В ней стоял стол, удобное кресло. Одно время гондола служила Хоросайну жилищем.
Прежде всего Хоросайн напился воды, затем снял с себя пояс, надел чистое белье и костюм, побрился и уже после этого поел. Затем он поудобнее уселся в кресле и стал бесцельно смотреть в иллюминатор.
«Как здесь хорошо, тихо. Не слышно ничьих идиотских речей, – подумал он. – Нет, нужно уйти подальше от людей. Они каждую минуту могут появиться здесь».
Хоросайн привел судно к погружению, нажал рычаг. Батискаф начал плавно опускаться. Фиолетовая мгла окружила батискаф, и скоро он почти бесшумно лег на дно лагуны.
Хоросайн не торопясь включил мягкий свет, добавил в гондолу кислорода, затем достал бутылку португальского вина, но, подумав, взял другую с этикеткой «Флоридское вино», открыл ее. Потом взял пояс, резко тряхнул его. На стол посыпались золотые доллары и среди них маленький футляр. Хоросайн взял в руку одну из монет, посмотрел на нее и усмехнулся.
Не торопясь, он открыл футляр, вынул из него тонкую острую иглу и, подняв рукав рубашки, воткнул иглу в смуглую руку. Почти в тот же момент его тело опустилось на стол и стало недвижимым.
Через несколько дней на искусственный остров прибыла аварийная команда из Владивостока. Обследование показало, что нападение батискафов нанесло острову значительный ущерб. В его теле образовались громадные пустоты. Сотни квадратных метров полимера оказались уничтоженными.
Закипела работа. Полимер создавался на одном из атомоходов в небольшой установке и в жидком виде подавался на остров, где заполнял разрушенные объемы. Разумеется, работать приходилось всем. Когда ремонт был закончен, все облегченно вздохнули. Радиокомментаторы всех стран оживленно обсуждали это событие.
А Павла все эти дни не оставляло чувство, будто он забыл что-то очень важное, и никак не может вспомнить. И это важное напомнила ему опять Дженни:
– Послушайте, Павел Сергеевич, а почему на острове не видно Тани? Где она? Она ведь ушла на этой ужасной «Флориде».
– Да, но она сообщила потом, что отправилась в восточную Африку для каких-то наблюдений.
– Но вы знаете, что недавно там случилось громадное бедствие. Нельзя друзей надолго упускать ив виду.
«Дженни – настоящий друг» – подумал Павел. Вечером того же дня он вылетел в Африку.
…Ракетоплан приземлился в Кейптауне. Там только и разговоров было, что о цунами. Хорошо еще, что какая-то русская предупредила мэра Ист-Лондона, и он успел эвакуировать большую часть населения. Но откуда она могла знать о цунами? Все терялись в догадках. Павел, не теряя времени, полетел на турболете в Ист­Лондон. Город наполовину был восстановлен, но многие еще жили в палатках. Павел разыскал мэра.
– Профессор Рожкова, – рассказал ему мэр, – предупредив нас о грозящей опасности, вылетела на нашем турболете в район взрыва и там пересела на турболет Хоросайна. Наши радары показали, что после катастрофы турболет преступника приземлился где-то в центральной Африке, вот здесь, – показал мэр на карту. – Но затем этот турболет улетел на восток, покинув кон­тинент. Мы связались с этим районом и узнали, что профессор Рожкова у них. Но… она не совсем здорова…
На следующее утро Павел, филолог мистер Аба – пожилой негр и географ Дайлу из Центральной Африканской Академии наук уже сидели в турболете.
Приземлились они на окраине своеобразного городка. Он был расположен на огромном железобетонном помосте и состоял из легких красочных построек с конусообразными крышами. Как только они вышли из машины, их окружили мальчишки в красных одеждах. Присмотревшись, Павел увидел, что это вовсе не дети, а взрослые мужчины, ростом не больше метра – метра тридцати сантиметров. Тогда Павел сообразил, что эти люди – пигмеи-негроиды, исконные жители Центральной Африки. Впоследствии Дайлу рассказал Павлу о них много интересного. Еще сравнительно недавно они бродили небольшими группами по тропическим лесам, вооруженные луками и отравленными стрелами. Одежды они не знали, ночевали в грубых шалашах из веток, каждый раз на новом месте. Существовать они могли только потому, что хорошо знали тропические леса и их обитателей. Как ни странно, но их основной охотой была охота на слонов. В последние годы неоколониализма эти небольшие племена вымирали. Но коммунизм, пришедший в Африку, как и всюду, вернул их к жизни. Пигмеи не ушли из тропического леса. Это была их родина. Но теперь они жили в хороших домах, были одеты, грамотны. Многие из них получили высшее образование. Среди них было особенно много талантливых биологов и ботаников.
