Не может пойти так много денег на строительство нового театра и покупку коллекции рукописей.
– Смотря кто владеет ими. Если бы у меня были эти бумаги и я знал, что университет готов заплатить за них, я бы...
– Да, я не сомневаюсь. При нашей инфляции цены просто сумасшедшие.
– Кто такая Элен Чейз?
Рэндолф посмотрел на племянника живым, быстрым взглядом, в нем как будто что-то заиграло.
– А-а! – сказал он и замолчал.
Вскоре он начал рассказывать – спокойно, следя за интонациями голоса, давая точную оценку ситуации в ясных, тщательно сформулированных фразах-мыслях, характерных для способа мышления ученого. Стрелки часов быстро бежали по циферблату – прошел час, когда Рэндолф перешел от высоких материй точной науки к неясным, непредсказуемым сферам повседневной жизни.
– Я довольно ясно понимаю, Теренс, что ты приехал ко мне просить денег. Твой рассказ об ошибке в донесении, в котором сообщалось о твоей гибели в сражении против этих жалких и безрассудных бунтовщиков, звучит романтично. И в отношении военного суда ты вел себя мужественно и честно.
Ты еще молод, а соблазн легких денег приводил к краху людей посильнее и постарше тебя...
Мэллоу хватило ума не делать попытки защищать себя в такой деликатной ситуации.
– Твоя бедная мама часто говорила мне, что твой отец – прелестный мужчина с большими способностями. Я считаю, что недостойно сейчас отзываться плохо о человеке, которого уже нет в живых, – он ведь не может защитить себя. Я никогда не сходился во взглядах с твоим отцом. Но то, что у него было море обаяния, манера держаться с легкой фамильярностью, то, что его окружала располагавшая к нему аура, – этого всего отрицать нельзя.
Все это есть и в тебе, Теренс. В сочетании, слава Богу, со многими добродетелями, высокими моральными правилами и взглядами твоей матери. Ты поступал чертовски глупо, когда таскал из флотских запасов – но это еще не конец света.
– Спасибо, дядя, – Мэллоу слушал поучение дяди с покорностью, опустив голову и всем своим видом демонстрируя смиренность и раскаяние.
– Я хочу, чтобы ты, – сказал профессор Чезлин Рэндолф, – направил свои чары на эту красноголовую дамочку – Элен Чейз. Ты должен выяснить все, что касается ее теорий, планов, для чего в действительности она хочет получить фонд Максвелла. Будь осторожен. Я чувствую, что она – шарлатанка.
И я абсолютно уверен, что смогу доказать членам правления фонда: то, на что она собирается растратить средства по мелочам, не входит в сферу, обеспечиваемую фондом. Я уверен – фонд должен служить науке!
Мэллоу поднял голову и серьезно посмотрел на дядю:
– Ты полностью определился во всей этой ситуации, не так ли? Ты решил не останавливаться ни перед чем, только бы не допустить ухода денег из фонда в другое место? Будешь бороться за свою лабораторию?
– Да. Я готов делать все, чтобы получить фонд! А что касается твоего личного безденежья, то здесь, пожалуй, мы можем позволить себе неплохо платить тебе, если ты будешь добросовестно работать на меня.
– Ты так добр ко мне, дядя. Ты увидишь, какой я буду хороший в качестве тайного агента – и не слишком дорогой.
А про себя Мэллоу подумал: не слишком дорогой – для начала. Если все волнения старика связаны с тем, чтобы получить средства из фонда Максвелла, и во всем этом замешана женщина, так почему бы ему, Терри Мэллоу, бывшему офицеру космического флота, не справиться с такой проблемой.
