А может быть, там прошло слишком много времени, чтобы кто-то еще продолжал ждать и надеяться. В этом случае их объявили пропавшими или погибшими, и горе теперь владеет душами жен, оставшихся без мужей, и детей, оставшихся без отцов. Только по Гарсу никто не будет сожалеть, кроме матери. Да и ей теперь придется несладко. Мать проклятого убийцы, загубившего двенадцать… нет, тринадцать человек вместе с Прагом, едва ли будет пользоваться сочувствием и уважением односельчан…
Воспоминание о матери отняло последние остатки сил, и Гарс остановился.
— Сван! — хрипло окликнул он спину спортсмена, мерно шевелившуюся в такт шагам в нескольких метрах впереди. —Подожди… Посидим.
Пересохшее горло было способно пропускать наружу лишь короткие отрывистые слова, потому что от длинных фраз его сразу схватывал приступ сухого удушливого кашля.
Сван молча рухнул на колени там, где стоял, и Гарс, в свою очередь, бессильно опустился на раскаленную землю. Оглянулся зачем-то назад, словно желая проверить, последовали ли его примеру остальные. Можно было и не смотреть. Словно автоматы, запрограммированные слепо копировать движения впереди бредущих, члены бывшего отряда, ставшего жалкой кучкой, тоже попадали на землю в разных местах равнины. Каждый из них сидел отдельно от других, и Гарс представил, как вскоре из них останется кто-то один, у которого окончательно пропадет желание куда-то двигаться, потому что некому будет подражать, и этот единственный уцелевший будет сидеть посреди голой равнины, один на тысячи километров. И тогда это будет последнее живое, хотя уже едва ли мыслящее существо в безжизненном мире.
Теперь их оставалось всего пятеро. За время пути было несколько таких привалов, и на каждом они оставляли бездыханное тело очередной жертвы, хоронить которое было нечем да и, в сущности, незачем. Закапывать мертвецов в их ситуации означало только напрасно терять силы, которые и без этого были на исходе.
Во время предыдущей передышки они потеряли сразу двоих. Макдена умерла со счастливой улыбкой на губах, и трудно было сказать, что вызвало эту предсмертную гримасу — сознание того, что мучения и боль покидают хрупкое девичье тело вместе с последним выдохом, или девушке было приятно умирать, опираясь головой на колени Таха и видя его любящие и любимые глаза. А потом, когда все собрались двинуться дальше, Tax объявил, что останется возле своей возлюбленной, и даже силой нельзя было оттащить его от трупа Макдены и заставить идти вслед за всеми. Сван хотел было скрутить парня и взвалить его себе на плечи, но Грон отрицательно покачал головой, и они ушли, через каждые пятьдесят шагов оглядываясь машинально назад, пока от неразлучной парочки не остались только точки. Две черные точки на черной равнине.
А ведь тогда, когда они обходили Купол по кругу, то и дело тычась в его стену, как слепые щенки, чтобы окончательно убедиться, что прохода внутрь больше не существует, все казалось не так мрачно. И даже осторожный Грон не мог тогда предполагать, что смерть — совсем рядом. Только все сильнее досаждало разошедшееся не на шутку солнце, от которого нигде нельзя было скрыться — ведь даже Купол не давал тени. Ожогов от солнечных лучей на коже еще не было, только очень хотелось пить, а Гарса вдобавок ко всему мучил зверский голод — из-за стремительно развивавшихся событий у него уже больше двенадцати часов не было г ни крошки во рту.
Потом они стали решать, что делать в этом безвыходном положении. Гарс опять, но уже с меньшей категоричностью, предложил отправиться на поиски более-менее подходящего укрытия от губительного ультрафиолета, но теперь его никто не слушал. У Тарга созрела иная идея. Поскольку на поверхности в обозримом радиусе равнины не было ничего, что могло бы спасти от солнечного сияния, надо было, по его мнению, искать спасения под землей. Отрыть глубокую яму, в которой можно отсидеться хотя бы до темноты, а там видно будет…
Однако грунт был покрыт такой твердой коркой, что нечего было и пытаться производить землеройные работы голыми руками. Никаких инструментов у них, кроме шахматного компнота Лагмара, не было. И туг Гарс вспомнил о своем атомайзере и о том, как он использовал его для острастки Пустовита…
Дальнейшее было не очень сложно. Несколько выстрелов на полной мощности разряда в склон ближайшего холма — и вот она, достаточно вместительная пещера!.. Пусть в ней расхаживать можно не в полный рост, а лишь согнувшись в три погибели, и пусть ее потолок то и дело грозит обвалиться от малейшего неосторожного движения — главное, что сюда не попадает солнечная радиация…
Первым почувствовал неладное Ард. Анаса внезапно стало сильно тошнить, да и кожа мальчика быстро покрывалась какими-то зловещими багрово-синими пятнами. Через некоторое время сходные симптомы ощутили и другие члены отряда.
