столяр Жиц, спиливший несколько массивных деревьев, чтобы изготовить новую мебель, и, наконец, некто по имени Прокл, не пожелавший спасти вредного соседского мальчишку, когда тот тонул в речке, когда ноги его запутались в донной траве…
Тем не менее должность блюстителя порядка по инерции еще сохранялась, а Прагу оставалось делать вид, будто без него в поселке не обойтись.
У самого крыльца Праг задержался, рассеянно поглаживая рукоять хлыста.
— Здорово, Гарс, — сказал он. — Мать дома?
Гарс молча кивнул. Он всегда недолюбливал этого самоуверенного типа. И не потому, что тот прожужжал ему все уши суровыми напоминаниями запрета, касающегося Горизонта.
Однако Прага не смутила неприветливость Гарса.
— Хорошие у твоей матушки псы, — процедил он. Была у него такая привычка — не говорить, а цедить слова, словно Праг боялся, что их запас когда-нибудь у него закончится. — И зачем она их столько развела? Куда ни плюнь — в собаку попадешь… Я все прошу ее подарить мне хоть одного — мне-то сам бог велел иметь пса, — пояснил он. — А она — ни в какую… Может, походатайствуешь за меня перед Троей, а?
Гарс представил себе, как Праг будет шествовать по улицам поселка с овчаркой или бультерьерому ноги, и такая перспектива ему очень не понравилась. Хранитель Закона правильно понял его молчание.
— Понятно, — подбоченясь, процедил он. — Испугался, что я буду спускать на тебя собаку всякий раз, когда ты будешь подходить к Горизонту ближе, чем на сто метров?.. — Гарс молчал. — Ну и зря… По мне, так чем быстрее ты уберешься за Горизонт, тем будет лучше для всех. Паршивая овца хуже, чем белая ворона! Потому что портит все стадо…
На «паршивую овцу» Гарс, конечно же, обиделся.
— А знаешь, Праг, почему мать тебе никогда не отдаст собаку? — спросил вкрадчиво он.
—Ну?
— Да потому, что она тебе и не нужна. Ты уже сам давно превратился в сторожевого пса, только вот беда — овечки у тебя попались слишком смирные, ни одна из стада не убежит!..
— Смирные, говоришь? — усмехнулся хранитель. — Ты тоже, что ли, смирный?
Дверь, ведущая в дом, открылась, и на крыльцо вышла мать Гарса.
— Что же ты не заходишь в дом? — гостеприимно пропела она. — У меня уже и чай готов… Праг выпрямился.
— Я к тебе, Троя, по делу пришел, — объявил высокомерно он. — А не чаи распивать. И дело это требует разговора с глазу на глаз…
Он бросил косой взгляд на Гарса, гладившего рвущихся с привязи собак.
— Да мне и так уже пора, мама, — сказал Гарс в ответ на немой вопрос матери.
Когда мать и Праг скрылись в доме, он подошел к большой конуре, где на подстилке копошились разномастные щенки, принесенные месяц назад таксой Гретой. Щенки бегали, неуклюже переваливаясь на коротких карикатурных ножках, с любопытством обследуя углы конуры, а Грета, развалившаяся поперек конуры у выхода, угрожающе рычала, когда кто-то из ее детенышей пытался выбраться наружу.
— Ты все равно их не сможешь держать в этой будке вечно, — сказал Гарс таксе, когда она оглянулась вопрошающе на него. — Рано или поздно, они все равно выберутся отсюда. Они же — как мы, понимаешь, Грета? — Сука заскулила, уловив грусть в голосе человека. — А мать обязательно посадит их на цепь, как когда-то посадила тебя. Поэтому не проклинай меня, когда я заберу одного из твоих малышей… Лучше смерть, чем такая жизнь, верно?
Грета опустила морду, будто примирившись с участью, которая ждала ее детенышей.