Тем не менее ему не очень нравилось выражение дядиных глаз. Он с поразительной ясностью припомнил тот момент в прошлом, когда видел такой же тусклый, беспомощный взгляд. Так выглядели глаза молодого бунтовщика с худым лицом и беспорядочной копной рыжих волос. Его ноги – Мэллоу помнил мельчайшие подробности – были необыкновенно длинные и мускулистые, и мышцы очень четко проступали сквозь желтовато-коричневые кожаные брюки, тесно облегавшие ноги. Он, как сумасшедший, набросился на Мэллоу, очень сильно ругался, выкрикивал проклятия. Мэллоу, убив парня, увидел тогда – и помнил до сих пор – потухший, опустошенный взгляд в широко открытых глазах разбойника.
Очень странно и неприятно было вновь увидеть почти такое же выражение безысходности – на этот раз в глазах дяди, степенного, строгого, выдающегося ученого всей Галактики.
Но Терри Мэллоу умел закрывать глаза на многое в жизни в предвкушении скорого кредита.
Когда разговор с дядей закончился, Мэллоу отправился в просторную комнату для гостей и некоторое время лежал без сна, заложив руки под голову. Потом, закурив сигару, долго раздумывал над тем, какой окажется Элен Чейз.
Глава 3
– В прошлом году, моя дорогая Элен, на каждые десять тысяч присвоенных степеней за достижения в области науки приходилась одна-единственная жалкая степень в области искусства...
– Что я могу поделать, мой дорогой Питер, если ни мужчины, ни женщины не умеют пользоваться своими возможностями?
– Возможностями?
Доктор Питер Хаулэнд держал палец на кнопке проигрывателя, чтобы, нажав на нее, услышать Баха и приятно расчувствоваться. В апартаментах Элен Чейз собрались завсегдатаи – музыканты, предсказатели, разные чудаки, появилось и несколько вызывающих искренний интерес новых лиц. За стенами дома фонари освещали покрытые снегом улицы, а здесь, в комнатах, было тепло, людно и много удовольствий, учащающих пульс: хорошее вино, вкусная еда, отличные сигары, присутствие прекрасных дам – все это приносит радость и оживляет любой дом, даже если он стар и не очень красив.
– Да, Питер. Возможностями. Как там насчет Баха?
Хаулэнд нажал кнопку и привычным движением уменьшил громкость. Он очень хорошо понимал, что люди искусства терпят его, ученого, в своей среде только потому, что смотрят на него, как на технаря, который умеет управлять электронным проигрывающим аппаратом. Им всем понравился проигрыватель, но они считали его – с тошнотворно-притворной неосведомленностью в технике – очень трудным для пользования механизмом.
Это забавляло Питера Хаулэнда и было ему на руку. Он проработал уже в Льюистиде... как же долго – три месяца? А ему казалось – прошло три года.
Профессора Чезлина Рэндолфа нельзя было назвать одним из приятнейших начальников.
Питер сел на пол рядом с креслом Элен Чейз, в руках у него был бокал с вином.
– Так ты хотела рассказать мне о каких-то возможностях.
– Хорошо. Давай поговорим о тебе.
Элен Чейз с улыбкой посмотрела на сидевшего внизу у ее ног Питера. Ей нравился его внешний вид – он был высок и строен, может, слишком уж худ, но это несравненно лучше тучности. Она не отводила от него свой изучающий, серьезный взгляд, в выражении же лица Питера были ребячество и смешливость. В глазах Хаулэнда вспыхнул огонек интереса, губы иронично искривились, ноздри нетерпеливо раздувались. У этих двух людей, познакомившихся только три месяца назад, – хотя почему-то казалось, будто они знают друг друга давным-давно, – было много общего, что они оба с удивлением обнаружили почти в самом начале знакомства. Они горячо и подолгу говорили на многие темы, но никогда о себе. Поэтому и был таким настороженно удивленным взгляд Хаулэнда сейчас.
– А что говорить обо мне? Я в порядке.
– Согласна. Ты доктор наук и занимаешься какой-то совершенно неизвестной, понятной только посвященным отраслью. Ты знаешь, как долго придется ждать, пока какое-нибудь заведение предложит тебе твою собственную кафедру.
