Оставшаяся часть выходных прошла прекрасно. В субботу все три супружеские пары и одинокий Пол отправились на бродвейское шоу. Благодаря связям мистера Милтона они достали билеты на престижные места в передних рядах. Пол вскоре отпросился, сказав, что Хелен надо свозить к доктору. Он обещал присоединиться к обеду, если получится, но так и не появился. Позже он рассказал, что Хелен так и не удалось расшевелить, и он пробыл с ней весь день дома, потому что не хотел оставлять ее в одиночестве.
В воскресенье все собрались в пентхаузе смотреть футбол. Появился Пол, но без Хелен, оставшейся в апартаментах. Она продолжала отдыхать от вечеринки. Он сказал, что ей выписали новые, более сильные транквилизаторы.
– Придется нанять ей сиделку, – обреченно сказал Пол. – По счастью, сиделка Ричарда Джеффи, мисс Лончем свободна. Так что не удивляйтесь, если скоро увидите ее у нас на лестнице. Если не наступит улучшений в ближайшее время, – предупредил он всех, – придется отправить ее в санаторий.
– Ты делаешь для нее все возможное, Пол, – заверил его мистер Милтон и отвел в сторону для разговора. Норма с Джин принесли горячего маслянистого попкорна, приготовленного на кухне мистера Милтона, и всеобщее внимание обратилось к игре.
На следующей неделе работы в фирме был непочатый край. Дело Пола пошло в суд, а Дейв с Тедом взяли новых клиентов. Дейв защищал сына доктора, который, как утверждало обвинение, таскал наркотики у отца и торговал ими в колледже. Теду достался рутинный грабеж со взломом: взломщик оказался старым клиентом фирмы, вышедшим сухим из воды на прошлом процессе. Теперь у Дейва была лишь неделя на то, чтобы договориться на четверть срока, которые получит клиент, когда дело попадет в суд.
Дело Пола также развивалось согласно плану. Решимость окружного прокурора доказать во что бы то ни стало вину Филипа Галана в убийстве младшего брата оказалось стратегической оплошностью. Несмотря на отсутствие раскаяния со стороны малолетнего убийцы, Полу удалось привлечь к делу психиатров-экспертов, подтвердивших возрастные и индивидуальные расстройства его психики. Как и предполагал Пол, ему удалось доказать, что большая часть вины лежит на родителях. В результате Филип был отправлен на принудительное лечение в психиатрическую клинику.
В четверг у Кевина была встреча с Беверли Морган, сиделкой Максин Ротберг. Она уволилась сразу после смерти подопечной и проживала у своей сестры в Мидлтауне, Нью-Йорк, в небольшом городке в полутора часах езды от Манхэттена. Для поездки Кевин взял лимузин Харона.
Сестра Беверли Морган владела небольшим особнячком на одной из улиц, на окраине. Соседями ее были люди с низким доходом, улочка была узкой, дома старыми и обветшалыми, с прогнувшимися козырьками подъездов и выбоинами на растрескавшемся тротуаре. В пригороде мело куда больше, чем в Нью-Йорке, и улочка утонула в сугробах, не убранных со времени последнего снегопада. Обстановка была, прямо сказать, угнетающая, как будто он вернулся в прошлый век. Беверли Морган оказалась дома одна. Полная невысокая негритянка, лет под шестьдесят (по документам – пятьдесят два), с копной курчавых черных волос с проседью. Подстрижена она была кое-как, скорее всего, ножницами сестры или местного дилетанта-парикмахера.
Она уставилась на него большими черными маслинами глаз, с яркими голубоватыми белками, – и Кевину стало не по себе. На ней был ярко-зеленый свитер с желтоватым отливом, надетый поверх короткого зеленого халата – перекрашенной униформы сиделки. Еще не ответив на приветствие, она с опаской и любопытством посмотрела на лимузин. Таких машин здесь не видывали. Харон, стоявший у дверцы с водительской стороны, спокойно встретил ее взгляд.
– Так вы адвокат? – переспросила Беверли Морган, по-прежнему глядя в сторону Харона.
– Да, мадам. Кевин Тейлор.
Кивнув, она отступила, впуская его в дом, замешкавшись только для того, чтобы еще раз взглянуть на Харона, захлопнувшего за собой дверцу. Тесная прихожая была устлана протертой ковровой дорожкой, выцветшей и в пятнах. Здесь его встретила потемневшая вешалка с рогами для шляп и крючками для пальто, некогда сделанная из белой сосны, и квадратное метровое зеркало на стене, в раме из того же материала.
– Можете оставить пальто здесь, – сказала Беверли, кивнув на вешалку.
