Но, подойдя к провалу, бревно, как бы испугавшись, почти остановилось и стало медленно, с опаской входить в пространство между трепетавшими пластинами конденсатора.
Белое облачко пара, срываемое воздушным потоком вверх, в раструб вытяжной трубы, заструилось над угловатым срезом и двинулось, расширяясь и сгущаясь, охватывая все новые участки бревна, входящего в электрическое поле. В конце провала пар иссяк, и толстый комель дерева снова лег на услужливо шмыгнувшие под него звенья конвейера.
Люди молча следили за всеми этими движениями. Николай, с виду спокойный, испытывал страшное напряжение.
Он настолько хорошо представлял себе, чувствовал работу своей машины, что в этот решительный момент как бы перевоплотился в нее: в нем самом что-то напрягалось, сжималось, стараясь помочь генератору справиться с задачей — пронизать, опутать силовыми линиями проходящую древесную массу.
Анна, Федор, комсомольцы, волнуясь, следили то за бревном, то за выражением лица Тунгусова, стараясь по нему узнать, все ли идет так, как нужно.
Наконец Николай оторвал глаза от удаляющегося ствола и, встретив напряженные вопросительные взгляды, улыбнулся. Это был ответ, которого все ждали.
Федор не выдержал. Он сорвался с места, обежал кругом через мостик, вскочил на площадку пульта и схватил Николая в объятия. Дружное «ура» оглушило их. И когда Анна, наконец, добралась сквозь строй наседавших на Николая комсомольцев, чтобы пожать ему руку, она ясно почувствовала, что одного только рукопожатия слишком мало, чтобы выразить охвативший ее порыв…
* * *
Итак, высокочастотная сушилка была создана и уже действовала! Сырые, едва окоренные бревна до восьми метров длиной, доски и брусья, куски и пачки отобранной «резонансной» древесины спокойно проплывали сквозь рабочее пространство генератора и выходили из цеха высушенными до нужной степени.
Процесс, который требовал обычно многих суток, теперь совершался на глазах у людей в течение нескольких минут.
Перед коллективом фабрики, так недавно сидевшим в безысходном тупике, теперь открывался небывалый производственный простор.
Вот отчего в эти дни лица всех участников этой оригинальной стройки сияли такой задорной и гордой радостью. Победителем чувствовал себя каждый. В самом деле, кому принадлежала победа? Ну, Тунгусов решил научно-техническую проблему. Но ведь это Решетков выкопал Тунгусова и придумал начать дело на их фабрике и «шевелил» потом администрацию. Ничего, конечно, не вышло бы, если бы Храпов и Вольский не начали действовать энергично и не созвали того знаменитого совещания с Витковским, где Анна Ридан предложила обратиться прямо к наркому. А комсомольцы-бригадники?.. О, каждый из них хорошо знал, какая часть машины сделана его руками!
Победа была общая, коллективная.
Анна понимала ее крупный общественный смысл. Победа должна рождать другие победы. Открытие нового цеха должно быть торжественным праздником. Пусть будет много гостей, представителей других предприятий, научных кругов, печати. Пусть знают все, как надо побеждать, пусть посмотрят, что они сделали!
Торжественный пуск нового сушильного цеха состоялся за неделю до срока, обещанного Тунгусовым наркому.
Сотни три гостей, не считая своих, собрались в театральном зале клуба. Директор открыл заседание, Вольский выступил с докладом о научно-техническом и промышленном значении тунгусовского генератора.
Тунгусов с частью своей бригады был в цехе, готовясь к демонстрации. Во время доклада Вольского прибыл нарком в сопровождении Витковского и еще нескольких товарищей из наркомата. Анна встретила их и привела прямо в цех.
Здесь произошла третья встреча Тунгусова с наркомом.
Войдя в ярко освещенный цех, нарком остановился в изумлении и красноречиво развел руками. Он ожидал увидеть здесь обычную опытную установку заводского изобретателя, скромную и кустарную, интересную по своей сути, но требующую еще соответствующего оформления для массового производства.
А тут перед ним сверкало изящной композицией частей, блеском отделки большое, совершенное произведение инженерного искусства. В нем ясно ощущалась гармония между производственным смыслом машины, где основную работу совершала сама энергия непосредственно и незримо, без грубых механических усилий, натужных звуков и что-то сокрушающих инструментов, и — внешними формами ее компактного тела с его пульсирующей энергией, гибкими движениями конвейера и нежным журчанием водяных струй.