Глава 5
Вопреки опасениям Гарса, Люмина не накинулась на него с упреками по поводу того, что он, такой-сякой, шатался неведомо где. Настроение у жены значительно улучшилось после вирт-экскурсии по Парижу. Она даже, накрыла стол к возвращению Гарса, и они вместе пообедали. За обедом Люмина делилась впечатлениями от французской столицы и своими замыслами будущих вылазок в Виртуальность. Теперь на первом месте у нее почему-то стоял Рио-де-Жанейро. Гарсу пришлось несколько охладить пыл супруги, мечтавшей понежиться на знаменитом пляже Копокабаны. В Рио у него имелся знакомый «горизонтщик», который сообщал, что Купол отсек от города океан, оставив лишь узкую полоску воды вдоль берега глубиной по колено, так что купаться теперь можно только в бассейнах.
— Да бог с ним, с океаном! — воскликнула Люмина. — Я же не собираюсь там купаться… там все равно вода — одна соль!.. Искупаться я и в ванне могу!.. Знаешь что, Гарс? А давай мы с тобой вместе туда отправимся!
Гарс принялся с мнимым интересом изучать свою тарелку.
С одной стороны, у него не было желания шататься по разным городам, глазея на местные достопримечательности и изучая витрины сувенирных лавок. Но в то же время не хотелось нарушать того шаткого перемирия, которое установилось между ним и женой.
— Ну хорошо, — пообещал он. — Только не сегодня, идет?
И не завтра, мысленно добавил он. Лучше как-нибудь потом, в неопределенном будущем…
— А сегодня и не получится, — сообщила Люмина. — У меня стирки накопилось — почти полный бак!.. А еще я хочу испечь торт на ужин, мне Фиорелла один рецепт дала — просто пальчики оближешь!..
После обеда она и вправду отправилась прямиком в прачечную комнату, где у них стоял видавший виды стиральный агрегат, у которого не работала лишь автоматическая сушилка.
Гарс сложил пищевые отходы в конвертор, а грязную посуду в посудомойку и отправился в гостиную.
Чем бы заняться? Транспьютер, пожалуй, пусть немного отдохнет, а то Люмина гоняла его с самого утра без перерыва…
«Может быть, над нами и вправду проводится эксперимент? Может, всех нас посадили в этот искусственный рай с одной-единственной целью: доказать, что нельзя стремиться к полному освобождению от труда» как это, сознательно или неосознанно, делало человечество на протяжении многих веков? Может быть, они, эти неизвестные экспериментаторы, хотят, чтобы мы сами пришли к выводу, что нет ничего лучше простого, незатейливого труда? Ручная стирка, приготовление пищи, выращивание растений и животных, собственноручное изготовление вещей, необходимых в быту… А если мы не додумаемся сами, нас вынудят к этому — ведь когда-нибудь все наши бытовые приборы, машины и автоматические комплексы, которые пока что здорово облегчают нашу жизнь, окончательно выйдут из строя, и тогда нам придется целиком сосредоточиться на занятиях, без которых нельзя выжить… И тогда наверняка будет меньше времени для безделья. И чтобы забивать голову бесполезными мыслями о мироздании… Зато, как, возможно, полагают создатели Оазисов, настанет время истинного прогресса, целью которого должно стать не достижение абстрактных заоблачных высот, а вынужденная борьба человечества за продолжение своего существования. Ежедневная битва с не-, убывающей энтропией. Вот что такое жизнь в Их понимании. Если я не ошибаюсь…"
Гарс повалился в кресло и приказал стереовизору включиться.
Каким-то загадочным образом стереовизоры в Очаге все еще принимали телестанции практически всего мира. Каждый раз, когда Гарс включал свой приемник, его поражало то, что человечество старательно обходило вниманием тот факт, что оно живет обитаемыми островками, со всех сторон огражденными Куполами, что у него нет былой свободы передвижений и даже права знать, что происходит и в чем причина этого ограничения.
