Атмосфера или машина способны обидеться?
— Ну, не машина… а тот же Аллан Керн, который тоже может тебя слышать.
— Ну хорошо. Хэлло! Хэлло, уважаемый Железный Джон, вы слышите меня? Прошу вас ответить.
Алеша услышал в шлемофоне:
— Слышимость сорок шесть и пять десятых процента. Мешают грозовые разряды, — безучастно ответил робот.
— Где американцы? Где Керн и Вуд? Где ваши хозяева?
— Хозяева неизвестны. Рабовладение запрещено американской конституцией. Я свободная мыслящая машина, — проскрежетал в ответ робот.
— Черт возьми! — вскипел Добров. — Ответите мне или нет?
Робот молчал.
— Хэлло, Джон, — взял себя в руки Добров. — Очень прошу вас, информируйте, пожалуйста, о положении ваших спутников.
— Положение горизонтальное, — ответил робот.
— Где вы находитесь?
— Под каменным сводом.
— Все ясно! — воскликнул Добров. — Они в пещере. Вот почему локатор Маши потерял робота. Хэлло, уважаемый Джон, что говорят ваши спутники?
— О диких потомках, которые выживут на Венере.
— На американцах есть шлемы?
— Нет,
— Венерянка! Илья! Они так же бредят, как и Алеша.
— Плохо, — нахмурился Богатырев. — Сумеет ли робот сделать укол? Дай-ка я сяду на связь.
Добров и Алеша уступили место Илье Юрьевичу у радиоприемника. Добров сел за руль.
— Слушайте, Джон, приятель, — сказал Богатырев, — у ваших спутников лихорадка.
— Лихорадка, малярия, инфлуэнца, грипп, — произнес робот.
— Нужен укол хиноциллина.
— Укол, шприц, продезинфицировать кожу…
— Верно, верно, Джон, старина! Молодчина! Прошу вас, возьмите в вашей походной аптечке хиноциллин.
Слова Богатырева прозвучали в устройстве электронной машины, бездеятельно стоявшей под каменным сводом, и робот ожил. Он получил программу действия. Теперь уже все выводы электронного устройства становились безукоризненными, задания исполнительным механизмам — четкими, движения электромагнитных мускулов — уверенными.
Робот нашел и открыл походную аптечку, которую носил за плечами, отыскал по номеру хиноциллин и шприц, склонился над Алланом Керном, продезинфицировал ему шею — единственное открытое и доступное место — и артистически сделал укол.
Затем он перешел к Гарри Буду.
Молодой человек метался, перекатываясь по камням пещеры. Робот гонялся за ним с нацеленным шприцем, но Вуд словно нарочно увертывался. Кончилось тем, что Робот сделал укол в пятку Гарри, защищенную толстой подошвой и каблуком, и едва не сломал шприц.
Действие хиноциллина оказалось мгновенным. Аллан Керн пришел в себя и сразу оценил положение:
— Лихорадка… испарения… хиноциллин! О Томас! Любимый брат мой! Вы создали чудо! Ваш Джон поставил диагноз, он лечит… Клянусь, это даже больше, чем нужно для управления государствами…
Аллан Керн для надежности отобрал у робота шприц и сделал Буду укол сам.
Потом он надел на себя и на Гарри шлемы и снова упал на камни.
Но теперь это был освежающий, живительный сон.
Керн и Вуд спали так крепко, что не слышали тщетных радиовызовов Доброва.
Глава пятая. ТРИНАДЦАТЬ БАЛЛОВ
Вездеход плавно скользил по спокойной речке, в которую, раздвинув берега, превратился ручей.
Заросли кончились сразу, и исследователи оказались на морском берегу.
До самого горизонта простиралось ревущее море поразительного цвета — серебро с чернью.
Перед путниками словно клокотал расплавленный металл. Гигантские валы обрушивались на прибрежные утесы, сотрясая их ударами титанических молотов.
