Он поднял на нее глаза и некоторое время смотрел ей в лицо.
- Нет. Не только об этом... Я хотел, чтобы ты рассказала мне... о себе. О своей жизни. Почему ты такая...
- Какая?
- Не такая... как...
- Как кто?
- Как я. Ты не... обычная.
- Я не совсем тебя понимаю. Я такой же человек, как и ты. Только родилась я позже, чем Модестус Мюнх, и мир, в котором я воспитывалась, другой: более мудрый, хороший, а прежде всего свободный от страха.
Он беспокойно пошевелился.
- Не знаю... лучше ли этот мир. Не знаю... пока еще, - поправился он. Но ты другая. Знаю. Это я знаю наверняка. Ты говорила: "Я была обыкновенной девочкой. Я обыкновенный человек... Как ты". Я тебе верю, но это... не так. Ты не хочешь себя возвеличивать. Понимаю, грех высокомерия. Ты не можешь... иначе.
- О чем ты?! Может быть, тебе кажется странным, что я, женщина, ученый, доктор? Но в наше время таких женщин-ученых миллионы. А впрочем, и столетия назад, в твое, как ты говоришь, время, тоже были женщины образованные. И даже раньше. Ты, наверно, слышал об Элоизе?
- Элоиза? Я... - он замолчал.
Вдруг, словно ослепленный ярким светом, он прикрыл глаза рукой.
- Не говори так... - едва слышно прошептал он. - Я не поэтому... Не потому, что ты мудрости полна... или прекрасна, как... ангел. Не в этом дело. Я знаю, бывали прекраснолицые и мудрые. Но ты другая! Скажи, почему ты такая... добрая... ко мне? Почему?
Она не знала, что ответить.
- Но... Я такая, какая есть.
В его глазах появился какой-то непонятный блеск.
- Да. Ты говоришь, а я слушаю. И верю. Верю тебе. Хотя... порой ты говоришь странные вещи... Даже страшно. Ты говоришь, а я чувствую, что это правда. Смотрю на тебя, и... мне хорошо. Так, словно я... - он осекся и только спустя минуту добавил: - Когда тебя нет, мне плохо. Профак Гарда, Стеф Микша, Сап и даже Ром Балич тоже добры ко мне. Но это не то. Скажи, почему именно ты?
- Не понимаю. Я... просто я помогаю тебе приспособиться к жизни в нашем мире. Забочусь о тебе. Такова моя задача. Я стараюсь делать это как можно лучше, вот и все.
- Кто приказал тебе это делать? А может быть, об этом нельзя спрашивать? - неожиданно смутился он.
Она улыбнулась.
- Почему же! Тут нечего скрывать. Я сама добывалась, чтобы мне поручили наблюдение за тобой. Ученый Совет Института согласился, поэтому я...
- Ты сама хотела? - живо подхватил он.
- Хотела. Не удивляйся. Твой случай очень интересен... Совершенно необыкновенен!
- Случай? Необыкновенный? Да. Необыкновенный! И ты тоже...
Прозвучал сигнал визофона.
- Пять! - произнесла Кама пароль, и на экране появилось лицо доктора Балича.
- Привет тебе, о Кама, далекая река!
- Не глупи! Что тебе?
- Не могла бы глубокоуважаемая мадам быть столь любезной и передать мне на часок своего подопечного?
- Сейчас?
- Осмелюсь покорнейше просить... Ты могла бы пока сбегать в бассейн. Я как раз оттуда. Вода и солнце... мечта. Кроме того... - он многозначительно понизил голос, - я встретил там Микшу. Стеф был бы в восторге...
- Не знаю, смогу ли.
Она взглянула на Мюнха вопросительно, но тот лишь опустил глаза. Она подумала, что в принципе хорошо бы прервать беседу и продумать дальнейшую тактику.
- Вижу, я выбрал не совсем удачный момент, - вздохнув, заметил Балич, решив, что молчание Камы означает отказ.
Однако он ошибся.
- Слушай, Мод! Ты можешь сейчас побеседовать с доктором Баличем? спросила Кама монаха.
- Будет так, как ты пожелаешь, - ответил уклончиво Мюнх. Он не очень симпатизировал Баличу, но боялся показать это в его присутствии.
- Я думаю, мы могли бы сейчас прервать нашу беседу. Доктор, видно, хочет сообщить тебе что-то интересное.
- Я хотел бы поговорить об... аде, - сказал Балич. - А может, у тебя нет желания, брат Модест?
Мюнх беспокойно пошевелился.
- У меня есть желание, - поспешно согласился он. - Ты можешь прийти сюда?
- Уже иду!
- А может быть, мне тоже остаться? - спросила Кама, но Ром недовольно поморщился.
- Нет. Пожалуй, нет. Об аде лучше разговаривать с глазу на глаз, многозначительно сказал он. - Не правда ли, брат Модест?
Монах кивнул.
Кама встала с кресла.