Он переключался с канала на канал, но нигде не звучало ни единого слова протеста против больших и малых Горизонтов, навязанных планете.
Может быть, стереовидение, как и Сеть, тоже контролировалось цензурой?
Гарс этого не знал. Но когда он видел на экране значительные лица ведущих информационных программ, сообщавших о политических кризисах, выборах, конфликтах и событиях в разных уголках Земли, но ни единым словом не упоминавших Горизонт; когда рекламировались разнообразные товары и услуги, но умалчивалось, что не все могут ими воспользоваться; когда на весь мир транслировались так называемые «чемпионаты мира», крупные концерты и фестивали, а трибуны были наполовину пусты по той причине, что люди не могли живьем присутствовать на этих зрелищах; когда показывали новые фильмы и шоу, в которых действие развивалось в каком-то нереальном, вымышленном мире, — ему становилось обидно.
Потому что делать вид, что вокруг ничего не происходит и все идет как прежде, было, по его мнению, преступным самообманом. Иногда Гарсу даже хотелось разбить вдребезги плазменный экран, чтобы не видеть, как с него потоками льется намеренная, успокоительная ложь.
Но это было, конечно же, не выходом из ситуации… И оставалось только, стиснув зубы, смотреть и терпеть, терпеть и смотреть.
И он смотрел, как в Бристоле толпа каких-то нелепо раскрашенных людей кривляется под странную оглушительную музыку. Как в Нью-Йорке спасатели снимают кошку, каким-то образом забравшуюся на узкий карниз одного из небоскреба?… Как в Бирме совершают массовые моления члены новой секты, поклоняющиеся дождевым червям… Как в Гааге прямо на улице выступают стриптизерши… Как жители Токио играют в войну, поголовно вооружившись специальными пистолетиками с краской… Как в Венеции проходит очередной показ высокой моды с участием всех известных модельеров мира, а в Стокгольме — выставка-дегустация марочных вин…
Гарс очнулся лишь тогда, когда почувствовал, как вокруг его шеи обвились мягкие, теплые, ласковые руки жены. И тогда ему сразу стало хорошо и спокойно, и он заставил стереовизор замолчать, а сам потянулся к губам Люмины для поцелуя, а потом их обоих настигло требующее немедленного удовлетворения желание, и они, не выпуская друг друга из объятий, перебрались в спальню, где окна были тонированы в нежно-зеленый оттенок, и там слились в порыве охватившей их страсти, и в момент, когда им стало так хорошо, как никогда еще не бывало, Гарсу внезапно пришла в голову одна простая мысль.
Но на этот раз она не имела отношения к Горизонту. Просто он подумал, что, может быть, и вправду до сих пор был слеп и не замечал истинного счастья, которое маячило у него перед носом?..
Глава 6
Едва они успели прийти в себя после акта, который скрепил их очередное примирение и позволил им заново обрести друг друга после долгой череды ссор, метаний, проб и ошибок, как в доме раздалось пронзительное верещание селектора.
Это был дежурный Диспетчер. Он оповещал жителей поселка о том, что через полчаса на городской площади состоится общее собрание. Явка взрослых представителей каждой семьи обязательна. Включая больных, хромых и слепых, если таковые обнаружатся… Но на вопрос Гарса, что могло стрястись экстраординарного, Диспетчер отвечать наотрез отказался.
— Ты пойдешь? — спросил Гарс жену, в абсолютном неглиже отправлявшуюся в ионизатор, чтобы принять душ.
Люмина скорчила недовольную гримаску.
— Делать мне там нечего! — воскликнула она. — Во-первых, не забывай, что мне надо будет скоро развешивать белье, а во-вторых… Что я там забыла, на этом дурацком сборище? Там опять соберутся одни сплетницы, чтобы обсуждать, кто в чем одет да кто с кем пришел… Нет уж, если хочешь, то иди один.