– Спасибо. – Кевин скинул замшевую куртку и вместе с шерстяным пальто пристроил на деревянной рогульке. По всему дому растекался непередаваемый аромат – где-то жарились цыплята. Рот его наполнился слюной. – Пахнет приятно.
– Гм, – неопределенно сказала она, с каким-то колебанием, и повела его в гостиную, небольшую комнатку с раскаленной угольной печкой. Кевин ослабил узел галстука и огляделся. Мебель была как будто из комиссионного магазина, старомодная и подержанная, диванные подушки протерты на швах. Единственным привлекательным предметом были старинные часы.
– Какие у вас замечательные часы, – заметил он.
– Они мне достались от отца. Я с ними пережила трудные времена, но никогда не расставалась. Присаживайтесь. Хотите чаю?
– Нет, нет, спасибо.
– Ну, тогда давайте к делу. Мне уже приходилось иметь дело с адвокатами, – сказала она, опускаясь в кресло цвета кофе с молоком, стоявшее как раз напротив дивана Здесь все было расставлено так, чтобы не приходилось далеко ходить. Закинув ногу на ногу, она усмехнулась со значением, давая понять, что опыт общения с адвокатами был не из приятных.
– Это дело крайней важности.
– Еще бы, как все у богатых людей.
Кевин попытался улыбнуться. Он заметил бутылку бурбона в нижней части книжной этажерки, и рядом стаканчик. На дне осталось еще немного виски, что говорило о том, что в ожидании его приезда хозяйка неплохо коротала время. Кевин открыл свой "дипломат", извлекая оттуда продолговатый блокнот. Затем достал ручку и изготовился писать.
– Что вы можете рассказать об обстоятельствах смерти миссис Ротберг?
– То же самое, что уже рассказывала окружному прокурору, – монотонно отвечала она. Видимо, расспросы по этому делу уже порядком ей надоели. – Я зашла в комнату и увидела, что она лежит на кровати, как-то странно раскинув руки, – она никогда так не спала. Сперва я подумала, что у нее был сердечный приступ. Я сразу побежала к телефону, вызвала "скорую", до ее приезда пробовала делать массаж сердца, потом дозванивалась в отель мистеру Ротбергу.
– Когда вы последний раз видели ее в сознании?
– Сразу после обеда. Я немного посидела возле нее, потом она сказала, что устала, но попросила не выключать телевизор. Тогда я пошла смотреть телевизор к себе в комнату. Когда я вернулась, она была мертва.
– И в этот день вы дали ей обычную дозу инсулина?
– Само собой.
– Вы уверены, что дали ей точную дозу?
– Еще бы, – твердо сказала негритянка.
– Понятно. – Кевин сделал вид, что записывает что-то в блокнот. На самом деле все, что он там написал, было словосочетание "Глухая оборона". Хотя в ее положении ничего другого не оставалось.
– Давайте прямо к делу, Беверли. Ничего, что я вас так называю?
– Меня так и зовут.
– Да. Так вот, позвольте задать вам прямой вопрос, чтобы я не отнимал ваше время понапрасну.
Она согласно кивнула, но глаза ее подозрительно сощурились.
– Вы знаете, в чем обвиняется мистер Ротберг? Вы видели его в спальне жены, после того как вышли оттуда?
– Нет. Я сразу пошла к себе. Я же сказала.
– Та-ак. – Он сделал паузу и опять зачертил в блокноте. После некоторого колебания он продолжал: – А как насчет коробки с ампулами, найденной в спальне мистера Ротберга? У вас есть какие-нибудь предположения, как она могла туда попасть?
Она покачала головой.
– Беверли, вам, должно быть, известно, что мистер Ротберг встречался с кем-то на стороне.
– Еще бы. Об этом кто только не знал. Такое в секрете не удержишь, работая в отеле.
– И миссис Ротберг тоже знала об этом?
– Само собой.
– Она когда-нибудь говорила с вами об этом?
– Нет. Она же была леди до кончиков ногтей.
Это Беверли сказала с явной гордостью за прежнюю хозяйку.
– Откуда же вы знаете, что ей было известно об измене мужа? – тут же спросил он, невольно переходя на тон и манеры перекрестного допроса.
– Она должна была знать. Ее же навещали, рассказывали новости.
– И вы слышали, как кто-то сообщил ей об измене мужа?
Она колебалась.
– Нет, я не имею в виду, что вы подслушивали, но, постоянно присутствуя рядом...
– Ну да, слышала кое-что.
– Ясно. И точно так же, по чистой случайности, вы услышали разговор, который состоялся между мистером и миссис Ротберг по этому поводу?