С минуту нарком стоял молча, слегка прищурив глаза, откровенно любуясь невиданной машиной.
Он знал уже — ему рассказал по телефону Храпов — о том, что все расчеты инженера целиком оправдались, знал производственные показатели работы машины, автоматику — теперь он видел ее!
Все замолкли. Недвижимый Тунгусов у дальнего конца конвейера следил за выражением лица наркома. Наконец, взгляды их встретились.
Стремительно и одновременно они направились навстречу друг другу. Сжав руку инженера, нарком привлек его к себе и крепко поцеловал.
— Я был уверен, что так будет, — сказал он. — Спасибо, товарищ Тунгусов!
— Нет, это вам спасибо! Если бы не вы, товарищ нарком, нам не удалось бы ничего сделать. Половина успеха принадлежит вам, а половина — всем нам…
Разговор прервался, гости знакомились с Тунгусовым, с Решетковым, он представил им свою бригаду, смущенную оказанным ей вниманием.
Немного спустя появились профессор Ридан с Наташей Девушка незаметно проскользнула в цех за профессором, но её тотчас же заметил Федор. Анна познакомила их, и с этого момента внимание главы бригады странным образом стало двоиться, распределяясь поровну между Наташей и всеми остальными людьми и событиями.
Все были в сборе, и Тунгусов, вкратце объяснив устройство сушилки, приступил к демонстрации ее работы. Гости расположились вдоль свободной стены цеха и затихли.
Снова повторился весь процесс сушки. Но теперь Тунгусов ушел с пульта и присоединился к зрителям. Никто не управлял машиной, никто не следил за показаниями приборов.
Автоматика вела процесс.
И когда дверца выходного отверстия захлопнулась за выскользнувшим из цеха огромным древесным стволом, взоры всех снова устремились к конструктору, и рукоплескания разорвали тишину.
Почетных гостей пригласили в клуб. К этому времени Вольский кончил доклад, и был объявлен перерыв. Все сидевшие в зале, разделившись на четыре группы, осмотрели цех и увидели работу машины.
Минут через сорок заседание возобновилось.
Возбужденная только что увиденным зрелищем, публика заняла места. Кто-то потребовал, чтобы все участники создания сушилки вышли на сцену, и собрание дружно поддержало это требование. Они были избраны в почетный президиум. Тут же взял слово директор.
— Предлагаю, — сказал он, — избрать и товарища наркома, как активного участника нашей работы, обеспечившего ее успех.
Сопровождаемый овациями, нарком поднялся на сцену и занял место около директора.
Много слов было сказано в этот вечер. Выступали участники работы, представители науки, предприятий, заинтересованных в том, чтобы использовать у себя почин фабрики. Последним вышел на трибуну нарком.
Он говорил о советской технике, освобождающей человека и преображающей его жизнь, и об освобожденных людях, ведущих эту технику все дальше вперед. Бодрая, энергичная речь его звала к новым победам, к новым смелым дерзаниям.
Когда он кончил, все вскочили с мест.
В грохоте оваций стихийно возникли ритмы гимна. Голоса мгновенно слились в один общий лад, и грянул «Интернационал».
Одна за другой, как отряды в марше, проходили в торжественной неподвижности зала широкие строфы партийного гимна.
Но вот в переднем ряду возникло движение.
Какая-то женская фигурка вдруг вырвалась вперед, быстро прошла вдоль рампы направо и исчезла в коридоре. Это была Наташа. «Что-то случилось», — подумала Анна, увидев ее со сцены и незаметно отступила назад, за кулисы. Через минуту, взволнованная, она снова вернулась, тихо подошла сзади к Тунгусову и, тронув его за рукав, увлекла в глубину сцены.
— Идите сюда! Наташа приготовила вам подарок.
— Николай Арсентьевич, — произнесла в полутьме Наташа прерывающимся шепотом. — Смотрите…
Она повернулась так, что полоса света со сцены упала на мятую бумажку, трепетавшую в ее руках. Николай увидел знакомые буквы: LMRWWAT.
— Смотрите… — И, прикасаясь кончиком указательного пальца к каждой букве, она раздельно произнесла… — Лишь… мы… работники… всемирной… великой…
— …армии труда! — вне себя почти крикнул Николай. Он запустил обе пятерни в волосы и, сжав их, дернул так, что на глазах выступили слезы. — Ну, конечно! Наташа, милая… — он схватил ее за руки и крепко сжал их, — как я вам благодарен! Вот, действительно, подарок! Это вы сейчас?
