Некоторых можно подчинить или очаровать - и то, и другое вещи временные, но приятные. Так люди ведут себя в семье. С опасными дело обстоит хуже. Лучше всего держаться от них подальше, но если не получается, приходиться играть в их игры
- то бишь подчиняться, сохраняя при этом для себя некую иллюзию независимости.
В подчинении можно зайти так далеко, что опасный клюнет на твою удочку и сделается зависимым от тебя. Тогда ты празднуешь победу - до следующего раза.
Я снова был в шоке. Халид бил жестоко и без промаха. Однако теперь возмущение сменила глубокая тоска.
- Эй! - окликнул меня Халид. - Опять наркоманишь?
- Отстань, - пробурчал я.
- Достойный ответ для ученика мага!
- Какой там ты маг...
- Здравая мысль. Только вот что я тебе скажу: какой бы ты эмоции не сдался, - это плен. Чувства приходят, и ты живешь с ними бок о бок - не борешься, но и не сдаешься. Депрессивные люди - наркоманы тоски и малодушия, оптимисты - наркоманы поверхностного взгляда на жизнь. И те, и другие достойны сожаления.
- Тебя послушать - нормальных людей в мире вообще нет.
- Совершенно верно! В мире вообще нет людей. Есть человек - конкретный, стоящий перед тобой здесь и сейчас. Им может быть кто угодно - друг, враг, незнакомец. Важно одно: нет скопища под названием "люди", есть конкретные живые существа, с которыми ты общаешься каждый день, по отношению к которым ты испытываешь различные чувства. У них есть имена, биографии. Они - живые, а не тени. Открой учебник психологии - там нет жизни, там некие законы, которые движут условными человеками. Я говорю тебе: нет законов! Каждый человек - это вселенная. И то, что нас вообще что-то объединяет невыразимое чудо!
Этот монолог Халид произнес на одном дыхании - с жаром, который был ему обычно не свойствен. Он даже запыхался и тыльной стороной руки вытер пот со лба.
Похоже, разговор коснулся чего-то действительно важного.
- Предположим, - осторожно начал я, - что нас действительно окружают замечательные создания - вселенные, по твоим словам. Откуда же на Земле столько зла? Откуда Сталин, Гитлер, Чингисхан?
- Да не сказал я, что вселенная - это хорошо. Или плохо. Вселенная - это множественность, глубина, простор, изменчивость. Когда ты признаешь за человеком право быть вселенной, меняется отношение к нему.
- Да, кстати, ты мне преподнес замечательный урок. Но ведь твой поступок - чистый эгоизм! Может у меня действительно был важный разговор. Мало того, что ты прогнал меня - допустим, ты был не в духе, хотя и мог объясниться словами. Но применил удар ниже пояса. Это даже подло! По-твоему так надо относиться к вселенной?
- Подбери слюни, - равнодушно бросил Халид, - и прекрати это жалкое вяканье.
Я и не думал прогонять тебя - я показал свое нежелание тебя видеть в данный конкретный момент. Будь ты, допустим, воин, то настоял бы на разговоре, раз он для тебя действительно так важен. Но ты пошел на поводу у своего поноса, и раз ты выбрал понос, отнесись с достоинством к этому выбору. Силен - наступай, слаб
- отступай. Для воина ни в том, ни в другом нет поражения.
- Но этично ли вообще влиять на людей таким образом?
- Неэтично только одно - брать в руки меч, которым не сумеешь воспользоваться.
И то - это неэтично по отношению к мечу. Все остальное - разговоры. На твоем месте я бы просто молчал: до искусства влияния тебе еще очень далеко.
ГЛАВА 7. СТРАХ ОПОССУМА На первое мая в общаге организовали дискотеку. По правде говоря, я не очень-то люблю местные танцульки: зал тесный, жара, дурацкий звук, а главное - все стараются по этому случаю как следует напиться. Потолкавшись с часок, я неожиданно разглядел в самой гуще танцующих Халида. Он бурно отплясывал лихую джигу в компании земляков. Присев у стеночки, я решил дождаться, пока он слегка угомонится. Я снова нарывался на душещипательную беседу.
С Халидом мы общались уже достаточно долго. По большей части, он философствовал; кроме "врастания" и "гиперреальности" новых практик фактически не было. Впрочем, учение, элементы которого пытался втолковать мне Халид, интересовало меня гораздо больше любых техник. Склоняясь по привычке к интеллектуальным размышлениям, я пытался связать его с известными мне направлениями: буддизмом, Кастанедой, Ошо, учением суфиев. Но Халид упорно сопротивлялся моим потугам.