– Хотите спросить: поругались ли они? Я не слышала, что именно там между ними разгорелось, но после его ухода она здорово разозлилась.
Кевин многозначительно хмыкнул, задержав на ней взгляд.
– А не скажете, в каком состоянии она была после его ухода? Видимо, в депрессии, в подавленном состоянии?
– Да уж, конечно, радоваться ей было нечего. Она же инвалид, а муженек ходит на сторону. Но, хоть ей и несладко приходилось, эта женщина всегда держала себя в руках и умела сохранять присутствие духа. И такой была до самого конца. Настоящей леди, понимаете? – с неожиданным жаром воскликнула Беверли.
– Да, конечно. – Он откинулся на диванную подушку, чтоб не затекала нога. – Но и вам, Беверли, тоже ведь несладко приходилось в жизни, не так ли? – спросил он самым дружелюбным и располагающим тоном.
– Мне? Что вы имеете в виду?
– Вашу жизнь, вашу семью.
– Ну да, и меня потрепало.
Кевин повел глазами в сторону бутылки с бурбоном.
– Пьете, Беверли?
Она тут же вся подобралась, выпрямилась. Как бывает у алкоголиков, когда их уличают в тайном пороке.
– В отеле вы тоже предавались этой привычке?
– Я иногда выпиваю, для тонуса.
– И сколько раз в течение дня вы... поддерживаете тонус? Должен предупредить вас, об этом известно многим, – он подался вперед, переходя в атаку.
– Это никогда не мешало моей работе, мистер Тейлор. Свою работу я исполняю добросовестно.
– Но, как медсестре, вам должно быть известно, что люди, злоупотребляющие спиртным, не отдают себе отчета, много они пьют или мало, и не оценивают здраво влияние алкоголя на их сознание.
– Я не алкоголичка. И не собираюсь признавать этого. Видно, хотите свалить все на меня, будто я спьяну сделала передозировку.
– Я ознакомился с записями лечащего врача миссис Ротберг. Он весьма критично отзывается о вас, Беверли.
– Он сразу меня невзлюбил. Потому что он был доктором, которого выбрал мистер Ротберг. У матери миссис Ротберг был другой врач, – добавила она.
– Вас назначили делать миссис Ротберг инсулиновые уколы, а он знал, что вы пьете. С чего бы ему к вам хорошо относиться? – парировал Кевин, игнорируя скрытый смысл ее слов.
– Миссис Ротберг умерла не по моей вине.
– Я понимаю. Мистер Ротберг рассказал мне, что у них была размолвка с женой из-за его любовной истории, и она угрожала ему самоубийством, причем устроенным так, чтобы обратить все улики против него. Он считает, что это и есть истинная причина, отчего упаковка с инсулином оказалась в его шкафу. Есть сильное подозрение, что смертельная доза была взята именно из этой коробки. Вы не могли бы вспомнить все, что имеет отношение к этой упаковке, найденной в его спальне?
Она уставилась на него.
– Случайно не вы положили ее туда?
– Нет.
– Но там сохранились ваши отпечатки пальцев.
– В самом деле? Мои отпечатки могли сохраниться где угодно, если уж на то пошло. По всей комнате миссис Ротберг. Слушайте, какого черта я стала бы заходить в спальню к этому уроду? – сказала она срывающимся голосом.
– Ну, может быть, миссис Ротберг вас попросила.
– Ничего она не просила, и никуда я не заходила.
– А вы не видели, чтобы она сама заходила туда... ну, то есть закатывалась на инвалидной коляске?
– Когда?
– Ну, допустим, когда-нибудь.
– Ага, и с упаковкой инсулина на коленях, наверное?
– Это лишь предположение – и только. Так она закатывалась... туда?
– Нет. На коробке тогда бы остались ее отпечатки.
– Она могла надеть резиновые перчатки.
– Что за чушь вы несете, мистер Тейлор. Миссис Ротберг в жизни бы не надела резиновых перчаток. Я же вам говорю: она была леди! И если надевала перчатки, то лишь нитяные.
Кевин улыбнулся про себя. Ну вот, ему уже удалось вывести ее из себя. В сущности, он на верном пути. Психологическая атака прошла успешно, счет в его пользу. Теперь он знает, как расшевелить эту негритянку в зале суда и как добиться от нее нужных ответов. И все же она определенно не глупа, несмотря на нелицеприятную характеристику доктора.
Беверли Морган скрестила руки на груди и вызывающе на него посмотрела.
– Ладно, ладно, отложим эти вопросы до суда, когда вы ответите на них под присягой.
Жаль было занимать такую позицию в отношении добродушной и, в общем-то, симпатичной женщины. Впрочем, он и сам несколько перегнул палку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39