– Все правильно. И я не тревожусь.
– Только потому, благодари Бога, что ты еще молод. Но взгляни на внутреннюю жизнь ученых. Возьми любое крупное промышленное предприятие. Ты увидишь здесь сотни первоклассных ученых, работающих в своих лабораториях.
Но кого ты находишь в административной верхушке? Что из себя представляют высшие руководители? Я скажу тебе, Питер. Управляют вашими учеными мозгами люди с гуманитарными способностями.
– Это не всегда так...
– Конечно, не всегда. Кибернетики выполняют большую часть административной работы сами. Но в конечном счете, если бы ты имел возможность провести обследование, ты бы пришел к выводу, что девятеро из десяти – люди гуманитарного, художественного склада ума.
– Тогда что-то неладно с нашим обществом!
– Темный ты человек!
– Ну, объясни мне, – сказал Хаулэнд, согнувшись так, что подпер коленом подбородок, – сам Бог послал тебя в подарок всем поклонникам и любителям Шоу и Уэллса. Ты все о них изучила. Так вот, я кое-что прочитал из Шоу и Уэллса, и они...
– Он.
Хаулэнд выразительно взглянул на нее и шутливо, как бы в ее честь, поднял бокал.
– Ты говоришь – он. Я прочитал те материалы, которые ты мне дала, и готов поспорить, что их было двое, живших и творивших в те далекие времена.
– Ты, видимо, не в состоянии понять, что человек может писать в определенной манере, в особом стиле, использовать долгое время один способ письма, а потом, совершенно умышленно, как бы поворачивает себя вокруг своей оси и выдает вещи, полностью не похожие на ранее написанные во всех отношениях.
– Но у нас есть фотографии – смешные старые плоские черно-белые карточки...
– Как ты наивен, Питер! Один мужчина отпускает бороду, а другой нет. Если бы я захотела что-то опубликовать под другим именем, я бы без труда нашла женскую фотографию...
– Тебе трудно было бы найти такую, чтобы хоть наполовину была бы такой же красивой... – Хаулэнд замолчал, почувствовав, что сильно покраснел, и закрыл свое лицо бокалом, отпив немного вина.
Элен тоже выглядела смущенной. Личные взаимоотношения – дело нелегкое. Ей нравился Питер Хаулэнд. Но на первом месте у нее была работа над своим научным трудом. Она редко думала о себе только как о женщине, как думали о себе некоторые представительницы слабого пола факультета; но ей хватало мудрости не впадать и в другую крайность – в подражание мужчинам коротко стричь волосы и носить широкие брюки. Она привыкла к мысли, что Питер Хаулэнд считал ее таким же сухим ученым, как он сам.
Хаулэнд говорил быстро, резко, беспорядочно, тщательно скрывая свои чувства, чтобы ему не навязывали собственных мнений:
– Моя работа продвигается очень успешно. Я уже все рассчитал. Когда мы попадем на планету Поучалин-9, мы сможем сразу же приступить к делу.
Одна из самых важных проблем – не захватить с собой и не перенести на стерильную планету наших старых добрых приятелей с Земли – разных вирусов и бактерий. Этой работой я как бы поставил на карту все свое ближайшее будущее, ты же знаешь. Больше того, я не боюсь провала – хотя провал мог бы погубить меня, – потому что я уверен в успехе. Я точно знаю, что наши исследования идут в правильном направлении, а Рэндолф, можно сказать, маленький чародей. Максвелловский фонд намерен выдать одно из самых богатых пожертвований на этот раз, видишь ли...
Элен смотрела на него с очень странным выражением лица. Он улыбнулся.
Может быть, она сильно обиделась на его глупый комплимент насчет ее красоты – фу-ты, черт! Она очень привлекательна, и если бы у него было чуть больше свободного времени, он бы подумал о более серьезном отношении к ней. А пока – у нее не было времени для мужчин, он не находил времени заниматься женщинами.
