Отец ее был сначала военным летчиком, потом работал пилотом на гражданских линиях, пока не стал главой авиакомпании. Мама же всегда была просто мамой: не домохозяйкой, приклеенной к кухонному столу, но и не богемной путешественницей, сочиняющей романы. И Джоанна, которая росла в семье, где книгам много внимания никогда не уделялось, привыкла черпать пищу для размышлений из телевизора. Но она упорно трудилась и поступила в Веллсли, учиться на журналиста. Приятнее всего в ее работе было то, что она постоянно приобретала новые впечатления, не только не тратя на это средств, но еще и получая за это деньги.
— Да, кстати, — наконец решилась спросить Джоанна, надеясь, что ее вопрос прозвучит небрежно. — Вы когда-нибудь были женаты?
— Нет, — просто сказал Сэм, словно этого было достаточно.
— А позвольте спросить, в чем, по-вашему, причина того, что вы до сих пор холостяк? — Джоанна улыбнулась, словно хотела ободрить застенчивого человека, который не любит говорить о себе.
Он пожал плечами:
— Наверное, это судьба.
— Но для вас это хорошо или плохо?
— Да как вам сказать... Даже не знаю. Пару раз я был близок к тому, чтобы жениться, но не сложилось. — Он снова пожал плечами. — В нашей семье мужчины всегда поздно вступали в брак.
Джоанна решила больше не касаться этой темы. В конце концов для статьи это было не так уж важно.
— Тогда расскажите мне, — попросила она, поудобнее устроившись в глубоком кожаном кресле, — как вы начали заниматься тем, над чем сейчас работаете?
— Даже не знаю, что и сказать. Это произошло само собой, постепенно, шаг за шагом.
— Но шаги были весьма любопытными. Вы начинали с физики, потом стали психологом, а затем — парапсихологом. Наверное, что-то вас к этому подтолкнуло?
Сэм покачал головой, словно искал ответ и извинялся, что не может его найти.
— Просто я всегда занимался тем, что мне было интереснее всего. И вот куда, в конечном итоге, меня это и привело.
— Но вы мне как-то говорили, что лично никогда не сталкивались с паранормальными явлениями, не видели призраков, не предсказывали будущее. Значит, вами движет исключительно любопытство?
И вновь Сэм помедлил с ответом.
— Кажется, однажды, много лет назад, произошла одна вещь, которая, видимо, как-то связана с этим. — Лицо его стало отрешенным, словно он сосредоточился на чем-то далеком. — Я помню только, что шел по дороге. Был чудесный денек, начало июня. Я был один, и вдруг меня поразила одна мысль. Как будто вспышка в мозгу. Наверное, я даже не сбился с шага. Если бы меня в ту минуту кто-нибудь видел, он бы не заметил никаких перемен. Но мне показалось, что произошло нечто из ряда вон выходящее. — Он помолчал, потом снова заговорил, и опять замолчал, покусывая губы, словно мучительно пытался подобрать верные слова: — Этим из ряда вон выходящим событием был просто сам факт моего существования — я жив, я мыслю, и это мои ноги ступают по тропе. Я как бы оказался одновременно внутри и снаружи собственного тела. И при этом — чего раньше я никогда не осознавал — я был еще частью окружающего меня пейзажа — пейзажа, который странным образом стал для меня новым и незнакомым, хотя вокруг совершенно ничего не изменилось. Это ощущение было жутким и захватывающим одновременно. Длилось оно не больше пары минут, но пока они шли, время ничего не значило для меня. И можно сказать, что с тех пор оно вообще мало что для меня значит, — он взглянул на нее с виноватой улыбкой, будто надеялся, что она удовлетворится этим ответом, ибо больше сказать ему нечего. — Обыкновенное, простое чувство единства со вселенной. Странно лишь, что мы находим его странным, в то время как у народов, которые мы привыкли обзывать примитивными, оно присутствует всегда.
На секунду задумавшись, Джоанна спросила:
— Когда же это с вами произошло?
— Ну, много лет назад.
— Сколько?
— Так сразу и не сосчитаешь.
— А сколько вам тогда было лет?
— Семь.
Глава 10
Пока они беседовали, начало смеркаться. Сэм предложил гостье бокал сухого вина и достал из холодильника бутылку. Это было замечательное белое вино, и когда Джоанна его похвалила, Сэм сказал, что оно называется «кодру», делают его на севере долины Роны во Франции, а эту бутылку ему подарил друг, который занимается поставкой вин в рестораны по всему восточному побережью.