Всякий раз, когда я обнаруживал в его рассуждениях сходство с различными учениями, он ловко противоречил себе и путал следы. Путь, который он называл Искусством, с большим трудом поддавался определениям. Пока я сформулировал для себя единственный доступный мне постулат: Искусство - это подход, универсальное мировосприятие, которое может быть применимо к любой сфере жизни и трансформирует ее в соответствии с задачами практикующего. Возможно, я и ошибался.
- Почему не танцуешь? - рядом со мной стоял потный, взъерошенный Халид.
- Да так. Не хочется.
- Как - не хочется?
- Очень просто. Ты еще долго намерен плясать?
- Не знаю, какая разница. Ты меня ждешь, что ли?
- Допустим.
- Ну уж нет. Сегодня - никаких разговоров. Ты мой должник. Пошли!
Халид ничтоже сумняшеся взял меня за руку и поволок в гущу танцующих. Я чувствовал себя крайне дискомфортно. Танцевать совершенно не хотелось, да я и не умел. Немалым усилием я заставлял тело двигаться в ритме - со стороны это, должно быть, выглядело весьма неприглядно. Халид и его друзья плясали как заведенные, периодически что-то выкрикивая на своем языке. То и дело они поглядывали на меня, переговаривались и хохотали. Мне стало противно. Едва дождавшись конца песни, я снова смылся под стенку. Халид нагнал меня.
- Что случилось? Почему ты такой скованный?
- Я же сказал - не хочу танцевать.
- Но почему?
- Нипочему. И какого черта твои приятели смеются надо мной?
Халид мягко хохотнул.
- Они не над тобой смеются, а надо мной. И потом - хороший урок для твоих амбиций.
- Почему это они над тобой смеются?
- Говорят, что мой ученик - самый бестолковый среди всех.
- У них тоже есть ученики?
- У кого есть, у кого нет. Это неважно. Еще они говорят, что ты ужасно напуганный.
- Я напуганный?
- Ну не я же! - Халид ехидно заулыбался. - Конечно ты. Вернее, твое тело напугано.
- Чем же оно напугано?
- Не знаю. Выясним. Значит, не идешь танцевать?
- Нет. Не надейся.
- Ладно. Тогда пойдем прогуляемся. Авось тебе получшает.
Мы вышли в палисадник и двинулись в сторону дальней посадки, сохраняя молчание.
Первым нарушил его я:
- Допустим, у меня действительно полно страхов. Но что делать - я такой.
- Что ты хочешь от меня услышать?
- Раз ты мой учитель - вот и помоги мне.
- В чем я должен тебе помочь?
- Избавиться от страхов.
- А сколько их у тебя?
Его вопрос слегка ошеломил меня. Я задумался, пытаясь заняться подсчетами. Халид тихонько посвистывал.
- Я не знаю. Трудно сказать.
- Давай предположим. Говори первое, что приходит на ум.
- Э-ээ... Штук семь.
- Угу. А какие они?
- В смысле?
- Например: маленькие или большие?
- По размеру?
- Ну да, по размеру. Ты сказал, у тебя имеется семь штук страхов. Предположим, они все разные и могут отличаться друг от друга по цвету, по размеру, по форме.
Подобный ход мысли никогда не приходил мне в голову. Страхи представились мне как семь темно-серых "хвостов" или щупалец, шевелящихся вертикально за спиной.
Зрелище было не из приятных. Наблюдая дальше, я заметил, что среди них выделялось два особенно темных и устрашающих. Эти щупальцы поднимались выше головы и зловеще извивались. Я описал картинку Халиду.
- Замечательно. Остальные пять, стало быть, неважные?
- Похоже на правду.
- Попробуй сказать им об этом.
- Сказать что?
- Что они для тебя не имеют значения и общаться ты намерен только с самыми важными.
- Как я должен это сказать?
- Да как хочешь. Например, словами. И еще - не забудь поблагодарить все свои страхи за то, что они существуют и помогают тебе.
- Интересно, как это они мне помогают? По-моему, только вредят. И у меня совершенно нет желания их благодарить.
- Нет - значит появится! Не надо много думать. Делай то, что я тебе сказал.
Преодолевая острое нежаление, я весьма коряво высказал про себя благодарность своим страхам. Наверное, по правилам Искусства, это следовало делать от души, но душа упорно сопротивлялась. Что-то абсурдное виделось мне во всем этом упражнении. Вслед за тем с гораздо большей охотой я высказал пятерым "хвостам", что не нуждаюсь в их услугах. Как ни странно, "хвосты" поблекли и словно бы увяли. Осталось два самых главных.
