.
– У меня нет больше вопросов, Ваша честь!
На этой мажорной ноте Кевин прервался и направился обратно к своему столу, с пылающим от гнева лицом: он умел в любую секунду возбуждать в себе это состояние – один из его приемов. Все взоры были прикованы к нему, внимание публики сосредоточилось на адвокате, так искренне переживающем за подзащитную. Краем глаза он заметил, что улыбка сошла с лица элегантного господина в последнем ряду – ее сменило выражение неподдельного гнева. Кевин ощутил необыкновенный подъем, словно бы уже находился на пути к триумфу.
Мириам сидела с убитым видом, чуть не плача. Она вскинула глаза. "Ей стыдно за меня – обожгло его сердце. – Мой Бог, для кого я все это делаю?"
– Мистер Баам, будут еще вопросы к мистеру Корнблу?
– Нет, Ваша честь. Мы хотели бы вызвать для свидетельских показаний Барбару Стенли, Ваша честь, – заявил прокурор округа с некоторой дрожью в голосе.
Кевин обнадеживающе потрепал Лоис Уилсон по руке. Он подходил к самой сути дела и процесса, к удару, после которого обвинение рассыплется как колосс на глиняных ногах, как замок из песка, как чучело из кукурузных початков. Он подбирался к сути. Сейчас он нанесет удар в самое уязвимое место, после чего государственному обвинителю не останется ничего, кроме как признать свое поражение.
Круглолицая толстощекая девочка, с кудряшками цвета корицы и челкой на лбу, нерешительно приблизилась к барьеру. Пока она шла по проходу, все украдкой бросали на нее любопытные взоры. Десятилетняя девочка-подросток была в светло-голубом платьице с оборочками, кружевным воротничком и пышными рукавчиками. Столь трогательный детский наряд, казалось, был призван подчеркнуть ее невинность. В то же время некоторая мешковатость просторного платья скрывала полноту этой маленькой толстушки.
Она волнуясь заняла свое место и подняла руку для присяги. Кевин кивнул и метнул взор на Мартина Баама. Девочка была неплохо подготовлена. Баам тоже провел предварительную работу по процессу; но Кевин все равно ощущал себя на коне – ведь он готовился куда более тщательно. Окружному прокурору не уйти от поражения.
– Барбара... – начал Мартин Баам, приближаясь к ней.
– Один момент, мистер Баам, – вмешался судья. Он наклонился к Барбаре Стенли. – Барбара, ты понимаешь, что только что присягнула говорить правду... и только правду?
Барбара мельком взглянула на публику, затем повернулась к судье и кивнула.
– И ты понимаешь, насколько важно может быть то, что ты здесь скажешь?
Она снова кивнула, в этот раз менее решительно.
Судья откинулся назад.
– Приступайте, мистер Баам.
– Благодарю, Ваша честь. – Баам выдвинулся к месту свидетеля. Прокурор, высокий жилистый мужчина, был на подъеме многообещающей политической карьеры. Это дело было ему совсем не по душе – больше всего он боялся связать свое имя с каким-нибудь грязным процессом, и посему надеялся, что Кевин со своей подзащитной Лоис Уилсон примут его предложение не поднимать лишнего шума. Однако они не пошли у него на поводу – и вот ему приходится разбираться с показаниями десятилетних детей.
– Я хотел бы, чтобы ты, Барбара, рассказала суду то, что уже говорила мистеру Корнблу в директорском кабинете, в тот самый день, когда все случилось. Не торопись, говори спокойно.
Девочка нервно оглянулась на Лоис. Кевин велел той пристально смотреть на детей, особенно на трех подружек, которые будут подтверждать обвинения Барбары Стенли.
– Ну... иногда, когда у нас были... занятия по искусству...
– Занятия по искусству, – повторил прокурор. – Объясни, пожалуйста, подробнее, что это такое, Барбара.