Добров подвел вездеход к берегу, машина легко выбралась на камни и остановилась. Трое молча вскарабкались на утес.
Бушующий океан был разлинован белой пеной и темными полосами. Бешеный ветер загибал гребни волн, вытягивал вперед их белые гривы. Они кружевными карнизами перекрывали на огромной высоте провалы между волнами.
Илья Юрьевич поднес к глазам бинокль. Ветер трепал его седеющие волосы, завладел оправленной в серебро бородой. На берегу путники стояли без шлемов, радостно захлебываясь плотным бодрящим воздухом, совсем иным, чем в болотной чаще.
— Сколько же баллов шторм, Илья Юрьевич? — спросил Алеша.
— Баллов одиннадцать.
— По двенадцатибалльной земной шкале, — усмехнулся Добров. — На нашей скорлупе такое море не переплыть.
— Назад предлагаешь повернуть? — нахмурился Богатырев.
— А что здесь можно предложить? — резко повернулся к нему Добров.
— Что предложить? — вспыхнул Алеша. — Я не предлагать буду, а просить… Я прошу, Илья Юрьевич, разрешить мне одному переплыть пролив и вернуться с американцами. Если через два дня нас не будет, добирайтесь пешком до ракеты и стартуйте на Землю без нас.
Богатырев спрятал бинокль в футляр, положил руку на плечо Алеше и повернулся к Доброву:
— Боишься, значит, что утонем?
— Я страха не знаю, Илья, — нахмурился Добров. — Но уверен, что утонем.
— Страха не знаешь — чужой боли не поймешь. Страх ведь, как и боль, человеку не зря природой дан. Боль сигнализирует о болезни, а страх предостерегает и бережет. Бояться нужно. Я, например, и не скрою, что боюсь такой бури. Но ведь храбрость не заменяет страха, а побеждает его. Проявляется она людьми ради людей…
— Я тоже забочусь о людях, об удачном исходе великого научного опыта, — упрямо сказал Добров.
— Наука, Роман, не злобное божество, жаждущее жертв. Наука гуманна. Ради нее нельзя оставить на гибель людей.
— Если бы я верил в удачу, в то, что мы им поможем! — с горечью воскликнул Добров.
— Люди в древности переплывали Тихий океан на плотах, а у нас амфибия…— вмешался Алеша.
— Значит… — поднял вверх брови Добров, выжидательно смотря на Богатырева.
— Плывем, друг Роман, плывем… — примирительно сказал Илья Юрьевич.
— По-моему, двенадцать баллов, — как ни в чем не бывало заметил Добров, оценивающе глядя на море.
— Пожалуй, — согласился Богатырев и взял за плечи обоих помощников.
Крепко притянув их к себе, он сказал им одну только фразу…
Добров хлопнул себя по лбу. Алеша заглянул ему в лицо:
— А инструкция? — ехидно спросил он. Добров отмахнулся от него.
Алеша был восхищен Ильей Юрьевичем. Как просто находил он всегда нужное решение! Как хотел бы он, Алеша, походить на Илью Юрьевича!…
Илья Юрьевич еще в детстве, в войну, потерял родителей и стал сыном полка: воспитанником воинской части. После детдома, где он бережно хранил полученную им боевую медаль, он попал в экспедицию под начальство известного профессора-палеонтолога и знаменитого писателя-фантаста, который сумел привить ему любовь к знаниям и романтике. Он повидал в каменной пустыне Гоби величайшее кладбище динозавров и мечтал о звездах. Оставшись на Дальнем Востоке, он учился в мореходном училище, ходил матросом под парусами и на каботажных судах в Тихом океане, влюбившись в море, всегда изменчивое и прекрасное.
Учился Илья, по настоянию своего шефа, в Московском университете, еще студентом отправился в двухгодичную палеонтологическую экспедицию и по возвращении вдруг поступил в Горный институт, который и закончил, мечтая о том, как будут прорывать глубочайшие шахты, открывающие сокровенные тайны Земли.