— Да, да, вот во время пения «Интернационала».
— Ну, молодец! Вот что, друзья… Немедленно нужно расшифровать сообщение немца. Едем ко мне сейчас же. Там нам никто не помешает.
Через несколько минут, как только закончилось торжественное собрание, друзья сели в автомобиль и помчались к центру.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
«ЛУЧИ СМЕРТИ»
Комната в подвальном этаже преобразилась. На одном из столов вместо чертежных инструментов и груды свёрнутых рулонов бумаги возникли скатерть, посуда, о происхождении которых Николай не имел ни малейшего представления. Лишние столы были отодвинуты подальше. Откуда-то появились стулья.
В то время, как Фёдор и тетя Паша, меняя «топографию местности», энергично налаживали импровизированный ужин, в котором все уже основательно нуждались, девушки с любопытством разглядывали удивительную обстановку жилища изобретателя. Николай между тем расчистил половину другого стола и, не теряя времени, принялся за работу. Девушки присоединились к нему.
— Очень интересно, как вы будете действовать дальше, — заметила Анна. — Я пока не понимаю, что дает нам разгадка этих букв.
— Да, она дает немного, — ответил Николай. — Только указывает источник, откуда можно извлечь настоящий ключ к шифру. Но этого достаточно. Остальное — вопрос времени. Мы перепробуем все возможные комбинации и найдем ключ… — Он взял лист бумаги и крупным, четким почерком написал на нем текст гимна. — Ну, давайте рассуждать. Итак, мы теперь знаем, что цифры, которыми написана вот эта радиограмма, обозначают буквы, взятые в каком-то порядке из текста «Интернационала». Можно, конечно, придумать множество разных сложных способов составления цифрового алфавита по данному тексту. Но в нашем случае, я думаю, способ должен быть очень простой, так как немец, уже достаточно законспирировал самый источник шифра. К тому же он не может рассчитывать на то, что мы — опытные криптографы… Поэтому начнем с одного из простейших приемов. Будем просто обозначать цифрами 1, 2, 3 и так далее по порядку каждую букву, попадающуюся в тексте. Возьмем первую строку: «Вставай, проклятьем заклейменный»… Она, конечно, даст нам максимум знаков.
— Начнем с нуля. Смотрите: «в» — это 0, «с» — 1, «т» — 2, «а» — 3, «в» — уже было, пропускаем, «а» — тоже, «и» — будет 4… Анна Константиновна, а вы пока напишите отдельно столбиком латинский алфавит, только прибавьте туда после «с» — «ch» в три смягченных согласных: «д», «ц» и «ь». Так полагается в радистской азбуке.
— Есть! Интересно только, как вы приведете этот радиолатинский алфавит в соответствие с русским.
— Ничего не может быть проще.
— Но ведь в латинском алфавите двадцать шесть букв, с вашим добавлением будет тридцать, а в русском — тридцать две. К тому же таких букв, как «я», «щ», «ч», «ы», «ь», нет в латинском, а у вас в тексте «Интернационала» они уже занумерованы. А в латинском есть «j», «q», «х», «у», «z», которых нет в русском.
— Ничего, Анна Константиновна. Это соответствие уже установлено международной практикой радистов. Мы всегда записываем принимаемые знаки Морзе латинскими буквами, независимо от того, на каком языке идет передача. И прочесть такой текст, зная язык передачи, всегда можно, потому что некоторые знаки имеют для каждого языка свое определенное значение. Например, четыре точки означают латинское «h» и русское «х»; два тире—точка—тире — это латинское «q» или русское «щ»; три точки—тире—латинское «V» или русское «ж», и так далее.
— Ага, понимаю! Ну, диктуйте ваши цифры, Николай Арсентьевич. «А»?
— Три.
— «А» смягченное?
— Это значит — «я»… десять.
— «В»?
— Двадцать два.
— «С»?
— Двадцать шесть.
Буквы латинского алфавита превратились в цифры. Оказалось что в «Интернационале» не хватает только одной буквы «ф». Осталось заменить цифры таинственной радиограммы соответствующими им латинскими буквами и прочесть сообщение немца.
