказывали о его преданности правосудию и о тех благодеяниях, которые он успел сделать для них и их близких. Снова пошли разговоры о преданности семейной фирме и полное отрицание того, что Джон Милтон был бабником и когда-либо покушался на их жен.
Кевин довольно скоро понял, что дальнейший опрос свидетелей – дело совершенно бесполезное. Они были детьми Джона Милтона, готовыми солгать и под присягой. Судья поднял молоток, утихомиривая шум в зале.
Затем обвинение выставило вещественное доказательство – окровавленный клинок в виде распятия. На нем были отпечатки пальцев, освидетельствованные экспертом. Впрочем, Кевин ничего не отрицал.
Ланген уверенно завершил линию обвинения.
Кевин собирался выйти к барьеру, чтобы изложить свою версию, но решил, что сначала лучше выпустить последних свидетелей. Он собирался начать с Беверли Морган. Однако она не смогла явиться на процесс. Бывшая медсестра-сиделка семейства Ротбергов ныне находилась в госпитале, в состоянии тяжелого алкогольного отравления. Присутствующий лечащий врач заверил состав суда: весьма маловероятно, что она появится на процессе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
И доктор – он из того же стана врагов. Это он пытается сохранить жизнь ребенка.
– Мириам, перестань ходить к этому доктору, – потребовал он.
– Боже мой, Кевин, что с тобой происходит! Ты сошел с ума?
– Я не сошел с ума, Мириам. И ты это видишь сама.
Она посмотрела на него: ни жалости, ни сочувствия уже не было в этом взгляде. Он чувствовал только отвращение и страх.
– Кевин, зачем ты это сделал? Ради бога, ответь, почему из всех людей в мире ты решил убить именно мистера Милтона?
Охранник у двери вскинул брови и тут же отвел глаза в сторону.
– Ты не поверила мне с самого начала, не веришь и теперь, но все раскроется на суде.
– На суде? – Она усмехнулась. Как все это было на нее непохоже: вся мимика, жесты. Словно бы ее телом и душой уже овладел кто-то изнутри. Так же, наверное, обстояло с Глорией Джеффи. – Какого суда ты ждешь? Тебя признают виновным в убийстве, и ты лишаешь себя последней надежды – защиты таких адвокатов, как Пол, Тед или Дейв. Лучших адвокатов в городе и, быть может, во всей стране.
– Я сделал запрос на адвоката.
– Кто же это?
– Он почти неизвестен на уголовных процессах. Он мало кому известен, не богат и, самое главное, не связан с этим отребьем.
"Впрочем, – прибавил он про себя, – если я проиграю, он запросто может стать одним из них".
– Но, Кевин, разве благоразумно поступать так?
– Более чем благоразумно. У меня появится шанс открыть правду на процессе.
– Пол говорит, что тебя может спасти только медицинское освидетельствование. Обвинение выдвигает убийство первой степени. Если это будет прокурорская экспертиза, тебя признают находившимся в полном сознании. Пол говорит, что это заблокирует линию защиты – единственная надежда для тебя будет потеряна.
– Еще бы. Уж он-то найдет тебе любых медицинских экспертов. И меня признают окончательно безумным.
– О да! Он предлагает замечательного доктора, к которому фирма уже раньше обращалась.
Намек понятен, подумал он. С каждой минутой было все яснее – она становится одной из них. Бесполезно говорить с ней до окончания процесса.
– Доктора сказали однозначно: я психически здоров и способен отвечать за свои поступки. Если же меня признают невменяемым, правды не узнает никто.
Он подался вперед, осторожно, стараясь не привлечь внимания надзирателя.
– Но этого никогда не случится, Мириам. Мы не станем обращаться за повторной экспертизой. Никогда. – И решительно рубанул ладонью по столу, так, что она даже привскочила.
Мириам пискнула и закрыла рот ладонью. Глаза ее остекленели, наливаясь влагой. Она покачала головой.
– Все просто убиты тем, что случилось – наши родители, коллеги, Норма и Джин.
– А как же Хелен? – он скривился в безумной усмешке. – Вы, поди, про нее уже забыли, в этой суматохе? И ты, и все остальные.
– Я не забыла про нее. И никто не забыл. В том, что случилось с тобой, есть и ее вина, но она была очень больна и не отвечала за то, что делала и говорила.
Открыв ридикюль, Мириам достала оттуда дамский платочек, чтобы промокнуть слезы на щеках. Затем она выудила маленькое зеркальце и стала поправлять косметику – тот урон, что был нанесен ей слезами.
– Слава богу, она пошла на поправку.
– В самом деле? – Он сдвинулся в сторону. – И как именно? Она умерла?
– Кевин, что ты такое говоришь. Если я говорю – пошла на поправку – это значит, что ей стало лучше. Лечение помогло. Она вышла из комы. Появился аппетит, она уже может говорить вполне вразумительно. Пол надеется, что через неделю ее можно будет забрать домой.