Впоследствии горный инженер Богатырев был удостоен за палеонтологические открытия степени доктора биологических наук. Однако всеобщее признание он получил совершенно неожиданно, как геолог, заложив основы новой науки, возникшей на грани познания мертвой и живой природы. Он нашел новейшие методы открытия каменного угля, газа, нефти, торфа…
Но поворотным в исследовательском пути профессора Богатырева был 1960 год, когда в Одесских катакомбах были обнаружены кости древних животных, ископаемых страусов, верблюдов и гиен, относящихся к эпохе верхнего плиоцена. Им насчитывалось миллион лет. Кости привлекли внимание ученых тем, что были… искусно обработаны в сыром состоянии!…
Илья Юрьевич вылетел в Одессу и принимал участие в изучении древних костей. На них были обнаружены точно вырубленные окошечки, пазы, желобки, абсолютно правильные круглые отверстия… Экспертиза показала, что кости обработаны металлическим инструментом!…
Потом профессор Богатырев отправился в Сахару и изучал там наскальные изображения существ в скафандрах, созданных древними художниками шесть тысяч лет назад в скалах Сефара.
Он изучал в Британском музее череп из Брокен-Хила и установил по маленькому идеально круглому отверстию на левой теменной кости, что неандерталоидный человек был убит в Африке сорок тысяч лет назад пулей!
Он изучал отпечаток подошвы с характерным геометрическим рисунком, оставленный миллион лет назад на песчанике пустыни Гоби и обнаруженный совместной советско-китайской палеонтологической экспедицией под руководством Чжоу Мин-чена в 1959 году.
Особое его внимание привлекла знаменитая Баальбекская веранда в горах Антиливана. Чтобы изучить ее, он отправился в Ирак и там поражен был видом сооружения, сложенного много тысяч лет назад из плит весом более тысячи тонн каждая. Одна из таких исполинских плит и ныне лежит в древней каменоломне, откуда плиты поднимались неведомым способом на холм и там — на семиметровую высоту сооружения. Современным техническим средствам это было бы не под силу. Кто мог сделать это в древности?
В Перу его привлекли загадочные знаки, выложенные во времена древних инков, в виде правильных геометрических фигур, тянущихся на километры. Они были обнаружены в пустынной местности в Андах во время аэрофотосъемки. Лишь с воздуха можно было окинуть их взглядом, они словно предназначались для того, чтобы ориентироваться по ним с большой высоты…
Профессор Богатырев связывал все это воедино. Он стремился воссоздать историю Человека, историю возникновения и развития самого молодого на Земле существа, которому всего лишь около миллиона лет и которое, несмотря на свою сравнительную слабость и неприспособленность, неизмеримо возвысилось над всем животным миром.
И больше всего интересовало профессора Богатырева то обстоятельство, что изумительным органом, давшим человеку всепобеждающую способность мыслить, — развитым мозгом, — человек обладал уже на самой заре своего появления.
Найти человека или получеловека с недоразвитым мозгом науке не удалось.
И палеонтолог Богатырев почему-то устремился в Космос.
И он участвовал вместе со своим учеником Алешей Поповым в одной из лунных экспедиций и вот теперь возглавил экспедицию на Венеру, имея на это особые основания.
Именно на Венере рассчитывал профессор Богатырев проверить некоторые из своих пока еще никому не известных выводов.
Но даст ли природа Венеры нужный ему ответ?
…Профессор Богатырев занял место на носу вездехода. Добров уселся за руль на приподнятой корме. Алеша не расставался с кинокамерой.
Его восхищал невиданный прибой.
Добров включил воздушные насосы. Вездеход, подняв под собой облако песка с отмели, приподнялся и двинулся на воду.
Уровень реки колебался при каждом ударе морских волн. Кратковременные приливы и отливы чередовались один за другим.