— Да, кстати, — добавил он, бросив взгляд на часы. — Надо было мне вас раньше спросить, но если вы сегодня свободны, позвольте мне угостить вас ужином.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказала Джоанна, махнув рукой на правило, которое всегда внушала ей мать: женщина не должна быть свободна раньше, чем через три дня, а перед первым свиданием — через пять. — Буду очень рада.
Тут Сэм снова ее удивил.
— Мне приятель прислал из Калифорнии по электронной почте новый рецепт. Если вы согласны побыть подопытным кроликом, я бы хотел его опробовать.
— Заманчиво, — растерянно проговорила Джоанна. Сэм снова наполнил ее бокал, и у нее мелькнуло подозрение, что это его обычный приемчик прелюдии к соблазнению. Но тут же она отмела эту мысль: слишком уж сложно. Просто Сэм не в состоянии, как она, позволить себе роскошь ужинать в ресторанах.
— Вам помочь?
— Нет — разве что я окончательно запутаюсь. Но, надеюсь, этого не случится. Берите лучше бокал и проходите на кухню.
Кухня смахивала на пещеру, хотя ею явно пользовались регулярно. Она была увешана связками ароматных трав и пряностей, а также сковородками и кастрюлями. Все ножи были острыми, словно бритва, и с удобными деревянными рукоятками. Сэм включил в большой комнате музыку, и два динамика заполнили квартиру звуками концерта Паулинга. Пока Сэм готовил филе трески с соевым соусом, конопляным маслом, имбирем и кориандром, они болтали о том о сем. Рыба, которую Сэм подал с рисом басмати и второй бутылкой кодру, оказалась великолепной.
Они ужинали при свечах, усевшись за одним концом длинного дубового стола в гостиной, сплошь уставленной книжными полками. На десерт Сэм припас свежее манго с лимонным шербетом. Он предложил сварить кофе, но Джоанна отказалась. Тогда он обошел стол, чтобы подлить ей еще вина, и поцеловал ее долгим и нежным поцелуем.
— Ну хорошо, — сказала она час спустя, когда они лежали в постели, отдыхая от ласк. — Не для интервью, а просто так — скажи, как же все-таки вышло, что ты до сих пор холост?
— Эй, но я ведь не настолько стар, — мягко возразил Сэм.
— Я этого не сказала. Но, по-моему, женщины тебе нравятся, а если ты до сих пор не женат, это значит, что у тебя их была чертова уйма.
— Может, ты из тех женщин, которые считают мужчину неполноценным, если он до тридцати не успел жениться?
— Я вообще не из «тех женщин, которые то-то и то-то».
— Да что ты говоришь? — он погладил ее по спине и снова нежно притянул к себе.
Позже они сидели по-турецки на подоконнике в гостиной и ели фруктовый йогурт с воздушной кукурузой, запивая все это шампанским.
— Вот и доказательство! — победоносно воскликнула Джоанна, когда Сэм извлек бутылку из холодильника.
Он удивился:
— Доказательство чего?
— Ты все спланировал заранее, вплоть до шампанского, чтобы отметить это событие.
— Оно осталось с какого-то праздника, — прижав руку к сердцу, начал оправдываться Сэм. — Я и забыл о нем.
— А ты правда сам готовишь? Или научился делать только одно блюдо, чтобы производить впечатление на девушек?
— Приходи завтра в гости, и узнаешь.
Она наклонилась к нему и поцеловала.
— А что, я могу.
Они еще немного поговорили о себе, о своем прошлом — а потом снова вернулись к предстоящему эксперименту и принялись обсуждать предполагаемый состав группы. Вдруг Сэм замолчал на полуслове и задумчиво посмотрел в окно на черные воды Гудзона. Джоанна уже начала привыкать к тому, что он иногда погружается в себя, и мысли его витают где-то в другом месте. Эта его особенность вызывала симпатию, поскольку сам он не отдавал себе в этом отчета, и в такие минуты казался беззащитным и одиноким.
— Знаешь, о чем я думаю, — сказал он после продолжительного молчания. — Если бы мне удалось зазвать к нам Роджера Фуллертона, это была бы не просто удача, а настоящая сенсация.
— Кто это — Роджер Фуллертон?
— Мой старый профессор физики из Принстона. Он действительно очень знаменит и дважды выдвигался на Нобелевскую премию, хотя и не стал пока лауреатом. Если он будет в нашей группе, это привлечет к эксперименту внимание даже тех, кто вообще не видит смысла в исследовании паранормальных явлений, считая их чем-то средним между массовой истерией и шарлатанством.