– Вот как? Домой? Она никогда не изъявляла желания туда возвращаться.
– А вот теперь, представь себе, постоянно только об этом и спрашивает – когда мы заберем ее туда. Норма и Джин постоянно ее навещают. Говорят, это прямо чудо.
– Вот как? – усмехнулся он откровенно.
– Теперь ты понимаешь, что может сделать медицина. Если бы тобой некоторое время занялись психиатры.
– Нет уж, спасибо, – он встал и покачал головой.
– Кевин!
– Ты лучше иди, Мириам, я в самом деле устал и должен подготовиться к разговору с адвокатом. Главное – держи меня в курсе дела, если с тобой что-то произойдет.
– То есть?
– Скоро это случится.
– Что случится? Кевин, ты снова пугаешь меня.
– Увидишь, – лаконично отозвался он поднимаясь.
Скрестив руки за спиной, он повернулся к решетке. Странно, подумалось ему вдруг. Если Хелен в самом деле пошла на поправку, то с чего это ее потянуло обратно? Или ее чем-то напичкали в амбулатории – стерли память и все остальное? А вдруг ей сделали лоботомию?
И почему Мириам беременна? Отец Винсент ведь сказал, что, как только дьявол окажется умерщвлен – в его телесном обличье, то и его потомство в людях исчезнет. Почему все затягивается? И сколько это еще будет продолжаться? Или он не знал про этого доктора, который работает на фирму? Надо поговорить с ним. Почему священник так ни разу и не явился повидаться с ним? И почему он вызвал полицию? Это было неотъемлемой частью ритуала?
Много непонятного ... слишком много. Ему предстоит защищаться на процессе самостоятельно. Он докажет, что совершил убийство в пределах необходимой самообороны. Это будет пик его юридической карьеры: он будет отстаивать свои интересы, свою правду один, без адвоката со стороны, и докажет всем, что он спас человечество, убив дьявола.
– Мы запросили на освидетельствование данные с компьютера, – пробормотал он, – и показания Беверли Морган. А потом еще есть Маккензи, который может рассказать об их последней встрече, отец Винсент... человек духовного сана, к тому же психиатр, который верит в существование дьявола.
– Со мной все в порядке, – твердил он, по пути в камеру.
– Само собой, – откликнулся надзиратель. – Пока ты в наших руках.
Кевин не услышал его. Когда за ним закрылась железная дверь, он бросился к койке и через несколько секунд уже лихорадочно строчил в блокноте, вытащенном из-под подушки.
* * *
Имя адвоката было Уильям Самсон. Двадцатисемилетний юрист походил больше всего на молодого Ван Джонсона – типичный американец, юный, свеженький, как кусок яблочного пирога. Самсон отказывался верить своей удаче. Такое громкое дело плыло прямо в руки. Прежде у него была всего одна уголовная защита: оправдание девятнадцатилетнего ученика колледжа, обвиненного в ограблении винно-водочной лавки, неподалеку от университета, с применением оружия. Грабитель был в лыжной маске, и полиция по горячим следам обнаружила у парня такую же дома, при отсутствии прочего горнолыжного снаряжения. Лыжником он не был. К тому же подходил под внешнее описание, соответствуя ростом и телосложением, и были весьма серьезные свидетельские показания, что у него карточные долги. И все же были сомнения в его виновности, поскольку полиция так и не обнаружила пистолета, и, к тому же, подруга подтверждала его алиби, свидетельствуя, что в тот вечер подозреваемый был у нее.
Однако Самсон ничуть не сомневался в том, что она лжет. У него была слабая вера в свидетельские показания, пусть даже под присягой. Узнав об этом, подружка тут же впала в панику. За день до суда он посоветовал клиенту пойти на переговоры. Он убедил прокурора ограничиться только невооруженным нападением. Поскольку это была первая судимость, сошлись на шести месяцах заключения плюс пять лет условно.
Кевин не был посвящен в детали преступления. Да ему и дела не было. Ему был нужен по возможности честный юрист, не подверженный дьявольскому растлению, вот и все. На первой встрече Кевин объяснил адвокату, что он намерен отстаивать убийство в целях самозащиты. Самсон терпеливо выслушал, делая пометки, но чем дальше говорил Кевин, тем яснее становилось, что помощи ждать неоткуда. Самсон уже составил мнение о клиенте: сумасброд, типичный случай истерической паранойи. С особенным воодушевлением он порекомендовал повторную медэкспертизу.
Кевин отказался.
– Именно этого они и добиваются, – сказал он. – Хотят, чтобы моя речь на процессе прозвучала как слова безумца.
– В таком случае вынужден признать, что не смогу защищать вас, – с чистой совестью заявил Уильям Самсон. – Никто не поверит подобным мотивам преступления. Так что простите, мистер Тейлор...