Маленький вездеход дерзко ринулся навстречу бегущим из открытого моря водяным хребтам.
Первая же волна, накрыв его пеной и обдав путников потоками воды, подбросила суденышко на гребень.
Взлет был так стремителен, что люди ощутили свинец в голове, боль в висках. Но в следующее мгновение они уже проваливались в бездну, теряя, как в Космосе, вес. Высоко над их головами протянулся кружевной полог пены.
Вода стекала по прозрачным колпакам. Алеша бодро крикнул про автомобильные стеклоочистители, которые здесь пригодились бы…
Добров, закусив губу, вел вездеход.
Берег с черными утесами, о которые мог разбиться вездеход, отодвигался назад. Но валы стали страшнее, ветер свирепее. Он срывал вездеход с гребней волн, силился сбросить его назад. Доброву стоило огромных усилий удерживать машину на курсе.
— Тринадцать баллов, ребята! Тринадцать! — весело сказал Илья Юрьевич. — Двенадцать баллов — это только на Земле предел…
Алеша уже не видел набегающих волн. Ему казалось, что сам океан, весь мир вместе с небом и тучами, с валами и горами то проваливается, то взлетает… Колебалась сама планета, более того — вся Вселенная…
Сила шторма нарастала. Теперь, когда суденышко взлетало на гребень волны, нужно было изо всех сил держаться за борта, чтобы не вылететь…
Алеша дрожал от радостного напряжения, от ощущения безотказности подчиненной им техники. Он верил, что они переплывут «Берингов пролив», как называл он мысленно это море, доберутся до другого континента, где оказались американцы.
Стараясь увидеть «их берег», Алеша заметил странною быстро летящую тучу. В очертаниях облаков легче всего вообразить фантастические фигуры… Он не поверил себе:
— Илья Юрьевич, что это там летит?
Богатырев приложил к шлему ладонь, словно защищаясь от никогда не видимого здесь Солнца.
— Худо! — сказал он и потянулся за ружьем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Ну, не машина… а тот же Аллан Керн, который тоже может тебя слышать.
— Ну хорошо. Хэлло! Хэлло, уважаемый Железный Джон, вы слышите меня? Прошу вас ответить.
Алеша услышал в шлемофоне:
— Слышимость сорок шесть и пять десятых процента. Мешают грозовые разряды, — безучастно ответил робот.
— Где американцы? Где Керн и Вуд? Где ваши хозяева?
— Хозяева неизвестны. Рабовладение запрещено американской конституцией. Я свободная мыслящая машина, — проскрежетал в ответ робот.
— Черт возьми! — вскипел Добров. — Ответите мне или нет?
Робот молчал.
— Хэлло, Джон, — взял себя в руки Добров. — Очень прошу вас, информируйте, пожалуйста, о положении ваших спутников.
— Положение горизонтальное, — ответил робот.
— Где вы находитесь?
— Под каменным сводом.
— Все ясно! — воскликнул Добров. — Они в пещере. Вот почему локатор Маши потерял робота. Хэлло, уважаемый Джон, что говорят ваши спутники?
— О диких потомках, которые выживут на Венере.
— На американцах есть шлемы?
— Нет,
— Венерянка! Илья! Они так же бредят, как и Алеша.
— Плохо, — нахмурился Богатырев. — Сумеет ли робот сделать укол? Дай-ка я сяду на связь.
Добров и Алеша уступили место Илье Юрьевичу у радиоприемника. Добров сел за руль.
— Слушайте, Джон, приятель, — сказал Богатырев, — у ваших спутников лихорадка.
— Лихорадка, малярия, инфлуэнца, грипп, — произнес робот.
— Нужен укол хиноциллина.
— Укол, шприц, продезинфицировать кожу…
— Верно, верно, Джон, старина! Молодчина! Прошу вас, возьмите в вашей походной аптечке хиноциллин.
