Кругом же вместо
черепичных крыш и острых церковных шпилей воображаемого городка Ле-Дио,
видел мрачный ночной лес и чуть поблескивающие при свете звезд два ряда
рельс.
19
Проснулся я за полночь от пронизывающего холода, недоумевая, кто и с
какой стати распахнул на ночь окна у меня в спальне. Может, Денни? Он как
раз мне снился - как мы с ним ездили в Национальный парк Гаррисона
кататься на волнах и загорать на пляже. Это было четыре года назад...
Нет, я не у себя в спальне, и кто-то другой - не Денни - прильнул ко
мне спиной, в то время как еще чья-то голова, вернее, ее тень,
приподнялась чуть поодаль, вслушиваясь в ночную тишину.
- Какого черта? - пробормотал я с искренним изумлением.
Ответом был протяжный стон, вроде бы Верна.
Наконец я начал что-то понимать и вспомнил, где и с кем я нахожусь.
Интересно, сколько я проспал - несколько минут? Нет, быть того не может:
тонкий серп месяца висел практически посередине чернильного неба...
- Уберите от меня _э_т_о_! - послышался горячечный шепот Верна. - Я
буду хорошо себя вести, клянусь! И кольцо на унитазе буду поднимать,
прежде чем пописать... Ей-Богу, я буду хорошим мальчиком, только уберите
его от меня!..
Это было похоже на молитву. Пораженный, я сел и испуганно позвал:
- Эй, Крис! Ты не спишь?
- Тс-с! - ответил Крис: это он, приподняв голову, вслушивался в
ночные звуки. - Нет, ерунда, показалось...
- Ничего не показалось, - возразил Тедди. Оказывается, он тоже не
спал. - Я совершенно отчетливо слышал...
- Да что там такое?! - воскликнул я, все еще плохо соображая.
Спросонья я слабо ориентировался во времени и пространстве - именно это и
пугало, то, что я, не понимая, что происходит, не смогу защититься в
случае опасности.
И тут - словно ответ на мой вопрос - из леса донесся долгий, полный
ужаса вопль. Так, наверное, кричит женщина в агонии.
- Господи Иисусе! - со слезами в голосе захныкал Верн, натягивая
одеяло на голову и прижимаясь ко мне всем телом, словно до смерти
напуганный щенок. Я оттолкнул его, но он опять прижался.
- Это малыш Брауэр, - хрипло зашептал Тедди, - вернее, его призрак
бродит по лесу...
- О, Боже! - залепетал Верн. Судя по всему, ему эта идея не
показалась сумасшедшей. - Даю слово, что больше никогда не буду воровать
неприличные журналы в супермаркете и скармливать морковку псу! Ну,
пожалуйста... Я буду хорошо себя вести!.. - Похоже, он, не в силах
справиться с ужасом, пытался подкупить Бога чем угодно, лишь бы ушел этот
кошмар. - Клянусь, я больше никогда не стану курить сигареты без фильтра!
И ругаться матом не буду! И кашу буду всю съедать за завтраком! Обещаю...
- Да замолчишь ты наконец?! - рявкнул на него Крис, но даже в его
голосе я ощутил страх. Интересно, подумал я, покрылся ли он весь гусиной
кожей, вроде меня, и встали ли у него волосы дыбом или нет?
Верн, понизив голос до еле внятного шепота, продолжал тем временем
развивать идею относительно новой жизни, которую он собирается начать,
если только Господь оставит его этой ночью в живых.
- Может, это какая-нибудь птица? - предположил я.
- Нет, не думаю, - ответил Крис. - Это, наверное, дикая кошка. Папаша
рассказывал, что они вот так орут, собираясь спариваться. Похоже на
женский вопль, да?
- Ага...
В горле у меня словно застрял комок.
- Только ни одна женщина так громко вопить не может, - заявил Крис, и
тут же неуверенно добавил: - Или все-таки может? Ты как считаешь, Горди?