Николай положил перед собой раскрытый журнал радиоприема, в котором почти целую страницу занимал принятый им зашифрованный текст:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Белое облачко пара, срываемое воздушным потоком вверх, в раструб вытяжной трубы, заструилось над угловатым срезом и двинулось, расширяясь и сгущаясь, охватывая все новые участки бревна, входящего в электрическое поле. В конце провала пар иссяк, и толстый комель дерева снова лег на услужливо шмыгнувшие под него звенья конвейера.
Люди молча следили за всеми этими движениями. Николай, с виду спокойный, испытывал страшное напряжение.
Он настолько хорошо представлял себе, чувствовал работу своей машины, что в этот решительный момент как бы перевоплотился в нее: в нем самом что-то напрягалось, сжималось, стараясь помочь генератору справиться с задачей — пронизать, опутать силовыми линиями проходящую древесную массу.
Анна, Федор, комсомольцы, волнуясь, следили то за бревном, то за выражением лица Тунгусова, стараясь по нему узнать, все ли идет так, как нужно.
Наконец Николай оторвал глаза от удаляющегося ствола и, встретив напряженные вопросительные взгляды, улыбнулся. Это был ответ, которого все ждали.
Федор не выдержал. Он сорвался с места, обежал кругом через мостик, вскочил на площадку пульта и схватил Николая в объятия. Дружное «ура» оглушило их. И когда Анна, наконец, добралась сквозь строй наседавших на Николая комсомольцев, чтобы пожать ему руку, она ясно почувствовала, что одного только рукопожатия слишком мало, чтобы выразить охвативший ее порыв…
* * *
Итак, высокочастотная сушилка была создана и уже действовала! Сырые, едва окоренные бревна до восьми метров длиной, доски и брусья, куски и пачки отобранной «резонансной» древесины спокойно проплывали сквозь рабочее пространство генератора и выходили из цеха высушенными до нужной степени.
Процесс, который требовал обычно многих суток, теперь совершался на глазах у людей в течение нескольких минут.
Перед коллективом фабрики, так недавно сидевшим в безысходном тупике, теперь открывался небывалый производственный простор.
Вот отчего в эти дни лица всех участников этой оригинальной стройки сияли такой задорной и гордой радостью. Победителем чувствовал себя каждый. В самом деле, кому принадлежала победа? Ну, Тунгусов решил научно-техническую проблему. Но ведь это Решетков выкопал Тунгусова и придумал начать дело на их фабрике и «шевелил» потом администрацию. Ничего, конечно, не вышло бы, если бы Храпов и Вольский не начали действовать энергично и не созвали того знаменитого совещания с Витковским, где Анна Ридан предложила обратиться прямо к наркому. А комсомольцы-бригадники?.. О, каждый из них хорошо знал, какая часть машины сделана его руками!
Победа была общая, коллективная.
Анна понимала ее крупный общественный смысл. Победа должна рождать другие победы. Открытие нового цеха должно быть торжественным праздником. Пусть будет много гостей, представителей других предприятий, научных кругов, печати. Пусть знают все, как надо побеждать, пусть посмотрят, что они сделали!
Торжественный пуск нового сушильного цеха состоялся за неделю до срока, обещанного Тунгусовым наркому.
Сотни три гостей, не считая своих, собрались в театральном зале клуба. Директор открыл заседание, Вольский выступил с докладом о научно-техническом и промышленном значении тунгусовского генератора.
Тунгусов с частью своей бригады был в цехе, готовясь к демонстрации. Во время доклада Вольского прибыл нарком в сопровождении Витковского и еще нескольких товарищей из наркомата. Анна встретила их и привела прямо в цех.
Здесь произошла третья встреча Тунгусова с наркомом.
Войдя в ярко освещенный цех, нарком остановился в изумлении и красноречиво развел руками. Он ожидал увидеть здесь обычную опытную установку заводского изобретателя, скромную и кустарную, интересную по своей сути, но требующую еще соответствующего оформления для массового производства.
А тут перед ним сверкало изящной композицией частей, блеском отделки большое, совершенное произведение инженерного искусства. В нем ясно ощущалась гармония между производственным смыслом машины, где основную работу совершала сама энергия непосредственно и незримо, без грубых механических усилий, натужных звуков и что-то сокрушающих инструментов, и — внешними формами ее компактного тела с его пульсирующей энергией, гибкими движениями конвейера и нежным журчанием водяных струй.
