– насупился мальчишка. – Из меня объясняльщик плохой, ты лучше деда Василия спрашивай, он старый, много знает. А еще лучше боярина, когда из похода вернется. Боярин – он такой, порассуждать про Учение любит.
И, подхватив свою опустевшую бадейку, Алешка направился во двор, к необъятных размеров бочке.
2
– Ну как, Андрей, обживаешься? – тон у боярина был на редкость благодушный. Ну, понятное дело – вернулся человек из командировки, попарился в бане, вкусно поужинал, принял, видно, на грудь… Надо бы, кстати, выяснить, какой у них алкогольный ассортимент… За проведенные тут семнадцать дней ничего крепче кваса мне не доставалось. А ведь наверняка изобилие… настойки всякие, наливки, медовухи… не говоря уж о пиве.
– Да помаленьку, – сдержанно ответил я. – Вроде бы и неплохо тут у вас, да как-то странно. Очень уж отличается от моего мира.
Насчет мира я высказался не случайно. Пускай начнет впаривать мне о преждепамятной хворобе, а там уж разговор можно вырулить на всякие интересные вопросы.
– Да ты садись. – Волков указал на низенькую скамеечку возле стены. – Наработался же за день, ноги небось гудят.
Я не преминул воспользоваться приглашением. Не то чтобы ноги и впрямь отваливались, но предлагают – бери.
– Я смотрю, разговаривать по-нашему ты уже научился, – заметил боярин. – Лекарь-то опытный, дело свое знает…
– Да лекарь-то ваш при чем? – не выдержал я. – Подумаешь, проблема, язык освоить. Не так уж и отличается от нашего… ну, от языка того мира, откуда я к вам попал.
Я перевел дыхание, огляделся еще раз. Боярская горница, куда он вызвал меня для беседы, не поражала роскошью. Комната как комната, ну, ковры на стенах. Тоже невидаль, у нас в московской квартире и помасштабнее висят. А здесь и краски тусклые, и рисунок скучный – орнамент какой-то. На той стене, что у двери, оружие развешано. Сабли какие-то разной степени кривизны, кинжалы, топорики, нечто вроде булавы, только рукоять почему-то гнутая. Вот и все великолепие. Зато боярское ложе – обычная лавка, как у нас в людской, застелена только шкурой, не поймешь, то ли волчья, то ли рысья. В шкурах я как-то не бум-бум. Но лучше бы волчья – с учетом фамилии было бы стильно.
– Лекарь-то очень даже при чем, – возразил боярин. – Он снадобье изготовил, которое во много раз ускоряет постижение языка. Есть в мозгу человеческом такие каналы, по которым мысли движутся. Разные мысли по разным. Вот снадобье и прочистило те из них, которые за восприятие речи ответственны. А иначе ты бы не меньше года понимал с пятого на десятое. Ну и, конечно, практика языковая. Не зря же я к тебе Алешку приставил. Мальчик не самый усердный и не самый расторопный, но вот болтает без умолку, а это в твоем случае то, что надо.
Ишь ты, нейрофизиология местного разлива в популярном изложении! Представляю, как бы Александр Филиппович разъяснял дифференциальное исчисление… если, конечно, здесь бы до него додумались.
– Однако, – продолжил боярин, – болезнь твоя никуда не ушла. Язык тебе восстановили, а вот остальное… Скажи, ты ведь, наверное, всех тут доставал вопросами, что, как и почему? Понял что-нибудь?
– Да не особо, – слегка преуменьшил я свои достижения. – Все к вам посылали, боярин, типа, у нас ученый человек, он лучше растолкует…
– Да какой я ученый человек, – вздохнул Александр Филиппович. – В кучепольскую панэписту, ну, училище высшее, и впрямь поступил, да только после двух лет уйти пришлось. Отец мой помер, пришлось наследство принимать, а значит, и должность его в Приказе. Так что преувеличивает дворня мою ученость. Книжки читаю, конечно, но это же не заменит системного образования…
– Тоже вот два курса закончил, – выдержав для приличия паузу, отозвался я. – Московский институт пищевой промышленности. И вопрос, закончу ли остальные три.