- Да это привидение, - зашептал Тедди. Лунный свет поблескивал в
стеклах его очков зловещими искорками. - Надо пойти посмотреть...
Вряд ли он сказал это серьезно, но мы с Крисом, как только он
попытался подняться, на всякий случай уложили его назад, причем, наверное,
сделали это довольно грубо - от страха нервы у нас были напряжены, так же
как, впрочем, и мышцы.
- Пустите меня, козлы! - зашипел Тедди, вырываясь. - Сказал - пойду,
значит, пойду! Я хочу посмотреть на привидение! Если я чего-то захочу,
то...
Мы - в том числе и Тедди - замерли: из леса вновь послышался
душераздирающий вопль, нарастая октава за октавой, пока не замер на
верхней точке регистра, после чего стал снижаться до басового звука,
напоминающего жужжание громадного шмеля. Вслед за этим раздался взрыв
бешеного хохота - и воцарилась пронзительная тишина.
- Ох, Господи Иисусе, Боже милостивый, - в священном ужасе выговорил
Тедди.
О том, чтобы пойти посмотреть, он больше и не помышлял. Мы все
вчетвером сбились в плотную кучку, и, наверное, не только у меня
промелькнула мысль о бегстве. Так бы мы, скорее всего, и поступили, если
бы заночевали у Верна в поле, как сказали предкам, но теперь Касл-рок был
черт-те где, а от одного воспоминания о мосте через реку, который к тому
же придется переходить в темноте, кровь застывала в жилах. Точно так же
немыслимо было бежать в другую сторону, туда, где лежал труп Рея Брауэра.
Таким образом, мы очутились в ловушке, и если это чудище в лесу
намеревается до нас добраться, то помешать ему не сможет ничто...
Крис предложил установить посменное дежурство, и мы с ним
согласились. Дежурить первым выпало Верну, а мне - последним. Верн уселся
по-турецки поближе к костру, а остальные снова залегли, тесно прижавшись
друг к другу.
Я был абсолютно уверен, что уснуть больше не удастся, и тем не менее
уснул, вернее, задремал, готовый в любой момент вскочить и броситься
бежать. Мне чудились кошмарные вопли, а один раз я увидел, - хотя, скорее,
это показалось - как среди деревьев промелькнуло что-то бесформенно-белое,
вроде простыни. Потом я куда-то провалился, и мне приснился пляж в
Брунсуике, тот самый, где Тедди видел чуть не потонувшего парнишку,
который, ныряя, ударился обо что-то головой. Пляж был на озерце,
образовавшемся на месте карьера, где когда-то добывали гравий, и мы с
Крисом любили ездить туда купаться.
Мне снилось, как мы лениво плывем на спине под палящим июльским
солнцем. Вокруг с визгом и хохотом плескалась ребятня. Мимо нас проплыла
на надувном резиновом матрасе миссис Коут. Почему-то она была одета в свою
неизменную и всесезонную школьную униформу: серый костюм - жакет с юбкой,
толстый свитер, который она надевала вместо блузки под жакет, брошка в
виде цветочка, приколотая на почти несуществующую грудь, и, разумеется,
туфли на высоких каблуках, свисающих с матраса в воду. Ее иссиня-черные -
как у моей мамы - волосы были, опять же как обычно, закручены на затылке в
тугой узел, а очки поблескивали на солнце.
- Дети, ведите себя прилично, - противно-скрипучим голосом
проговорила она, подплывая к нам, - а то я в два счета вышибу из вас дурь.
Вы знаете, что попечительский совет школы разрешил мне применять телесные
наказания? Вы, мистер Чамберс, пойдете сейчас к доске.
- Я хотел вернуть деньги, - сказал ей Крис, - но их взяла леди
Саймонс! Слышите? Она их у меня взяла. К ней вы тоже примените телесные
наказания, или как?
- К доске, мистер Чамберс, пожалуйте к доске.
Крис в отчаянии посмотрел на меня, как бы говоря: "Ну, что, прав я
оказался? Я знал, что так все и будет", и принялся уныло грести к берегу.