— А он согласится?
— Даже не знаю, — Сэм негромко засмеялся и наконец снова повернулся к Джоанне. — Он-то как раз всегда и считал такие явления чем-то средним между массовой истерией и шарлатанством.
— Ты говорил, что для успеха необходимо, чтобы все участники эксперимента относились к нему непредвзято. А теперь предлагаешь позвать скептика.
— Скептицизм — это вещь двойственная. Истинный скептик обязан быть объективным. Роджер работал с Эйнштейном и Нильсом Бором. Он один из последних представителей того поколения ученых, которые первыми обнаружили, что реальность исчезает, как только к ней приблизишься, чтобы рассмотреть получше. По логике вещей, для таких как он телепатия и психокинез должны казаться естественными, как воздух.
— Тогда почему он в них не верит?
Сэм пожал плечами и вылил ей в бокал остатки шампанского.
— Спросишь его сама. Ты в субботу свободна?
— Вроде бы да.
— Приезжай в Принстон. Я думаю, Роджер тебе понравится. А уж в том, что ты ему понравишься, я не сомневаюсь.
Глава 11
Едва Сэм поставил машину на стоянку, начался дождь. Съежившись под старым зонтом, который Джоанна нашла на заднем сиденье, они прошли по аллее, разделяющей два университетских корпуса. Поднявшись на второй этаж одного из этих зданий Сэм постучал в дверь, и скрипучий голос ответил:
— Войдите.
«Пижон» — первое, что подумала Джоанна, увидев Роджера Фуллертона. Он был одет в безукоризненный костюм-тройку из великолепного твида, а его седые усы были тщательно расчесаны и кончики завиты. Когда Сэм представлял Джоанну, в глазах Фуллертона вспыхнули искорки, и Джоанна поняла, почему Сэм утверждал, что ее присутствие может повлиять на его решение.
Они уселись в кожаные кресла, и им принесли чай. В этой комнате Фуллертон уже больше сорока лет проводил семинары со своими студентами, и она несла на себе отпечаток долгой насыщенной жизни. На стенах под причудливыми углами были развешаны фотографии людей, лица которых показались Джоанне знакомыми, и самого Фуллертона в молодости. Повсюду были живописно разбросаны книги и листы бумаги; на столе у окна стоял компьютер.
— Итак, — начал Фуллертон, переводя взгляд с ног Джоанны на ее лицо, — я полагаю, цель вашего визита — убедить меня принять участие в одном из так называемых «экспериментов» Сэма.
Он говорил с едва заметным английским акцентом, который вызвал в памяти Джоанны образ Рэя Милланда или Кэри Гранта из какой-нибудь старой ленты. Она взглянула на Сэма — тот как ни в чем не бывало прихлебывал чай.
— Думаю, на это он уже не рассчитывает, — защищая Сэма, сказала она. — Пока мы к вам ехали, он сказал, что вы непременно начнете с ним спорить, но это помогает ему всегда быть в форме.
Роджер хихикнул:
— Ну что ж, постараюсь его не разочаровать.
После того первого разговора о Фуллертоне Сэм посвятил Джоанну в историю своих взаимоотношений с профессором. Они познакомились, потому что Сэм ходил на его лекции и в конце неизменно задавал вопросы. Возникшая между ними дружба не распалась даже после того, как Сэм забросил физику и занялся психологией — с точки зрения Фуллертона, беспредметной наукой. Но простое неодобрение сменилось настоящей яростью, когда Сэм увлекся парапсихологией.
Допив чай и закончив обмен светскими любезностями, мужчины продолжили свой вечный спор, словно отложенную партию в шахматы, которую стремятся доиграть при первой же возможности. С прошлой встречи ничего не изменилось, и каждый помнил свой последний ход.
— Ты просто сбрасываешь со счета половину того, что было открыто за последнюю сотню лет, — говорил Сэм. — В конце девятнадцатого века не случайно произошел взрыв интереса к феноменам психики.
— Старые дуры и неврастеники-холостяки, — перебил его профессор, — сидели в темноте, положив ладони на стол, и ждали, пока мамаша подаст им знак с того света. Боже правый, неужели ты хочешь сказать, что они занимались наукой?
— Подобными вещами интересовались лучшие умы в нашей стране и в Европе — врачи, физики, философы, люди, которые до сих пор пользуются большим авторитетом в науке...