Намек мой, кажется, был достаточно толст, но боярин впрямую не ответил.
– Вот видишь, – сказал он, – ты ничего не помнишь о своей жизни в нашем шаре. У тебя преждепамятная хвороба, Андрей. Это значит, что воспоминания о прошлой жизни твоей души в другом шаре пробудились и вытеснили всю твою здешнюю память.
– С этого места хотелось бы поподробнее, – заметил я. – Что значит шар? О какой прошлой жизни идет речь?
– Да, – вздохнул боярин, – болезнь твоя очевидна. Ты даже не замечаешь, что говоришь совсем не в той манере, как холоп должен обращаться к своему господину. Однако я не в обиде, я же понимаю, чем это вызвано… Так вот, придется начать с самых основ. Ты знаешь, что в человеке есть душа? Что не тело, а именно эта бесплотная сущность – хранительница нашего ума, нашей памяти, способностей, привычек, склада характера?
– Ну, приходилось слышать, – усмехнулся я. – У нас многие люди в такое верят.
– А ты?
Интересно, у них тут за атеизм на костер волокут или как? Впрочем, у меня же великолепная отмазка, в случае чего мне медики от костра освобождение выпишут.
– А я как-то не задумывался. По-моему, душа – это… выдуманное какое-то понятие. Вот есть тело, есть мозг, есть нервы… ну, то есть примерно те самые каналы, о которых вы мне разъясняли… По нервам проходит электрический импульс… Этот импульс и называют мыслью. Вот вам и вся душа.
– Глуповато, – прокомментировал боярин, – но я не буду спорить. Что бы ты себе насчет души ни воображал – она есть. Это научный факт. Так вот, душа бессмертна. Тело человеческое умирает, потому что в теле есть чему болеть, гнить, портиться… А душа – в ней распадаться нечему, она вся такая… единая, что ли. Не как дом, сложенный из бревен, а как вода или огонь… Цельная сущность.
– Ну, я допускаю подобную точку зрения, – мне захотелось проявить плюрализм. К чему спорить… все-таки он боярин, он тут, как сказал бы Колян, масть держит.
– Ну, благодарю, – усмехнулся в усы Александр Филиппович. – Тогда едем дальше. Как же совместить, что тело смертно, а душа нет? На самом деле все просто: душа переходит из тела в тело. Но только – в разных шарах. Здесь человек родился – значит, в каком-то другом шаре он умер, и душа его, просочившись через разделяющую шары преграду, влилась в тело новорожденного. А как вырастет человек, состарится, умрет – его душа в другой шар перелетит…
– Так что же вы называете шаром?
– Примерно то же, что и ты, когда говоришь слово «мир». Шар – это земля, по которой мы ходим, воздух, которым дышим, вода, которую пьем. Это деревья, травы, это города и деревни, реки и моря, самые дальние страны… Раньше, в древности, люди думали, что шар – один-единственный. Но двадцать два века назад великий мудрец Аринака принес истину – шаров много. Их" бесконечно много. Можно пересчитать звезды в небе, можно пересчитать песчинки на берегу, но шары не пересчитаешь.
– Кстати, о звездах, – подал я голос. – Они в каждом шаре свои?
– На сей предмет у ученых нет единого мнения, – после секундной паузы ответил боярин. – Сам Аринака полагал, что звезды, планеты, солнце и луна едины для всех шаров, что это сущности надлунные, небесные, а шары включают в себя только земное. Но с тех пор две с лишним тысячи лет прошло, появились разные теории. Например, что шар объемлет и звездную сферу, и планеты. Сами же они, шары, плавают в некоей среде, непроницаемой для вещества, но не для души. Пока душа слита с телом, тело ее ограничивает, не пускает из шара в шар. Но как только она вырывается на свободу – сразу же проникает в ближайший шар и вливается в уготованное ей тело.