Обернувшись, он попытался что-то произнести, и вдруг его голова исчезла
под водой.
- Горди, помоги! Спаси меня, Горди! - крикнул он, на мгновение
вынырнув и тут же погружаясь снова.
Сквозь прозрачную воду я увидел, что Криса держат за щиколотки и
тянут вниз двое голых мальчишек с совершенно пустыми, лишенными Зрачков
глазами, словно у древнегреческих статуй. Один был Тедди, а второй - Верн.
Опять голова Криса оказалась на секунду на поверхности, и он, протягивая
мне руку, издал ужасный вопль не своим, а каким-то женским голосом. Вопль,
нарастая, разнесся по пляжу, усеянному людьми, однако никто не обратил на
него ни малейшего внимания, и даже бронзовая от загара атлетическая фигура
спасателя, дежурившего на вышке, не пошевелилась. Те двое дернули Криса
вниз, он захлебнулся криком, уходя все глубже в теперь уже почти черную
воду, в его обращенном ко мне взгляде было отчаянье и безумная мольба, а
руки все тянулись вверх, к солнечным лучам. Вместо того, чтобы нырнуть и
попытаться его спасти, я, словно обезумев, поплыл к берегу, а может, и не
к берегу, по крайней мере туда, где, казалось, было безопасно. Но прежде,
чем я достиг мелкого места, вокруг моей икры сомкнулась чья-то холодная
как лед ладонь и принялась тянуть меня на глубину. Крик ужаса готов был
вырваться из груди, когда я понял, что это уже не сон: кто-то и в самом
деле тянул меня за ногу.
Открыв глаза, я увидел Тедди: он будил меня, чтоб я его сменил на
дежурстве.
- А где Крис? - пробормотал я, еще не до конца очнувшись ото сна. -
Он жив?
- Дрыхнет твой Крис без задних ног, - проворчал Тедди. - Оба вы
хороши: еле тебя добудился.
Остатки сна слетели с меня, и я уселся у костра, а Тедди залег
досыпать.
20
Как я уже говорил, мне выпало дежурить последним. Сидя у костра, я с
переменным успехом боролся со сном: то встряхивался, то опять проваливался
в дрему. И хотя жуткие вопли больше не повторялись, ночь эта была далеко
не тихой - чуть ли не ежеминутно до меня доносился то победный вскрик
охотящегося филина, то жалобный стон некоего зверька, очевидно, ставшего
добычей, то более крупный зверь с шумом и треском продирался сквозь
заросли, и все это на фоне непрекращающегося стрекота сверчков. Я то
клевал носом, то снова вскакивал, как ошпаренный, после очередного ночного
звука, и если бы я вот таким образом исполнял обязанности часового
где-нибудь в Ле-Дио, то меня непременно отдали бы под трибунал и, скорее
всего, расстреляли.
Под утро меня сморило окончательно и бесповоротно, однако уже перед
рассветом я заставил себя проснуться. Светало. Часы на моей руке
показывали без четверти пять.
Я поднялся - при этом в позвоночнике что-то хрустнуло, - отошел на
пару сотен футов от распростертых тел моих товарищей и помочился на
замшелый пень. Ночные страхи постепенно отступали от меня, и ощущать это
было приятно.
Вскарабкавшись на насыпь, я присел на рельс и принялся рассеянно
подбрасывать носком кроссовки щебень. Будить остальных я не спешил:
хотелось в эти предрассветные мгновения побыть в одиночестве.
Утро наступало быстро. Сверчки затихли, таинственные тени как бы
испарились, отсутствие каких-либо запахов предвещало еще один жаркий день,
возможно, один из последних... Пробуждались ото сна и птицы: откуда-то
появился крапивник, присел на сук громадного поваленного дерева, откуда мы
брали хворост для костра, почистил перышки и полетел дальше по своим
делам.