– Искусство или музыка. Тогда класс идет к учителю гуманитарных предметов или к учителю музыки, – девочка говорила заученно, как по бумажке, прикрыв глаза и словно бы припоминая все, чему ее научили перед процессом. Кевин видел, что она плохо справляется с возложенной на нее ролью. Ей с трудом удается попадать в задуманное прокурором русло поведения. Оглянувшись, он приметил несколько усмехающихся лиц среди публики. Однако джентльмен в черном смотрел напряженно, даже гневно.
– Понятно, – поддакнул Баам, кивая, – Итак, все ушли в другой кабинет, я правильно тебя понял?
– Угу. – Девочка кивнула, вздыхая.
– Пожалуйста, говори "да" или "нет", Барбара, когда отвечаешь на мои вопросы. Договорились?
"Вы уже давно договорились", – скрипнул зубами Кевин.
– Ну... то есть да.
– И вот, когда все уходили из классного кабинета... – подсказывал Баам.
"Ах ты, сказочник. Еще и помогаешь ребенку излагать свой сценарий", – подумал Кевин.
– Мисс Уилсон просила одну из нас остаться, – повторяла Барбара затверженный текст.
– Остаться? Остаться в классе наедине с ней?
– Ну... да.
– И?
– И однажды меня она тоже попросила.
– И ты что-нибудь рассказывала про тот раз мистеру Корнблу?
Барбара чуть развернулась, избегая взгляда Лоис. После чего порывисто вздохнула и продолжила рассказ.
– Мисс Уилсон попросила меня сесть рядом с ней и сказала, что, когда я вырасту, то стану очень красивой и симпатичной, только для этого нужно знать свое тело и заниматься им. Надо знать такие вещи, о которых взрослые не любят говорить.
Она запнулась и потупила глаза.
– Продолжай.
– Она сказала, что на теле есть особенные укромные места.
– Особенные укромные места?
– М-м... да.
– И что же она поведала тебе об этих местах, Барбара?
Девочка снова стрельнула взглядом в сторону своей бывшей "классной" и тут же опасливо повернулась к Бааму, как к своей единственной опоре.
– Так чему же она хотела научить тебя, Барбара? – повторил вопрос прокурор.
– Что чувствуешь нечто особенное, когда кто-нибудь... притрагивается к ним.
– Ясно. И что же она после этого делала? – Он подбадривающе кивнул.
– Она показывала мне эти места.
– Показывала? Каким образом?
– Показала, а потом попросила позволить ей потрогать, чтобы я это почувствовала.
– И ты позволила ей, Барбара?
Сжав губы, девочка кивнула.
– То есть – "да"?
– Да.
– И где же именно она трогала тебя?
– Тут и там, – сказала Барбара, указывая сначала на грудь, а потом между ног.
– Она только трогала тебя или делала что-то еще?
Барбара закусила нижнюю губу.
– Это трудно, Барбара, мы все понимаем. И тем не менее мы вызвали тебя для того, чтобы справедливость восторжествовала. То, что мы делаем, – хорошо, расскажи и избавься от дурного.
"Под исповедника работает", – ехидно подумал Кевин.
– Ты ведь все поняла, девочка моя?
Она кивнула.
– Смелее, расскажи суду. Чем еще занималась мисс Уилсон?
– Потом она... положила руку вот сюда, – сказала Барбара, укладывая правую ладонь пониже живота.
– Положила? Вот сюда? Прямо сюда? Ты имеешь в виду, под одежду?
– Да.
– И что произошло потом?
– Она стала спрашивать, что я чувствую. То есть не чувствую ли при этом что-то особенное, то есть необычное, – сбиваясь, продолжал ребенок. – Я сказала, что это просто щекотно, и тогда она рассердилась и убрала руку. Она сказала, что я еще слишком маленькая и не готова понять этого, но она попробует потом со мной в другой раз.
– И попробовала?
– Не со мной, – быстро сказала Барбара.
– А с твоими подружками, другими девочками из класса?
– Да, – пропыхтела толстушка.
– И, когда ты рассказала им, чем вы занимались с мисс Уилсон, оказалось, что с ними она делала то же самое, верно?
– Да.
Ропот прокатился среди присутствующих. Судья укоризненно взглянул на публику, и зал стих.
"Точно школьный учитель, – ядовито подумал Кевин, – наводит порядок в классной комнате".