– Кем уготованное? – Похоже, наша ученая беседа плавно переходит к вопросу о Господе Боге.
– Это так, фигура речи, – поморщился боярин. – Никто на самом деле ничего не уготовил, действуют законы природы, понимаешь? Вот если ты выльешь на землю ведро воды, как она потечет? Первым делом – в самое низкое место. Кто ей такой путь уготовил? Ты? Нет, просто такова сущность воды – стремиться вниз. Так же и с душами. Есть какие-то непознанные нами законы… Но давай все-таки перейдем к главному.
– Давайте, – согласился я. Чем дальше, тем тревожнее было. Наверное, точно то же чувствует пациент в больнице, когда врач сообщает, что со здоровьем его возникли какие-то неожиданные напряги.
– Так вот, главное в том, что когда душа переходит в следующий шар, в ней сохраняются все воспоминания о прежней жизни, но они как бы заперты в ней и недоступны человеку. В самом деле, представь, как ужасно было бы помнить всю бесконечную череду прежних шаров. Любой человек сошел бы с ума. Сил нашего разума хватает только на осознание одной жизни. Есть, конечно, специальные способы, чтобы увидеть мысленным взором какие-то случайные кусочки из прошлого шара, но это требует долгих тренировок и не всем доступно. Случается, однако, что замок, запирающий в душе прежнюю память, портится, и тогда она вырывается на волю, захлестывает сознание. А поскольку лишнего места в сознании нет, то старая память смывает новую. Это и есть преждепамятная хвороба. Именно это и случилось с тобой, Андрей.
– Что-то не сходится у вас, – ухватился я за внезапно пришедшую мысль. – Сами же говорили, что в душе все едино, цельно, что там разлагаться нечему. И вдруг какие-то замки, которые портятся…
– Не придирайся к словам, – махнул рукой Волков. – Я же просто хотел объяснить понятнее про замок. На самом деле все сложнее, конечно, и что запирает прежнюю память, мы не знаем. Может, такой замок находится не в душе, а в теле, где-то в мозгу. В общем, постарайся признать очевидное – ты не попал сюда, в наш шар, каким-то загадочным образом. Ты родился тут, прожил девятнадцать лет – а потом с тобой случилась эта напасть. И ты вспомнил прежнюю жизнь. Все, что ты помнишь, – это не морок, не бред. Это правда. Это действительно было с твоей душой там. Потом ты умер в том своем мире. А здесь родился.
– Неувязочка, – заявил я. – Душа душой, а тело? Вот это самое тело? – ткнул я себя пальцем в живот. – Это чье же тело? Меня, который девятнадцать лет назад родился здесь? Или мое тамошнее тело? Я же прекрасно все помню. Вот этот шрам на ладони – я в пятом классе на даче гвоздем распорол. Вот эти зубы… – тут мне не повезло. Вернее, как раз всю жизнь везло – ни разу к стоматологу не ходил, идеальные зубы… Жаль, а какое было бы железное доказательство – пломба…
– Тут нет ничего странного, – возразил боярин. – Просто получилось так, что там ты умер в том же возрасте, в каком здесь заболел. Одно молодое тело может быть очень похоже на другое. К тому же душа способна в какой-то мере влиять на тело… Вот твой шрам – он, возможно, возник из-за болезни, когда душа, руководимая прежними воспоминаниями, начала перестраивать по ним твою плоть. Пойми, преждепамятная хвороба – штука хоть и редкая, но изученная. Ты не первый такой… Приходилось мне читать об этой болезни, правда, лицом к лицу раньше таких людей не встречал. Я ведь потому и купил тебя… Думаешь, тут некому в огороде репу пропалывать? Просто за неделю до того вышел у меня один досадный случай… В общем, надо было линию выровнять жалостью.