Честно говоря, Гарс тоже не пылал желанием пожимать всем подряд руку, выслушивать старые анекдоты и пыльные воспоминания, а также улыбаться, улыбаться и еще раз улыбаться на все четыре стороны. А главное — вопрос, выносимый на всеобщее обсуждение, опять окажется каким-нибудь пустяково-рутинным, но отнимет у всех массу времени.
Но не идти было тоже нельзя. Тем более если к тебе и так многие относятся с презрением. Не ровен час, кроме славы бездельника и сумасброда, наживешь себе репутацию человека, которого не интересует жизнь коллектива.
И он пошел…
Народу собралось достаточно много. Из пятисот с лишним душ, проживавших в Очаге, на площади присутствовали человек триста, не меньше. Стоял неразборчивый галдеж, как это бывает при большом скоплении народа, когда все друг друга знают.
Гарс избрал место с краю, но потом еще подошли люди, и он оказался в самой гуще, стиснутый со всех сторон. В толпе мелькали лица его соседей и знакомых.
Огородник Ким, фигурировавший в своем обычном наряде — брезентовая куртка с капюшоном и заправленные в устрашающего вида сапоги выцветшие брюки с зелеными лампасами — остатки какого-то древнего мундира, — угощал всех желающих тыквенными семечками.
Заядлый рыбак Брин громко рассказывал о том, какую рыбу ему чуть-чуть не удалось отловить нынче в речке и как она сорвалась с крючка, зараза, и ушла куда-то вниз по течению…
Был здесь и писатель абсурдно, трансцендентальной прозы Пустовит, полагавший, что истинному творцу должно быть наплевать, как он выглядит в глазах окружающих, а посему одетый в какую-то грязную хламиду и стоптанные ботинки на босу ногу.
Учитель Айк был увлечен диспутом с исследователем древних манускриптов Таргом.
В обнимку стояли Tax с Макденой, не замечавшие никого и ничего вокруг себя.
Композитор Ард явился не один, а со всем своим выводком в количестве восьми детей (причем все — мальчики) и толстухи-жены, и озирался рассеянно, словно искал себе равных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Тем не менее должность блюстителя порядка по инерции еще сохранялась, а Прагу оставалось делать вид, будто без него в поселке не обойтись.
У самого крыльца Праг задержался, рассеянно поглаживая рукоять хлыста.
— Здорово, Гарс, — сказал он. — Мать дома?
Гарс молча кивнул. Он всегда недолюбливал этого самоуверенного типа. И не потому, что тот прожужжал ему все уши суровыми напоминаниями запрета, касающегося Горизонта.
Однако Прага не смутила неприветливость Гарса.
— Хорошие у твоей матушки псы, — процедил он. Была у него такая привычка — не говорить, а цедить слова, словно Праг боялся, что их запас когда-нибудь у него закончится. — И зачем она их столько развела? Куда ни плюнь — в собаку попадешь… Я все прошу ее подарить мне хоть одного — мне-то сам бог велел иметь пса, — пояснил он. — А она — ни в какую… Может, походатайствуешь за меня перед Троей, а?
Гарс представил себе, как Праг будет шествовать по улицам поселка с овчаркой или бультерьерому ноги, и такая перспектива ему очень не понравилась. Хранитель Закона правильно понял его молчание.
— Понятно, — подбоченясь, процедил он. — Испугался, что я буду спускать на тебя собаку всякий раз, когда ты будешь подходить к Горизонту ближе, чем на сто метров?.. — Гарс молчал. — Ну и зря… По мне, так чем быстрее ты уберешься за Горизонт, тем будет лучше для всех. Паршивая овца хуже, чем белая ворона! Потому что портит все стадо…
На «паршивую овцу» Гарс, конечно же, обиделся.
— А знаешь, Праг, почему мать тебе никогда не отдаст собаку? — спросил вкрадчиво он.
—Ну?