Кевина разочаровала его реакция, однако он не подал виду. Уильям Самсон, быть может, был подающим надежды молодым адвокатом, но и он действовал в рамках системы, являясь, по сути, ее рабом. Он тоже в свое время был тружеником системы. Неожиданно это чувство придало ему новые силы.
– В таком случае я буду сам себя защищать, – заявил он. – Но, все равно, приходите. Быть может, удивитесь.
Уильям Самсон уже и без того успел удивиться, узнав, что психиатры признали его предполагаемого подзащитного полностью дееспособным. Этот молодой человек готов был из кожи вон лезть ради оправдания своих подзащитных, как это часто бывает с ретивыми начинающими адвокатами. Конечно, он подозревал, что Кевин Тейлор темнит, скрывая настоящие мотивы преступления, прикрывая их идеей о проделках Сатаны и его приспешников.
Когда Кевин прочел заключение психиатрической комиссии, первое, что он подумал: это – шанс. Теперь он получил возможность выступить на процессе, как человек, находящийся в здравом уме и трезвой памяти. Люди должны это услышать. Неужели сан отца Винсента не убедит дюжину присяжных?
Однако все обернулось крахом.
Во-первых, никаких файлов "Будущее" в конторе Джона Милтона не оказалось. Они просто исчезли. Назначенная комиссия не отыскала ровным счетом ничего и близко похожего на описываемые им документы. Файлы просто исчезли. Они не числились в списке меню.
– Они уничтожили их, – убежденно заявил Кевин. – Я мог это предполагать.
Само собой, никто не прислушался к его словам, и тем не менее он считал, что игра еще не проиграна.
В первый день процесса Тодд Ланген, очередной помощник окружного прокурора, чуть старше Боба Маккензи, но с более внушительным и располагающим видом, развернул на процессе линию обвинения. Ланген напомнил Кевину его самого. Он, помнится, в свое время был таким же самоуверенным и самодовольным. Прокурор заверил присутствующих, что перед ними – вполне обычное дело, замешенное на ревности. Ланген объявил Кевина хладнокровным убийцей, сочинившим в свое оправдание смехотворную историю в надежде на снисходительность медицинской комиссии. Стало быть, и речи не может идти о том, что он умертвил Джона Милтона в целях самообороны. Это было хладнокровно и расчетливо подготовленное убийство. Норма и Джин также предстали перед судом, подтвердив то, что Кевин рассказывал Мириам о Джоне Милтоне, по сути, из ревности клевеща на него. Они – с удивлением в глазах – рассказали, что он требовал аборта, заподозрив ее в том, что она беременна от шефа Мириам, по их словам, была совершенно убита подобным отношением супруга к первенцу.
На перекрестном допросе Кевин пытался вывести обеих на разговор о судьбе Глории и Ричарда Джеффи, однако не получил ни слова в поддержку своей версии. Тогда он перешел к показаниям Хелен Сколфилд, отсутствующей на процессе. Однако подруги отказались признать, что слышали от Хелен что-либо подобное. После чего Ланген вторично опросил их: и Джин показала лишь то, что Хелен по-прежнему находится на излечении.
– Едва ли можно признать, что данная особа находится в здравом уме и твердой памяти, – заключил Ланген. После чего обернулся к жюри присяжных: – И, само собой, мистер Тейлор, в прошлом блестящий и подающий надежды молодой адвокат, недавно выигравший дело в суде, не мог не отдавать себе в этом отчета.
Затем к присяге были приведены Пол, Дейв и Тед. Все они подтвердили благородный характер мистера Милтона и лучшие намерения покойного. Они рассказывали о его преданности правосудию и о тех благодеяниях, которые он успел сделать для них и их близких. Снова пошли разговоры о преданности семейной фирме и полное отрицание того, что Джон Милтон был бабником и когда-либо покушался на их жен.
Кевин довольно скоро понял, что дальнейший опрос свидетелей – дело совершенно бесполезное. Они были детьми Джона Милтона, готовыми солгать и под присягой. Судья поднял молоток, утихомиривая шум в зале.
Затем обвинение выставило вещественное доказательство – окровавленный клинок в виде распятия. На нем были отпечатки пальцев, освидетельствованные экспертом. Впрочем, Кевин ничего не отрицал.
Ланген уверенно завершил линию обвинения.
Кевин собирался выйти к барьеру, чтобы изложить свою версию, но решил, что сначала лучше выпустить последних свидетелей. Он собирался начать с Беверли Морган. Однако она не смогла явиться на процесс. Бывшая медсестра-сиделка семейства Ротбергов ныне находилась в госпитале, в состоянии тяжелого алкогольного отравления. Присутствующий лечащий врач заверил состав суда: весьма маловероятно, что она появится на процессе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39