Не требовалось особого медицинского образования, чтобы понять: земля пропитана каким-то особо опасным видом радиации, и если они останутся в этой норе, то их одного за другим будет убивать лучевая болезнь.
Пришлось покинуть убежище. И попасть из огня да в полымя, потому что солнце теперь уже не просто поджаривало заживо — казалось, что оно пробивает своими лучами кожу насквозь. Все были одеты достаточно легко — рубашки с короткими рукавами, непокрытые головы, — но хуже всех приходилось Макдене в ее коротенькой юбчонке и топике, заканчивавшемся чуть выше пупка, и Анасу, на котором из всей одежды, как и у любого мальчишки в Очаге, были лишь куцые шортики и открытая майка. Гарс попытался было отдать мальчику свою клетчатую рубаху, но Ард сердито сверкнул глазами и процедил: «Не нужно нам твое вонючее тряпье, понял?!» Он поделился с сыном кое-какими предметами своей одежды, особо заботливо укутав верхнюю часть тела Анаса. Рубашку Гарса согласилась взять Макдена, а спортивные штаны ей галантно одолжил Сван… Все прочие соорудили из обрывков нижнего белья (тут уж было не до стеснения) импровизированные головные уборы и защитные накидки, стараясь оставить как можно меньше открытых мест на теле…
Потом они, не сговариваясь, двинулись куда глаза глядят, и вел отряд не Гарс, а Грон.
Все боялись за жизнь мальчика, но Анас умер, как ни странно, вовсе не первым. Пустовит, некоторое время вышагивавший в хвосте, как сомнамбула, вдруг рухнул лицом вниз, и когда к нему подбежали остальные, он был уже мертв. Трудно было определить, что именно его убило — солнечный удар или последствия облучения, да это и не имело особого значения. Писатель был единственным из всех погибших, которого они погребли в яме, созданной лучом атомайзера в сухой, жесткой земле. И эта смерть шокировала их куда сильнее, чем все последующие… Макдена даже прослезилась над едва заметным могильным бугорком, да и остальные подозрительно поотворачивались в разные стороны…
Когда, корчась в страшных судорогах и повторяя в предсмертном бреду: «Мама! Мамочка!», умер Анас, его отец попытался завладеть атомайзером, чтобы отомстить Гарсу за смерть сынишки. Впавший в состояние отупелого ступора, Гарс не очень-то сопротивлялся композитору, и вполне возможно, что Арду удалось бы привести в исполнение свой приговор, если бы не вмешались Грон и Брин, оттащив ставшего невменяемым толстяка в сторону.
Но они заступились за Гарса не потому, что им стало его жалко. Во всяком случае, Грон сказал, оглядев земляков:
— Если мы сейчас расправимся с Гарсом, то ему от этого будет только лучше. Он же тогда не испытает тех мучений, которые еще предстоят нам…
И все молча согласились с ним.
Однако почему-то никто не отобрал у Гарса оружие, словно оставляя ему шанс покончить с собой, когда он сам решит наказать себя. И он бы, наверное, так и поступил, когда его спутники стали умирать один за другим. Бар, Тарг, Ард, Ким, Макдена — а теперь уже, наверное, и Tax…
Кто-то умер от обезвоживания организма, кто-то — от чрезмерной дозы ультрафиолета, кого-то доконала радиация, а у кого-то (кажется, это был Ард) просто-напросто не выдержало сердце — сейчас Гарс уже не мог вспомнить, что явилось причиной смерти каждого из тех, кто остался лежать на выжженной земле, которая называлась землей лишь потому, что лежала под ногами. Сознание то и дело проваливалось в какую-то бездонную яму, из которой удавалось выкарабкаться лишь для того, чтобы с удивлением обнаружить, что даже во время умопомрачения ты продолжал механически двигать ногами.
И вот теперь их оставалось пятеро. Вместе с ним.