— Да потому, что она тебе и не нужна. Ты уже сам давно превратился в сторожевого пса, только вот беда — овечки у тебя попались слишком смирные, ни одна из стада не убежит!..
— Смирные, говоришь? — усмехнулся хранитель. — Ты тоже, что ли, смирный?
Дверь, ведущая в дом, открылась, и на крыльцо вышла мать Гарса.
— Что же ты не заходишь в дом? — гостеприимно пропела она. — У меня уже и чай готов… Праг выпрямился.
— Я к тебе, Троя, по делу пришел, — объявил высокомерно он. — А не чаи распивать. И дело это требует разговора с глазу на глаз…
Он бросил косой взгляд на Гарса, гладившего рвущихся с привязи собак.
— Да мне и так уже пора, мама, — сказал Гарс в ответ на немой вопрос матери.
Когда мать и Праг скрылись в доме, он подошел к большой конуре, где на подстилке копошились разномастные щенки, принесенные месяц назад таксой Гретой. Щенки бегали, неуклюже переваливаясь на коротких карикатурных ножках, с любопытством обследуя углы конуры, а Грета, развалившаяся поперек конуры у выхода, угрожающе рычала, когда кто-то из ее детенышей пытался выбраться наружу.
— Ты все равно их не сможешь держать в этой будке вечно, — сказал Гарс таксе, когда она оглянулась вопрошающе на него. — Рано или поздно, они все равно выберутся отсюда. Они же — как мы, понимаешь, Грета? — Сука заскулила, уловив грусть в голосе человека. — А мать обязательно посадит их на цепь, как когда-то посадила тебя. Поэтому не проклинай меня, когда я заберу одного из твоих малышей… Лучше смерть, чем такая жизнь, верно?
Грета опустила морду, будто примирившись с участью, которая ждала ее детенышей.
Глава 5
Вопреки опасениям Гарса, Люмина не накинулась на него с упреками по поводу того, что он, такой-сякой, шатался неведомо где. Настроение у жены значительно улучшилось после вирт-экскурсии по Парижу. Она даже, накрыла стол к возвращению Гарса, и они вместе пообедали. За обедом Люмина делилась впечатлениями от французской столицы и своими замыслами будущих вылазок в Виртуальность. Теперь на первом месте у нее почему-то стоял Рио-де-Жанейро. Гарсу пришлось несколько охладить пыл супруги, мечтавшей понежиться на знаменитом пляже Копокабаны. В Рио у него имелся знакомый «горизонтщик», который сообщал, что Купол отсек от города океан, оставив лишь узкую полоску воды вдоль берега глубиной по колено, так что купаться теперь можно только в бассейнах.
— Да бог с ним, с океаном! — воскликнула Люмина. — Я же не собираюсь там купаться… там все равно вода — одна соль!.. Искупаться я и в ванне могу!.. Знаешь что, Гарс? А давай мы с тобой вместе туда отправимся!
Гарс принялся с мнимым интересом изучать свою тарелку.
С одной стороны, у него не было желания шататься по разным городам, глазея на местные достопримечательности и изучая витрины сувенирных лавок. Но в то же время не хотелось нарушать того шаткого перемирия, которое установилось между ним и женой.
— Ну хорошо, — пообещал он. — Только не сегодня, идет?
И не завтра, мысленно добавил он. Лучше как-нибудь потом, в неопределенном будущем…
— А сегодня и не получится, — сообщила Люмина. — У меня стирки накопилось — почти полный бак!.. А еще я хочу испечь торт на ужин, мне Фиорелла один рецепт дала — просто пальчики оближешь!..
После обеда она и вправду отправилась прямиком в прачечную комнату, где у них стоял видавший виды стиральный агрегат, у которого не работала лишь автоматическая сушилка.
Гарс сложил пищевые отходы в конвертор, а грязную посуду в посудомойку и отправился в гостиную.