- Ну, так как? Я на часок уйду.
- Но мы сегодня... еще увидимся? - спросил Мюнх.
- Обязательно. А я воспользуюсь случаем и договорюсь со Стефом относительно поездки в Варшаву. Может, завтра втроем слетаем на пару часов.
- Да. Завтра.
Балича она встретила у лифта.
- Модест сегодня не в духе. Постарайся особенно его не поникать.
- Не бойся, пастырь заблудших душ. Я хотел бы только кое-что проверить. Твое присутствие может изменить реакции Модеста. Понимаешь?.. Он очень считается с твоим мнением. Если говорить честно, даже чересчур... Боюсь, тут что-то большое, чем авторитет.
- Меня это тоже беспокоит.
- Хорошо, что ты это понимаешь. А тебе не кажется, что не мешает более эффективно воспротивиться усилению этого... аффекта?
Она сделала вид, что не заметила иронии.
- Делаю, что могу... Но все не так просто, как тебе кажется. Я стараюсь, чтобы он смотрел на меня как на обычного человека. Прошу тебя, не мешай, помогай мне!
- Твои желания - закон для меня, о пресветлая! - засмеялся Балич и помахал на прощание рукой.
- Значит, через час я вернусь.
- Скажем, через полтора, если будет на то воля...
- Ладно. Через полтора часа.
6
Балич открыл дверь лекционного зала и вошел.
Монах сидел в кресле и шептал слова молитвы.
- Тут немного темновато, - заметил с порога Балич. - А я хотел показать тебе один документ.
- Если надо, господин... - Мюнх потянулся к переключателю и зажег стены.
Балич сел рядом с ним в кресло, раскрыл тощую папку и вынул из нее заправленный в прозрачный пластик пергамент.
- Как тебе это нравится? Скажи, брат Модест, - спросил он, подавая листок монаху.
Мюнх некоторое время смотрел на пергамент, потом осторожно положил его на пюпитр и перекрестился.
- Это еретическое письмо, господин. Или даже... договор с сатаной. Перевернутым письмом писано... Кто не знает - не прочтет. Нужно зеркало.
- Знаю, - кивнул Ром. Он полез в папку и вынул фотокопию документа. Это действительно пирограф. Вот тебе прямое изображение. Дата говорит, что письмо было написано в 1639 году. Анализ подтверждает эту дату. Документ написан несколько позже "твоего" времени, но в данном случае это не имеет значения. Уверен ли ты, как специалист, что это истинный договор с сатаной?
Мюнх внимательно осмотрел копию и, пересиливая отвращение, потянулся к пергаменту. Долго, внимательно сравнивая оригинал и копию, расшифровывал подпись.
- Истинный, - наконец сказал он совершенно серьезно. - Тут в конце написано: "Как обусловлено в сим договоре, будет он, нижепоименованный Иоахим фон Грюнштейн, тридцать пять лет счастливо жить на Земле среди людей, а потом прибудет к нам, дабы с нами вместе бога проклинать". А еще ниже: "В аду на дьявольском совете утверждено". И подписи: "Сатана, Вельзевул, Люцифер, Левиафан". А тут, видишь, господин, - Мюнх показал пальцем, - продолжение. Собственной рукой Иоахима фон Грюнштейна сотворено. Что служить будет Люциферу... всю жизнь, во все времена...
- В свое время ты, Модест, видел подобные цирографы?
- Видел. Дважды. Это случается редко. Не с каждым сатана договоры составляет. Немногие писать умеют... А если даже и умеют... не всегда вступает он с ними в сговор. Какой-нибудь богатый человек... или алхимик... Да и то трудно найти. Тот, кто дьяволу душу продает, не любит оставлять доказательств.
- Как же такой документ мог попасть в распоряжение суда инквизиторов?
Мюнх снисходительно улыбнулся.
- Ты не знаешь, господин? Есть способы. Кто знает, тот... знает... Порой среди книг и писем отыскать можно. Порой укрыты... в тайном месте. Искать надо... А то и подстрекатель принесет. Как доказательство, что правду говорит.
- Кто?
- Подстрекатель! Тот, что доносит и процесс починает.
- Так. Но как такой документ попадает в руки подстрекателя?
- По-разному бывает. Порой случайно найдет... Порой и выкрадет...
- А бывали случаи, чтобы обвиняемый сам указывал место, где спрятан цирограф? Можешь ты привести такой пример?
Модест на минуту задумался.
- Нет. Не припоминаю. Но случалось... иногда. Редко... но случалось. Я слышал...
- А как ты проверял, что цирограф не подложный? Ведь подпись обвиняемого могла быть поддельной?
- Я видел настоящий, - подчеркнул Мюнх, напряженно глядя в глаза Баличу. - Генрих фон Булсидорф подписывал. В конце концов он сам признался.
- В конце концов... - повторил Ром.
Мюнх не заметил иронии в голосе Балича.