– Ну, спасибо! – издевательски поклонился я. – Я-то думал, вы чисто по-человечески… Оказывается, линия. Тут все про какие-то линии говорят. И что же это вы тут чертите?
– Ступай, Андрей, – боярину, похоже, надоел разговор. – Про линию после потолкуем, а ты пока обдумай уже сказанное. И не расстраивайся сильно, в нашем шаре тоже можно жить…
3
Да, в городе было что посмотреть. Во-первых, базар. Во всяком случае, для моего спутника Алешки это было самое интересное место. Еще бы, кончился здешний месяц расплодень, боярин выдал каждому медную зарплату. Не миновала она и меня. Нет, я не ждал с замиранием сердца, но было любопытно, во сколько же Александр Филиппович оценивает мой бесценный садово-огородный труд. Оказалось – целых десять медяков.
– Один в город не ходи, – велел он. – Митяя с собой возьми или Алешку. Ты же цен не знаешь, торговаться, я так подозреваю, тоже не умеешь. Обдерут, как березку на веники.
Насчет Митяя – это, возможно, было тонкое издевательство. Лишенный денежного довольствия парень вряд ли отправится гулять по базару. Только расстраиваться.
Зато Алешка мгновенно навязался мне в спутники.
– Пошли, я тебе все тут покажу, тут такие места есть! Ух…
Ух так ух. Одному мне все-таки было бы в этом Кучеполе как-то не по себе.
– Слышь, Леха, а отчего город так называется? – спросил я, едва мы вышли из ворот волковской усадьбы. Впереди полого спускалась вниз улица, почему-то именовавшаяся Бручничной. Была она, как и прочие, прямой – что очень не совпадало с моими представлениями о средневековом городе. Впрочем, он и не средневековый – двадцать второй век. Город будущего… Интересно, вообще здешнее время как-то соответствует нашему? Что было в нашей истории, когда у них тут объявился этот монстр Аринака?
– Кучеполь-то? – Вопрос, похоже, пацана нисколько не занимал. – Да разное говорят. Вроде как помойка тут была здоровенная, из окрестных деревень сюда мусор сволакивали в кучи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
И, подхватив свою опустевшую бадейку, Алешка направился во двор, к необъятных размеров бочке.
2
– Ну как, Андрей, обживаешься? – тон у боярина был на редкость благодушный. Ну, понятное дело – вернулся человек из командировки, попарился в бане, вкусно поужинал, принял, видно, на грудь… Надо бы, кстати, выяснить, какой у них алкогольный ассортимент… За проведенные тут семнадцать дней ничего крепче кваса мне не доставалось. А ведь наверняка изобилие… настойки всякие, наливки, медовухи… не говоря уж о пиве.
– Да помаленьку, – сдержанно ответил я. – Вроде бы и неплохо тут у вас, да как-то странно. Очень уж отличается от моего мира.
Насчет мира я высказался не случайно. Пускай начнет впаривать мне о преждепамятной хворобе, а там уж разговор можно вырулить на всякие интересные вопросы.
– Да ты садись. – Волков указал на низенькую скамеечку возле стены. – Наработался же за день, ноги небось гудят.
Я не преминул воспользоваться приглашением. Не то чтобы ноги и впрямь отваливались, но предлагают – бери.
– Я смотрю, разговаривать по-нашему ты уже научился, – заметил боярин. – Лекарь-то опытный, дело свое знает…
– Да лекарь-то ваш при чем? – не выдержал я. – Подумаешь, проблема, язык освоить. Не так уж и отличается от нашего… ну, от языка того мира, откуда я к вам попал.
Я перевел дыхание, огляделся еще раз. Боярская горница, куда он вызвал меня для беседы, не поражала роскошью. Комната как комната, ну, ковры на стенах. Тоже невидаль, у нас в московской квартире и помасштабнее висят. А здесь и краски тусклые, и рисунок скучный – орнамент какой-то. На той стене, что у двери, оружие развешано. Сабли какие-то разной степени кривизны, кинжалы, топорики, нечто вроде булавы, только рукоять почему-то гнутая. Вот и все великолепие. Зато боярское ложе – обычная лавка, как у нас в людской, застелена только шкурой, не поймешь, то ли волчья, то ли рысья. В шкурах я как-то не бум-бум. Но лучше бы волчья – с учетом фамилии было бы стильно.