Атомайзер по-прежнему лежал за пазухой у Гарса, но стрелять в себя Гарс пока не собирался. Не потому, что верил: когда-нибудь они дойдут до убежища, где будут вода, продукты и укрытие от губительных лучей, и тогда мучения их закончатся. Ему помогала цепляться за жизнь мысль о том, что кто-то должен заплатить за страдания, которые терпели ни в чем не повинные люди. В том, что кто-то должен понести ответственность за гибель его спутников, Гарс не сомневался.
Кто-то, помимо него самого.
Если бы он был верующим, то, не задумываясь обвинил бы во всех бедах Дьявола. Или даже самого Всевышнего. Но в Бога Гарс не верил, а посему надеялся, что когда-нибудь он доберется до тех существ, которые сначала заманили его в сети иллюзии, а потом оставили с носом и заставили чувствовать себя преступником. Кем бы ни были эти существа — людьми или нелюдями!
Ничего, если он не подохнет раньше времени, то еще посмотрит в глаза этим уродам и садистам! И одним взглядом он не ограничится!
Кто-то опустился рядом с Гарсом на землю и тяжко вздохнул.
Гарс покосился на соседа.
Конечно же, это был Грон. Он был один из всех оставшихся в живых, кто еще был способен общаться с Гарсом. Другие делали вид, что Гарса вообще не существует.
— Есть предложение, — с трудом переводя дух, прохрипел мэр Очага. Бывший мэр. Бывший друг. Все они теперь были бывшими. Бывшими отцами, бывшими мужьями, бывшими людьми…
— Какое? — заставил себя выдавить Гарс, не глядя на Грона.
— Только это не я придумал. Воля народа. Я только передаю ее тебе. Есть один способ покончить со всеми проблемами. Быстро и без мучений. Ты как? За или против?
— Чего? — переспросил Гарс. — За или против чего? Грон прикрыл глаза, веки которых были разъедены до кровавых язв солнечными ожогами.
— «Быть или не быть?» — перекосив лицо, процитировал он. — «Иль умереть, забыться и видеть сны?..» Ты еще не потерял атомайзер?
— Да ты что, Грон? — просипел Гарс и натужно закашлялся. — Ты хочешь, чтоб я совсем почувствовал себя злодеем?
— А ты им себя не чувствуешь? — попытался ухмыльнуться бывший приятель Гарса. — Ладно, неважно… Тут другое дело. Люди сами этого хотят, Гарс.
Гарс огляделся. Оказалось, что Сван, Брин и Лагмар неотрывно смотрят на него. Словно читая его немой вопрос, каждый из них лишь медленно кивнул.
К горлу подкатил неудержимый приступ тошноты, и, отвернувшись от Грона, Гарс издал характерный блевательный звук, но рвоты не последовало — желудок давным-давно был пуст, а во рту даже не было слюны…
— Нет, — отдышавшись, возразил он. — Я этого не сделаю!
— Не дури, Гарс, — попросил Грон. — В данных обстоятельствах это не преступление. Преступлением будет твой отказ сделать это.
Гарс с трудом поднялся на ноги.
— Не-ет! — заорал он. Вернее, попытался заорать, но из стянутой жаждой глотки вырвался лишь нечленораздельный рев. — Вот вам всем! Пока я жив, никто из вас не получит избавления таким способом, вы поняли?! Я что, один должен мстить за тех, кто погиб на ваших глазах, да? Неужели вам не хочется порвать глотку зубами тем гадам, которые причинили нам столько страданий?
— Не ори, Гарс, — устало проговорил Грон. Остальные сидели молча и неподвижно, как мумии. — Это не поможет. Если ты не сделаешь то, о чем мы тебя просим, тогда это сделает кто-нибудь другой. Сван, например. Или я. Мы отберем у тебя силой атомайзер и сделаем то, что наметили. А последний из нас покончит с собой. Только тебя мы не тронем. Это я тебе обещаю.
Тогда Гарс больше не стал терять время на объяснения. Он повернулся и пустился бежать прочь.
Сердце тут же застучало так, будто готово было выскочить из груди, а раскаленный воздух кипятком обжег пересохший рот.
Гарс взбежал на ближайший пологий холм и почувствовал, что сил бежать больше нет. Оглянулся назад. Сван был уже совсем близко, а другие плелись, даже не пытаясь изобразить бег.
Бесполезно было сопротивляться этим сумасшедшим. Все равно рано или поздно они догонят его, навалятся всем скопом, и тогда ему не устоять.
Он вытащил из-за пазухи оружие и нерешительно повертел его в руках.