– После чего вы решили рассказать все это мистеру Корнблу?
– Да.
– Хорошо, Барбар. Теперь мистер Тейлор наверняка тоже захочет задать тебе несколько вопросов. Будь так же правдива с ним, как ты была правдива со мной, – напутственно произнес Мартин Баам и обернулся к Кевину, укоризненно покачав головой.
Прокурор оказался способным актером, он имел понятие о драматических эффектах, которые могли произвести впечатление на присяжных и публику.
"Ничего, я это тебе еще припомню. Надо же: "будь с ним так же правдива, как и со мной"".
– Барбара, – Кевин начал, еще не вставая с места. – Полное имя, если не ошибаюсь, Барбара Элизабет Стенли? – Тон его был дружеским и располагающим.
– Да.
– В вашем классе есть еще одна девочка, которую зовут Барбара, не так ли?
Она кивнула, и Кевин не стал настаивать на прямом ответе. Он не собирался уподобляться сейчас прокурору, домогавшемуся правды от ребенка. Он тихо приближался к ней, по-прежнему улыбаясь.
– Только вот ее полное имя – Барбара Луиз Мартин, и, чтобы вас не путать, мисс Уилсон называла ее Барбара Луиз, а тебя – просто Барбара, это так?
– Да.
– Тебе нравится Барбара Луиз? Какие чувства ты к ней испытываешь?
Она пожала плечами.
– Тебе никогда не казалось, что мисс Уилсон, называя твою одноклассницу твоим именем, относится к твоей тезке лучше, чем к тебе?
Барбара покосилась на Лоис, заметно сощурив глаза.
– Да, – сказала она.
Видимо, обида глубоко гнездилась в ребенке, раз она смогла признаться в этом даже перед толпой.
– Потому что Барбара Луиз лучше учится. Или скажем так – является более успешной ученицей в классе?
– Не знаю.
– И потому что Барбаре Луиз никогда не делали замечаний за бранные слова, как тебе?
– Я не знаю.
– Ты никогда не пыталась подговорить других девочек, настроить их против Барбары Луиз?
– Нет.
– Теперь, Барбара, позволь напомнить тебе, что говорил судья. Ты должна говорить правду и только правду, поскольку находишься в суде присяжных. Ты говоришь правду?
– Да.
– Ты не передавала на уроках записки своим подругам – записки, в которых высмеивалась вторая Барбара?
Губы девочки задрожали.
– Разве мисс Уилсон не поймала тебя с одной из подобных записок? – спросил адвокат, утвердительно кивая.
Барбара подняла глаза на Лоис Уилсон, а затем перевела взгляд в зал, туда, где сидели ее родители.
– Мисс Уилсон вела достаточно подробные записи о происходящем на уроках в ее классе, – заявил Кевин, оборачиваясь к Корнблу. – И записки эти сохранились. – Кевин развернул вдвое сложенный лист. – "Давайте звать ее Барбара Лузер", – написала ты как-то раз, не знаю уж, кому именно было адресовано такое послание, но скорее всего оно, как обычно делается, передавалось по классу, с парты на парту. Как следствие – множество учащихся стали называть ее именно так. Так? – Барбара не отвечала. – И твои подружки, с которыми вы вместе ходили жаловаться на мисс Уилсон, также присоединились к тебе и стали унижать одноклассницу, верно?
– Да, – произнесла Барбара уже сквозь слезы.
– Значит, ты просто лгала, отвечая на мой вопрос, не пыталась ли ты третировать одноклассницу, Барбару Луиз, не так ли? – с вызовом спросил Кевин, и в голосе его внезапно зазвучал металл.
Барбара Стенли закусила губу, пытаясь не разрыдаться.
– Разве не так? – настаивал он.
Она кивнула.
– Так, может, ты лгала и насчет остального? Когда отвечала на вопросы мистера Баама, а?
– Нет, – пропищала девочка.
Кевин спиной чувствовал обжигающие взгляды зрителей. По щеке бывшей ученицы мисс Уилсон скатилась крупная слеза: она не успела высохнуть на лице и повисла на подбородке.