– Действительно все это так много значит для тебя, Питер?
– Много значит! Представь себе, что ты вдруг получила возможность поговорить с Джорджем Бернардом или Гербертом Джорджем – как тебе угодно лицом к лицу. Принесет такая встреча тебе пользу? Вот так же и для меня моя работа – тогда уж я буду выбирать научную кафедру!
– Но разве ты не слышал? Профессор Рэндолф не говорил тебе?..
– Говорил мне о чем? Что за большой секрет?
– Возможно, я сказала преждевременно. Возможно, это все еще секрет.
Извини меня, Питер. Это не в моей компетенции. Спроси у профессора Рэндолфа, не спрашивай у меня.
Хаулэнд пришел в полное замешательство, его молодое лицо выглядело немного комично.
– Ладно, Элен. Раз ты так говоришь...
– Элен всегда знает, что говорит, – сказал Теренс Мэллоу, направляясь прямо к ним от двери. – И в большинстве случаев она права.
Его смазливое лицо раздражало Хаулэнда, но приходилось терпеть профессорского племянника.
– Привет, Терри, – сказала Элен и слишком уж пылко посмотрела на Мэллоу, что не понравилось Хаулэнду. Питер вдруг представил себе, как нелепо он выглядит сидящим здесь на полу, будто какой-то школьник. Он быстро поднялся, расплескав немного вина. Мэллоу посещал Элен слишком часто в последнее время – это тоже не нравилось Хаулэнду.
– Питер, – приветливо обратился к нему Мэллоу. – Мой дядя хотел бы видеть тебя прямо сейчас. Он так и думал, что я встречу тебя здесь.
Вынужденный уйти, Хаулэнд посмотрел сначала на одного, потом на другого. Бывший космический летчик – ушедший в отставку, раненный в сражении, – который усердно создавал вокруг своей персоны романтический ореол, и молодая женщина оставались наедине – это просто коробило Хаулэнда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Смотря кто владеет ими. Если бы у меня были эти бумаги и я знал, что университет готов заплатить за них, я бы...
– Да, я не сомневаюсь. При нашей инфляции цены просто сумасшедшие.
– Кто такая Элен Чейз?
Рэндолф посмотрел на племянника живым, быстрым взглядом, в нем как будто что-то заиграло.
– А-а! – сказал он и замолчал.
Вскоре он начал рассказывать – спокойно, следя за интонациями голоса, давая точную оценку ситуации в ясных, тщательно сформулированных фразах-мыслях, характерных для способа мышления ученого. Стрелки часов быстро бежали по циферблату – прошел час, когда Рэндолф перешел от высоких материй точной науки к неясным, непредсказуемым сферам повседневной жизни.
– Я довольно ясно понимаю, Теренс, что ты приехал ко мне просить денег. Твой рассказ об ошибке в донесении, в котором сообщалось о твоей гибели в сражении против этих жалких и безрассудных бунтовщиков, звучит романтично. И в отношении военного суда ты вел себя мужественно и честно.
Ты еще молод, а соблазн легких денег приводил к краху людей посильнее и постарше тебя...
Мэллоу хватило ума не делать попытки защищать себя в такой деликатной ситуации.
– Твоя бедная мама часто говорила мне, что твой отец – прелестный мужчина с большими способностями. Я считаю, что недостойно сейчас отзываться плохо о человеке, которого уже нет в живых, – он ведь не может защитить себя. Я никогда не сходился во взглядах с твоим отцом. Но то, что у него было море обаяния, манера держаться с легкой фамильярностью, то, что его окружала располагавшая к нему аура, – этого всего отрицать нельзя.
Все это есть и в тебе, Теренс. В сочетании, слава Богу, со многими добродетелями, высокими моральными правилами и взглядами твоей матери. Ты поступал чертовски глупо, когда таскал из флотских запасов – но это еще не конец света.