– Лекарь-то очень даже при чем, – возразил боярин. – Он снадобье изготовил, которое во много раз ускоряет постижение языка. Есть в мозгу человеческом такие каналы, по которым мысли движутся. Разные мысли по разным. Вот снадобье и прочистило те из них, которые за восприятие речи ответственны. А иначе ты бы не меньше года понимал с пятого на десятое. Ну и, конечно, практика языковая. Не зря же я к тебе Алешку приставил. Мальчик не самый усердный и не самый расторопный, но вот болтает без умолку, а это в твоем случае то, что надо.
Ишь ты, нейрофизиология местного разлива в популярном изложении! Представляю, как бы Александр Филиппович разъяснял дифференциальное исчисление… если, конечно, здесь бы до него додумались.
– Однако, – продолжил боярин, – болезнь твоя никуда не ушла. Язык тебе восстановили, а вот остальное… Скажи, ты ведь, наверное, всех тут доставал вопросами, что, как и почему? Понял что-нибудь?
– Да не особо, – слегка преуменьшил я свои достижения. – Все к вам посылали, боярин, типа, у нас ученый человек, он лучше растолкует…
– Да какой я ученый человек, – вздохнул Александр Филиппович. – В кучепольскую панэписту, ну, училище высшее, и впрямь поступил, да только после двух лет уйти пришлось. Отец мой помер, пришлось наследство принимать, а значит, и должность его в Приказе. Так что преувеличивает дворня мою ученость. Книжки читаю, конечно, но это же не заменит системного образования…
– Тоже вот два курса закончил, – выдержав для приличия паузу, отозвался я. – Московский институт пищевой промышленности. И вопрос, закончу ли остальные три.
Намек мой, кажется, был достаточно толст, но боярин впрямую не ответил.
– Вот видишь, – сказал он, – ты ничего не помнишь о своей жизни в нашем шаре. У тебя преждепамятная хвороба, Андрей. Это значит, что воспоминания о прошлой жизни твоей души в другом шаре пробудились и вытеснили всю твою здешнюю память.
– С этого места хотелось бы поподробнее, – заметил я. – Что значит шар? О какой прошлой жизни идет речь?
– Да, – вздохнул боярин, – болезнь твоя очевидна. Ты даже не замечаешь, что говоришь совсем не в той манере, как холоп должен обращаться к своему господину. Однако я не в обиде, я же понимаю, чем это вызвано… Так вот, придется начать с самых основ. Ты знаешь, что в человеке есть душа? Что не тело, а именно эта бесплотная сущность – хранительница нашего ума, нашей памяти, способностей, привычек, склада характера?
– Ну, приходилось слышать, – усмехнулся я. – У нас многие люди в такое верят.
– А ты?
Интересно, у них тут за атеизм на костер волокут или как? Впрочем, у меня же великолепная отмазка, в случае чего мне медики от костра освобождение выпишут.
– А я как-то не задумывался. По-моему, душа – это… выдуманное какое-то понятие. Вот есть тело, есть мозг, есть нервы… ну, то есть примерно те самые каналы, о которых вы мне разъясняли… По нервам проходит электрический импульс… Этот импульс и называют мыслью. Вот вам и вся душа.
– Глуповато, – прокомментировал боярин, – но я не буду спорить. Что бы ты себе насчет души ни воображал – она есть. Это научный факт. Так вот, душа бессмертна. Тело человеческое умирает, потому что в теле есть чему болеть, гнить, портиться… А душа – в ней распадаться нечему, она вся такая… единая, что ли. Не как дом, сложенный из бревен, а как вода или огонь… Цельная сущность.