А может быть, действительно? Да, они оказались слабее и безвольнее, чем он, раз готовы подставить себя под фиолетовую молнию, чтобы перестать страдать. Но разве можно осуждать их за это? Имеет ли он право отказаться выполнить их волю, если они сами хотят умереть и почитают смерть за благо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Воспоминание о матери отняло последние остатки сил, и Гарс остановился.
— Сван! — хрипло окликнул он спину спортсмена, мерно шевелившуюся в такт шагам в нескольких метрах впереди. —Подожди… Посидим.
Пересохшее горло было способно пропускать наружу лишь короткие отрывистые слова, потому что от длинных фраз его сразу схватывал приступ сухого удушливого кашля.
Сван молча рухнул на колени там, где стоял, и Гарс, в свою очередь, бессильно опустился на раскаленную землю. Оглянулся зачем-то назад, словно желая проверить, последовали ли его примеру остальные. Можно было и не смотреть. Словно автоматы, запрограммированные слепо копировать движения впереди бредущих, члены бывшего отряда, ставшего жалкой кучкой, тоже попадали на землю в разных местах равнины. Каждый из них сидел отдельно от других, и Гарс представил, как вскоре из них останется кто-то один, у которого окончательно пропадет желание куда-то двигаться, потому что некому будет подражать, и этот единственный уцелевший будет сидеть посреди голой равнины, один на тысячи километров. И тогда это будет последнее живое, хотя уже едва ли мыслящее существо в безжизненном мире.
Теперь их оставалось всего пятеро. За время пути было несколько таких привалов, и на каждом они оставляли бездыханное тело очередной жертвы, хоронить которое было нечем да и, в сущности, незачем. Закапывать мертвецов в их ситуации означало только напрасно терять силы, которые и без этого были на исходе.
Во время предыдущей передышки они потеряли сразу двоих. Макдена умерла со счастливой улыбкой на губах, и трудно было сказать, что вызвало эту предсмертную гримасу — сознание того, что мучения и боль покидают хрупкое девичье тело вместе с последним выдохом, или девушке было приятно умирать, опираясь головой на колени Таха и видя его любящие и любимые глаза. А потом, когда все собрались двинуться дальше, Tax объявил, что останется возле своей возлюбленной, и даже силой нельзя было оттащить его от трупа Макдены и заставить идти вслед за всеми. Сван хотел было скрутить парня и взвалить его себе на плечи, но Грон отрицательно покачал головой, и они ушли, через каждые пятьдесят шагов оглядываясь машинально назад, пока от неразлучной парочки не остались только точки. Две черные точки на черной равнине.
А ведь тогда, когда они обходили Купол по кругу, то и дело тычась в его стену, как слепые щенки, чтобы окончательно убедиться, что прохода внутрь больше не существует, все казалось не так мрачно. И даже осторожный Грон не мог тогда предполагать, что смерть — совсем рядом. Только все сильнее досаждало разошедшееся не на шутку солнце, от которого нигде нельзя было скрыться — ведь даже Купол не давал тени. Ожогов от солнечных лучей на коже еще не было, только очень хотелось пить, а Гарса вдобавок ко всему мучил зверский голод — из-за стремительно развивавшихся событий у него уже больше двенадцати часов не было г ни крошки во рту.
Потом они стали решать, что делать в этом безвыходном положении. Гарс опять, но уже с меньшей категоричностью, предложил отправиться на поиски более-менее подходящего укрытия от губительного ультрафиолета, но теперь его никто не слушал. У Тарга созрела иная идея. Поскольку на поверхности в обозримом радиусе равнины не было ничего, что могло бы спасти от солнечного сияния, надо было, по его мнению, искать спасения под землей. Отрыть глубокую яму, в которой можно отсидеться хотя бы до темноты, а там видно будет…
Однако грунт был покрыт такой твердой коркой, что нечего было и пытаться производить землеройные работы голыми руками. Никаких инструментов у них, кроме шахматного компнота Лагмара, не было. И туг Гарс вспомнил о своем атомайзере и о том, как он использовал его для острастки Пустовита…
Дальнейшее было не очень сложно. Несколько выстрелов на полной мощности разряда в склон ближайшего холма — и вот она, достаточно вместительная пещера!.. Пусть в ней расхаживать можно не в полный рост, а лишь согнувшись в три погибели, и пусть ее потолок то и дело грозит обвалиться от малейшего неосторожного движения — главное, что сюда не попадает солнечная радиация…
Первым почувствовал неладное Ард. Анаса внезапно стало сильно тошнить, да и кожа мальчика быстро покрывалась какими-то зловещими багрово-синими пятнами. Через некоторое время сходные симптомы ощутили и другие члены отряда.