— И помнят их именно благодаря их научным трудам, а не потому, что они копались в бессмысленных суевериях, которые ни к чему не ведут.
— Наоборот, они обратили внимание, что происходят чрезвычайно интересные вещи, и им хватало любознательности — и честности — попытаться выяснить природу этих явлений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Да, кстати, — наконец решилась спросить Джоанна, надеясь, что ее вопрос прозвучит небрежно. — Вы когда-нибудь были женаты?
— Нет, — просто сказал Сэм, словно этого было достаточно.
— А позвольте спросить, в чем, по-вашему, причина того, что вы до сих пор холостяк? — Джоанна улыбнулась, словно хотела ободрить застенчивого человека, который не любит говорить о себе.
Он пожал плечами:
— Наверное, это судьба.
— Но для вас это хорошо или плохо?
— Да как вам сказать... Даже не знаю. Пару раз я был близок к тому, чтобы жениться, но не сложилось. — Он снова пожал плечами. — В нашей семье мужчины всегда поздно вступали в брак.
Джоанна решила больше не касаться этой темы. В конце концов для статьи это было не так уж важно.
— Тогда расскажите мне, — попросила она, поудобнее устроившись в глубоком кожаном кресле, — как вы начали заниматься тем, над чем сейчас работаете?
— Даже не знаю, что и сказать. Это произошло само собой, постепенно, шаг за шагом.
— Но шаги были весьма любопытными. Вы начинали с физики, потом стали психологом, а затем — парапсихологом. Наверное, что-то вас к этому подтолкнуло?
Сэм покачал головой, словно искал ответ и извинялся, что не может его найти.
— Просто я всегда занимался тем, что мне было интереснее всего. И вот куда, в конечном итоге, меня это и привело.
— Но вы мне как-то говорили, что лично никогда не сталкивались с паранормальными явлениями, не видели призраков, не предсказывали будущее. Значит, вами движет исключительно любопытство?
И вновь Сэм помедлил с ответом.
— Кажется, однажды, много лет назад, произошла одна вещь, которая, видимо, как-то связана с этим. — Лицо его стало отрешенным, словно он сосредоточился на чем-то далеком. — Я помню только, что шел по дороге. Был чудесный денек, начало июня. Я был один, и вдруг меня поразила одна мысль. Как будто вспышка в мозгу. Наверное, я даже не сбился с шага. Если бы меня в ту минуту кто-нибудь видел, он бы не заметил никаких перемен. Но мне показалось, что произошло нечто из ряда вон выходящее. — Он помолчал, потом снова заговорил, и опять замолчал, покусывая губы, словно мучительно пытался подобрать верные слова: — Этим из ряда вон выходящим событием был просто сам факт моего существования — я жив, я мыслю, и это мои ноги ступают по тропе. Я как бы оказался одновременно внутри и снаружи собственного тела. И при этом — чего раньше я никогда не осознавал — я был еще частью окружающего меня пейзажа — пейзажа, который странным образом стал для меня новым и незнакомым, хотя вокруг совершенно ничего не изменилось. Это ощущение было жутким и захватывающим одновременно. Длилось оно не больше пары минут, но пока они шли, время ничего не значило для меня. И можно сказать, что с тех пор оно вообще мало что для меня значит, — он взглянул на нее с виноватой улыбкой, будто надеялся, что она удовлетворится этим ответом, ибо больше сказать ему нечего. — Обыкновенное, простое чувство единства со вселенной. Странно лишь, что мы находим его странным, в то время как у народов, которые мы привыкли обзывать примитивными, оно присутствует всегда.
На секунду задумавшись, Джоанна спросила:
— Когда же это с вами произошло?
— Ну, много лет назад.
— Сколько?
— Так сразу и не сосчитаешь.
— А сколько вам тогда было лет?
— Семь.
Глава 10
Пока они беседовали, начало смеркаться. Сэм предложил гостье бокал сухого вина и достал из холодильника бутылку. Это было замечательное белое вино, и когда Джоанна его похвалила, Сэм сказал, что оно называется «кодру», делают его на севере долины Роны во Франции, а эту бутылку ему подарил друг, который занимается поставкой вин в рестораны по всему восточному побережью.
— Да, кстати, — добавил он, бросив взгляд на часы. — Надо было мне вас раньше спросить, но если вы сегодня свободны, позвольте мне угостить вас ужином.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказала Джоанна, махнув рукой на правило, которое всегда внушала ей мать: женщина не должна быть свободна раньше, чем через три дня, а перед первым свиданием — через пять. — Буду очень рада.