– Спасибо, дядя, – Мэллоу слушал поучение дяди с покорностью, опустив голову и всем своим видом демонстрируя смиренность и раскаяние.
– Я хочу, чтобы ты, – сказал профессор Чезлин Рэндолф, – направил свои чары на эту красноголовую дамочку – Элен Чейз. Ты должен выяснить все, что касается ее теорий, планов, для чего в действительности она хочет получить фонд Максвелла. Будь осторожен. Я чувствую, что она – шарлатанка.
И я абсолютно уверен, что смогу доказать членам правления фонда: то, на что она собирается растратить средства по мелочам, не входит в сферу, обеспечиваемую фондом. Я уверен – фонд должен служить науке!
Мэллоу поднял голову и серьезно посмотрел на дядю:
– Ты полностью определился во всей этой ситуации, не так ли? Ты решил не останавливаться ни перед чем, только бы не допустить ухода денег из фонда в другое место? Будешь бороться за свою лабораторию?
– Да. Я готов делать все, чтобы получить фонд! А что касается твоего личного безденежья, то здесь, пожалуй, мы можем позволить себе неплохо платить тебе, если ты будешь добросовестно работать на меня.
– Ты так добр ко мне, дядя. Ты увидишь, какой я буду хороший в качестве тайного агента – и не слишком дорогой.
А про себя Мэллоу подумал: не слишком дорогой – для начала. Если все волнения старика связаны с тем, чтобы получить средства из фонда Максвелла, и во всем этом замешана женщина, так почему бы ему, Терри Мэллоу, бывшему офицеру космического флота, не справиться с такой проблемой.
Тем не менее ему не очень нравилось выражение дядиных глаз. Он с поразительной ясностью припомнил тот момент в прошлом, когда видел такой же тусклый, беспомощный взгляд. Так выглядели глаза молодого бунтовщика с худым лицом и беспорядочной копной рыжих волос. Его ноги – Мэллоу помнил мельчайшие подробности – были необыкновенно длинные и мускулистые, и мышцы очень четко проступали сквозь желтовато-коричневые кожаные брюки, тесно облегавшие ноги. Он, как сумасшедший, набросился на Мэллоу, очень сильно ругался, выкрикивал проклятия. Мэллоу, убив парня, увидел тогда – и помнил до сих пор – потухший, опустошенный взгляд в широко открытых глазах разбойника.
Очень странно и неприятно было вновь увидеть почти такое же выражение безысходности – на этот раз в глазах дяди, степенного, строгого, выдающегося ученого всей Галактики.
Но Терри Мэллоу умел закрывать глаза на многое в жизни в предвкушении скорого кредита.
Когда разговор с дядей закончился, Мэллоу отправился в просторную комнату для гостей и некоторое время лежал без сна, заложив руки под голову. Потом, закурив сигару, долго раздумывал над тем, какой окажется Элен Чейз.
Глава 3
– В прошлом году, моя дорогая Элен, на каждые десять тысяч присвоенных степеней за достижения в области науки приходилась одна-единственная жалкая степень в области искусства...
– Что я могу поделать, мой дорогой Питер, если ни мужчины, ни женщины не умеют пользоваться своими возможностями?
– Возможностями?
Доктор Питер Хаулэнд держал палец на кнопке проигрывателя, чтобы, нажав на нее, услышать Баха и приятно расчувствоваться. В апартаментах Элен Чейз собрались завсегдатаи – музыканты, предсказатели, разные чудаки, появилось и несколько вызывающих искренний интерес новых лиц. За стенами дома фонари освещали покрытые снегом улицы, а здесь, в комнатах, было тепло, людно и много удовольствий, учащающих пульс: хорошее вино, вкусная еда, отличные сигары, присутствие прекрасных дам – все это приносит радость и оживляет любой дом, даже если он стар и не очень красив.
– Да, Питер. Возможностями. Как там насчет Баха?