Не знаю, как долго я сидел вот так на рельсе, наблюдая за багровеющим
на востоке горизонтом. Наверное, достаточно долго, поскольку в брюхе у
меня заурчало - пора завтракать. Я уже хотел подняться и начинать будить
ребят, как вдруг посмотрел направо и остолбенел: в каких-то десяти ярдах
от меня стоял олень.
Сердце у меня подпрыгнуло так, что, вероятно, выскочило бы изо рта,
не прикрой я его ладонью. Я замер без движения, впрочем, сдвинуться с
места я не смог бы, даже если б очень захотел. Глаза у оленя были вовсе не
карие, а бархатно-черные, как у внутренней поверхности шкатулок с
драгоценностями, какие я видел в ювелирной лавке. Маленькие ушки были
словно сделаны из замши. Животное взглянуло на меня, чуть склонив голову,
будто заспанный парнишка с всклокоченными волосами, в джинсах с манжетами
и залатанной рубахе цвета хаки со стоячим - по тогдашней моде - воротником
был для него явлением вполне обычным. Мне же олень казался неким чудесным
видением, незаслуженным, а потому необъяснимым, даром свыше.
Довольно долго (по крайней мере, так мне показалось) мы смотрели друг
на друга, затем животное повернулось ко мне спиной, нагнулось и,
беззаботно помахивая белым хвостиком-обрубком, принялось щипать травку.
Олень ел, не обращая на меня ни малейшего внимания и совершенно меня не
опасаясь! Да и чего ему бояться? Это я боялся не то что шевельнуться, но
даже старался не дышать.
Внезапно рельс, на котором я продолжал сидеть, мелко завибрировял, и
через какое-то мгновение олень поднял голову, тревожно поглядывая в
сторону Касл-рока и поводя коричневато-черным носом. Наконец, зверь
встрепенулся, в три прыжка достиг зарослей и там исчез - лишь ветка
хрустнула под копытом, будто одиночный выстрел в тиши.
Зачарованный, я продолжал смотреть туда, где только что пасся олень,
пока грохот приближающегося поезда не стал явственным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
черепичных крыш и острых церковных шпилей воображаемого городка Ле-Дио,
видел мрачный ночной лес и чуть поблескивающие при свете звезд два ряда
рельс.
19
Проснулся я за полночь от пронизывающего холода, недоумевая, кто и с
какой стати распахнул на ночь окна у меня в спальне. Может, Денни? Он как
раз мне снился - как мы с ним ездили в Национальный парк Гаррисона
кататься на волнах и загорать на пляже. Это было четыре года назад...
Нет, я не у себя в спальне, и кто-то другой - не Денни - прильнул ко
мне спиной, в то время как еще чья-то голова, вернее, ее тень,
приподнялась чуть поодаль, вслушиваясь в ночную тишину.
- Какого черта? - пробормотал я с искренним изумлением.
Ответом был протяжный стон, вроде бы Верна.
Наконец я начал что-то понимать и вспомнил, где и с кем я нахожусь.
Интересно, сколько я проспал - несколько минут? Нет, быть того не может:
тонкий серп месяца висел практически посередине чернильного неба...
- Уберите от меня _э_т_о_! - послышался горячечный шепот Верна. - Я
буду хорошо себя вести, клянусь! И кольцо на унитазе буду поднимать,
прежде чем пописать... Ей-Богу, я буду хорошим мальчиком, только уберите
его от меня!..
Это было похоже на молитву. Пораженный, я сел и испуганно позвал:
- Эй, Крис! Ты не спишь?
- Тс-с! - ответил Крис: это он, приподняв голову, вслушивался в
ночные звуки. - Нет, ерунда, показалось...
- Ничего не показалось, - возразил Тедди. Оказывается, он тоже не
спал. - Я совершенно отчетливо слышал...
- Да что там такое?! - воскликнул я, все еще плохо соображая.
Спросонья я слабо ориентировался во времени и пространстве - именно это и
пугало, то, что я, не понимая, что происходит, не смогу защититься в
случае опасности.