Слова Богатырева прозвучали в устройстве электронной машины, бездеятельно стоявшей под каменным сводом, и робот ожил. Он получил программу действия. Теперь уже все выводы электронного устройства становились безукоризненными, задания исполнительным механизмам — четкими, движения электромагнитных мускулов — уверенными.
Робот нашел и открыл походную аптечку, которую носил за плечами, отыскал по номеру хиноциллин и шприц, склонился над Алланом Керном, продезинфицировал ему шею — единственное открытое и доступное место — и артистически сделал укол.
Затем он перешел к Гарри Буду.
Молодой человек метался, перекатываясь по камням пещеры. Робот гонялся за ним с нацеленным шприцем, но Вуд словно нарочно увертывался. Кончилось тем, что Робот сделал укол в пятку Гарри, защищенную толстой подошвой и каблуком, и едва не сломал шприц.
Действие хиноциллина оказалось мгновенным. Аллан Керн пришел в себя и сразу оценил положение:
— Лихорадка… испарения… хиноциллин! О Томас! Любимый брат мой! Вы создали чудо! Ваш Джон поставил диагноз, он лечит… Клянусь, это даже больше, чем нужно для управления государствами…
Аллан Керн для надежности отобрал у робота шприц и сделал Буду укол сам.
Потом он надел на себя и на Гарри шлемы и снова упал на камни.
Но теперь это был освежающий, живительный сон.
Керн и Вуд спали так крепко, что не слышали тщетных радиовызовов Доброва.
Глава пятая. ТРИНАДЦАТЬ БАЛЛОВ
Вездеход плавно скользил по спокойной речке, в которую, раздвинув берега, превратился ручей.
Заросли кончились сразу, и исследователи оказались на морском берегу.
До самого горизонта простиралось ревущее море поразительного цвета — серебро с чернью.
Перед путниками словно клокотал расплавленный металл. Гигантские валы обрушивались на прибрежные утесы, сотрясая их ударами титанических молотов.
Добров подвел вездеход к берегу, машина легко выбралась на камни и остановилась. Трое молча вскарабкались на утес.
Бушующий океан был разлинован белой пеной и темными полосами. Бешеный ветер загибал гребни волн, вытягивал вперед их белые гривы. Они кружевными карнизами перекрывали на огромной высоте провалы между волнами.
Илья Юрьевич поднес к глазам бинокль. Ветер трепал его седеющие волосы, завладел оправленной в серебро бородой. На берегу путники стояли без шлемов, радостно захлебываясь плотным бодрящим воздухом, совсем иным, чем в болотной чаще.
— Сколько же баллов шторм, Илья Юрьевич? — спросил Алеша.
— Баллов одиннадцать.
— По двенадцатибалльной земной шкале, — усмехнулся Добров. — На нашей скорлупе такое море не переплыть.
— Назад предлагаешь повернуть? — нахмурился Богатырев.
— А что здесь можно предложить? — резко повернулся к нему Добров.
— Что предложить? — вспыхнул Алеша. — Я не предлагать буду, а просить… Я прошу, Илья Юрьевич, разрешить мне одному переплыть пролив и вернуться с американцами. Если через два дня нас не будет, добирайтесь пешком до ракеты и стартуйте на Землю без нас.
Богатырев спрятал бинокль в футляр, положил руку на плечо Алеше и повернулся к Доброву:
— Боишься, значит, что утонем?
— Я страха не знаю, Илья, — нахмурился Добров. — Но уверен, что утонем.
— Страха не знаешь — чужой боли не поймешь. Страх ведь, как и боль, человеку не зря природой дан. Боль сигнализирует о болезни, а страх предостерегает и бережет. Бояться нужно. Я, например, и не скрою, что боюсь такой бури. Но ведь храбрость не заменяет страха, а побеждает его. Проявляется она людьми ради людей…
— Я тоже забочусь о людях, об удачном исходе великого научного опыта, — упрямо сказал Добров.