Хаулэнд нажал кнопку и привычным движением уменьшил громкость. Он очень хорошо понимал, что люди искусства терпят его, ученого, в своей среде только потому, что смотрят на него, как на технаря, который умеет управлять электронным проигрывающим аппаратом. Им всем понравился проигрыватель, но они считали его – с тошнотворно-притворной неосведомленностью в технике – очень трудным для пользования механизмом.
Это забавляло Питера Хаулэнда и было ему на руку. Он проработал уже в Льюистиде... как же долго – три месяца? А ему казалось – прошло три года.
Профессора Чезлина Рэндолфа нельзя было назвать одним из приятнейших начальников.
Питер сел на пол рядом с креслом Элен Чейз, в руках у него был бокал с вином.
– Так ты хотела рассказать мне о каких-то возможностях.
– Хорошо. Давай поговорим о тебе.
Элен Чейз с улыбкой посмотрела на сидевшего внизу у ее ног Питера. Ей нравился его внешний вид – он был высок и строен, может, слишком уж худ, но это несравненно лучше тучности. Она не отводила от него свой изучающий, серьезный взгляд, в выражении же лица Питера были ребячество и смешливость. В глазах Хаулэнда вспыхнул огонек интереса, губы иронично искривились, ноздри нетерпеливо раздувались. У этих двух людей, познакомившихся только три месяца назад, – хотя почему-то казалось, будто они знают друг друга давным-давно, – было много общего, что они оба с удивлением обнаружили почти в самом начале знакомства. Они горячо и подолгу говорили на многие темы, но никогда о себе. Поэтому и был таким настороженно удивленным взгляд Хаулэнда сейчас.
– А что говорить обо мне? Я в порядке.
– Согласна. Ты доктор наук и занимаешься какой-то совершенно неизвестной, понятной только посвященным отраслью. Ты знаешь, как долго придется ждать, пока какое-нибудь заведение предложит тебе твою собственную кафедру.
– Все правильно. И я не тревожусь.
– Только потому, благодари Бога, что ты еще молод. Но взгляни на внутреннюю жизнь ученых. Возьми любое крупное промышленное предприятие. Ты увидишь здесь сотни первоклассных ученых, работающих в своих лабораториях.
Но кого ты находишь в административной верхушке? Что из себя представляют высшие руководители? Я скажу тебе, Питер. Управляют вашими учеными мозгами люди с гуманитарными способностями.
– Это не всегда так...
– Конечно, не всегда. Кибернетики выполняют большую часть административной работы сами. Но в конечном счете, если бы ты имел возможность провести обследование, ты бы пришел к выводу, что девятеро из десяти – люди гуманитарного, художественного склада ума.
– Тогда что-то неладно с нашим обществом!
– Темный ты человек!
– Ну, объясни мне, – сказал Хаулэнд, согнувшись так, что подпер коленом подбородок, – сам Бог послал тебя в подарок всем поклонникам и любителям Шоу и Уэллса. Ты все о них изучила. Так вот, я кое-что прочитал из Шоу и Уэллса, и они...
– Он.
Хаулэнд выразительно взглянул на нее и шутливо, как бы в ее честь, поднял бокал.
– Ты говоришь – он. Я прочитал те материалы, которые ты мне дала, и готов поспорить, что их было двое, живших и творивших в те далекие времена.
– Ты, видимо, не в состоянии понять, что человек может писать в определенной манере, в особом стиле, использовать долгое время один способ письма, а потом, совершенно умышленно, как бы поворачивает себя вокруг своей оси и выдает вещи, полностью не похожие на ранее написанные во всех отношениях.
– Но у нас есть фотографии – смешные старые плоские черно-белые карточки...
– Как ты наивен, Питер! Один мужчина отпускает бороду, а другой нет. Если бы я захотела что-то опубликовать под другим именем, я бы без труда нашла женскую фотографию...