С минуту нарком стоял молча, слегка прищурив глаза, откровенно любуясь невиданной машиной.
Он знал уже — ему рассказал по телефону Храпов — о том, что все расчеты инженера целиком оправдались, знал производственные показатели работы машины, автоматику — теперь он видел ее!
Все замолкли. Недвижимый Тунгусов у дальнего конца конвейера следил за выражением лица наркома. Наконец, взгляды их встретились.
Стремительно и одновременно они направились навстречу друг другу. Сжав руку инженера, нарком привлек его к себе и крепко поцеловал.
— Я был уверен, что так будет, — сказал он. — Спасибо, товарищ Тунгусов!
— Нет, это вам спасибо! Если бы не вы, товарищ нарком, нам не удалось бы ничего сделать. Половина успеха принадлежит вам, а половина — всем нам…
Разговор прервался, гости знакомились с Тунгусовым, с Решетковым, он представил им свою бригаду, смущенную оказанным ей вниманием.
Немного спустя появились профессор Ридан с Наташей Девушка незаметно проскользнула в цех за профессором, но её тотчас же заметил Федор. Анна познакомила их, и с этого момента внимание главы бригады странным образом стало двоиться, распределяясь поровну между Наташей и всеми остальными людьми и событиями.
Все были в сборе, и Тунгусов, вкратце объяснив устройство сушилки, приступил к демонстрации ее работы. Гости расположились вдоль свободной стены цеха и затихли.
Снова повторился весь процесс сушки. Но теперь Тунгусов ушел с пульта и присоединился к зрителям. Никто не управлял машиной, никто не следил за показаниями приборов.
Автоматика вела процесс.
И когда дверца выходного отверстия захлопнулась за выскользнувшим из цеха огромным древесным стволом, взоры всех снова устремились к конструктору, и рукоплескания разорвали тишину.
Почетных гостей пригласили в клуб. К этому времени Вольский кончил доклад, и был объявлен перерыв. Все сидевшие в зале, разделившись на четыре группы, осмотрели цех и увидели работу машины.
Минут через сорок заседание возобновилось.
Возбужденная только что увиденным зрелищем, публика заняла места. Кто-то потребовал, чтобы все участники создания сушилки вышли на сцену, и собрание дружно поддержало это требование. Они были избраны в почетный президиум. Тут же взял слово директор.
— Предлагаю, — сказал он, — избрать и товарища наркома, как активного участника нашей работы, обеспечившего ее успех.
Сопровождаемый овациями, нарком поднялся на сцену и занял место около директора.
Много слов было сказано в этот вечер. Выступали участники работы, представители науки, предприятий, заинтересованных в том, чтобы использовать у себя почин фабрики. Последним вышел на трибуну нарком.
Он говорил о советской технике, освобождающей человека и преображающей его жизнь, и об освобожденных людях, ведущих эту технику все дальше вперед. Бодрая, энергичная речь его звала к новым победам, к новым смелым дерзаниям.
Когда он кончил, все вскочили с мест.
В грохоте оваций стихийно возникли ритмы гимна. Голоса мгновенно слились в один общий лад, и грянул «Интернационал».
Одна за другой, как отряды в марше, проходили в торжественной неподвижности зала широкие строфы партийного гимна.
Но вот в переднем ряду возникло движение.
Какая-то женская фигурка вдруг вырвалась вперед, быстро прошла вдоль рампы направо и исчезла в коридоре. Это была Наташа. «Что-то случилось», — подумала Анна, увидев ее со сцены и незаметно отступила назад, за кулисы. Через минуту, взволнованная, она снова вернулась, тихо подошла сзади к Тунгусову и, тронув его за рукав, увлекла в глубину сцены.
— Идите сюда! Наташа приготовила вам подарок.
— Николай Арсентьевич, — произнесла в полутьме Наташа прерывающимся шепотом. — Смотрите…
Она повернулась так, что полоса света со сцены упала на мятую бумажку, трепетавшую в ее руках. Николай увидел знакомые буквы: LMRWWAT.
— Смотрите… — И, прикасаясь кончиком указательного пальца к каждой букве, она раздельно произнесла… — Лишь… мы… работники… всемирной… великой…
— …армии труда! — вне себя почти крикнул Николай. Он запустил обе пятерни в волосы и, сжав их, дернул так, что на глазах выступили слезы. — Ну, конечно! Наташа, милая… — он схватил ее за руки и крепко сжал их, — как я вам благодарен! Вот, действительно, подарок! Это вы сейчас?