- Он долго отрицал. Упирался. Но в конце концов признал... Все! Как встретился с посланцем самого князя ада... Как тот пообещал ему десять тысяч фунтов золота и долгую жизнь... Часть этого золота нашли.
- А тебе никогда не приходило в голову, что такие доказательства могли быть специально, искусственно подделаны теми, кому нужна была смерть обвиняемого? Чтобы завладеть его имуществом или из личной мести? Кто обвинил Генриха?
В глазах Мюнха появилось беспокойство.
- Кто? - спросил он риторически. - Имя доносчика охраняется тайной святой присяги.
- И цирограф тоже передают при условии, что имя его доставщика будет сохранено в тайне?
- Да, господин.
- Но ты-то знал, кто был доносчиком?
- Знал... Особа... вполне достойная доверия.
- Действительно! - саркастически засмеялся Балич.
Глаза Мюнха наполнились страхом.
- Господин... почему ты смеешься? Ты думаешь, я... лгу? Но я говорю правду.
- Ты хочешь меня убедить, что каждый донос был истинным? Что не фальсифицировали доказательств?
- Иногда... бывало и так... Много зла в человеке. Порой даже среди тех, которые господу служили... Но чаще среди черни бывало... Из корыстолюбия... либо из зависти. Не раз такого ложного доносчика суду предавали. Однако верь мне, господин: когда я ведьм пытал, всегда мог узнать... кто они в действительности.
- Каким образом?
- Есть разные способы... И в книгах тоже написано...
- Значит, ты утверждаешь, что этот документ, - Балич показал на пергамент, возвращаясь к теме, - подлинный договор с сатаной.
- Да, господин. Ты же сам говоришь, что ему много лет... Тебе странно, что его не сожгли вместе с тем сатанинским ублюдком? Видно, оставили... как доказательство и предостережение... для других.
- Возможно. Но меня интересует не это. Документ написан на пергаменте, с которого убрали более ранний текст. За исключением подписи Иоахима фон Грюнштейна. - Ром полез в папку и вынул два снимка. - Посмотри! - подал он снимки монаху. - Есть методы, дающие возможность прочесть старые записи. Подпись не была затронута. Кстати, именно поэтому она и не перевернута. Взгляни на то, что было записано перед тем, как стерли текст. Это письмо Грюнштейна, адресованное...
- Это дьявольские штуки! - воскликнул Мюнх, вскакивая с кресла. Снимки упали на пол.
Балич наклонился. Поднял снимки, потом медленно подошел к монаху и взял его за руку.
- Успокойся. Можешь мне поверить: в том, как были получены эти снимки, нет ничего сверхъестественного и тем более дьявольского.
Мюнх немного смутился, но отступать не собирался.
- Сатана мог специально воспользоваться письмом к приору.
- Ты думаешь, дьявол выкрал письмо, убрал старый текст и дописал содержание договора? В таком случае это был бы документ, подделанный сатаной, а стало быть, грош ему цена!
На лице Мюнха отразилась неуверенность.
- Может, это сделал сам Грюнштейн?
- Зачем? Он вполне мог составить документ на другом пергаменте.
Монах беспокойно поежился, но не ответил. Некоторое время оба молчали.
- Так, может быть, ты все-таки согласишься, что этот цирограф фальшивый?
Мюнх медленно поднял глаза на Балича и вдруг словно под влиянием новой мысли воскликнул:
- Нет! Не поддавайся видимости, господин! Сатана умеет ослепить нас! Все так... как я сказал! Дьявольская штука... Не тогда содеянная, а сейчас, когда ты делал эти снимки. Я знаю, на что он способен! Разве он не мог это письмо написать сейчас?.. Чтобы посеять сомнение... в твоей и моей душе...
- Исследования показали, что письмо к священнику было написано четыре века назад.
- Ты молод и легковерен... Принимаешь видимость за истину. Ты не знаешь сатаны и его коварства. Подумай как следует... и ты поймешь свою наивность.
- Подумаю, - кивнул Балич.
У него не осталось никакого желания продолжать разговор с человеком, столь чуждым ему. Кама была права: это человек не больной, и, однако, его мышление не способно вырваться за пределы заклятого круга понятий четырехвековой давности.
- Ну, мне надо идти. Доктор Дарецкая скоро вернется, - сказал Балич, прерывая затянувшееся молчание.
- Ты хотел, господин, поговорить со мной об аде, - напомнил Мюнх.
- Я имел в виду цирограф. Но не только... - добавил Балич быстро, так как разочарование, отразившееся на лице монаха, подсказало ему одну мысль. - Хотя... Ты не устал?
- Нет, господин, я внимательно слушаю.
- Как инквизитор и специалист по дьявольским делам, ты, видимо, хорошо знаешь, как выглядит сатана? Ты читал множество книг, в которых рассуждают об этом предмете, да и ведьмы и чародейки, наверно, не раз говорили об этом во время "следствия"?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14