И тут - словно ответ на мой вопрос - из леса донесся долгий, полный
ужаса вопль. Так, наверное, кричит женщина в агонии.
- Господи Иисусе! - со слезами в голосе захныкал Верн, натягивая
одеяло на голову и прижимаясь ко мне всем телом, словно до смерти
напуганный щенок. Я оттолкнул его, но он опять прижался.
- Это малыш Брауэр, - хрипло зашептал Тедди, - вернее, его призрак
бродит по лесу...
- О, Боже! - залепетал Верн. Судя по всему, ему эта идея не
показалась сумасшедшей. - Даю слово, что больше никогда не буду воровать
неприличные журналы в супермаркете и скармливать морковку псу! Ну,
пожалуйста... Я буду хорошо себя вести!.. - Похоже, он, не в силах
справиться с ужасом, пытался подкупить Бога чем угодно, лишь бы ушел этот
кошмар. - Клянусь, я больше никогда не стану курить сигареты без фильтра!
И ругаться матом не буду! И кашу буду всю съедать за завтраком! Обещаю...
- Да замолчишь ты наконец?! - рявкнул на него Крис, но даже в его
голосе я ощутил страх. Интересно, подумал я, покрылся ли он весь гусиной
кожей, вроде меня, и встали ли у него волосы дыбом или нет?
Верн, понизив голос до еле внятного шепота, продолжал тем временем
развивать идею относительно новой жизни, которую он собирается начать,
если только Господь оставит его этой ночью в живых.
- Может, это какая-нибудь птица? - предположил я.
- Нет, не думаю, - ответил Крис. - Это, наверное, дикая кошка. Папаша
рассказывал, что они вот так орут, собираясь спариваться. Похоже на
женский вопль, да?
- Ага...
В горле у меня словно застрял комок.
- Только ни одна женщина так громко вопить не может, - заявил Крис, и
тут же неуверенно добавил: - Или все-таки может? Ты как считаешь, Горди?
- Да это привидение, - зашептал Тедди. Лунный свет поблескивал в
стеклах его очков зловещими искорками. - Надо пойти посмотреть...
Вряд ли он сказал это серьезно, но мы с Крисом, как только он
попытался подняться, на всякий случай уложили его назад, причем, наверное,
сделали это довольно грубо - от страха нервы у нас были напряжены, так же
как, впрочем, и мышцы.
- Пустите меня, козлы! - зашипел Тедди, вырываясь. - Сказал - пойду,
значит, пойду! Я хочу посмотреть на привидение! Если я чего-то захочу,
то...
Мы - в том числе и Тедди - замерли: из леса вновь послышался
душераздирающий вопль, нарастая октава за октавой, пока не замер на
верхней точке регистра, после чего стал снижаться до басового звука,
напоминающего жужжание громадного шмеля. Вслед за этим раздался взрыв
бешеного хохота - и воцарилась пронзительная тишина.
- Ох, Господи Иисусе, Боже милостивый, - в священном ужасе выговорил
Тедди.
О том, чтобы пойти посмотреть, он больше и не помышлял. Мы все
вчетвером сбились в плотную кучку, и, наверное, не только у меня
промелькнула мысль о бегстве. Так бы мы, скорее всего, и поступили, если
бы заночевали у Верна в поле, как сказали предкам, но теперь Касл-рок был
черт-те где, а от одного воспоминания о мосте через реку, который к тому
же придется переходить в темноте, кровь застывала в жилах. Точно так же
немыслимо было бежать в другую сторону, туда, где лежал труп Рея Брауэра.
Таким образом, мы очутились в ловушке, и если это чудище в лесу
намеревается до нас добраться, то помешать ему не сможет ничто...
Крис предложил установить посменное дежурство, и мы с ним
согласились. Дежурить первым выпало Верну, а мне - последним. Верн уселся
по-турецки поближе к костру, а остальные снова залегли, тесно прижавшись
друг к другу.