Хозяева пригласили гостей в свой город. Вскоре Павел сидел в круглой комнате на низеньком диване и беседовал с местным мэром – сухоньким, маленьким человечком.
Мэр сказал, что он догадывается о цели визита к ним.
– Вы ищете белую девушку, прилетевшую к нам на турболете? – спросил он.
– Да, – оживленно откликнулся Павел, – где она?
– Она у нас была… Но все не так просто. Она спит.
– То есть как спит?
Мэр рассказал Павлу о том, как к ним попала Таня.
– Мы ничего не смогли сделать, но девушка жива, и ясно, что она спит. Чуть заметно дышит. Мы договорились с Ленинградским институтом психотерапии, что он возьмет девушку на излечение, и отправили ее в Россию. Мы надеемся, там ее вылечат.
Грустный, отправился Павел в обратный путь.
Провожая Павла, ученые-биологи Африканской Академии вручили ему несколько сортов семян и растений для опытов на искусственном острове.
Павел понял – это был знак уважения к его работе и выражение сочувствия друзей.
Глава двенадцатая
ЗАПАДНАЯ ОДИССЕЯ
Прошли месяцы напряженной работы. Трудности заключались в том, что Павлу приходилось не только вести исследовательскую работу и руководить маленьким коллективом исследователей. Многие университеты мира стали присылать на остров студентов на практику, нимало не беспокоясь о том, есть для них места или нет. По существующей традиции ни одно государство и ни одно предприятие не могли отказывать студентам в практике. Возникла реальная угроза того, что скоро на острове будет больше студентов, чем ананасов и ба­нанов.
Но конец этому со свойственной ей решительностью положила «наивная» Дженни. Скоро на экранах информационных телевизоров, стоявших на столах в кабинетах ректоров всех университетов, появилась лаконичная надпись: «Остров океанического земледелия в Тихом океане может принимать на практику в каждое полугодие не больше пятидесяти человек». Вслед за этим Мировой координационный центр высшего образования распределил места между странами, но с большими спорами, при этом все стороны считали себя обиженными. Забегая вперед, нужно сказать, что в действительности на остров являлось студентов всегда больше «нормы», и с этим ничего нельзя было поделать. После появления студентов на острове стало веселее. Целыми днями всюду слышался смех, оживленные разговоры и дискуссии. По вечерам устраивались спортивные состязания, импровизированные концерты, танцы, массовые купания в океане. И исследовательские работы пошли быстрее. Островитяне работали с энтузиазмом.
Но молодыми людьми нужно было руководить. Павел понимал это и систематически читал лекции, и сам работал со студентами. Так шло время. Приближался новый год. Студенты разъехались по своим странам, а коллектив острова готовился к этому радостному празднику, собираясь устроить бал вокруг криптомерии – единственного хвойного дерева на острове.
Обычно всю корреспонденцию Павла просматривала Дженни, из нее к Павлу попадала только необходимая. На второстепенные запросы отвечала сама Дженни. Но однажды, получив очередную пачку писем, Дженни явно расстроилась. Она положила на стол нераспечатанные конверты и ушла. Павел, проводив ее удивленным взглядом, принялся разбирать почту.
В одном из писем сказалось приглашение Всемирного Совета по использованию ресурсов моря прибыть в конце декабря в Ленинград для обсуждения возможности создания в центральной зоне Атлантического океана виноградников на полимерных плотах. В этом же письме Совет просил помочь в налаживания работ на первом плоту, создаваемом в Португалии.
Второе письмо было от Тани.
Она писала:
«С добрым утром, Павел! Приветствую так потому, что для меня действительно сейчас все время утро. Несколько дней назад я проснулась от тяжелого сна, или, вернее, наши замечательные врачи вырвали меня из объятий смерти. Ты помнишь Эрнеста Хоросайна? Он мне очень нравился. Я доверяла ему. Мне казалось, что если человек умен, красив, то и все-все в нем должно быть прекрасно. Но я ошиблась. Хоросайн оказался страшным че­ловеком, чудовищем с ископаемой психологией.