– Ну, я допускаю подобную точку зрения, – мне захотелось проявить плюрализм. К чему спорить… все-таки он боярин, он тут, как сказал бы Колян, масть держит.
– Ну, благодарю, – усмехнулся в усы Александр Филиппович. – Тогда едем дальше. Как же совместить, что тело смертно, а душа нет? На самом деле все просто: душа переходит из тела в тело. Но только – в разных шарах. Здесь человек родился – значит, в каком-то другом шаре он умер, и душа его, просочившись через разделяющую шары преграду, влилась в тело новорожденного. А как вырастет человек, состарится, умрет – его душа в другой шар перелетит…
– Так что же вы называете шаром?
– Примерно то же, что и ты, когда говоришь слово «мир». Шар – это земля, по которой мы ходим, воздух, которым дышим, вода, которую пьем. Это деревья, травы, это города и деревни, реки и моря, самые дальние страны… Раньше, в древности, люди думали, что шар – один-единственный. Но двадцать два века назад великий мудрец Аринака принес истину – шаров много. Их" бесконечно много. Можно пересчитать звезды в небе, можно пересчитать песчинки на берегу, но шары не пересчитаешь.
– Кстати, о звездах, – подал я голос. – Они в каждом шаре свои?
– На сей предмет у ученых нет единого мнения, – после секундной паузы ответил боярин. – Сам Аринака полагал, что звезды, планеты, солнце и луна едины для всех шаров, что это сущности надлунные, небесные, а шары включают в себя только земное. Но с тех пор две с лишним тысячи лет прошло, появились разные теории. Например, что шар объемлет и звездную сферу, и планеты. Сами же они, шары, плавают в некоей среде, непроницаемой для вещества, но не для души. Пока душа слита с телом, тело ее ограничивает, не пускает из шара в шар. Но как только она вырывается на свободу – сразу же проникает в ближайший шар и вливается в уготованное ей тело.
– Кем уготованное? – Похоже, наша ученая беседа плавно переходит к вопросу о Господе Боге.
– Это так, фигура речи, – поморщился боярин. – Никто на самом деле ничего не уготовил, действуют законы природы, понимаешь? Вот если ты выльешь на землю ведро воды, как она потечет? Первым делом – в самое низкое место. Кто ей такой путь уготовил? Ты? Нет, просто такова сущность воды – стремиться вниз. Так же и с душами. Есть какие-то непознанные нами законы… Но давай все-таки перейдем к главному.
– Давайте, – согласился я. Чем дальше, тем тревожнее было. Наверное, точно то же чувствует пациент в больнице, когда врач сообщает, что со здоровьем его возникли какие-то неожиданные напряги.
– Так вот, главное в том, что когда душа переходит в следующий шар, в ней сохраняются все воспоминания о прежней жизни, но они как бы заперты в ней и недоступны человеку. В самом деле, представь, как ужасно было бы помнить всю бесконечную череду прежних шаров. Любой человек сошел бы с ума. Сил нашего разума хватает только на осознание одной жизни. Есть, конечно, специальные способы, чтобы увидеть мысленным взором какие-то случайные кусочки из прошлого шара, но это требует долгих тренировок и не всем доступно. Случается, однако, что замок, запирающий в душе прежнюю память, портится, и тогда она вырывается на волю, захлестывает сознание. А поскольку лишнего места в сознании нет, то старая память смывает новую. Это и есть преждепамятная хвороба. Именно это и случилось с тобой, Андрей.