– Ты же всегда хотела, чтобы мисс Уилсон относилась к тебе так же хорошо, как и к Барбаре Луиз? Так, Барбара?
Она передернула плечами.
– Ведь ты всегда стремилась стать лидером в классе, чтобы все, включая мальчиков, обращали на тебя внимание?
– Нет.
– В самом деле? И ты снова не лжешь? – Он метнул взор в присяжных. – Ты же сама говорила об этом Мэри Лестер, не так ли?
Девочка попыталась было усердно замотать головой, но Кевин усилил атаку.
– Я мог бы попросить Мэри прийти сюда, Барбара, чтобы напомнить тебе, что есть правда, а что ложь. Ты ведь рассказывала ей о том, как хочешь, чтобы все презирали Барбару Луиз, а любили только тебя? – спросил он бархатным голосом.
– Да...
– Значит, Барбара Луиз была популярной девочкой в классе, не так ли?
– Кгм... да.
– Именно такой ты и хотела стать, верно? Да и кто бы не хотел? – риторически продолжил он. – Ведь верно же? – еще раз спросил Кевин почти с насмешкой.
Барбара впала в ступор. Она не знала, должна ли отвечать на такой вопрос, и если должна, то как?
Но Кевину и не нужен был ответ. Он пускал в ход ораторские способности, с успехом воздействуя на аудиторию и, прежде всего, на присяжных. Что, впрочем, одно и то же. Мнение присяжных нередко подчиняется голосу толпы.
– И вот теперь ты, Барбара, вместе с остальными девочками обвиняешь мисс Уилсон в сексуальных домогательствах...
Барбара кивнула, чуть приподняв глаза. Кевин остановил на ней взор.
– Да, – наконец выдавила она.
– Это был твой первый сексуальный опыт и ты еще ни о чем подобном не слыхала, про "там" и "тут", Барбара? – быстро спросил он.
Публика ахнула, парализованная подобной атакой на ребенка со стороны адвоката, по рядам пронесся разгневанный гул голосов, послышались сердитые реплики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– У меня нет больше вопросов, Ваша честь!
На этой мажорной ноте Кевин прервался и направился обратно к своему столу, с пылающим от гнева лицом: он умел в любую секунду возбуждать в себе это состояние – один из его приемов. Все взоры были прикованы к нему, внимание публики сосредоточилось на адвокате, так искренне переживающем за подзащитную. Краем глаза он заметил, что улыбка сошла с лица элегантного господина в последнем ряду – ее сменило выражение неподдельного гнева. Кевин ощутил необыкновенный подъем, словно бы уже находился на пути к триумфу.
Мириам сидела с убитым видом, чуть не плача. Она вскинула глаза. "Ей стыдно за меня – обожгло его сердце. – Мой Бог, для кого я все это делаю?"
– Мистер Баам, будут еще вопросы к мистеру Корнблу?
– Нет, Ваша честь. Мы хотели бы вызвать для свидетельских показаний Барбару Стенли, Ваша честь, – заявил прокурор округа с некоторой дрожью в голосе.
Кевин обнадеживающе потрепал Лоис Уилсон по руке. Он подходил к самой сути дела и процесса, к удару, после которого обвинение рассыплется как колосс на глиняных ногах, как замок из песка, как чучело из кукурузных початков. Он подбирался к сути. Сейчас он нанесет удар в самое уязвимое место, после чего государственному обвинителю не останется ничего, кроме как признать свое поражение.
Круглолицая толстощекая девочка, с кудряшками цвета корицы и челкой на лбу, нерешительно приблизилась к барьеру. Пока она шла по проходу, все украдкой бросали на нее любопытные взоры. Десятилетняя девочка-подросток была в светло-голубом платьице с оборочками, кружевным воротничком и пышными рукавчиками. Столь трогательный детский наряд, казалось, был призван подчеркнуть ее невинность. В то же время некоторая мешковатость просторного платья скрывала полноту этой маленькой толстушки.