Не требовалось особого медицинского образования, чтобы понять: земля пропитана каким-то особо опасным видом радиации, и если они останутся в этой норе, то их одного за другим будет убивать лучевая болезнь.
Пришлось покинуть убежище. И попасть из огня да в полымя, потому что солнце теперь уже не просто поджаривало заживо — казалось, что оно пробивает своими лучами кожу насквозь. Все были одеты достаточно легко — рубашки с короткими рукавами, непокрытые головы, — но хуже всех приходилось Макдене в ее коротенькой юбчонке и топике, заканчивавшемся чуть выше пупка, и Анасу, на котором из всей одежды, как и у любого мальчишки в Очаге, были лишь куцые шортики и открытая майка. Гарс попытался было отдать мальчику свою клетчатую рубаху, но Ард сердито сверкнул глазами и процедил: «Не нужно нам твое вонючее тряпье, понял?!» Он поделился с сыном кое-какими предметами своей одежды, особо заботливо укутав верхнюю часть тела Анаса. Рубашку Гарса согласилась взять Макдена, а спортивные штаны ей галантно одолжил Сван… Все прочие соорудили из обрывков нижнего белья (тут уж было не до стеснения) импровизированные головные уборы и защитные накидки, стараясь оставить как можно меньше открытых мест на теле…
Потом они, не сговариваясь, двинулись куда глаза глядят, и вел отряд не Гарс, а Грон.
Все боялись за жизнь мальчика, но Анас умер, как ни странно, вовсе не первым. Пустовит, некоторое время вышагивавший в хвосте, как сомнамбула, вдруг рухнул лицом вниз, и когда к нему подбежали остальные, он был уже мертв. Трудно было определить, что именно его убило — солнечный удар или последствия облучения, да это и не имело особого значения. Писатель был единственным из всех погибших, которого они погребли в яме, созданной лучом атомайзера в сухой, жесткой земле. И эта смерть шокировала их куда сильнее, чем все последующие… Макдена даже прослезилась над едва заметным могильным бугорком, да и остальные подозрительно поотворачивались в разные стороны…
Когда, корчась в страшных судорогах и повторяя в предсмертном бреду: «Мама! Мамочка!», умер Анас, его отец попытался завладеть атомайзером, чтобы отомстить Гарсу за смерть сынишки. Впавший в состояние отупелого ступора, Гарс не очень-то сопротивлялся композитору, и вполне возможно, что Арду удалось бы привести в исполнение свой приговор, если бы не вмешались Грон и Брин, оттащив ставшего невменяемым толстяка в сторону.
Но они заступились за Гарса не потому, что им стало его жалко. Во всяком случае, Грон сказал, оглядев земляков:
— Если мы сейчас расправимся с Гарсом, то ему от этого будет только лучше. Он же тогда не испытает тех мучений, которые еще предстоят нам…
И все молча согласились с ним.
Однако почему-то никто не отобрал у Гарса оружие, словно оставляя ему шанс покончить с собой, когда он сам решит наказать себя. И он бы, наверное, так и поступил, когда его спутники стали умирать один за другим. Бар, Тарг, Ард, Ким, Макдена — а теперь уже, наверное, и Tax…
Кто-то умер от обезвоживания организма, кто-то — от чрезмерной дозы ультрафиолета, кого-то доконала радиация, а у кого-то (кажется, это был Ард) просто-напросто не выдержало сердце — сейчас Гарс уже не мог вспомнить, что явилось причиной смерти каждого из тех, кто остался лежать на выжженной земле, которая называлась землей лишь потому, что лежала под ногами. Сознание то и дело проваливалось в какую-то бездонную яму, из которой удавалось выкарабкаться лишь для того, чтобы с удивлением обнаружить, что даже во время умопомрачения ты продолжал механически двигать ногами.
И вот теперь их оставалось пятеро. Вместе с ним.
Атомайзер по-прежнему лежал за пазухой у Гарса, но стрелять в себя Гарс пока не собирался. Не потому, что верил: когда-нибудь они дойдут до убежища, где будут вода, продукты и укрытие от губительных лучей, и тогда мучения их закончатся. Ему помогала цепляться за жизнь мысль о том, что кто-то должен заплатить за страдания, которые терпели ни в чем не повинные люди. В том, что кто-то должен понести ответственность за гибель его спутников, Гарс не сомневался.