Чем бы заняться? Транспьютер, пожалуй, пусть немного отдохнет, а то Люмина гоняла его с самого утра без перерыва…
«Может быть, над нами и вправду проводится эксперимент? Может, всех нас посадили в этот искусственный рай с одной-единственной целью: доказать, что нельзя стремиться к полному освобождению от труда» как это, сознательно или неосознанно, делало человечество на протяжении многих веков? Может быть, они, эти неизвестные экспериментаторы, хотят, чтобы мы сами пришли к выводу, что нет ничего лучше простого, незатейливого труда? Ручная стирка, приготовление пищи, выращивание растений и животных, собственноручное изготовление вещей, необходимых в быту… А если мы не додумаемся сами, нас вынудят к этому — ведь когда-нибудь все наши бытовые приборы, машины и автоматические комплексы, которые пока что здорово облегчают нашу жизнь, окончательно выйдут из строя, и тогда нам придется целиком сосредоточиться на занятиях, без которых нельзя выжить… И тогда наверняка будет меньше времени для безделья. И чтобы забивать голову бесполезными мыслями о мироздании… Зато, как, возможно, полагают создатели Оазисов, настанет время истинного прогресса, целью которого должно стать не достижение абстрактных заоблачных высот, а вынужденная борьба человечества за продолжение своего существования. Ежедневная битва с не-, убывающей энтропией. Вот что такое жизнь в Их понимании. Если я не ошибаюсь…"
Гарс повалился в кресло и приказал стереовизору включиться.
Каким-то загадочным образом стереовизоры в Очаге все еще принимали телестанции практически всего мира. Каждый раз, когда Гарс включал свой приемник, его поражало то, что человечество старательно обходило вниманием тот факт, что оно живет обитаемыми островками, со всех сторон огражденными Куполами, что у него нет былой свободы передвижений и даже права знать, что происходит и в чем причина этого ограничения.
Он переключался с канала на канал, но нигде не звучало ни единого слова протеста против больших и малых Горизонтов, навязанных планете.
Может быть, стереовидение, как и Сеть, тоже контролировалось цензурой?
Гарс этого не знал. Но когда он видел на экране значительные лица ведущих информационных программ, сообщавших о политических кризисах, выборах, конфликтах и событиях в разных уголках Земли, но ни единым словом не упоминавших Горизонт; когда рекламировались разнообразные товары и услуги, но умалчивалось, что не все могут ими воспользоваться; когда на весь мир транслировались так называемые «чемпионаты мира», крупные концерты и фестивали, а трибуны были наполовину пусты по той причине, что люди не могли живьем присутствовать на этих зрелищах; когда показывали новые фильмы и шоу, в которых действие развивалось в каком-то нереальном, вымышленном мире, — ему становилось обидно.
Потому что делать вид, что вокруг ничего не происходит и все идет как прежде, было, по его мнению, преступным самообманом. Иногда Гарсу даже хотелось разбить вдребезги плазменный экран, чтобы не видеть, как с него потоками льется намеренная, успокоительная ложь.
Но это было, конечно же, не выходом из ситуации… И оставалось только, стиснув зубы, смотреть и терпеть, терпеть и смотреть.
И он смотрел, как в Бристоле толпа каких-то нелепо раскрашенных людей кривляется под странную оглушительную музыку. Как в Нью-Йорке спасатели снимают кошку, каким-то образом забравшуюся на узкий карниз одного из небоскреба?… Как в Бирме совершают массовые моления члены новой секты, поклоняющиеся дождевым червям… Как в Гааге прямо на улице выступают стриптизерши… Как жители Токио играют в войну, поголовно вооружившись специальными пистолетиками с краской… Как в Венеции проходит очередной показ высокой моды с участием всех известных модельеров мира, а в Стокгольме — выставка-дегустация марочных вин…
Гарс очнулся лишь тогда, когда почувствовал, как вокруг его шеи обвились мягкие, теплые, ласковые руки жены. И тогда ему сразу стало хорошо и спокойно, и он заставил стереовизор замолчать, а сам потянулся к губам Люмины для поцелуя, а потом их обоих настигло требующее немедленного удовлетворения желание, и они, не выпуская друг друга из объятий, перебрались в спальню, где окна были тонированы в нежно-зеленый оттенок, и там слились в порыве охватившей их страсти, и в момент, когда им стало так хорошо, как никогда еще не бывало, Гарсу внезапно пришла в голову одна простая мысль.