— Наука, Роман, не злобное божество, жаждущее жертв. Наука гуманна. Ради нее нельзя оставить на гибель людей.
— Если бы я верил в удачу, в то, что мы им поможем! — с горечью воскликнул Добров.
— Люди в древности переплывали Тихий океан на плотах, а у нас амфибия…— вмешался Алеша.
— Значит… — поднял вверх брови Добров, выжидательно смотря на Богатырева.
— Плывем, друг Роман, плывем… — примирительно сказал Илья Юрьевич.
— По-моему, двенадцать баллов, — как ни в чем не бывало заметил Добров, оценивающе глядя на море.
— Пожалуй, — согласился Богатырев и взял за плечи обоих помощников.
Крепко притянув их к себе, он сказал им одну только фразу…
Добров хлопнул себя по лбу. Алеша заглянул ему в лицо:
— А инструкция? — ехидно спросил он. Добров отмахнулся от него.
Алеша был восхищен Ильей Юрьевичем. Как просто находил он всегда нужное решение! Как хотел бы он, Алеша, походить на Илью Юрьевича!…
Илья Юрьевич еще в детстве, в войну, потерял родителей и стал сыном полка: воспитанником воинской части. После детдома, где он бережно хранил полученную им боевую медаль, он попал в экспедицию под начальство известного профессора-палеонтолога и знаменитого писателя-фантаста, который сумел привить ему любовь к знаниям и романтике. Он повидал в каменной пустыне Гоби величайшее кладбище динозавров и мечтал о звездах. Оставшись на Дальнем Востоке, он учился в мореходном училище, ходил матросом под парусами и на каботажных судах в Тихом океане, влюбившись в море, всегда изменчивое и прекрасное.
Учился Илья, по настоянию своего шефа, в Московском университете, еще студентом отправился в двухгодичную палеонтологическую экспедицию и по возвращении вдруг поступил в Горный институт, который и закончил, мечтая о том, как будут прорывать глубочайшие шахты, открывающие сокровенные тайны Земли.
Впоследствии горный инженер Богатырев был удостоен за палеонтологические открытия степени доктора биологических наук. Однако всеобщее признание он получил совершенно неожиданно, как геолог, заложив основы новой науки, возникшей на грани познания мертвой и живой природы. Он нашел новейшие методы открытия каменного угля, газа, нефти, торфа…
Но поворотным в исследовательском пути профессора Богатырева был 1960 год, когда в Одесских катакомбах были обнаружены кости древних животных, ископаемых страусов, верблюдов и гиен, относящихся к эпохе верхнего плиоцена. Им насчитывалось миллион лет. Кости привлекли внимание ученых тем, что были… искусно обработаны в сыром состоянии!…
Илья Юрьевич вылетел в Одессу и принимал участие в изучении древних костей. На них были обнаружены точно вырубленные окошечки, пазы, желобки, абсолютно правильные круглые отверстия… Экспертиза показала, что кости обработаны металлическим инструментом!…
Потом профессор Богатырев отправился в Сахару и изучал там наскальные изображения существ в скафандрах, созданных древними художниками шесть тысяч лет назад в скалах Сефара.
Он изучал в Британском музее череп из Брокен-Хила и установил по маленькому идеально круглому отверстию на левой теменной кости, что неандерталоидный человек был убит в Африке сорок тысяч лет назад пулей!
Он изучал отпечаток подошвы с характерным геометрическим рисунком, оставленный миллион лет назад на песчанике пустыни Гоби и обнаруженный совместной советско-китайской палеонтологической экспедицией под руководством Чжоу Мин-чена в 1959 году.
Особое его внимание привлекла знаменитая Баальбекская веранда в горах Антиливана. Чтобы изучить ее, он отправился в Ирак и там поражен был видом сооружения, сложенного много тысяч лет назад из плит весом более тысячи тонн каждая. Одна из таких исполинских плит и ныне лежит в древней каменоломне, откуда плиты поднимались неведомым способом на холм и там — на семиметровую высоту сооружения. Современным техническим средствам это было бы не под силу. Кто мог сделать это в древности?