Кто-то, помимо него самого.
Если бы он был верующим, то, не задумываясь обвинил бы во всех бедах Дьявола. Или даже самого Всевышнего. Но в Бога Гарс не верил, а посему надеялся, что когда-нибудь он доберется до тех существ, которые сначала заманили его в сети иллюзии, а потом оставили с носом и заставили чувствовать себя преступником. Кем бы ни были эти существа — людьми или нелюдями!
Ничего, если он не подохнет раньше времени, то еще посмотрит в глаза этим уродам и садистам! И одним взглядом он не ограничится!
Кто-то опустился рядом с Гарсом на землю и тяжко вздохнул.
Гарс покосился на соседа.
Конечно же, это был Грон. Он был один из всех оставшихся в живых, кто еще был способен общаться с Гарсом. Другие делали вид, что Гарса вообще не существует.
— Есть предложение, — с трудом переводя дух, прохрипел мэр Очага. Бывший мэр. Бывший друг. Все они теперь были бывшими. Бывшими отцами, бывшими мужьями, бывшими людьми…
— Какое? — заставил себя выдавить Гарс, не глядя на Грона.
— Только это не я придумал. Воля народа. Я только передаю ее тебе. Есть один способ покончить со всеми проблемами. Быстро и без мучений. Ты как? За или против?
— Чего? — переспросил Гарс. — За или против чего? Грон прикрыл глаза, веки которых были разъедены до кровавых язв солнечными ожогами.
— «Быть или не быть?» — перекосив лицо, процитировал он. — «Иль умереть, забыться и видеть сны?..» Ты еще не потерял атомайзер?
— Да ты что, Грон? — просипел Гарс и натужно закашлялся. — Ты хочешь, чтоб я совсем почувствовал себя злодеем?
— А ты им себя не чувствуешь? — попытался ухмыльнуться бывший приятель Гарса. — Ладно, неважно… Тут другое дело. Люди сами этого хотят, Гарс.
Гарс огляделся. Оказалось, что Сван, Брин и Лагмар неотрывно смотрят на него. Словно читая его немой вопрос, каждый из них лишь медленно кивнул.
К горлу подкатил неудержимый приступ тошноты, и, отвернувшись от Грона, Гарс издал характерный блевательный звук, но рвоты не последовало — желудок давным-давно был пуст, а во рту даже не было слюны…
— Нет, — отдышавшись, возразил он. — Я этого не сделаю!
— Не дури, Гарс, — попросил Грон. — В данных обстоятельствах это не преступление. Преступлением будет твой отказ сделать это.
Гарс с трудом поднялся на ноги.
— Не-ет! — заорал он. Вернее, попытался заорать, но из стянутой жаждой глотки вырвался лишь нечленораздельный рев. — Вот вам всем! Пока я жив, никто из вас не получит избавления таким способом, вы поняли?! Я что, один должен мстить за тех, кто погиб на ваших глазах, да? Неужели вам не хочется порвать глотку зубами тем гадам, которые причинили нам столько страданий?
— Не ори, Гарс, — устало проговорил Грон. Остальные сидели молча и неподвижно, как мумии. — Это не поможет. Если ты не сделаешь то, о чем мы тебя просим, тогда это сделает кто-нибудь другой. Сван, например. Или я. Мы отберем у тебя силой атомайзер и сделаем то, что наметили. А последний из нас покончит с собой. Только тебя мы не тронем. Это я тебе обещаю.
Тогда Гарс больше не стал терять время на объяснения. Он повернулся и пустился бежать прочь.
Сердце тут же застучало так, будто готово было выскочить из груди, а раскаленный воздух кипятком обжег пересохший рот.
Гарс взбежал на ближайший пологий холм и почувствовал, что сил бежать больше нет. Оглянулся назад. Сван был уже совсем близко, а другие плелись, даже не пытаясь изобразить бег.
Бесполезно было сопротивляться этим сумасшедшим. Все равно рано или поздно они догонят его, навалятся всем скопом, и тогда ему не устоять.
Он вытащил из-за пазухи оружие и нерешительно повертел его в руках.
А может быть, действительно? Да, они оказались слабее и безвольнее, чем он, раз готовы подставить себя под фиолетовую молнию, чтобы перестать страдать. Но разве можно осуждать их за это? Имеет ли он право отказаться выполнить их волю, если они сами хотят умереть и почитают смерть за благо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45