Она волнуясь заняла свое место и подняла руку для присяги. Кевин кивнул и метнул взор на Мартина Баама. Девочка была неплохо подготовлена. Баам тоже провел предварительную работу по процессу; но Кевин все равно ощущал себя на коне – ведь он готовился куда более тщательно. Окружному прокурору не уйти от поражения.
– Барбара... – начал Мартин Баам, приближаясь к ней.
– Один момент, мистер Баам, – вмешался судья. Он наклонился к Барбаре Стенли. – Барбара, ты понимаешь, что только что присягнула говорить правду... и только правду?
Барбара мельком взглянула на публику, затем повернулась к судье и кивнула.
– И ты понимаешь, насколько важно может быть то, что ты здесь скажешь?
Она снова кивнула, в этот раз менее решительно.
Судья откинулся назад.
– Приступайте, мистер Баам.
– Благодарю, Ваша честь. – Баам выдвинулся к месту свидетеля. Прокурор, высокий жилистый мужчина, был на подъеме многообещающей политической карьеры. Это дело было ему совсем не по душе – больше всего он боялся связать свое имя с каким-нибудь грязным процессом, и посему надеялся, что Кевин со своей подзащитной Лоис Уилсон примут его предложение не поднимать лишнего шума. Однако они не пошли у него на поводу – и вот ему приходится разбираться с показаниями десятилетних детей.
– Я хотел бы, чтобы ты, Барбара, рассказала суду то, что уже говорила мистеру Корнблу в директорском кабинете, в тот самый день, когда все случилось. Не торопись, говори спокойно.
Девочка нервно оглянулась на Лоис. Кевин велел той пристально смотреть на детей, особенно на трех подружек, которые будут подтверждать обвинения Барбары Стенли.
– Ну... иногда, когда у нас были... занятия по искусству...
– Занятия по искусству, – повторил прокурор. – Объясни, пожалуйста, подробнее, что это такое, Барбара.
– Искусство или музыка. Тогда класс идет к учителю гуманитарных предметов или к учителю музыки, – девочка говорила заученно, как по бумажке, прикрыв глаза и словно бы припоминая все, чему ее научили перед процессом. Кевин видел, что она плохо справляется с возложенной на нее ролью. Ей с трудом удается попадать в задуманное прокурором русло поведения. Оглянувшись, он приметил несколько усмехающихся лиц среди публики. Однако джентльмен в черном смотрел напряженно, даже гневно.
– Понятно, – поддакнул Баам, кивая, – Итак, все ушли в другой кабинет, я правильно тебя понял?
– Угу. – Девочка кивнула, вздыхая.
– Пожалуйста, говори "да" или "нет", Барбара, когда отвечаешь на мои вопросы. Договорились?
"Вы уже давно договорились", – скрипнул зубами Кевин.
– Ну... то есть да.
– И вот, когда все уходили из классного кабинета... – подсказывал Баам.
"Ах ты, сказочник. Еще и помогаешь ребенку излагать свой сценарий", – подумал Кевин.
– Мисс Уилсон просила одну из нас остаться, – повторяла Барбара затверженный текст.
– Остаться? Остаться в классе наедине с ней?
– Ну... да.
– И?
– И однажды меня она тоже попросила.
– И ты что-нибудь рассказывала про тот раз мистеру Корнблу?
Барбара чуть развернулась, избегая взгляда Лоис. После чего порывисто вздохнула и продолжила рассказ.
– Мисс Уилсон попросила меня сесть рядом с ней и сказала, что, когда я вырасту, то стану очень красивой и симпатичной, только для этого нужно знать свое тело и заниматься им. Надо знать такие вещи, о которых взрослые не любят говорить.
Она запнулась и потупила глаза.
– Продолжай.
– Она сказала, что на теле есть особенные укромные места.
– Особенные укромные места?
– М-м... да.
– И что же она поведала тебе об этих местах, Барбара?
Девочка снова стрельнула взглядом в сторону своей бывшей "классной" и тут же опасливо повернулась к Бааму, как к своей единственной опоре.
– Так чему же она хотела научить тебя, Барбара? – повторил вопрос прокурор.
– Что чувствуешь нечто особенное, когда кто-нибудь... притрагивается к ним.