Я очень слаба и нахожусь под наблюдением врачей. Самое скверное то, что меня сейчас совершенно не привлекает море. Когда я вспоминаю страшную картину цунами, океан мне кажется злым.
Врачи говорят, что со временем это пройдет. Здесь, в Ленинграде, вскоре будет проходить очень интересная конференция по вопросам освоения океана.
К сожалению, я в ней участвовать не смогу. Было бы замечательно, если бы вы с Ли оказались в Ленинграде.
С приветом ваша Таня».
Павел вызвал Ли и показал ему письмо.
– Что скажешь, старина?
– Поедем, Павел Сергеевич, – подумав, сказал Ли. – Мы обязаны поделиться своим опытом и, кроме того, нельзя бесконечно вариться в собственном соку.
Сказано-сделано. На турболете друзья добрались до Гонолулу, там пересели в рейсовый ракетоплан и уже через полтора часа были в Москве. Не задерживаясь, они сели в шаропоезд и помчались в Ленин­град.
Павел и Ли приехали в Ленинград под вечер. Оба были в теплых пальто. В вагоне наших друзей спросили, куда они едут, и когда услышали, что в Ленинград, то искренне удивились: «А зачем вам тогда пальто?» Павел и Ли, разумеется, ничего не поняли, но когда они вышли на станционную площадь, то почувствовали, что им жарко. Они с удивлением переглянулись, и тут Павел заметил, что у станционного здания растут пальмы.
– Смотри, Ли, – оказал Павел, – какие красивые пальмы, как настоящие.
Ли подошел поближе, присмотрелся и заметил:
– А между прочим, они и есть настоящие.
Оба с изумлением посмотрели друг на друга и, ничего не сказав, отправились в гостиницу. Там они узнали, в чем дело. Ленинградцы всегда считали, что их город самый лучший из всех существующих на земле, но климат им не нравился, а поскольку Ленинград сохранил за собой первенство в технике, то и тут они сумели удивить мир. Они создали искусственный микро­климат.
Суть дела заключалась в том, что над каждым районом города были подняты так называемые «свободные купола», – двойные прозрачные пленки, обладающие чудовищной крепостью на разрыв, между пленками был накачан гелий. Кроме того, под Ленинградом создали тепловое кольцо атомных нагревателей. И результаты были замечательные. В Ленинграде круглый год все ходили в костюмах. В парках и садах зеленели субтропические растения.
Само собой разумеется, что Павел и Ли первый визит нанесли Тане.
Здание института нейротерапии находилось в самом конце проспекта Пушкина и было построено сравнительно недавно из прозрачных и непрозрачных полимеров, обладающих почти абсолютной звуконепроницаемостью.
К Павлу и Ли вышла директор института Наталья Гавриловна Умнова – спокойная женщина лет сорока.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласила она. – Вы друзья профессора Рожковой? Очень хорошо, что навестили ее. Сейчас вы пройдете к Рожковой, но я попрошу вас ни в коем случае ничем не тревожить больную. Вас проведет туда лечащий врач Илья Ильич.
В кабинет Натальи Гавриловны вошел человек среднего роста, тщательно одетый, с несколько мелкими чертами лица и большим лбом. Светлые глаза его скрывались за толстыми стеклами очков.
– Вот познакомьтесь, – сказала Наталья Гавриловна, – гости к нашей больной, Татьяне Рожковой. Проводите их, Илья Ильич, пожалуйста, к ней.
– Мне кажется, – оказал тихо, но настойчиво Илья Ильич, – посещение больной несколько преждевременно. Она еще нуждается в покое.
– Она нуждается в обычных впечатлениях, в обычной жизни, – очень твердо сказала Наталья Гавриловна.
Илья Ильич блеснул очками, открыл дверь и произнес:
– Прошу вас.
Клиника ничем не напоминала больницу: коридор, застланный пушистым красочным ковром, можно было назвать по количеству цветов в нем оранжереей, через открытые двери виднелись очень красиво меблированные комнаты с картинами на стенах. Вскоре Илья Ильич привел наших друзей в небольшую гостиную, оклеенную светло-фиолетовыми обоями с золотом. На низком удобном диване сидела женщина в нарядном платье. Ее молочно-белая кожа как будто светилась. Каштановые волосы, заплетенные в косу, красиво уложены вокруг головы. Женщина подняла на вошедших большие черные глаза и радостно сказала:
– Здравствуйте, друзья мои, я думала, что вы уже и не зайдете ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32