В Перу его привлекли загадочные знаки, выложенные во времена древних инков, в виде правильных геометрических фигур, тянущихся на километры. Они были обнаружены в пустынной местности в Андах во время аэрофотосъемки. Лишь с воздуха можно было окинуть их взглядом, они словно предназначались для того, чтобы ориентироваться по ним с большой высоты…
Профессор Богатырев связывал все это воедино. Он стремился воссоздать историю Человека, историю возникновения и развития самого молодого на Земле существа, которому всего лишь около миллиона лет и которое, несмотря на свою сравнительную слабость и неприспособленность, неизмеримо возвысилось над всем животным миром.
И больше всего интересовало профессора Богатырева то обстоятельство, что изумительным органом, давшим человеку всепобеждающую способность мыслить, — развитым мозгом, — человек обладал уже на самой заре своего появления.
Найти человека или получеловека с недоразвитым мозгом науке не удалось.
И палеонтолог Богатырев почему-то устремился в Космос.
И он участвовал вместе со своим учеником Алешей Поповым в одной из лунных экспедиций и вот теперь возглавил экспедицию на Венеру, имея на это особые основания.
Именно на Венере рассчитывал профессор Богатырев проверить некоторые из своих пока еще никому не известных выводов.
Но даст ли природа Венеры нужный ему ответ?
…Профессор Богатырев занял место на носу вездехода. Добров уселся за руль на приподнятой корме. Алеша не расставался с кинокамерой.
Его восхищал невиданный прибой.
Добров включил воздушные насосы. Вездеход, подняв под собой облако песка с отмели, приподнялся и двинулся на воду.
Уровень реки колебался при каждом ударе морских волн. Кратковременные приливы и отливы чередовались один за другим.
Маленький вездеход дерзко ринулся навстречу бегущим из открытого моря водяным хребтам.
Первая же волна, накрыв его пеной и обдав путников потоками воды, подбросила суденышко на гребень.
Взлет был так стремителен, что люди ощутили свинец в голове, боль в висках. Но в следующее мгновение они уже проваливались в бездну, теряя, как в Космосе, вес. Высоко над их головами протянулся кружевной полог пены.
Вода стекала по прозрачным колпакам. Алеша бодро крикнул про автомобильные стеклоочистители, которые здесь пригодились бы…
Добров, закусив губу, вел вездеход.
Берег с черными утесами, о которые мог разбиться вездеход, отодвигался назад. Но валы стали страшнее, ветер свирепее. Он срывал вездеход с гребней волн, силился сбросить его назад. Доброву стоило огромных усилий удерживать машину на курсе.
— Тринадцать баллов, ребята! Тринадцать! — весело сказал Илья Юрьевич. — Двенадцать баллов — это только на Земле предел…
Алеша уже не видел набегающих волн. Ему казалось, что сам океан, весь мир вместе с небом и тучами, с валами и горами то проваливается, то взлетает… Колебалась сама планета, более того — вся Вселенная…
Сила шторма нарастала. Теперь, когда суденышко взлетало на гребень волны, нужно было изо всех сил держаться за борта, чтобы не вылететь…
Алеша дрожал от радостного напряжения, от ощущения безотказности подчиненной им техники. Он верил, что они переплывут «Берингов пролив», как называл он мысленно это море, доберутся до другого континента, где оказались американцы.
Стараясь увидеть «их берег», Алеша заметил странною быстро летящую тучу. В очертаниях облаков легче всего вообразить фантастические фигуры… Он не поверил себе:
— Илья Юрьевич, что это там летит?
Богатырев приложил к шлему ладонь, словно защищаясь от никогда не видимого здесь Солнца.
— Худо! — сказал он и потянулся за ружьем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20