- Хорошо, - заметил Халид, выслушав мои результаты. - Теперь ты видишь со страхами можно общаться. И договариваться.
- Зачем это нужно?
- На пути Искусства необходимо уметь общаться с миром. В том числе, и с внутренним. Я задал тебе саму возможность общения, контакта. Ты убедился, что твои страхи - это не нечто абстрактное. Они имеют форму, цвет, размер, они могут подчиняться твоей воле. Хотя воля здесь - далеко не самое главное.
- А что главное?
- Твоя благожелательность. В тебе, как и в любом человеке, обитает множество внутренних жителей или частей сознания - называй как хочешь. Они все разные, у каждого - свои интересы. Вот ты почему-то решил, что твои страхи враждебны тебе. Но что такое ты? Вероятно, они враждебны той части, которая их боится.
Другие части чувствуют все по-другому.
- Растолкуй, пожалуйста.
- Ради Бога. Природой в человеке заложен страх. Это совершенно нормальное чувство - такое же, как гнев, радость, уныние. При этом страх - очень древнее существо. Он - страж, который охраняет нас, равно как и другие живые формы, от опасности, от необдуманных поступков, наконец, от преждевременной гибели. Именно за это его и следует благодарить. Однако есть и другое чувство - боязнь страха.
Вдумайся, чего ты боишься больше - реального хулигана, который может напасть на тебя, или того, что ты испугаешься, не сможешь постоять за себя, будешь унижен и в результате станешь презирать себя. Вернее, твои амбиции, твоя гордыня не дадут тебе спать спокойно.
- В общем, ты прав. Но страх все равно остается. Например, когда я попадаю в ситуацию реальной агрессии, тело и ум как бы цепенеют, и я оказываюсь просто бессилен. Тогда я начинаю искать иные выходы. Например, пытаюсь договориться с человеком, который мне угрожает, вместо того, чтобы сопротивляться, драться.
- Что же в этом плохого?
- Ну как что? Нападающий имеет надо мной полную власть.
И я рассказал Халиду одну историю из детства. Мы с приятелем убегали от соседских мальчишек - они были из чужой компании, и отношения между нами были крайне воинственные. Как правило, я не принимал участия в потасовках, да и соперники были не из самых сильных, но страх все равно брал свое. Мы бежали к подъезду, где жил мой приятель - там была "зона безопасности". Преследователи приближались. Приятель уже вбегал в подъезд, а я был от него метрах в двадцати.
Неожиданно какая-то сила остановила меня, словно бы я впал в кому. Тело одеревенело. Я остановился и стал терпеливо дожидаться преследователей.
Удивленные, они догнали меня и "взяли в плен". Нельзя сказать, что "враги" издевались надо мной, но было очень гадко. Отношения с приятелем испортились навсегда - он счел меня трусом, и правильно сделал.
- Я ничего не мог с собой поделать, - так я закончил эту невеселую историю.
- И с тех пор ты считаешь себя трусом? - спросил Халид.
- Да нет, еще раньше - такое приключалось много раз.
- Чего бы ты хотел теперь?
- Избавиться от этой "комы", сопротивляться.
И я снова пустился в излияния. С детства я мечтал стать сильным, заниматься спортом - например, борьбой. Однако родители были против: мать считала, что борьба - опасная штука, можно покалечиться. Меня думали определить на фигурное катание, но я считал, что это занятие для девчонок, и фигурное катание заглохло.
Выросши, я многократно пытался заняться атлетической гимнастикой, но всегда происходило одно и то же: после полутора-двух месяцев я простужался, и дальше дело не шло. Мне казалось, что тело активно сопротивляется физическому развитию.
- Правильно казалось, - утвердительно закивал Халид. - Оно у тебя сковано страхом изнутри, и малейшие попытки что-либо изменить нарываются на отчаянное сопротивление. Между умом и телом есть негласный договор; я не совсем еще разобрался, в чем суть, но главное - тебя этот паритет устраивает.
- Да не устраивает! - вскипел я, и, чуть успокоившись, добавил: - Уже не устраивает.
- Допустим, уже не устраивает. Замечательно. Но что ты можешь предложить телу взамен твоей "комы"?
- Не понял.
- Попытаюсь объяснить. Оцепенение тела - древнейшая реакция живого организма на опасность. Так поступают многие животные, притворяясь падалью. Приведу пример в стиле твоего любимого Кастанеды. Есть такой зверь опоссум. Это жирная и ленивая тварь. Он не умеет быстро бегать, и когда приближается опасность, опоссум падает на спину и цепенеет. Практически останавливается дыхание, тело делается твердым, как у мертвого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16