Тут Сэм снова ее удивил.
— Мне приятель прислал из Калифорнии по электронной почте новый рецепт. Если вы согласны побыть подопытным кроликом, я бы хотел его опробовать.
— Заманчиво, — растерянно проговорила Джоанна. Сэм снова наполнил ее бокал, и у нее мелькнуло подозрение, что это его обычный приемчик прелюдии к соблазнению. Но тут же она отмела эту мысль: слишком уж сложно. Просто Сэм не в состоянии, как она, позволить себе роскошь ужинать в ресторанах.
— Вам помочь?
— Нет — разве что я окончательно запутаюсь. Но, надеюсь, этого не случится. Берите лучше бокал и проходите на кухню.
Кухня смахивала на пещеру, хотя ею явно пользовались регулярно. Она была увешана связками ароматных трав и пряностей, а также сковородками и кастрюлями. Все ножи были острыми, словно бритва, и с удобными деревянными рукоятками. Сэм включил в большой комнате музыку, и два динамика заполнили квартиру звуками концерта Паулинга. Пока Сэм готовил филе трески с соевым соусом, конопляным маслом, имбирем и кориандром, они болтали о том о сем. Рыба, которую Сэм подал с рисом басмати и второй бутылкой кодру, оказалась великолепной.
Они ужинали при свечах, усевшись за одним концом длинного дубового стола в гостиной, сплошь уставленной книжными полками. На десерт Сэм припас свежее манго с лимонным шербетом. Он предложил сварить кофе, но Джоанна отказалась. Тогда он обошел стол, чтобы подлить ей еще вина, и поцеловал ее долгим и нежным поцелуем.
— Ну хорошо, — сказала она час спустя, когда они лежали в постели, отдыхая от ласк. — Не для интервью, а просто так — скажи, как же все-таки вышло, что ты до сих пор холост?
— Эй, но я ведь не настолько стар, — мягко возразил Сэм.
— Я этого не сказала. Но, по-моему, женщины тебе нравятся, а если ты до сих пор не женат, это значит, что у тебя их была чертова уйма.
— Может, ты из тех женщин, которые считают мужчину неполноценным, если он до тридцати не успел жениться?
— Я вообще не из «тех женщин, которые то-то и то-то».
— Да что ты говоришь? — он погладил ее по спине и снова нежно притянул к себе.
Позже они сидели по-турецки на подоконнике в гостиной и ели фруктовый йогурт с воздушной кукурузой, запивая все это шампанским.
— Вот и доказательство! — победоносно воскликнула Джоанна, когда Сэм извлек бутылку из холодильника.
Он удивился:
— Доказательство чего?
— Ты все спланировал заранее, вплоть до шампанского, чтобы отметить это событие.
— Оно осталось с какого-то праздника, — прижав руку к сердцу, начал оправдываться Сэм. — Я и забыл о нем.
— А ты правда сам готовишь? Или научился делать только одно блюдо, чтобы производить впечатление на девушек?
— Приходи завтра в гости, и узнаешь.
Она наклонилась к нему и поцеловала.
— А что, я могу.
Они еще немного поговорили о себе, о своем прошлом — а потом снова вернулись к предстоящему эксперименту и принялись обсуждать предполагаемый состав группы. Вдруг Сэм замолчал на полуслове и задумчиво посмотрел в окно на черные воды Гудзона. Джоанна уже начала привыкать к тому, что он иногда погружается в себя, и мысли его витают где-то в другом месте. Эта его особенность вызывала симпатию, поскольку сам он не отдавал себе в этом отчета, и в такие минуты казался беззащитным и одиноким.
— Знаешь, о чем я думаю, — сказал он после продолжительного молчания. — Если бы мне удалось зазвать к нам Роджера Фуллертона, это была бы не просто удача, а настоящая сенсация.
— Кто это — Роджер Фуллертон?
— Мой старый профессор физики из Принстона. Он действительно очень знаменит и дважды выдвигался на Нобелевскую премию, хотя и не стал пока лауреатом. Если он будет в нашей группе, это привлечет к эксперименту внимание даже тех, кто вообще не видит смысла в исследовании паранормальных явлений, считая их чем-то средним между массовой истерией и шарлатанством.
— А он согласится?
— Даже не знаю, — Сэм негромко засмеялся и наконец снова повернулся к Джоанне. — Он-то как раз всегда и считал такие явления чем-то средним между массовой истерией и шарлатанством.