Я был абсолютно уверен, что уснуть больше не удастся, и тем не менее
уснул, вернее, задремал, готовый в любой момент вскочить и броситься
бежать. Мне чудились кошмарные вопли, а один раз я увидел, - хотя, скорее,
это показалось - как среди деревьев промелькнуло что-то бесформенно-белое,
вроде простыни. Потом я куда-то провалился, и мне приснился пляж в
Брунсуике, тот самый, где Тедди видел чуть не потонувшего парнишку,
который, ныряя, ударился обо что-то головой. Пляж был на озерце,
образовавшемся на месте карьера, где когда-то добывали гравий, и мы с
Крисом любили ездить туда купаться.
Мне снилось, как мы лениво плывем на спине под палящим июльским
солнцем. Вокруг с визгом и хохотом плескалась ребятня. Мимо нас проплыла
на надувном резиновом матрасе миссис Коут. Почему-то она была одета в свою
неизменную и всесезонную школьную униформу: серый костюм - жакет с юбкой,
толстый свитер, который она надевала вместо блузки под жакет, брошка в
виде цветочка, приколотая на почти несуществующую грудь, и, разумеется,
туфли на высоких каблуках, свисающих с матраса в воду. Ее иссиня-черные -
как у моей мамы - волосы были, опять же как обычно, закручены на затылке в
тугой узел, а очки поблескивали на солнце.
- Дети, ведите себя прилично, - противно-скрипучим голосом
проговорила она, подплывая к нам, - а то я в два счета вышибу из вас дурь.
Вы знаете, что попечительский совет школы разрешил мне применять телесные
наказания? Вы, мистер Чамберс, пойдете сейчас к доске.
- Я хотел вернуть деньги, - сказал ей Крис, - но их взяла леди
Саймонс! Слышите? Она их у меня взяла. К ней вы тоже примените телесные
наказания, или как?
- К доске, мистер Чамберс, пожалуйте к доске.
Крис в отчаянии посмотрел на меня, как бы говоря: "Ну, что, прав я
оказался? Я знал, что так все и будет", и принялся уныло грести к берегу.
Обернувшись, он попытался что-то произнести, и вдруг его голова исчезла
под водой.
- Горди, помоги! Спаси меня, Горди! - крикнул он, на мгновение
вынырнув и тут же погружаясь снова.
Сквозь прозрачную воду я увидел, что Криса держат за щиколотки и
тянут вниз двое голых мальчишек с совершенно пустыми, лишенными Зрачков
глазами, словно у древнегреческих статуй. Один был Тедди, а второй - Верн.
Опять голова Криса оказалась на секунду на поверхности, и он, протягивая
мне руку, издал ужасный вопль не своим, а каким-то женским голосом. Вопль,
нарастая, разнесся по пляжу, усеянному людьми, однако никто не обратил на
него ни малейшего внимания, и даже бронзовая от загара атлетическая фигура
спасателя, дежурившего на вышке, не пошевелилась. Те двое дернули Криса
вниз, он захлебнулся криком, уходя все глубже в теперь уже почти черную
воду, в его обращенном ко мне взгляде было отчаянье и безумная мольба, а
руки все тянулись вверх, к солнечным лучам. Вместо того, чтобы нырнуть и
попытаться его спасти, я, словно обезумев, поплыл к берегу, а может, и не
к берегу, по крайней мере туда, где, казалось, было безопасно. Но прежде,
чем я достиг мелкого места, вокруг моей икры сомкнулась чья-то холодная
как лед ладонь и принялась тянуть меня на глубину. Крик ужаса готов был
вырваться из груди, когда я понял, что это уже не сон: кто-то и в самом
деле тянул меня за ногу.
Открыв глаза, я увидел Тедди: он будил меня, чтоб я его сменил на
дежурстве.
- А где Крис? - пробормотал я, еще не до конца очнувшись ото сна. -
Он жив?
- Дрыхнет твой Крис без задних ног, - проворчал Тедди. - Оба вы
хороши: еле тебя добудился.