– Тебе трудно было бы найти такую, чтобы хоть наполовину была бы такой же красивой... – Хаулэнд замолчал, почувствовав, что сильно покраснел, и закрыл свое лицо бокалом, отпив немного вина.
Элен тоже выглядела смущенной. Личные взаимоотношения – дело нелегкое. Ей нравился Питер Хаулэнд. Но на первом месте у нее была работа над своим научным трудом. Она редко думала о себе только как о женщине, как думали о себе некоторые представительницы слабого пола факультета; но ей хватало мудрости не впадать и в другую крайность – в подражание мужчинам коротко стричь волосы и носить широкие брюки. Она привыкла к мысли, что Питер Хаулэнд считал ее таким же сухим ученым, как он сам.
Хаулэнд говорил быстро, резко, беспорядочно, тщательно скрывая свои чувства, чтобы ему не навязывали собственных мнений:
– Моя работа продвигается очень успешно. Я уже все рассчитал. Когда мы попадем на планету Поучалин-9, мы сможем сразу же приступить к делу.
Одна из самых важных проблем – не захватить с собой и не перенести на стерильную планету наших старых добрых приятелей с Земли – разных вирусов и бактерий. Этой работой я как бы поставил на карту все свое ближайшее будущее, ты же знаешь. Больше того, я не боюсь провала – хотя провал мог бы погубить меня, – потому что я уверен в успехе. Я точно знаю, что наши исследования идут в правильном направлении, а Рэндолф, можно сказать, маленький чародей. Максвелловский фонд намерен выдать одно из самых богатых пожертвований на этот раз, видишь ли...
Элен смотрела на него с очень странным выражением лица. Он улыбнулся.
Может быть, она сильно обиделась на его глупый комплимент насчет ее красоты – фу-ты, черт! Она очень привлекательна, и если бы у него было чуть больше свободного времени, он бы подумал о более серьезном отношении к ней. А пока – у нее не было времени для мужчин, он не находил времени заниматься женщинами.
– Действительно все это так много значит для тебя, Питер?
– Много значит! Представь себе, что ты вдруг получила возможность поговорить с Джорджем Бернардом или Гербертом Джорджем – как тебе угодно лицом к лицу. Принесет такая встреча тебе пользу? Вот так же и для меня моя работа – тогда уж я буду выбирать научную кафедру!
– Но разве ты не слышал? Профессор Рэндолф не говорил тебе?..
– Говорил мне о чем? Что за большой секрет?
– Возможно, я сказала преждевременно. Возможно, это все еще секрет.
Извини меня, Питер. Это не в моей компетенции. Спроси у профессора Рэндолфа, не спрашивай у меня.
Хаулэнд пришел в полное замешательство, его молодое лицо выглядело немного комично.
– Ладно, Элен. Раз ты так говоришь...
– Элен всегда знает, что говорит, – сказал Теренс Мэллоу, направляясь прямо к ним от двери. – И в большинстве случаев она права.
Его смазливое лицо раздражало Хаулэнда, но приходилось терпеть профессорского племянника.
– Привет, Терри, – сказала Элен и слишком уж пылко посмотрела на Мэллоу, что не понравилось Хаулэнду. Питер вдруг представил себе, как нелепо он выглядит сидящим здесь на полу, будто какой-то школьник. Он быстро поднялся, расплескав немного вина. Мэллоу посещал Элен слишком часто в последнее время – это тоже не нравилось Хаулэнду.
– Питер, – приветливо обратился к нему Мэллоу. – Мой дядя хотел бы видеть тебя прямо сейчас. Он так и думал, что я встречу тебя здесь.
Вынужденный уйти, Хаулэнд посмотрел сначала на одного, потом на другого. Бывший космический летчик – ушедший в отставку, раненный в сражении, – который усердно создавал вокруг своей персоны романтический ореол, и молодая женщина оставались наедине – это просто коробило Хаулэнда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21