— Ты говорил, что для успеха необходимо, чтобы все участники эксперимента относились к нему непредвзято. А теперь предлагаешь позвать скептика.
— Скептицизм — это вещь двойственная. Истинный скептик обязан быть объективным. Роджер работал с Эйнштейном и Нильсом Бором. Он один из последних представителей того поколения ученых, которые первыми обнаружили, что реальность исчезает, как только к ней приблизишься, чтобы рассмотреть получше. По логике вещей, для таких как он телепатия и психокинез должны казаться естественными, как воздух.
— Тогда почему он в них не верит?
Сэм пожал плечами и вылил ей в бокал остатки шампанского.
— Спросишь его сама. Ты в субботу свободна?
— Вроде бы да.
— Приезжай в Принстон. Я думаю, Роджер тебе понравится. А уж в том, что ты ему понравишься, я не сомневаюсь.
Глава 11
Едва Сэм поставил машину на стоянку, начался дождь. Съежившись под старым зонтом, который Джоанна нашла на заднем сиденье, они прошли по аллее, разделяющей два университетских корпуса. Поднявшись на второй этаж одного из этих зданий Сэм постучал в дверь, и скрипучий голос ответил:
— Войдите.
«Пижон» — первое, что подумала Джоанна, увидев Роджера Фуллертона. Он был одет в безукоризненный костюм-тройку из великолепного твида, а его седые усы были тщательно расчесаны и кончики завиты. Когда Сэм представлял Джоанну, в глазах Фуллертона вспыхнули искорки, и Джоанна поняла, почему Сэм утверждал, что ее присутствие может повлиять на его решение.
Они уселись в кожаные кресла, и им принесли чай. В этой комнате Фуллертон уже больше сорока лет проводил семинары со своими студентами, и она несла на себе отпечаток долгой насыщенной жизни. На стенах под причудливыми углами были развешаны фотографии людей, лица которых показались Джоанне знакомыми, и самого Фуллертона в молодости. Повсюду были живописно разбросаны книги и листы бумаги; на столе у окна стоял компьютер.
— Итак, — начал Фуллертон, переводя взгляд с ног Джоанны на ее лицо, — я полагаю, цель вашего визита — убедить меня принять участие в одном из так называемых «экспериментов» Сэма.
Он говорил с едва заметным английским акцентом, который вызвал в памяти Джоанны образ Рэя Милланда или Кэри Гранта из какой-нибудь старой ленты. Она взглянула на Сэма — тот как ни в чем не бывало прихлебывал чай.
— Думаю, на это он уже не рассчитывает, — защищая Сэма, сказала она. — Пока мы к вам ехали, он сказал, что вы непременно начнете с ним спорить, но это помогает ему всегда быть в форме.
Роджер хихикнул:
— Ну что ж, постараюсь его не разочаровать.
После того первого разговора о Фуллертоне Сэм посвятил Джоанну в историю своих взаимоотношений с профессором. Они познакомились, потому что Сэм ходил на его лекции и в конце неизменно задавал вопросы. Возникшая между ними дружба не распалась даже после того, как Сэм забросил физику и занялся психологией — с точки зрения Фуллертона, беспредметной наукой. Но простое неодобрение сменилось настоящей яростью, когда Сэм увлекся парапсихологией.
Допив чай и закончив обмен светскими любезностями, мужчины продолжили свой вечный спор, словно отложенную партию в шахматы, которую стремятся доиграть при первой же возможности. С прошлой встречи ничего не изменилось, и каждый помнил свой последний ход.
— Ты просто сбрасываешь со счета половину того, что было открыто за последнюю сотню лет, — говорил Сэм. — В конце девятнадцатого века не случайно произошел взрыв интереса к феноменам психики.
— Старые дуры и неврастеники-холостяки, — перебил его профессор, — сидели в темноте, положив ладони на стол, и ждали, пока мамаша подаст им знак с того света. Боже правый, неужели ты хочешь сказать, что они занимались наукой?
— Подобными вещами интересовались лучшие умы в нашей стране и в Европе — врачи, физики, философы, люди, которые до сих пор пользуются большим авторитетом в науке...
— И помнят их именно благодаря их научным трудам, а не потому, что они копались в бессмысленных суевериях, которые ни к чему не ведут.
— Наоборот, они обратили внимание, что происходят чрезвычайно интересные вещи, и им хватало любознательности — и честности — попытаться выяснить природу этих явлений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41