– Что-то не сходится у вас, – ухватился я за внезапно пришедшую мысль. – Сами же говорили, что в душе все едино, цельно, что там разлагаться нечему. И вдруг какие-то замки, которые портятся…
– Не придирайся к словам, – махнул рукой Волков. – Я же просто хотел объяснить понятнее про замок. На самом деле все сложнее, конечно, и что запирает прежнюю память, мы не знаем. Может, такой замок находится не в душе, а в теле, где-то в мозгу. В общем, постарайся признать очевидное – ты не попал сюда, в наш шар, каким-то загадочным образом. Ты родился тут, прожил девятнадцать лет – а потом с тобой случилась эта напасть. И ты вспомнил прежнюю жизнь. Все, что ты помнишь, – это не морок, не бред. Это правда. Это действительно было с твоей душой там. Потом ты умер в том своем мире. А здесь родился.
– Неувязочка, – заявил я. – Душа душой, а тело? Вот это самое тело? – ткнул я себя пальцем в живот. – Это чье же тело? Меня, который девятнадцать лет назад родился здесь? Или мое тамошнее тело? Я же прекрасно все помню. Вот этот шрам на ладони – я в пятом классе на даче гвоздем распорол. Вот эти зубы… – тут мне не повезло. Вернее, как раз всю жизнь везло – ни разу к стоматологу не ходил, идеальные зубы… Жаль, а какое было бы железное доказательство – пломба…
– Тут нет ничего странного, – возразил боярин. – Просто получилось так, что там ты умер в том же возрасте, в каком здесь заболел. Одно молодое тело может быть очень похоже на другое. К тому же душа способна в какой-то мере влиять на тело… Вот твой шрам – он, возможно, возник из-за болезни, когда душа, руководимая прежними воспоминаниями, начала перестраивать по ним твою плоть. Пойми, преждепамятная хвороба – штука хоть и редкая, но изученная. Ты не первый такой… Приходилось мне читать об этой болезни, правда, лицом к лицу раньше таких людей не встречал. Я ведь потому и купил тебя… Думаешь, тут некому в огороде репу пропалывать? Просто за неделю до того вышел у меня один досадный случай… В общем, надо было линию выровнять жалостью.
– Ну, спасибо! – издевательски поклонился я. – Я-то думал, вы чисто по-человечески… Оказывается, линия. Тут все про какие-то линии говорят. И что же это вы тут чертите?
– Ступай, Андрей, – боярину, похоже, надоел разговор. – Про линию после потолкуем, а ты пока обдумай уже сказанное. И не расстраивайся сильно, в нашем шаре тоже можно жить…
3
Да, в городе было что посмотреть. Во-первых, базар. Во всяком случае, для моего спутника Алешки это было самое интересное место. Еще бы, кончился здешний месяц расплодень, боярин выдал каждому медную зарплату. Не миновала она и меня. Нет, я не ждал с замиранием сердца, но было любопытно, во сколько же Александр Филиппович оценивает мой бесценный садово-огородный труд. Оказалось – целых десять медяков.
– Один в город не ходи, – велел он. – Митяя с собой возьми или Алешку. Ты же цен не знаешь, торговаться, я так подозреваю, тоже не умеешь. Обдерут, как березку на веники.
Насчет Митяя – это, возможно, было тонкое издевательство. Лишенный денежного довольствия парень вряд ли отправится гулять по базару. Только расстраиваться.
Зато Алешка мгновенно навязался мне в спутники.
– Пошли, я тебе все тут покажу, тут такие места есть! Ух…
Ух так ух. Одному мне все-таки было бы в этом Кучеполе как-то не по себе.
– Слышь, Леха, а отчего город так называется? – спросил я, едва мы вышли из ворот волковской усадьбы. Впереди полого спускалась вниз улица, почему-то именовавшаяся Бручничной. Была она, как и прочие, прямой – что очень не совпадало с моими представлениями о средневековом городе. Впрочем, он и не средневековый – двадцать второй век. Город будущего… Интересно, вообще здешнее время как-то соответствует нашему? Что было в нашей истории, когда у них тут объявился этот монстр Аринака?
– Кучеполь-то? – Вопрос, похоже, пацана нисколько не занимал. – Да разное говорят. Вроде как помойка тут была здоровенная, из окрестных деревень сюда мусор сволакивали в кучи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53