Но на этот раз она не имела отношения к Горизонту. Просто он подумал, что, может быть, и вправду до сих пор был слеп и не замечал истинного счастья, которое маячило у него перед носом?..
Глава 6
Едва они успели прийти в себя после акта, который скрепил их очередное примирение и позволил им заново обрести друг друга после долгой череды ссор, метаний, проб и ошибок, как в доме раздалось пронзительное верещание селектора.
Это был дежурный Диспетчер. Он оповещал жителей поселка о том, что через полчаса на городской площади состоится общее собрание. Явка взрослых представителей каждой семьи обязательна. Включая больных, хромых и слепых, если таковые обнаружатся… Но на вопрос Гарса, что могло стрястись экстраординарного, Диспетчер отвечать наотрез отказался.
— Ты пойдешь? — спросил Гарс жену, в абсолютном неглиже отправлявшуюся в ионизатор, чтобы принять душ.
Люмина скорчила недовольную гримаску.
— Делать мне там нечего! — воскликнула она. — Во-первых, не забывай, что мне надо будет скоро развешивать белье, а во-вторых… Что я там забыла, на этом дурацком сборище? Там опять соберутся одни сплетницы, чтобы обсуждать, кто в чем одет да кто с кем пришел… Нет уж, если хочешь, то иди один.
Честно говоря, Гарс тоже не пылал желанием пожимать всем подряд руку, выслушивать старые анекдоты и пыльные воспоминания, а также улыбаться, улыбаться и еще раз улыбаться на все четыре стороны. А главное — вопрос, выносимый на всеобщее обсуждение, опять окажется каким-нибудь пустяково-рутинным, но отнимет у всех массу времени.
Но не идти было тоже нельзя. Тем более если к тебе и так многие относятся с презрением. Не ровен час, кроме славы бездельника и сумасброда, наживешь себе репутацию человека, которого не интересует жизнь коллектива.
И он пошел…
Народу собралось достаточно много. Из пятисот с лишним душ, проживавших в Очаге, на площади присутствовали человек триста, не меньше. Стоял неразборчивый галдеж, как это бывает при большом скоплении народа, когда все друг друга знают.
Гарс избрал место с краю, но потом еще подошли люди, и он оказался в самой гуще, стиснутый со всех сторон. В толпе мелькали лица его соседей и знакомых.
Огородник Ким, фигурировавший в своем обычном наряде — брезентовая куртка с капюшоном и заправленные в устрашающего вида сапоги выцветшие брюки с зелеными лампасами — остатки какого-то древнего мундира, — угощал всех желающих тыквенными семечками.
Заядлый рыбак Брин громко рассказывал о том, какую рыбу ему чуть-чуть не удалось отловить нынче в речке и как она сорвалась с крючка, зараза, и ушла куда-то вниз по течению…
Был здесь и писатель абсурдно, трансцендентальной прозы Пустовит, полагавший, что истинному творцу должно быть наплевать, как он выглядит в глазах окружающих, а посему одетый в какую-то грязную хламиду и стоптанные ботинки на босу ногу.
Учитель Айк был увлечен диспутом с исследователем древних манускриптов Таргом.
В обнимку стояли Tax с Макденой, не замечавшие никого и ничего вокруг себя.
Композитор Ард явился не один, а со всем своим выводком в количестве восьми детей (причем все — мальчики) и толстухи-жены, и озирался рассеянно, словно искал себе равных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45