– Ясно. И что же она после этого делала? – Он подбадривающе кивнул.
– Она показывала мне эти места.
– Показывала? Каким образом?
– Показала, а потом попросила позволить ей потрогать, чтобы я это почувствовала.
– И ты позволила ей, Барбара?
Сжав губы, девочка кивнула.
– То есть – "да"?
– Да.
– И где же именно она трогала тебя?
– Тут и там, – сказала Барбара, указывая сначала на грудь, а потом между ног.
– Она только трогала тебя или делала что-то еще?
Барбара закусила нижнюю губу.
– Это трудно, Барбара, мы все понимаем. И тем не менее мы вызвали тебя для того, чтобы справедливость восторжествовала. То, что мы делаем, – хорошо, расскажи и избавься от дурного.
"Под исповедника работает", – ехидно подумал Кевин.
– Ты ведь все поняла, девочка моя?
Она кивнула.
– Смелее, расскажи суду. Чем еще занималась мисс Уилсон?
– Потом она... положила руку вот сюда, – сказала Барбара, укладывая правую ладонь пониже живота.
– Положила? Вот сюда? Прямо сюда? Ты имеешь в виду, под одежду?
– Да.
– И что произошло потом?
– Она стала спрашивать, что я чувствую. То есть не чувствую ли при этом что-то особенное, то есть необычное, – сбиваясь, продолжал ребенок. – Я сказала, что это просто щекотно, и тогда она рассердилась и убрала руку. Она сказала, что я еще слишком маленькая и не готова понять этого, но она попробует потом со мной в другой раз.
– И попробовала?
– Не со мной, – быстро сказала Барбара.
– А с твоими подружками, другими девочками из класса?
– Да, – пропыхтела толстушка.
– И, когда ты рассказала им, чем вы занимались с мисс Уилсон, оказалось, что с ними она делала то же самое, верно?
– Да.
Ропот прокатился среди присутствующих. Судья укоризненно взглянул на публику, и зал стих.
"Точно школьный учитель, – ядовито подумал Кевин, – наводит порядок в классной комнате".
– После чего вы решили рассказать все это мистеру Корнблу?
– Да.
– Хорошо, Барбар. Теперь мистер Тейлор наверняка тоже захочет задать тебе несколько вопросов. Будь так же правдива с ним, как ты была правдива со мной, – напутственно произнес Мартин Баам и обернулся к Кевину, укоризненно покачав головой.
Прокурор оказался способным актером, он имел понятие о драматических эффектах, которые могли произвести впечатление на присяжных и публику.
"Ничего, я это тебе еще припомню. Надо же: "будь с ним так же правдива, как и со мной"".
– Барбара, – Кевин начал, еще не вставая с места. – Полное имя, если не ошибаюсь, Барбара Элизабет Стенли? – Тон его был дружеским и располагающим.
– Да.
– В вашем классе есть еще одна девочка, которую зовут Барбара, не так ли?
Она кивнула, и Кевин не стал настаивать на прямом ответе. Он не собирался уподобляться сейчас прокурору, домогавшемуся правды от ребенка. Он тихо приближался к ней, по-прежнему улыбаясь.
– Только вот ее полное имя – Барбара Луиз Мартин, и, чтобы вас не путать, мисс Уилсон называла ее Барбара Луиз, а тебя – просто Барбара, это так?
– Да.
– Тебе нравится Барбара Луиз? Какие чувства ты к ней испытываешь?
Она пожала плечами.
– Тебе никогда не казалось, что мисс Уилсон, называя твою одноклассницу твоим именем, относится к твоей тезке лучше, чем к тебе?
Барбара покосилась на Лоис, заметно сощурив глаза.
– Да, – сказала она.
Видимо, обида глубоко гнездилась в ребенке, раз она смогла признаться в этом даже перед толпой.
– Потому что Барбара Луиз лучше учится. Или скажем так – является более успешной ученицей в классе?
– Не знаю.
– И потому что Барбаре Луиз никогда не делали замечаний за бранные слова, как тебе?
– Я не знаю.