Остатки сна слетели с меня, и я уселся у костра, а Тедди залег
досыпать.
20
Как я уже говорил, мне выпало дежурить последним. Сидя у костра, я с
переменным успехом боролся со сном: то встряхивался, то опять проваливался
в дрему. И хотя жуткие вопли больше не повторялись, ночь эта была далеко
не тихой - чуть ли не ежеминутно до меня доносился то победный вскрик
охотящегося филина, то жалобный стон некоего зверька, очевидно, ставшего
добычей, то более крупный зверь с шумом и треском продирался сквозь
заросли, и все это на фоне непрекращающегося стрекота сверчков. Я то
клевал носом, то снова вскакивал, как ошпаренный, после очередного ночного
звука, и если бы я вот таким образом исполнял обязанности часового
где-нибудь в Ле-Дио, то меня непременно отдали бы под трибунал и, скорее
всего, расстреляли.
Под утро меня сморило окончательно и бесповоротно, однако уже перед
рассветом я заставил себя проснуться. Светало. Часы на моей руке
показывали без четверти пять.
Я поднялся - при этом в позвоночнике что-то хрустнуло, - отошел на
пару сотен футов от распростертых тел моих товарищей и помочился на
замшелый пень. Ночные страхи постепенно отступали от меня, и ощущать это
было приятно.
Вскарабкавшись на насыпь, я присел на рельс и принялся рассеянно
подбрасывать носком кроссовки щебень. Будить остальных я не спешил:
хотелось в эти предрассветные мгновения побыть в одиночестве.
Утро наступало быстро. Сверчки затихли, таинственные тени как бы
испарились, отсутствие каких-либо запахов предвещало еще один жаркий день,
возможно, один из последних... Пробуждались ото сна и птицы: откуда-то
появился крапивник, присел на сук громадного поваленного дерева, откуда мы
брали хворост для костра, почистил перышки и полетел дальше по своим
делам.
Не знаю, как долго я сидел вот так на рельсе, наблюдая за багровеющим
на востоке горизонтом. Наверное, достаточно долго, поскольку в брюхе у
меня заурчало - пора завтракать. Я уже хотел подняться и начинать будить
ребят, как вдруг посмотрел направо и остолбенел: в каких-то десяти ярдах
от меня стоял олень.
Сердце у меня подпрыгнуло так, что, вероятно, выскочило бы изо рта,
не прикрой я его ладонью. Я замер без движения, впрочем, сдвинуться с
места я не смог бы, даже если б очень захотел. Глаза у оленя были вовсе не
карие, а бархатно-черные, как у внутренней поверхности шкатулок с
драгоценностями, какие я видел в ювелирной лавке. Маленькие ушки были
словно сделаны из замши. Животное взглянуло на меня, чуть склонив голову,
будто заспанный парнишка с всклокоченными волосами, в джинсах с манжетами
и залатанной рубахе цвета хаки со стоячим - по тогдашней моде - воротником
был для него явлением вполне обычным. Мне же олень казался неким чудесным
видением, незаслуженным, а потому необъяснимым, даром свыше.
Довольно долго (по крайней мере, так мне показалось) мы смотрели друг
на друга, затем животное повернулось ко мне спиной, нагнулось и,
беззаботно помахивая белым хвостиком-обрубком, принялось щипать травку.
Олень ел, не обращая на меня ни малейшего внимания и совершенно меня не
опасаясь! Да и чего ему бояться? Это я боялся не то что шевельнуться, но
даже старался не дышать.
Внезапно рельс, на котором я продолжал сидеть, мелко завибрировял, и
через какое-то мгновение олень поднял голову, тревожно поглядывая в
сторону Касл-рока и поводя коричневато-черным носом. Наконец, зверь
встрепенулся, в три прыжка достиг зарослей и там исчез - лишь ветка
хрустнула под копытом, будто одиночный выстрел в тиши.
Зачарованный, я продолжал смотреть туда, где только что пасся олень,
пока грохот приближающегося поезда не стал явственным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25