— Да, да, вот во время пения «Интернационала».
— Ну, молодец! Вот что, друзья… Немедленно нужно расшифровать сообщение немца. Едем ко мне сейчас же. Там нам никто не помешает.
Через несколько минут, как только закончилось торжественное собрание, друзья сели в автомобиль и помчались к центру.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
«ЛУЧИ СМЕРТИ»
Комната в подвальном этаже преобразилась. На одном из столов вместо чертежных инструментов и груды свёрнутых рулонов бумаги возникли скатерть, посуда, о происхождении которых Николай не имел ни малейшего представления. Лишние столы были отодвинуты подальше. Откуда-то появились стулья.
В то время, как Фёдор и тетя Паша, меняя «топографию местности», энергично налаживали импровизированный ужин, в котором все уже основательно нуждались, девушки с любопытством разглядывали удивительную обстановку жилища изобретателя. Николай между тем расчистил половину другого стола и, не теряя времени, принялся за работу. Девушки присоединились к нему.
— Очень интересно, как вы будете действовать дальше, — заметила Анна. — Я пока не понимаю, что дает нам разгадка этих букв.
— Да, она дает немного, — ответил Николай. — Только указывает источник, откуда можно извлечь настоящий ключ к шифру. Но этого достаточно. Остальное — вопрос времени. Мы перепробуем все возможные комбинации и найдем ключ… — Он взял лист бумаги и крупным, четким почерком написал на нем текст гимна. — Ну, давайте рассуждать. Итак, мы теперь знаем, что цифры, которыми написана вот эта радиограмма, обозначают буквы, взятые в каком-то порядке из текста «Интернационала». Можно, конечно, придумать множество разных сложных способов составления цифрового алфавита по данному тексту. Но в нашем случае, я думаю, способ должен быть очень простой, так как немец, уже достаточно законспирировал самый источник шифра. К тому же он не может рассчитывать на то, что мы — опытные криптографы… Поэтому начнем с одного из простейших приемов. Будем просто обозначать цифрами 1, 2, 3 и так далее по порядку каждую букву, попадающуюся в тексте. Возьмем первую строку: «Вставай, проклятьем заклейменный»… Она, конечно, даст нам максимум знаков.
— Начнем с нуля. Смотрите: «в» — это 0, «с» — 1, «т» — 2, «а» — 3, «в» — уже было, пропускаем, «а» — тоже, «и» — будет 4… Анна Константиновна, а вы пока напишите отдельно столбиком латинский алфавит, только прибавьте туда после «с» — «ch» в три смягченных согласных: «д», «ц» и «ь». Так полагается в радистской азбуке.
— Есть! Интересно только, как вы приведете этот радиолатинский алфавит в соответствие с русским.
— Ничего не может быть проще.
— Но ведь в латинском алфавите двадцать шесть букв, с вашим добавлением будет тридцать, а в русском — тридцать две. К тому же таких букв, как «я», «щ», «ч», «ы», «ь», нет в латинском, а у вас в тексте «Интернационала» они уже занумерованы. А в латинском есть «j», «q», «х», «у», «z», которых нет в русском.
— Ничего, Анна Константиновна. Это соответствие уже установлено международной практикой радистов. Мы всегда записываем принимаемые знаки Морзе латинскими буквами, независимо от того, на каком языке идет передача. И прочесть такой текст, зная язык передачи, всегда можно, потому что некоторые знаки имеют для каждого языка свое определенное значение. Например, четыре точки означают латинское «h» и русское «х»; два тире—точка—тире — это латинское «q» или русское «щ»; три точки—тире—латинское «V» или русское «ж», и так далее.
— Ага, понимаю! Ну, диктуйте ваши цифры, Николай Арсентьевич. «А»?
— Три.
— «А» смягченное?
— Это значит — «я»… десять.
— «В»?
— Двадцать два.
— «С»?
— Двадцать шесть.
Буквы латинского алфавита превратились в цифры. Оказалось что в «Интернационале» не хватает только одной буквы «ф». Осталось заменить цифры таинственной радиограммы соответствующими им латинскими буквами и прочесть сообщение немца.
Николай положил перед собой раскрытый журнал радиоприема, в котором почти целую страницу занимал принятый им зашифрованный текст:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77