– Ты никогда не пыталась подговорить других девочек, настроить их против Барбары Луиз?
– Нет.
– Теперь, Барбара, позволь напомнить тебе, что говорил судья. Ты должна говорить правду и только правду, поскольку находишься в суде присяжных. Ты говоришь правду?
– Да.
– Ты не передавала на уроках записки своим подругам – записки, в которых высмеивалась вторая Барбара?
Губы девочки задрожали.
– Разве мисс Уилсон не поймала тебя с одной из подобных записок? – спросил адвокат, утвердительно кивая.
Барбара подняла глаза на Лоис Уилсон, а затем перевела взгляд в зал, туда, где сидели ее родители.
– Мисс Уилсон вела достаточно подробные записи о происходящем на уроках в ее классе, – заявил Кевин, оборачиваясь к Корнблу. – И записки эти сохранились. – Кевин развернул вдвое сложенный лист. – "Давайте звать ее Барбара Лузер", – написала ты как-то раз, не знаю уж, кому именно было адресовано такое послание, но скорее всего оно, как обычно делается, передавалось по классу, с парты на парту. Как следствие – множество учащихся стали называть ее именно так. Так? – Барбара не отвечала. – И твои подружки, с которыми вы вместе ходили жаловаться на мисс Уилсон, также присоединились к тебе и стали унижать одноклассницу, верно?
– Да, – произнесла Барбара уже сквозь слезы.
– Значит, ты просто лгала, отвечая на мой вопрос, не пыталась ли ты третировать одноклассницу, Барбару Луиз, не так ли? – с вызовом спросил Кевин, и в голосе его внезапно зазвучал металл.
Барбара Стенли закусила губу, пытаясь не разрыдаться.
– Разве не так? – настаивал он.
Она кивнула.
– Так, может, ты лгала и насчет остального? Когда отвечала на вопросы мистера Баама, а?
– Нет, – пропищала девочка.
Кевин спиной чувствовал обжигающие взгляды зрителей. По щеке бывшей ученицы мисс Уилсон скатилась крупная слеза: она не успела высохнуть на лице и повисла на подбородке.
– Ты же всегда хотела, чтобы мисс Уилсон относилась к тебе так же хорошо, как и к Барбаре Луиз? Так, Барбара?
Она передернула плечами.
– Ведь ты всегда стремилась стать лидером в классе, чтобы все, включая мальчиков, обращали на тебя внимание?
– Нет.
– В самом деле? И ты снова не лжешь? – Он метнул взор в присяжных. – Ты же сама говорила об этом Мэри Лестер, не так ли?
Девочка попыталась было усердно замотать головой, но Кевин усилил атаку.
– Я мог бы попросить Мэри прийти сюда, Барбара, чтобы напомнить тебе, что есть правда, а что ложь. Ты ведь рассказывала ей о том, как хочешь, чтобы все презирали Барбару Луиз, а любили только тебя? – спросил он бархатным голосом.
– Да...
– Значит, Барбара Луиз была популярной девочкой в классе, не так ли?
– Кгм... да.
– Именно такой ты и хотела стать, верно? Да и кто бы не хотел? – риторически продолжил он. – Ведь верно же? – еще раз спросил Кевин почти с насмешкой.
Барбара впала в ступор. Она не знала, должна ли отвечать на такой вопрос, и если должна, то как?
Но Кевину и не нужен был ответ. Он пускал в ход ораторские способности, с успехом воздействуя на аудиторию и, прежде всего, на присяжных. Что, впрочем, одно и то же. Мнение присяжных нередко подчиняется голосу толпы.
– И вот теперь ты, Барбара, вместе с остальными девочками обвиняешь мисс Уилсон в сексуальных домогательствах...
Барбара кивнула, чуть приподняв глаза. Кевин остановил на ней взор.
– Да, – наконец выдавила она.
– Это был твой первый сексуальный опыт и ты еще ни о чем подобном не слыхала, про "там" и "тут", Барбара? – быстро спросил он.
Публика ахнула, парализованная подобной атакой на ребенка со стороны адвоката, по рядам пронесся разгневанный гул голосов, послышались сердитые реплики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39